Все новости
Поэзия
20 Марта 2018, 18:27

№2.2018. Шуралёв Александр. Метнуть наудачу медь... Стихи

Александр Михайлович Шуралёв – профессор БГПУ им. М. Акмуллы, доктор педагогических наук, член Союза писателей РФ и Союза писателей РБ, автор книг и многочисленных статей по литературоведению, поэтических сборников; стихи публиковались во многих московских изданиях («Дружба народов», «Литературная газета», «Литературная Россия», «Наш современник», «Московский год поэзии», «Роман-журнал XXI век», «Юность» и др.); лауреат многих международных литературных конкурсов. Родился 11 марта 1958 года в с. Кушнаренково. Запальчиво сорвав с себя рубаху и навострив железо топора, кромсаешь, колотя по ним с размаху, расколотые до тебя дрова.

Александр Михайлович Шуралёв – профессор БГПУ им. М. Акмуллы, доктор педагогических наук, член Союза писателей РФ и Союза писателей РБ, автор книг и многочисленных статей по литературоведению, поэтических сборников; стихи публиковались во многих московских изданиях («Дружба народов», «Литературная газета», «Литературная Россия», «Наш современник», «Московский год поэзии», «Роман-журнал XXI век», «Юность» и др.); лауреат многих международных литературных конкурсов. Родился 11 марта 1958 года в с. Кушнаренково.
Александр Шуралёв
Метнуть наудачу медь…
Щепа
Запальчиво сорвав с себя рубаху
и навострив железо топора,
кромсаешь, колотя по ним с размаху,
расколотые до тебя дрова.
Всё тюкаешь и тюкаешь в угаре,
поленья рьяно крошишь до щепы,
и отдаётся в каждом том ударе
болезненная мелочность тщеты.
А рядышком, почти под самым носом,
на расстоянье шага и руки
стоят неразрешимые вопросы –
не колотые нами чурбаки.
Орёл
Бывает, что всё не так:
окрестность – глухой тупик,
в душе – непроглядный мрак,
раскис, растерялся, сник.
Осталось собрать рюкзак,
решимости наскрести,
отправиться на вокзал,
былому шепнув: «Прости».
Сесть в поезд, идущий вдаль,
в вагоне на посошок
для тонуса в чай – печаль,
для бонуса – сахарок.
Сплетая узоры фраз,
за словом не лезть в карман:
с попутчиками – рассказ,
с попутчицами – роман…
Растопится чей-то лёд,
затеплится чей-то свет,
а поезд идёт вперёд,
и рельсы как длинный след.
Осталось под стук колёс
о чём-то хорошем спеть,
то ль в шутку, а то ль всерьёз
метнуть наудачу медь.
Не спать, а всю ночь мечтать
и строить воздушный дом,
пятак в кулаке зажать,
нацеленный вверх орлом.
Остался совсем пустяк:
сойти где-нибудь с утра,
разжать с пятаком кулак
и выпустить в высь орла.
Перцы
Северные ветры
дули невпопад.
Серенькие гетры.
Исподлобья взгляд.
Фейерверк из рыжих
всклоченных волос.
Руки-пассатижи.
Буратинный нос.
Взбрыки против шерсти
всем наперекор.
В тили-тили-тесте –
грёзы и забор…
А в пацанском сердце
вместе с ней росли,
как на грядке – перцы,
пряности любви.
Женщина моей мечты
Мне женщина нужна, чтоб вымыть пол
в заросшей одиночеством Вселенной,
накрыть – но не поляну – просто стол
и усладить беседой задушевной,
мой смятый быт разгладить утюгом,
сшить воедино ежедневья клочья,
рассказывать мне сказки перед сном…
(для остального хватит многоточья).
Новые факты уфологии
Как-то инопланетянин,
перепутав космодром,
к незамуженке случайно
залетел под вечер в дом.
А она смекнула быстро,
что мужик он как-никак:
с галактическим туристом
установлен был контакт.
Яств земных отведав вдоволь,
хоть он и не человек,
гость проникся женской долей
и остался на ночлег…
А наутро из избёнки
сгинул на тарелке вспять
и уже в другой сторонке
прикроватился опять.
С той поры в струе прогресса
и продвинутых программ
межпланетные повесы
зачастили в гости к нам.
Позабыв края иные,
мчатся на простор Земли,
ведь красавицы земные
жаждут неземной любви.
Раньше девы ждали принца –
идеал их светлых грёз,
а теперь сменился принцип:
на пришельцев вырос спрос.
Хорошо им – интимтянам –
на тарелочках форсить:
гуманоидным жуанам –
алименты не платить.
Стоматологическое скерцо
Зуб мудрости мне удалил дантист,
избавив от невыносимой боли,
и пошутил, вписав в больничный лист:
«Зуб мудрости из челюсти уволен».
Прав Грибоедов. «Горе от ума».
Зуб мудрости мне не давал покоя:
мешал карьере, отрывал от сна,
толкал идти тернистою тропою.
Все зубы на него имели зуб,
язык злословил за его спиною,
не ведал он касаний нежных губ
и больше всех забрызган был слюною.
Жевали все, а в нём жила мечта,
сверкающая белою эмалью:
хотел он, чтобы стала полость рта
не мясорубкой, а избой-читальней…
Его дантист из челюсти волок,
а он в ответ: «Пойду искать по свету,
где оскорблённому есть чувству уголок!
Карету мне, увы, как встарь, карету!»
Надпись
Ветхий домик в два оконца:
на восход и на закат.
Дворик с журавлём колодца.
Старый яблоневый сад.
Банька. Грядки огорода.
Покосившийся сарай…
А на низеньких воротах
кто-то выжег слово «рай».
Лупой пользовался, видно,
в день, от солнца золотой,
то ль со злобою ехидной,
то ли с мудрой добротой…
Ледоход
В который раз грядёт весна
капелями уведомлений,
и соскребается с окна
бумага зимних утеплений.
Мы видим, как заплакал снег,
стекая мутными ручьями,
и ощущаем тяжесть век
над повлажневшими глазами.
Зимы, себя, былого ль жаль?
Любви, надежды, веры мимо
плывём, как льдины, тая, в даль,
которая непостижима…
Не повернёшь ту речку вспять.
Всё дальше лет прошедших берег.
И всё же хочется опять
любить, надеяться и верить.
И всё же хочется опять
с наивной шалостью мальчишки
с карниза времени сбивать
невыплаканных слёз ледышки.
Читайте нас: