№6.2024. Мирас Идельбаев. Песни Салавата

Р. Г. Игнатьев и первые сведения о творчестве Салавата Юлаева в XIX столетии

В народной памяти имя Салавата Юлаева сохранилось не только как имя национального героя, выдающегося полководца, народ помнит его и как талантливого поэта-импровизатора. Об этом свидетельствуют различные жанры башкирского фольклора; песни, предания и легенды, эпос «Юлай и Салават». Как верно заметил М. Бурангулов, он прославился «не только как полководец и батыр, а как и сэсэн» («полководец, батыр ғына түгел, ә сәсән булараҡ та дан ҡаҙана») [4, С. 77]. В народных песнях часто встречаются слова, характеризующие Салавата как певца-импровизатора:

 …Кир ат ат өҫтөндәге Салауат

 Яуға дәртләндерекп йыр башлай.

 (…Салават на мухортом коне

 Запевает песню, вдохновляя в бой).

 Салауат та бытыр йыр йырлаһа,

 Дошмандары тора ҡалтырап.

 (…Когда Салават запоет песни,

 Враги его дрожат). [20, С. 39, 42].

В преданиях и легендах он предстает уже не только в качестве сэсэна-импровизатора, но и как поэт. О его сильной страсти к письменному поэтическому творчеству говорится, в частности, в предании, записанном нами в 1975 г. во время археографической экспедиции у жительницы д. Алкино Салаватского района Башкортостана Сахии Сиражевой. В нем говорится: «Атайым әйтә торғайны, Салауат йыр, бәйет сығарып ҡағыҙға яҙып, һыбай йөрөгәндә ергә ташлап китер булған. Ҡайҙа барһа ла, халыҡ араһында ташлап йөрөгән. Шуларҙы табып уҡыр булғандар. Беҙҙең Ялтыраҡкүлде үткәндә лә ташлап киткән...» («Мой отец рассказывает, что Салават сочинял песни, баиты и, занося их на бумагу и объезжая верхом родные края, оставлял их людям. Он оставлял их везде, где бы ни ездил. Их находили и читали. Оставил и у нас, когда проезжал мимо нашего озера Ялтыраккуль...»). [12, С. 32]. Аналогичные сведения зафиксированы также в преданиях, записанных в 1977 г. фольклористом Ф. А. Надршиной у жителей д. Ново-Каратаулы и Юлай того же района ‒ Малики Газизовой и Сайфетдина Зайнетдинова. В эпосе «Юлай и Салават» о поэтическом даровании Салавата упоминается в нескольких местах. Подчеркивается, что он, будучи еще юношей, стал известен как мастер художественного слова: в пятнадцать лет «вместе с певцами сам запевал, С сэсэнами жаркий спор затевал, Сочинял стихи на глазах, И в частушках и метких словах Остроумие проявлял» [2, С. 322]. В целом образ Салавата как поэта-импровизатора в народном творчестве стал появляться довольно рано, еще в последней четверти ХVIII столетия. Причем народные песни о нем рождались на основе его собственных импровизаций и в записанных в разное время текстах присутствовали вместе, вперемешку. Например, наиболее старинная рукопись, датированная 1785–1792 годами, была записана еще при жизни Салавата. Уже в ней народные версии четверостиший чередуются с импровизациями самого героя-поэта. Одно из них, приводимое ниже, ныне устойчиво бытует в песенном жанре поэтического творчества Салавата Юлаева:

 Әҙернә лә тарттым, уҡ аттым,

 Беләккәйемә таянып.

 Йәш баштарымдан яу яуланым,

 Бүгәсәү ҡартҡа ышанып

 (Натянул я лук, пустил стрелу,

 Опираясь на свое предплечье.

 С юных лет я вступил в битву,

 Полагаясь на старца Пугачева) [3, С. 51].

Р. Г. Игнатьев временем появления первых песенных текстов о национальном герое башкирского народа называл 1775 год, связывая это с расправой над Салаватом и отправкой его на каторгу [14, С. 31].

Видный историк, археолог, этнограф, фольклорист и музыкант Руф Гаврилович Игнатьев внес в ХIХ в. наибольший вклад в изучение жизни, полководческой деятельности и творчества Салавата Юлаева. Игнатьев родился в 1918 г. в Московской губернии, получил образование в Лазаревском институте восточных языков (Москва) и Парижской консерватории. В 1855 г. в связи со службой в Оренбургском линейном батальоне попал на Южный Урал, после службы жил в Оренбурге, затем последние двадцать с лишним лет своей жизни – в Уфе. Умер в 1886 г. Из 400 прижизненных публикаций ученого значительная часть посвящена Оренбургскому краю, более 10 из них – пугачевскому движению 1773–1775 гг.

Именно Р. Г. Игнатьев впервые в печати называл Салавата Юлаева поэтом-импровизатором. В 1875 г. в журнале «Записки Оренбургского отдела Императорского отдела русского географического общества» ученый публикует подборку статей под общим названием «Сказания, песни и сказки, сохранившиеся в рукописях татарской письменности и в устных пересказах у инородцев-магометан Оренбургского края». Наряду с другими исследованиями здесь была представлена небольшая статья под названием «Песня о батыре Салавате». В ней, опираясь на народные песни, даны краткие сведения о герое, а также произвольный пересказ содержания песен, посвященных Салавату. Там говорится: «Салават почувствовал…, что он может говорить с народом и что народу придется его речь по душе. Речь его пришлась по душе: когда он пел песни, люди с охотою шли в бой, не чувствовали боли от ран, не боялись голода, холода, ни даже смерти от пули, сабли и штыка, и умирали с радостью; всякое терзание тела приносило, вместо боли и скорби, наслаждение» [8, С. 280]. В дальнейшем Р. Г. Игнатьев по-настоящему заинтересовался личностью и поэтическим творчеством Салавата Юлаева и усердно занимался поиском текстов его стихотворений из различных источников. В результате к началу 70-х годов появилась рукопись ныне широко известного научному кругу очерка «Башкир Салават Юлаев, пугачевский бригадир, певец и импровизатор». Но по какой-то причине ученый не торопился с ее публикацией и в 1886 г. ушел из жизни. Работа была напечатана лишь спустя семь лет при содействии В. Н. Витевского, близкого друга Игнатьева. Научный журнал «Известия общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском университете» опубликовал очерк в трех выпусках своего второго тома от 1893 года [9]. Через год данный очерк увидел свет в виде отдельной книги с предисловием того же Витевского [1]. Примечательно, что работы Р. Г. Игнатьева о Салавате Юлаеве стали вызывать к себе живой интерес еще до публикации. Профессор Казанского университета Н. А. Фирсов запросил из Оренбурга оттиски «Песни о батыре Салавате» еще при стадии печатания; Н. Ф. Катанов на заседании Общества археологии, истории и этнографии сообщил о необходимости снятия отдельных оттисков «Башкира Салавата Юлаева…» в количестве 50 экземпляров [17, С. 52; 16, С. 31]. Вполне возможно, исследователи, имевшие сведения о Салавате как о ближайшем сподвижнике Емельяна Пугачева, заинтересовались его поэтическим дарованием.

 О герое очерка, поэте-импровизаторе, упоминает автор с первого же абзаца: «О Юлаеве до настоящего времени помнят башкиры; о нем, о его силе, храбрости, героических подвигах ходит много рассказов, песен. Многие песни, говорят башкиры, сложены самим Салаватом Юлаевым, который был… певец и импровизатор. …Есть у башкир и свои давние песни, переходящие из поколения в поколение; таковы песни Салавата, о Салавате и прочие» [1, С. 13]. Очерк в целом посвящен полководческой деятельности поэта-героя, но в его вступительной части Игнатьев приводит семь стихотворений, сопровождая их словами: «Таким импровизатором и певцом был Салават; не песни, а выдающаяся историческая роль выдвинула его из рядов народа, сохранила за ним память как о герое, певце-импровизаторе, сделала самого героем песен. (Далее – с красной строки. – М. И. )

Представляем верный перевод с татарского (т. е. с тюркского – М. И.) нескольких песен, приписываемых Салавату. Мы не решаемся передать их рифмованными стихами, чтобы не отступить от смысла подлинного, башкирского текста» [1, С. 14–15]. После этих слов в подстраничной сноске приводит следующее примечание: «Перевод сделан еще в 1868 г. покойным г. Давлетчиным» [1, С. 14]. И далее, почти в концовке, в контексте повествования о последних днях Салавата на свободе, в качестве иллюстрации использует еще одно его четверостишие:

 Поскакал бы я, да впереди болото,

 Стрелял бы я, да стрел мало у меня.

 Осмотрюсь кругом –

 Мало у меня надежных людей [1, С. 31].

 Как известно, поэтические сочинения Салавата Юлаева не сохранились в оригинале. Среди ученых ХХ столетия, занимающихся изучением жизни, деятельности и творчества Салавата Юлаева, возник естественный вопрос: где же обнаружил Р. Г. Игнатьев его стихотворения?

 Из документов Крестьянской войны 1773–1775 гг., относящихся к лагерю повстанцев, дошла до наших дней лишь небольшая часть, остальные еще в ходе движения уничтожались их авторами или правительственными органами. Царская Военная коллегия, боясь распространения пугачевских бумаг среди народа, 4 января 1774 г. приняла специальное решение об их ликвидации. Кроме того, в ходе боевых действий были утрачены архивы походных канцелярий виднейших военачальников Крестьянской войны, в том числе и Салавата Юлаева [7, С. 6].

Все же в архивах сохранилось около пятнадцати документов, подписанных Салаватом-военачальником. Все дошедшие до наших дней документы за подписями Салавата Юлаева мы в свое время включили в составленный нами наиболее полный поэтический сборник [25]. Но в них трудно найти сведения о Салавате-поэте. «Архивные документы, являясь продуктом творчества провинциальных канцелярий, в которых подвизались полуграмотные чиновники, не оставили нам материала, характеризующего Салавата как поэта, – писал в 1948 г. ученый-историк А. Н. Усманов, – за канцелярскими характеристиками мы не видим живого Салавата, поэта-лирика, поэта-воина. Образ живого Салавата сохранился в памяти народа, сэсэны бережливо хранили песни и стихи поэта» [24] .

 К сожалению, исследователи первой половины ХХ столетия С. Мирасов, З. Шарки, А. Харисов и др., занимавшиеся изучением творчества Салавата

Юлаева, не обратили внимания на этот важнейший источник, искали рукописи поэта только из архивных полок, оставляя вне внимания его сочинения, дошедшие до наших дней в народной памяти в изустной форме. Тот же А. Н. Усманов спустя десять с лишним лет твердил: «Салауат шиғырҙарының да оригиналдары тәүҙә архивта һаҡланғандыр тип фекер йөрөтөргә нигеҙ юҡ түгел, сөнки сөнки Салауат шиғырҙары башлап 1773–1775 йылдарҙағы Крәҫтиәндәр һуғышы документтары менән тупланған архивтарҙы бик яҡшы белеүсе һәм ентекләп өйрәнеүсе Р. Игнатьев һәм Ф. Нефедовтар тапҡандар» («Есть основание предполагать, что оригиналы стихотворений Салавата Юлаева сначала сохранились в архивах, потому что их впервые обнаружили отличные знатоки и неутомимые исследователи архивных хранилищ документов Крестьянской войны 1773‒1775 гг. Р. Игнатьев и Ф. Нефедов») [22]. Позднее в другой статье он же еще раз подчеркивает свое предположение: «ХХ быуаттың икенсе яртыһына тиклем Салауат шиғырҙарының ҡулъяҙмаһы архивта йә башҡа берәй кеше ҡулында һаҡланған һәм ул юҡ тигәндә 4 кеше ҡулы (Игнатьев, Нефедов, уларҙың тәржемәселәре) аша үткән... Тимәк, ул шиғырҙар ғалимдар өсөн уңайлы урында һаҡланған» («Во второй половине XIX в. рукописи стихов Салавата хранились в архиве или же при каком-либо определенном лице, и они прошли по меньшей мере через 4 человека (Игнатьева, Нефедова и их переводчиков)... Значит, эти стихотворения хранились в доступных для внимания ученых местах» [23].

 Здесь необходимо будет отметить, что статья Р. Г. Игнатьева (1993) и его книга (1894) – не первые публикации стихотворений Салавата Юлаева в печати. В 1880 г. московский писатель Ф. Д. Нефедов в журнале «Русское богатство» опубликовал очерк «Движение башкир перед пугачевским бунтом; Салават, башкирский батыр». В нем автор также привел тексты стихотворений поэта-импровизатора. Их было пять, четыре из них совпадают с публикациями Игнатьева [15, С. 89–90]. Возникает вопрос: откуда они попали в руки Нефедова? Как известно, будучи членом Общества естествознания, антропологии и этнографии, Нефедов несколько раз ездил в Башкортостан и посвятил изучению этого края ряд своих статей. «При работе над очерком писатель широко использовал также сюжеты башкирских легенд и песен, а также песни самого Салавата, которые довелось услышать ему во время поездки по Башкирии», – пишет М. Г. Рахимкулов [18, С. 225]. Исходя из документов, находящихся в фонде Ф. Д. Нефедова в Российском Государственном архиве литературы и искусства, можно прийти к выводу, что большая часть сведений, собранных им в Башкирии, имеет общность с материалами Игнатьева. Скажем, среди бумаг московского писателя встречаются имена Алиша батыра Маузимова, Кагармана и Батырши Алиева, которыми, за исключением последнего, никто тогда толком не интересовался, кроме него. В том же фонде хранятся копии ранее использованных уфимским краеведом архивных документов о Салавате. Похоже, что стихи поэта-импровизатора обнаружены Ф. Нефедовым не в архивах, а, скорее всего, заимствованы из русского текста, имеющегося у Игнатьева. При сравнении стихов двух публикаций почти в каждой строке встречаем совершенно одинаковые словосочетания. Вот некоторые из них:

• «Урал мой благодатный!»
• «Твои вершины (чудно) светят чистым серебром»
• «Твои вершины золотятся и огнем горят»
• «Зюлейха, ты земная гурия»
• «В твоих глазах я вижу то (кроткое) небо»
• «Я пустил стрелу высоко»
• «Я велел одернуть полог»

 Здесь очевидно, что Нефедов пользовался переводом на русский язык окончательной редакции очерка Игнатьева, в какой-то степени введенным в стихотворный ритм без рифмы. Изменения сводились лишь к перестановке некоторых слов или же замене их синонимами:

У Р. Игнатьева:

1. 1. Твои чудные вершины

 Близки к небесам.

1. Видно, песня эта будет

 Песней без конца.

1. То океан глубокий, неизмеримый...
2. Тихой ночью в перелеске

 Соловей поет.

1. Над серебристою рекою,

 На мягкой траве...

1. Я лежал в коше.

 Со мною вся была семья.

1. Хор птичек бога славит

 С утра до зари.

У Ф. Нефедова:    

1. Твои чудные вершины

 Поднимаются высоко и касаются небес.

1. Видно, моя песня будет

 Песня без конца.

1. То океан глубокий и неизмеримый…
2. Тихая ночь. В перелеске

 Поет соловей.

1. Над серебристою рекою,

 Среди мягкой, душистой травы...

1. Я лежал в коше.

 Со мною была дорогая моя семья.

1. Хор пернатых славит бога

 С утра до зари.

Эти тексты не могли быть переведены двумя лицами. Практически было бы невозможно так приблизиться к первому варианту, прошедшему редакцию Игнатьева. Известно, что Нефедов приступил к работе о Салавате в 1879 г. [19, С. 14]. Очерк Игнатьева был готов к печати уже в 1875 г. Следовательно, Нефедову предоставлялась реальная возможность ознакомиться с работой своего коллеги еще в состоянии рукописи. Если стихи Салавата предоставил Ф. Нефедову уфимский краевед, то «доступным местом для внимания ученых», о котором говорил А. Усманов, оказался именно личный архив Р. Игнатьева.

 За годы Советской власти для ученых-филологов Башкортостана главным сведением в изучении творчества Салавата служил очерк Р. Игнатьева. Даже зачастую он воспринимался как единственный источник. До 70-х годов ХХ века из пяти стихотворений Салавата Юлаева, опубликованных Нефедовым, упоминались лишь четыре – те, которые были в публикациях Игнатьева. Совершенно не принимался во внимание текст:

Дорогая семья, любимые мои жены

 и ты, святая моя родина!

 Неужели я должен вас покинуть?

Когда думаю, что с вами расстанусь,

 мне станет так грустно, и слезы,

невольные слезы подступают к моим глазам.

 Много надо мне силы,

 чтобы сдержать их потоки

 и не проронить ни одной слезы.

 А ведь Нефедов каждый раз, когда представлял стихи Салавата читателю, давал понять, что речь идет о творчестве самого героя. Так же и в данном случае он подчеркнул: «Вздохнул батыр и запел» [15, С. 93–94]. Этот текст мог попасть в руки Ф. Нефедова вместе с остальными только из рукописей Игнатьева. Вполне допустимо, что в них, переходивших из рук в руки, из одного издательства в другое, в конечном счете остались всего лишь семь стихотворных текстов.

А где же сам уфимский краевед нашел стихотворения Салавата Юлаева?

 По разрешению Оренбургского губернатора Р. Г. Игнатьев ознакомился с материалами пугачевского движения во всех архивах края. Свои статьи о Салавате Юлаеве он писал на основе документов архивов Тургайского областного и Уфимского губернского правлений. Среди этих главных официальных источников стихотворений Салавата не было. На первой странице очерка «Башкир Салават Юлаев…» автор замечает: «Предания и песни дополняют все то, чего не найдено в официальных актах» [1, С. 13]. Следственные материалы по Пугачевскому движению, которые хранились тогда в архиве Уфимского губернского правления, в свое время попадали также в руки Н. Дубровина и П. Юдина, но эти авторы в своих трудах также не упоминают о каких-либо стихотворениях или песнях. В другой своей статье Игнатьев в отдельности называет каждую бумагу из дела о Салавате и Юлае, но и среди них указаны только официальные документы [11, С. 293]. По содержанию очерка «Башкир Салават Юлаев…» нетрудно заметить, какие факты здесь взяты автором из архивов и печатной литературы, а какие из них изложены на основе народных преданий. Р. Г. Игнатьев, как опытный исследователь, в обязательном порядке ссылается, из какого архива извлечен то или иное официальное сведение. Но в случаях, когда приводятся тексты преданий и песен, в том числе и стихотворений Салавата Юлаева, ссылки на какие-либо источники отсутствуют. Остается предположить, что среди исследователей ХIХ в. не существовал порядок паспортизации материалов, записанных из уст народа. Зато в авторской рукописи Игнатьева «Сказаний, сказок и песен…», которую нам посчастливилось обнаружить в Государственном архиве Оренбургской области, можно найти интересные фразы относительно творчества Салавата: «Песни самого Салавата, по словам башкир Верхнеуральского уезда (подчеркнуто нами. ‒ М. И.), – писал краевед, – воспламеняли мужество его воинов... Песни Салавата, как импровизация, остались неизвестными» [10, С. 29].

 Слово «Верхнеуральск» невольно напоминает нам другую личность – поэта-декабриста П. М. Кудряшева, живо интересовавшегося башкирским фольклором и изустной литературой. В письме, адресованном издателю журнала «Отечественные записки» П. П. Свиньину, он извещал о записи трех песен в 6-м башкирском кантоне Верхнеуральского уезда [21, С. 154]. Кудряшев бывал там много раз и хорошо знал эти края. Весьма возможно, что стихотворение «К башкирской девушке», очень созвучное с «Зюлейхой» Салавата Юлаева, Кудряшев мог обнаружить в той местности. Этому стихотворению, опубликованному в 1829 г. в журнале «Вестник Европы», автором дано примечание: «С башкирского» [13, С. 196–197]. Как и другие переводы П. Кудряшева, оно более близко не к народным песням башкир, а к их рукописным стихотворениям. Автор сам же поясняет, что тексты в Верхнеуральском уезде он получил от некоего «ученого муллы» и при переводе на русский язык «старался только удержать мысли подлинника, но принужден был отступить от простоты слога». Поэт, отлично владевший башкирским языком, идя по одной и той же тропе с Р. Игнатьевым, возможно, за полвека до него столкнулся с текстом «Зюлейхи». В то время еще были свежи впечатления от пугачевского восстания, и информаторы могли не назвать Кудряшеву подлинного автора стихотворения.

 Далее в той же рукописи статьи Р. Игнатьева есть строки: «Мы по крайней мере знаем и замечаем гласно (выделено Р. Игнатьевым. – М. И.) в печати, что у башкир Троицкого уезда Оренбургской губернии есть письменное сказание о Салавате и других батырах» [10, л. 38 об]. Рукопись статьи написана в 1865 г., то есть в первые годы деятельности Игнатьева в Уфе. Позднее ученый, вдоль и поперек объездивший Оренбургский край и неутомимо изучавший историю, быт и духовную культуру башкирского народа, мог здесь обнаружить упомянутые рукописные наследия. Из его слов: «Представляем верный (курсив наш – М. И.) перевод… чтобы не отступить от смысла подлинного, башкирского текста», ясно, что у него под рукой были тексты на языке тюрки, переведенные на русский, как уже упомянули, г. Давлетчиным. По предположению А. Н. Усманова (по нашему мнению, это маловероятно), речь идет о начальнике 9-го башкирского кантона Абдулле Давлетшине. Вряд ли кантонный начальник, о дурной славе которого говорилось в башкирских народных песнях, мог взяться за перевод стихов легендарного героя по своей инициативе. Если да, скорее всего, это он сделал по просьбе Р. Г. Игнатьева, который, видимо, обратился к нему как более грамотному из своих знакомых. Действительно, среди различного рода рапортов кантонных начальников в Оренбургскую канцелярию подписанные А. Давлетшиным бумаги свидетельствуют о его достаточной грамотности и неплохом владении русским языком [6, л. 4, 13, 18, 33, 61, 67, 78, 116, 149, 168, 181, 191]. По словам близкого друга Игнатьева, жителя Уфы А. В. Черникова-Анучина, краевед «знал и владел в совершенстве французским языком, но не мог... усвоить татарского (письменного тюркского. – М. И.) языка, хотя беспрестанно вращался в местах, населенных татарами, башкирами и киргизами» [5, л. 2 об.]. Отсюда можно понять, что краевед мог давать оценки о верности перевода, знал язык оригинала, однако не настолько, чтобы самому взяться за этот труд. Историю создания четвертого по счету в тексте стихотворения («Битва», очерк «Башкир Салават Юлаев…») Игнатьев на основе предания связывает с родником близ Саткинского завода. Обнаружение краеведом предания о тексте стихотворения лишний раз свидетельствует о том, что рукописи не лежали в архивах, а бытовали в народе. (Заметим попутно, что действительно имеется «Салаватов ключ» близ города Сатка Челябинской области.)

Таким образом, можно прийти к выводу, что Р. Г. Игнатьев обнаружил стихи Салавата из устойчивого и надежного источника – рукописных и изустных поэтических источников, сохранившихся среди населения. Судя по контексту статьи, даже русские переводы текстов не ограничивались только семью стихотворениями. Ближе к истине, что остальные произведения не были опубликованы из-за характерного природе Салавата ярко выраженного героического духа и смелости мысли. Видимо, по той же причине статья Игнатьева, готовая к публикации в 1875 г., с трудом увидела свет через 18 лет в издании, предназначенном только ограниченному кругу научной интеллигенции.

Список литературы

1. Башкир Салават Юлаев, пугачевский бригадир, певец и импровизатор. Эпизод из истории Пугачевщины Р. Г. Игнатьева. Посмертное издание с кратким очерком жизни автора, составленным В. Н. Витевским. – Казань: Типолитография Императорского университета, 1894. – 39 с.
2. Башкирское народное творчество. В 12-ти томах. Т. 10: Исторический эпос / Составитель Н. Т. Зарипов. – Уфа: Китап, 1990. – 392 с.
3. Башкирское народное творчество: Баиты / Составители М. Сагитов, Н. Шункаров. – Уфа: Башк. кн. изд., 1978. – 400 с. (Башҡорт халыҡ ижады: Бәйеттәр / Төҙөүселәре М. Сәғитов, Н. Шоңҡаров, – Өфө: Башҡ. кит. нәшр., Өфө, 1978).
4. Бурангулов М. Завещание сэсэна / Составитель Б. Баимов. – Уфа: Китап, 1995. – 354 с. (на башк. яз.). (Буранғолов М. Сәсән аманаты / Төҙөүсеһе Б. Баимов. – Өфө: Баш. кит. нәшр., 1995).
5. Государственный архив Оренбургской области. – Фонд 94, опись 1, дело № 19.
6. Государственный архив Оренбургской области. – Фонд 6, опись 6, дело № 11971.
7. Документы ставки Е. И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений. 1773–1774 гг. / Под ред. Р. В. Овчинникова и др. – М.: Наука, 1975. – 524 с.
8. Игнатьев Р. Г. Песня о батыре Салавате // Башкирия в русской литературе. В 6-ти томах. Т. 2 / Составитель М. Г. Рахимкулов. – Уфа: Башк. кн. изд., 1992. – 432 с.
9. Игнатьев Р. Г. Башкир Салават Юлаев, пугачевский бригадир, певец и импровизатор. // Известия общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском университете, 1893. Т. II, вып. 2, С. 147–166; вып. 3, С. 226–240; вып. 6, С. 528–534.
10. Игнатьев Р. Г. Сказания, сказки и песни, сохранившиеся в рукописях татарской письменности и в устных пересказах у инородцев-магометан Оренбургского края (рукопись автора). – ГАОО, фонд 163, опись 1, дело № 22.
11. Игнатьев Р. Г. Осада города Уфы (Эпизод из пугачевского бунта). –

Справочная книжка Уфимской губернии на 1883 год, отдел V / Под ред. Н. А. Гурвича. – Уфа, 1883. – 875 с.

1. Идельбаев М. Х. Традиции творчества Салавата Юлаева // Ватандаш, 2014, (Иҙелбаев М. Х. Салауат Юлаев ижады традициялары // Ватандаш, 2014, № 6. – 20–56-сы б.).
2. Кудряшев П. М. К башкирской девушке // Вестник Европы, 1829. – № 15. – 319 с.
3. Материалы по статистике, географии, истории и этнографии Оренбургской губернии, издаваемые Оренбургским статистическим комитетом. Вып. 1, отдел. 2. – Оренбург, 1877. – 176 с.
4. Нефедов Ф. Д. Движение среди башкир перед Пугачевским бунтом; Салават, башкирский батыр // Башкирия в русской литературе, т. II. – Уфа: Башк. кн. изд, 1992. – С. 77–94.
5. Отдел рукописей Научной библиотеки им. Н. И. Лобачевского при Казанском (Приволжском) федеральном университете. – Дело № 1198.
6. Отдел рукописей Центральной государственной библиотеки РФ. – Фонд Н. А. Попова, дело 38.
7. Рахимкулов М. Г. Страницы дружбы. Уфа: Башк. кн. изд., 1972. – 256 с.
8. Российский государственный архив литературы и искусства. – Фонд 1345, опись 2, дело № 131.
9. Салават: стихи Салавата Юлаева, башкирские народные песни и художественные произведения о нем / Составитель А. И. Харисов. – Уфа: Башгосиздат, 1953. – 116 с. (Салауат. Салауат Юлаев шиғырҙары, уның тураһындағы башҡорт халыҡ йырҙары һәм художестволы әҫәрҙәр / Төҙөүсеһе Ә. И. Харисов. – Өфө: Башгосиздат, 1953).
10. Свиньин П. П. Петр Михайлович Кудряшев, певец картинной Башкирии, быстрого Урала и беспредельных степей киргиз-кайсацких // Отечественные записки, 1828, ч. 35, № 100. – 586 с.
11. Усманов А. Н. Народный герой. – Совет Башкортостаны, 1962, 14 июня (Усманов Ә. Н. Халыҡ геройы. – Совет Башҡортостаны, 1962, 14 июнь).
12. Усманов А. Н. Некоторые сведения о биографии Салавата Юлаева. – Совет Башкортостаны, 1968, 22 мая (Усманов Ә. Н. Салауат Юлаев биографияһы тураһында ҡайһы бер мәғлүмәттәр. – Совет Башҡортостаны, 1968, 22 май).
13. Усманов А. Н. Поэт-воин. – Красная Башкирия, 1948, 15 августа.
14. Юлаев Салават: Стихотворения. Песни. Документы / Составление, перевод текстов с тюркского и русского языков, предисловие и примечания М. Х. Идельбаева. – Уфа: Китап, 1994. – 152 с. (Юлаев Салауат. Шиғырҙар. Йырҙар. Рәсми ҡағыҙҙар / Төҙөүсеһе, текстарҙы төрки һәм рус теленән башҡортсаға тәржемә итеүсеһе, баш һүҙ һәм а ңлатмалар авторы М. Х. Иҙелбаев. – Өфө: Китап, 1994. – 152 б.).