Камиль Зиганшин. От Арарата до Олимпа – путь к миру

После того, как флаг VI Международных зимних детских (олимпийских) игр, открывшихся в Уфе 26 февраля 2013 года, побывал на библейской горе Арарат в Турции, настал черёд освящения его на горе Олимп[1] в Греции.

Когда мы слышим или читаем  название этой страны, на ум сразу приходит: «В Греции есть всё». Это, как я убедился, справедливо и по сей день, несмотря на долговой кризис, в который католические и протестантские государства Евросоюза, в первую очередь Германия, это православное государство искусно загнали.

Посещение  стран Европы меня никогда не прельщало, но Греция – особый случай. Как-никак колыбель современной европейской цивилизации, с культурой, насчитывающей пять тысячелетий. Здесь родина философии и театра, классической поэзии и скульптуры, точных наук и  древней мифологии, а главное – Олимпийских игр! Наверное, не случайно греческие боги, во главе с громовержцем Зевсом, выбрали местом проживания именно Элладу. И Байрон говорил об этой стране «Это единственное место на Земле, где я был по-настоящему счастлив».

Поскольку Греция буквально напичкана природными и античными памятниками, решил не ограничиваться олимпийской тематикой. В итоге вырисовался следующий маршрут: Салоники – пещера Дракона – горный массив  Олимпус – Метеора – центр Дельфийских оракулов – Олимпийский комплекс античной Греции – православная монастырская республика Афон.

Компанию в этот раз составил мой сын Марат: его умение располагать к себе и отличное знание языков были весьма кстати. Чтобы успеть охватить за 11 дней удалённые на сотни километров друг от друга объекты, взяли в аренду малолитражку «Кorsa» с механической коробкой передач – сторговались за 24 евро в сутки.

ПЕЩЕРА ДРАКОНА

Перед восхождением на Олимп размялись в горах и пещерах в окрестностях старинного города Кастория, славящегося не только шубами, но и древними византийскими храмами.

Роль проводника взял на себя Сергей, сын наших друзей – Лоры и Виктора. (Удивительные люди, перипетии их жизни заслуживают отделенного рассказа.)

Жители Кастории до 1953 года и не подозревали, что живут на горном массиве, пронизанном густым лабиринтом подземных каналов. Вход в главный и самый красивый из них – пещеру Дракона – много веков скрывался под скальным обнажением в метрах двадцати от живописного озера с тем же названием, что и город. Создатель столь искусно украсил многочисленные гроты, галереи, берега подземных озер башнями, бесчисленными свечами, причудливыми шпилями, волнистыми занавесами и сказочными чудищами, что от изумления и восторга порой перехватывало дыхание.

Хотя вход в пещеру ранее был свободным, ни с пола, ни с потолка не выломан ни один из сотен, если не тысяч, сталагмитов и сталактитов!

Поразительно! Ведь для этого достаточно было незначительного усилия одной руки – столь хрупки иные натечные образования. Но эллины есть эллины! Сознание того, что они потомки древнейшей европейской цивилизации, не позволяет им опускаться до подобного варварства.

На противоположном, более низменном, берегу горного озера, в конце 30-х годов ХХ века, когда уровень воды неожиданно упал на несколько метров, обнажилось самое древнее, можно сказать, доисторическое поселение Европы – Диспилио. Его возраст оценён в девять тысяч лет!

Благодаря толстому слою ила  строения, предметы быта и орудия труда прекрасно сохранились. Хижины для большей безопасности  членов общины строили прямо на воде на свайных платформах. Для каркаса использовали стволы деревьев, а стены плели из веток и обмазывали озёрной глиной. Крыши покрывали соломой. При раскопках, кроме гончарных изделий, каменных топоров, долблёных лодок, обнаружили даже допотопные свирели и таблички с так и нерасшифрованными значками.

Неподалёку от этой «деревни» сейчас растёт роскошная хурма, вся увешанная ярко-оранжевыми  плодами.

ГОРА ОЛИМП

К главной цели нашей экспедиции – многовершинной гряде Олимп, месту обитания двенадцати верховных богов античной Греции во главе с Зевсом, убедившем, как гласит предание, правителей Эллады проводить раз в четыре года состязания лучших атлетов – олимпиады, чтобы хоть на время соревнований прекращать междоусобные войны, отправились на следующий день. (Олимпийские игры той поры включали в себя не только спортивные соревнования, но и проводившийся одновременно с ними конгресс правителей, философов, конкурсы скульпторов и поэтов, драматургов и певцов.)

Ливший всю ночь дождь, к счастью, иссяк, и видимость была идеальной. Все 250 километров вьющейся серпантином дороги нас сопровождали горные хребты и кряжи, покрытые шарообразными деревьями и альпийскими лугами.

Большинство вершин уже в снегу. Деревья на склонах побурели и пожелтели от прокатившихся волн холода: как-никак север страны, к тому же высокогорье! Но чем ближе к морю, тем гуще и зеленее становилась растительность. Появились хвойные породы деревьев. У побережья они стали преобладать. Правда, из-за засухи (в этом году в Греции 6 месяцев не было дождей) многие сосны засохли, и порыжевшая хвоя горела яркими факелами.

Хребет Олимп вытянулся господствующим острозубым горбом параллельно побережью километров на пятьдесят. За счет близости Эгейского моря климат тут помягче – бук в нижнем ярусе даже не помышляет об осеннем наряде.

К самым высоким пикам – Митикас (2 917 м), Стефани (2 911 м), известному как «Трон Зевса»; Сколио, «резиденции» Аполлона – и самому красивому, благодаря идеально-конической форме, пику Профитис Илиас ведёт глубокое, крутостенное ущелье Мавролонгос. Вход в него охраняет симпатичный городок Литохоро («город богов»). С центральной улицы в проёме ущелья отлично видны заснеженные грани и хищно оскалившийся гребень.

Крутизна его стен давала понять, что восхождение предстоит не из лёгких. Я сразу внутренне мобилизовался – до этого сравнительно малая высота хребта настраивала на шапкозакидательский лад (поднимался и на пять и на шесть тысяч метров). Переночевав в одной из гостиниц, поехали к приюту Приония: обычно с него начинают восхождение. Не доезжая до него нескольких километров, спустились почти на дно ущелья к древнему монастырю Святого Дионисия, сильно разрушенному немцами в 1943 году.

Храм и часть келий уже восстановлены, и монахи начали вести службу. Если пройти по тропе ещё ниже, то выйдешь к порожистой речке Энилея и пещере знаменитого старца.

Приют Приония находился практически у истока ущелья. Вышедший из домика спасатель сообщил, что приют закрыт до весны, и порекомендовал подниматься по более длинному, но зато более пологому маршруту с ночёвкой в ещё действующем приюте Петроструга и, после отдыха в нём, идти к вершинам Олимпа. Подниматься за один день он не советовал: снег местами довольно глубокий, на самих же скалах и гребнях много оледенелых участков: не отдохнувший человек может сорваться в пропасть. Решили последовать рекомендациям специалиста.

Машину оставили на расширении дороги, на высоте 1 100 метров. Тут уже стояли автомобили не только с греческими, но и с немецкими, австрийскими и даже с дипломатическими номерами. Сложив в рюкзаки только самое необходимое, по тропке, перевитой мускулистыми корнями кряжистых сосен и лиственных деревьев, зашагали наверх.

Повторяя извивы боковых ущелий, тропа становилась всё более крутой и каменистой. Воздух по мере подъёма холодел. Вот между деревьев забелели рваные лоскутки снега. Он таял, и к ботинкам стали липнуть комья грязи вперемешку с рыжей листвой. Мои штанины быстро покрылись мазками глины. У Марата же они по-прежнему чистые: его аккуратность всегда изумляла.

Когда тропа приближалась к краю пропасти, перед нами открывались панорамы одна краше другой: ступенчатые террасы, покрытые соснами и елями, цветистая мозаика лиственных деревьев, заснеженные горы вдали.

В самом лесу тишина такая, что слышно шуршание воздуха в лёгких. Чем ближе подходили к главному гребню, тем неприступней представлялись вершины Олимпа.

Наконец среди разлапистых крон проклюнулся двухэтажный приют Петроструга, сложенный из дикого камня. Смотрю на альтиметр – 2 007 метров. В здании три спасателя, несколько альпинистов с профессиональными видеокамерами и немногочисленный обслуживающий персонал. За 25 евро нам отвели в огромной комнате  двухъярусную кровать.

На градуснике – 4 градуса тепла. Спустились в просторную столовую, тут топится чугунная печь и заметно теплей, – 9 градусов. Поужинав по-домашнему вкусным супом, с наслаждением выпиваем по пять стаканов чая, заваренного на местных горных травах. Разогретые до испарины, забираемся в спальники из гусиного пуха.

Вышли одновременно с вынырнувшим из Эгейского моря солнцем. Сковавший поверхность земли лёгкий морозец избавил нас от необходимости месить грязь. А вскоре и вовсе начался сплошной, ослепительно белый снежный покров. На нём отчётливо видны следы хозяев этих мест – альпийских серн и лис, а на самой тропе отпечатки протекторов ботинок – видимо, вчерашних киношников.

Лес по мере подъёма редел, скукоживался. Искорёженные ветрами и морозом деревья приобрели самые уродливые формы. Когда дошли до истока ущелья, упиравшегося в самые высокие пики, он и вовсе исчез: вокруг одни оледенелые осыпи и  голые  скалы.

Между них выл голодным зверем шквалистый ветер. Пришлось срочно утепляться дополнительными свитерами и надевать кожаные перчатки. Неожиданно впереди появляется грациозно скачущая по камням альпийская серна. Она заметила нас и замерла.

Сделав несколько снимков, пошли на сближение. Когда осталась метров двадцать, она недовольно стукнула копытцем по скале и скрылась в расщелине. Как приятно прикоснуться  к миру диких зверей!

Вот и первая вершина. Отметка 2 510 метров. Огибаем её с северной стороны и по извилистому гребню направляемся к грозной череде из пяти щербатых клыков, изъеденных за многие тысячи лет глубоким «кариесом».

Тут следов людей на снегу нет. За три недели после снегопада мы первые, кто дошёл сюда. Приятно! Ветер на водоразделе продувает до костей,  валит с ног. А сернам он нипочём!

Решаем немного спуститься. Поскольку правый северный склон гребня круто обрывается в недоступную взору бездну, перешли на левую, более пологую, «щеку», поросшую редкими низкорослыми сосёнками. Тут, на припёке, у серн, похоже, «столовая»: сразу три парочки стоят и обкусывают хвою с веток.

Очередной подъём. Идем круто вверх и… упираемся в почти вертикальную скальную стенку. В растерянности  ищем приемлемую для подъема цепочку уступов и трещин и замечаем стальной трос с узлами через каждый метр. Спасибо альпинистам-грекам – позаботились. По нему взбираемся на террасу и опять вперёд.

Пульс на пределе, но ноги работают как заведённые. Пересекаем холмистое плато и упираемся в широкую стометровую скалу – спинку «Трона Зевса».

Вблизи она похожа на высоченный слоёный пирог. Влево и вправо от неё бездна! Прямо перед ней – провал. Приглядевшись к спинке повнимательней, замечаем идущую по одному из средних слоёв «пирога» узкую, не более 60 сантиметров шириной, тропку.

Она усыпана мелкими, покрытыми ледяной глазурью камнями. Понимаю, что идти по ней – риск смертельный. Малейшая ошибка, и полетишь туда, откуда нет возврата. Мне стало не по себе. Я-то ладно, а сына чего подставлять. Перевожу взор на рядом стоящий конический пик Профитис Илиос (Пророка Ильи). Он несколько ниже, но тоже входит в Олимпийскую гряду и на нём «прописан» один из двенадцати верховных богов Древней Греции. Последние сомнения улетучиваются, когда в пяти метрах от нас со свистом пролетели в клубах пыли камни – оторвался «кусок» пирога. Да уж!.. Тут без каски череп запросто пробьёт! Стало понятно, почему с Олимпа спасатели спускают в среднем по два трупа в год.

Всё, решено! Идём на красавец Илиос!

Подъём крутой, но несложный. На вершине бесчинствует ураганный ветер. С предосторожностями достаю из сумки оба флага Детских олимпийских игр (уфимский и международный), разворачиваю по очереди, крепко вцепившись пальцами в вырывающийся стяг. Обычно флаги перед съёмкой я надеваю на телескопическое «древко», но сегодня из-за ураганного ветра это крайне опасно: не имею права рисковать побывавшими на библейском Арарате, а теперь уже и на Олимпе, знамёнами. Ведь это теперь не просто ткань с фирменным знаком, а освящённые символы Детских олимпийских игр.

Завершив фотосессию, за время которой тело, особенно пальцы на руках, одеревенели, начинаем спуск. Солнце уже зависло над зубчатым горизонтом. Шагаем поначалу словно неуклюжие роботы, не видя ничего вокруг. Но постепенно разогреваясь, начинаем замечать, какая неземная красота окружает нас: на север дымчатыми валами убегают гребни хребтов, светло-голубых сверху и уже почти чёрных на дне ущелий. На западе разливается вдоль горизонта лава заката. А на востоке вытянулась до самого Эгейского моря тень от Пророка Ильи и соседних пиков.

Сумерки на юге короткие. Через пятнадцать минут пришлось включить налобные фонарики. Двенадцать километров до стоянки машины пролетели за три часа. Под конец шёл на автопилоте и к тускло поблёскивающему автомобилю подходил, пошатываясь от усталости. Марат же – как огурчик! Что значит молодость! Эх! Где мои семнадцать лет?!.. Правда, и Марат уже не юнец – через месяц ему 40!

МЕТЕОРА

К Метеоре («парящая в воздухе»), одному из самых древних и влиятельных монашеских центров православия, подъезжали после полудня. Высоченные голокаменные столбы показались из-за леса совершенно неожиданно и походили на отряд грозных великанов, охраняющих покой самой плодородной равнины Древней Эллады. Смотрелись они на довольно ровном плато, плавно нисходящем на фессалийскую равнину, как нечто чуждое.

 Когда, проехав городок Каламбаку, мы углубились в этот каменный «лес», состоящий из почти тысячи «деревьев», и увидели на «стволах», ровно обрубленных на заоблачной высоте, купола храмов, шпили колоколен, я от изумления только и смог воскликнуть: «Не может такого быть! Это иллюзия!»

Впрочем, развернувшаяся панорама вызвала, кроме восторга, одновременно и растерянность: видя такие величественные и грандиозные творения матушки-природы, осознаёшь свою ничтожность в масштабах вселенной.

Неприступные макушки пепельных столпов, торчащих как божьи персты, оказались идеальным местом для тех, кто решил удалиться от мирской жизни. Отвесные стены надёжно защищали не только от земной суеты, но и набегов варваров. Создавали идеальные условия для духовного развития, служения Богу, молитвы и послушания.

Первые иноки стали селиться здесь ещё в IX веке. Вначале они устраивали приюты у подножья скал, в пещерах или затворных камерах. Позже, c XI века, когда участились нападения разбойников, отшельники принялись строить монастыри и скиты, в которых жили по единому уставу, прямо на вершинах скал или в нишах стен. Наверх отшельники приспособились подниматься в корзинах или плетёных верёвочных сетках с помощью ворота-лебёдки. Таким же образом поднимали и грузы. Что интересно, канат меняли на новый только тогда, когда он рвался…

Глядя на высоченные, гладко отшлифованные за миллионы лет доисторическими морскими течениями неприступные каменные столбы, увенчанные величественными храмами, понимаешь, что для людей, отдавших себя служению Богу, нет ничего невозможного. Это ж сколько труда следует приложить, чтобы поднять тысячи тонн строительных материалов (инструмент, камни, брёвна, доски, черепицу и т.д.), а потом веками обеспечивать себя водой, хлебом, в зимнее время ещё и дровами! Степень упорства, силы духа и самоотречения этих аскетов просто в голове не укладывается. Это какая-то особая, возможно уже вымершая, порода людей, черпающая силы из недоступных нам источников.

Сейчас между этими скалами-столбами проложена дорога, похожая на гигантскую ползущую змею. Первым нам открылся небольшой, но отличающийся особым изяществом монастырь Святого Николая Успокоителя – одного из самых почитаемых на Руси святых. Его построили в XIII веке. Поскольку скала, на которой он стоит, довольно узкая и все помещения монастыря не могли уместиться на её столообразной вершине, он вынужден был развиваться в высоту. При этом надстройки так удачно продолжили скальный перст, что выглядят его естественным дополнением.

К пробитому в скале входу вели крутые, обвивающие её марши. (До 1923 года в метеорские монастыри можно было подняться только при помощи верёвочных лестниц или лебёдки.) Встретил нас чернобородый монах лет тридцати. Спросив, откуда мы, провёл на первый ярус – в храм Святого Николая, знаменитый своими великолепными фресками, выполненными Феофаном, лучшим иконописцем последнего византийского периода. Второй этаж занимали десять келий монахов и приёмная игумена со старинным камином. На третьем, последнем, этаже находилась библиотека и однопредельный храм Святого Иоанна Предтечи. Неподалёку – резервуар, из которого монастырь снабжается питьевой водой. На открытой и свободной от построек площадке высится колокольня, сложенная из дикого камня.

Следующим посетили монастырь Святого пустынника Варлаама, построенный на столь высоком утёсе, что подъём к нему в плетеной сетке занимает полчаса. Холодным потом покрывался каждый, кто крутился, стиснутый верёвочными ячейками над бездной. Особенно тревожно становилось, когда лебёдка от натуги начинала скрипеть, а обветшавшая верёвка трещать. Слава Богу, что теперь к этому монастырю можно подняться и по выбитым в скале двумстам ступеням, а сетка используется преимущественно для доставки продуктов питания и других необходимых для жизни вещей.

Главным украшением этого  монастыря является богато украшенный Центральный собор. С архитектурной точки зрения он представляет собой крестовидный сводчатый многоколонный храм. Интересно, что его построили, как сказано в уставе, за 20 дней, а вот материалы для постройки собирались на скале в течение 22-х лет.

Чуть выше монастыря Варлаама на соседней, массивной и самой высокой, скале (613 метров) находится старейший и крупнейший монастырь Метеоры – Спасо-Преображенский. Его ещё именуют монастырём Преображения Христа. К сожалению, в этот день он не принимал паломников. Из рассказа дежурившего на «переправе» монаха мы узнали, что в его библиотеке хранится больше всего рукописных книг – более половины рукописей Метеоры, а также документов и редких печатных изданий. В мощехранилище лежат нетленные мощи основателей монастыря.

Между монастырями Варлаама и Святой Троицы на отдельной вертикальной скале «парит» монастырь Руссана, основанный в 1380 году. Когда мы подошли к подножью этого громадного столба, меня охватил страх: как же мы взберёмся наверх?! Но, слава монахам! – они заботливо перекинули в самом опасном месте мост, а выше пробили прямо в стене ступенчатые туннели.

Этот монастырь украшает трёхнишевый храм византийского стиля с фресками середины XVI века. Несмотря на почтенный возраст, они находятся в прекрасном состоянии.

По пути к самому удалённому женскому монастырю Cвятого Стефана остановились перед оседлавшим пепельную скалу-башню монастырём Святой Троицы, построенным в период с 1458 по 1476 год. Даже от простого созерцания этого живописного комплекса перехватывало дыхание! Предания гласят, что, дабы собрать и поднять необходимый для его возведения материал, монахам понадобилось 70 лет (!) – настолько сложна и трудоёмка эта процедура была в прошлом. Даже сейчас подъём к монастырю по оборудованным переходам является самым утомительным и трудным.

В монастыре – два храма и здание с кельями. Свободная от построек половина  вершины предназначена для прогулок.

Взобравшись на лобастый каменный утёс, мы долго наслаждались открывшейся с головокружительной высоты панорамой: множество живописных скал на севере и убегающая в голубую дымку равнина на юге представляли необычайно контрастное зрелище. От царящей вокруг нас красоты и безмятежного покоя меня охватило чувство восторга и внутренней свободы. Душа ликовала и рвалась в возвышенные сферы. Возникло ощущение, будто паришь между небом и землёй.

В монастырь Святого Стефана попасть оказалось легче всего – к нему через бездонную, но довольно узкую пропасть перекинут мост, который в прошлом поднимался. Здешний храм самый величественный среди шести действующих в Метеоре монастырей. И возраст у него почтенный – построен в 1192 году. На сегодняшний день в монастыре служат Богу 35 монахинь, и число их постоянно растёт, несмотря на все строгости монашеской жизни. (Из десяти послушниц выдерживают испытание и принимают постриг только четыре.)

Своими неустанными трудами они превратили довольно обширный внутренний двор в цветущий сад. Интересно, что здешний центральный храм не имеет иконописного оформления. Святой Алтарь покрывает ажурный, вырезанный из дерева навес. Иконостас храма также вырезан из дерева и представляет собой композиции с изображением Тайной Вечери и многочисленных, включая первомученика Стефана, святых. Этот монастырь всегда пользовался у христиан особым уважением и в нём скрывался в XIV веке византийский император Андроник III.

Монашки – по большей части врачи и преподаватели в прошлой, мирской, жизни, занимаются сочинением духовной музыки, иконописью, иллюстрируют духовные книги, работают в золотошвейной мастерской. Одновременно они ведут многостороннюю духовную и общественную деятельность в миру.

Помимо этих шести действующих монастырей в Метеоре имеются 18 брошенных, частью уже разрушенных. В некоторых скалах сохранились пещеры с молельнями. Нынешние монахи нет-нет да поселяются в них на месяц-два для полного очищения от грехов.

ДЕЛЬФЫ

Для эллинов Дельфы являлись центром, в котором жрицы общались с богами и предсказывали будущее. Расположены они на живописном склоне горы Парнас (2 456 м) в десяти километрах от Коринфского залива. Считалось, что редсказателем (оракулом) могла быть только женщина, наделённая богом Аполлоном, сыном Зевса, даром предвидения. Сначала это были девственницы, но когда одну из них соблазнил юноша, явившийся за советом, вместо девственниц стали выбирать женщин старше 50 лет.

История Дельф началась с того, что козы, приблизившись к расщелине между скал Парнаса, откуда поднимались испарения, вдруг пришли в необыкновенное возбуждение. Сбежавшиеся пастухи тоже ощутили действие этих паров – стали отрывисто произносить несвязные слова. Их сочли за оракулы, а пар, выходящий из земного отверстия, – за божественный эликсир. На этом месте решено было воздвигнуть храм Аполлона, где посвящённые жрицы стали получать информацию из будущего.

Перед началом обряда верховная жрица (пифия) омывалась в роднике и, облачившись в золототканое платье, садилась внутри храма на золотой треножник, установленный над расщелиной, и, вдыхая пар, входила в транс. Пророчествуя, пифия издавала крики и невнятно бормотала. Стоящие рядом жрецы облекали эти звуки в поэтическую иносказательную форму. Они были столь двусмысленны и неопределённы, что, наслушавшись подобных туманных предсказаний, Цицерон сказал: «Удивительно, как это жрецы-прорицатели, взглянув друг на друга, могут ещё удерживаться от смеха?»

Тем не менее дельфийские оракулы стали пользоваться известностью и авторитетом: к услугам пифий прибегали не только рядовые эллины, но и знатные вельможи, цари. От того, что скажет предсказательница, порой зависели судьбы государств. Слава дельфийских пифий разнеслась далеко за пределы Греции, и деньги в «центр мира» вскоре потекли рекой. В итоге вокруг храма Аполлона вырос целый город с классическим амфитеатром на 5 000 зрителей, дворцами, сокровищницами, фонтанами, лавками, банями и стадионом на 7 000 зрителей с ложей для вип-персон.

Этот центр просуществовал двадцать веков – вплоть до III века нашей эры. Сейчас от него остались одни руины. Хорошо сохранились лишь изящный амфитеатр, стадион, храм Аполлона и «пуп земли», представляющий собой мраморное яйцо высотой полтора метра. К нему почему-то разрешено прикасаться только женщинам.

ОЛИМПИЯ

К месту, где на протяжении почти 12 веков (это ж целая эпоха!) – с 776 г. до н.э. по 393 г. н.э. – проходили Олимпийские игры древности и ради которых по всей стране каждые четыре года прекращались все войны, мы подъезжали с особым волнением. У меня никак не укладывалось в голове, как эллины смогли на протяжении столь длительного периода сохранять верность этой замечательной спортивной традиции. Ведь за это время на нашей планете возникли и исчезли без следа десятки империй, не менее сотни государств! Невозможно даже мысленно представить, чтобы подобные игры регулярно проводились, например, в Англии или России в период  с 853 года по 2012 год. Даже Олимпийским играм современности всего-то 116 лет. Правда, за ними уже наблюдают не десятки тысяч человек, как в те давние времена, а миллиарды людей на всей планете!

Длились игры в Древней Греции не две недели, как нынче, а пять дней. Да и программа соревнований была победней: лёгкая атлетика, борьба, гонки на колесницах и пентатлон – пятиборье (прыжки, борьба, бег, метание диска и копья). Самой престижной дисциплиной являлся «стад» (аналог современного спринта). Именем его победителя и называлась Олимпиада.

К соревнованиям допускались только атлеты с безупречной, в плане нравственности, репутацией. Женщин на стадион не пускали под угрозой смертной казни. Правда, им дозволялось проводить свои игры в честь жены Зевса – Геры – через месяц после выступления мужчин. Каждый олимпионик награждался оливковым венком и бесплатной едой пожизненно. Среди чемпионов были Александр Македонский (в беге), Пифагор (побил всех в кулачном бою) и император Нерон (этот в гонке на колесницах, правда, дважды сходил с дистанции,  похоже  и в Элладе подсуживали власть имущим).

Победителю игр воздавались те же почести, что и богам. Олимпийский герой, увенчанный венком, одетый в пурпурные одежды, торжественно въезжал в город на колеснице, но не в обычные ворота, а через пролом в стене, который в тот же день заделывали, чтобы победа, вошедшая в город, никогда не покидала его.

Довольно компактный спортивный комплекс расположен на берегу речки Кладиос в полукилометре от городка Олимпия. После проведённых здесь раскопок его можно хорошо разглядеть. Справа от центрального входа – палестра, гимнасия (помещения для тренировок и просвещения атлетов), бассейн, дом жрецов. Подальше – олимпийская деревня для спортсменов и тренеров. Слева – главные святилища: храм Геры и храм громовержца Зевса, в котором стояла его тринадцатиметровая, покрытая золотом статуя из слоновой кости. Сейчас перед колоннами храма Геры на специальной площадке, огороженной каменными блоками, каждые два года греческие жрицы зажигают от сфокусированных в зеркальной параболе лучей солнца огонь и после красивого ритуала передают его факелоносцам для зажжения Олимпийского огня на Летней и Зимней олимпиадах.

На этом месте нам предстояло завершить освящение флагов Международных детских (олимпийских) игр. Ветра не было, и я, надев на телескопический флагшток полотнище с красивой многоцветной эмблемой, стал размахивать им, а Марат – добросовестно щёлкать затвором фотоаппарата. Вдруг слышим возбуждённые крики, а через несколько секунд оказываемся в окружении трёх охранников. Они жёстко требуют прекратить съёмку и удалить из памяти кадры с флагом.

Оказывается, здесь разрешено фотографировать только по письменному разрешению Международного олимпийского комитета (МОК). Я растерялся: что делать, как сохранить бесценные, можно сказать – уникальные, снимки? Ситуацию спас Марат. Обворожительно улыбаясь, он объяснил, что мы из Уфы – столицы Башкирии, где  открываются патронируемые МОКом Детские игры, на которых планируется проведение эстафеты с флагом, побывавшим на месте зажжения олимпийского огня. Этот флаг будут нести лучшие, отобранные по конкурсу юные спортсмены. Охрана смягчилась, но не спускала с нас глаз, пока мы не покинули эту, особо охраняемую, территорию.

К главному олимпийскому объекту – стадиону – вела аллея с остатками постаментов и статуй самых титулованных олимпиоников Эллады, упирающаяся в арочный, в прошлом подземный, тоннель, сложенный из огромных блоков. Поле довольно большое, с прекрасно сохранившимися  линиями для старта и финиша, выложенными из белого мрамора, обрамлено со всех сторон пологими травянистыми склонами на тысяч пятьдесят зрителей. Судейская ложа на самом удобном месте.

Прежде чем покинуть олимпийский комплекс, заглянули в археологический музей, в котором собранны все найденные здесь при раскопках скульптуры, обломки барельефов, изделия из бронзы.

 Мастерством греческих скульпторов того времени можно только восхищаться: такая пластичность, одухотворённость, гармония заключена в их творениях; до того точно переданы все оттенки человеческих эмоций и страстей. Смотришь, и на глазах оживает история Древней Эллады, давшей мощнейший толчок к возникновению европейской культуры! Она красноречиво свидетельствует о том, что только там, где царит справедливость, ценится свободное, непредвзятое мышление и раскрываются лучшие человеческие качества, расцветают науки, искусство, философия.

Я ехал в Грецию со спортивной целью – освятить флаг Детских олимпийских игр, но прикоснулся к такой высокой культуре и познакомился с такими замечательными людьми, бережно хранящими многовековые традиции, заложившие основы всей современной цивилизации, что проникся глубоким уважением к этой небольшой (по площади Греция меньше Башкортостана), но так много давшей человечеству стране.

ПРАВОСЛАВНАЯ РЕСПУБЛИКА – СВЯТОЙ АФОН

Гора Афон для православных всего мира – святое место. Географически – это третий, самый верхний «палец» полуострова Халкидики. На его живописных, покрытых непроходимым лесом горных склонах – на площади около 360 кв. километров – разбросаны 20 православных монастырей (больше по уставу не положено), 12 скитов, а также множество келий и затворов. Большинство монастырей Афона было основано в Х–Х1 вв. Сейчас в них проживает две тысячи монахов из православных стран: России, Белоруссии, Украины, Армении, Румынии, Греции, Сербии, Болгарии, Черногории, Македонии, Кипра, Грузии. Столица автономной монастырской республики – городок Карея. Помимо правящего Священного Собора в нём находятся губернатор и небольшое полицейское подразделение, представляющие греческое правительство.

Поскольку собственные монастыри и скиты (фактически – небольшие монастыри) имеют лишь греки (19 монастырей), русские (1 монастырь, 2 скита), болгары (1скит) и румыны (1скит), представители иных государств приезжают, как правило, по персональной договорённости с одним из наставников этих монастырских обителей.

Территория республики разделена на двадцать «земель». За каждым монастырём закреплена в бессрочное владение своя «земля». Все иноки живут по общежительному уставу, при котором они выполняют сменяемые раз в год работы (службы) и не имеют личного имущества: о нуждах монахов пекутся сами монастыри.

Для посещения Афона требуется специальная виза, оформляемая заблаговременно. Нас выручило то, что в это же время на Афон отправлялась из Уфы группа паломников, состоящая из священников и мирян Башкирии. Её руководитель, отец Рамил, поспособствовал оформлению виз и нам.

Поскольку сухопутная граница между Грецией и монастырской республикой закрыта, попасть на Афон можно только морским паромом, отплывающим из приграничного городка Уранополи рано утром. Наш приезд пришёлся на субботу, поэтому паломников было особенно много. Среди них ни одной женщины: существам женского рода нахождение на Афоне запрещено. Исключение сделано только для кур – они несут яйца, необходимые в иконописи, и кошек, истребляющих грызунов.

Полуостров имеет равнинный характер лишь несколько километров от границы. Дальше он дыбится сначала небольшими, а чем ближе к оконечности – всё более высокими и крутыми горами, завершающимися скалистой громадой Афона (2 027 м.) В начале полуострова на протяжении километров семи-восьми зелёный лес чередуется со свежими гарями, заставленными чёрными скелетами обугленных стволов:  в Греции второй год свирепствует беспощадная засуха. Дальше леса пожаром не тронуты.

Нас высадили в главном порту монастырской республики – Дафнии. Раздолбанный автобусик за двадцать минут пересёк полуостров с запада на восток, и мы оказались в Иверском монастыре, третьем по значению в афонской иерархии. (Первый по статусу – Великая Лавра, второй – Ватопедский.) Его основали чуть позже Великой лавры и Ватопедского монастыря – в последней четверти X века. От набегов крестоносцев, а позже пиратов, его защищают самые мощные на Афоне крепостные стены. Изначально монастырь был основан грузинами, но сейчас в его соборе Успения Богородицы и двенадцати часовнях служат преимущественно греческие монахи.

Они провели для нас небольшую экскурсию. Самое сильное впечатление произвела особо почитаемая икона Божьей Матери, ризница и библиотека. Несмотря на все бедствия, которые претерпели монастыри Святого Афона за свою тысячелетнюю историю, в Иверском хранятся тысячи рукописей, выполненных на пергаменте, шёлковой ткани, бумаге, и десятки тысяч книг, в том числе старопечатных. Также имеются раритетные документы императоров и патриархов многовековой давности.

Поскольку все кельи уже были заняты греческими паломниками, нас после экскурсии отправили в Пантелеймонов монастырь, принадлежащий Русской Православной Церкви. До отъезда мы успели сходить к часовне, установленной на берегу моря, на том месте, где Божья Матерь, плывшая в Иверию (Грузию) проповедовать учение Сына – Иисуса Христа, ступила на полуостров после шторма, разбившего корабль.

Мощь и красота Пантелеймонова монастыря впечатлили. Со стороны он мне напомнил золотокупольный Кремль. Та же величественность, устремлённость ввысь и богатство отделки.

Здесь, несмотря на отсутствие в гостевых кельях мест, нас встретили как родных. Два монаха принесли и поставили в фойе раскладные кровати, выдали чистое постельное бельё. На ночлег устраивались уже при свете налобных фонариков – освещение здесь крайне ограничено, а в десять  вечера вообще отключается.

В два часа ночи все собрались в громадном, расположенном на пятом этаже главного корпуса храме. Служба шла при свечах. Мне показалось, что время здесь течёт в разы быстрее: служба длилась пять часов, а было ощущение, будто минуло всего часа два, не более. После её окончания всех пригласили в трапезную. Таких громадных я даже в армии не видел. В ней можно кормить сразу порядка 800 человек.

К пище никто не прикасался, пока не прочли общую молитву. На первое была бобовая похлёбка (на четверых одна вместительная кастрюля), рис с парной рыбой и какао с маслом. Квас и хлеб без ограничений. В общем, еда обильная и сытная. Одно плохо – времени на трапезу отводится совсем мало. Когда прозвучал второй колокольчик и все, встав, поблагодарили Всевышнего за щедрые дары, я с тоской взирал на недоеденную рыбу и нетронутое какао. Что поделаешь – всю жизнь страдаю от неумения быстро есть. Зная, что питание в монастыре в среду и пятницу одноразовое, а в остальные дни – двухразовое, я испросил у дежурившего трапезника разрешения взять с собой пару увесистых ломтей хлеба (киосков-то здесь нет) и пошёл доподкрепляться к святоводному источнику.

На выходе мне перекрыл дорогу молодой, огненно-рыжей масти кот. В его глазах читалось: «Мил человек, дай поесть!» (Непонятно, откуда он узнал, что у меня есть заначка.)

Я даже растерялся от такой осведомлённости и явно выраженной взглядом просьбы. Делать нечего – отломил ему полкуска. После этого последовала сцена, которая растрогала меня до слёз: благодарно мякнув, кот взял кусок в зубы и, пронеся его метров десять, положил на траву. Из кустов вышло с полдюжины взрослых котов и, окружив «добычу», они молча предались общей трапезе! Вот так! На Афоне даже коты побратались! Видимо, в этом намоленном месте меняется ментальность: воцаряются любовь и взаимопомощь.

Поскольку последний паром на матёрую землю отбывал в полдень (утром следующего дня мы уже должны были быть в аэропорту Салоников), я направился в библиотеку, чтобы передать в дар дилогию о староверах «Золото Алдана». Дежуривший в читальне седобородый инок Вячеслав, полистав книгу, многозначительно улыбнулся и сказал: «Не церковная, но читал. Большая сила духа в ней заложена. А почему  пишете именно  о старообрядцах?»

Я объяснил, что староверы меня с другом Юрой Сотниковым  в 1970 году в дальневосточной тайге спасли от голодной смерти. Да и как не восхититься силой духа людей, 350 лет хранящих верность первородному христианству.

Инок в ответ неопределённо кивнул. Выйдя из библиотеки, я долго ломал голову над вопросом, как мой роман мог попасть сюда. Вспомнился аналогичный случай, произошедший в Панаме. Там отец Александр – священник единственного в Центральной Америке православного храма, когда я представился, тоже ошарашил меня похвалой «Золота Алдана». Сопоставив оба этих факта, пришёл к выводу, что, по всей видимости, патриархия закупила часть изданного в Москве издательствами «Вече» и «Престиж бук» тиража и разослала по епархиям.

Хотелось поговорить с монахами, расспросить о их жизни, но из-за мыса показался паром, и мы, закинув на спину рюкзаки, побежали на пристань.

Плыли и жалели, что так мало времени провели на Афоне. Ведь в таких местах особенно остро ощущаешь связь с Богом. Терзаемый в  будничной жизни противоречивыми, зачастую греховными желаниями, тут успокаиваешься, очищаешься, мысли приобретают спасительную гармонию, а на сердце ложится невыразимая радость и благодать.

[1] На самом деле это небольшой хребет Олимпус с труднодоступным скальным гребнем посерёдке.

Из архива: сентябрь 2013 г.

Фото автора