Андрей Дмитриев родился в 1976 году. Живет в Нижнем Новгороде. Окончил юридический факультет Нижегородского коммерческого института. Журналист областной газеты «Земля нижегородская». Публиковал стихи и прозу в журналах «Нева», «Дружба народов», «Бельские просторы», «Нижний Новгород» и других изданиях.
станет единственной почвой на свете,
с атмосферных фронтов надвигаясь,
Город – вытянул каменное лицо
в том, что ещё есть листва,
лягушка в пруду, ещё береста –
не единственный довод берёзы,
ещё в парке можно постичь
в котором голубь – не дичь,
на углу, где едут на красный
полночные лихачи – лоб в лоб
с пеленой и надвинутой тенью.
В свете лампы закружится лист,
а пока данность не пожелтела –
жизнелюбию красок дивись.
Улететь бы на яркой ракете
туда, на что не грех подписаться…
и тот, кто отделался чаем, –
последнею спичкой чиркнул
Возможно – мы всё ещё молоды,
но это – заметно не сразу.
но мы смотрели, как в тигле
выплавлялась иная материя,
когда до нитки, до костей, до того,
В огне – вместо духа и сына –
нам чудился жар сентенций,
хотелось – если уж греться –
Да, голем – казалось, что это ты –
и стал тем, чего стоит бояться
на встречной с тобой полосе.
что трактуется на твоём языке
А ближе тебя подпустишь –
не рождённые в жизни явленной…
могли б захиреть от цинги
втёкшего в глаз по руслу индейского лета,
но – улучив время и место –
в строчке спорного текста,
в котором – ноздря в ноздрю –
апокалипсиса или просто –
жеребцы из разграбленного обоза.
захлебнувшись клюквенным соком,
при разделе на «не наших» и «наших»
лезвие, сгинуть в лестничной клетке,
аккорд, собранный по куску
вылепляли из глины в мифах
и хлебные крошки покидают ладонь
в чужом незнакомом городе
несущими мимо барокко и готики
в сторону спальных районов из теста
ржаного с обилием грубой соли.
Сколько ещё лететь-плыть-ехать –
знает только играющий соло
флейтист в руинах расколотого ореха,
Всё иное казалось пустым –
невкусным, несладким. Эх –
правления цветом и звуком
не Большого Брата или его внука,
а в руках скупой глухоты,
в мокрый картон, где ты –
в слишком тесной связи с людьми.
покидало толкиеновский сюжет,
в котором бог метит шельму,
Но бог – в тусклых прожилках
в каком-то детском ключе.
Ведь знают уста младенца –
что в маленьких радостях сердцу