Четверть века назад возникли предпосылки для организации оркестрового музицирования на башкирских народных инструментах. С этого времени многочисленные энтузиасты стали представлять слушателям свои коллективы. Некоторые из них не выдержали испытания временем и исчезли, не оставив следа в музыкальной истории, другие послужили основой для творческих и научных экспериментов, третьи сегодня известны как успешно концертирующие оркестры, с которыми знакомы не только в Башкирии, но и далеко за её пределами.
Вокруг них постоянно возникала полемика, как созидательно-творческая, так и субъективно-оценочная. Хранители традиции считали, что ансамблево-оркестровое музицирование – чуждое явление в башкирской культуре, но были музыканты, которые на теории и практике доказывали обратное.
Вот некоторые проблемы:
– что может быть общего у многоголосного оркестра и башкирской монодии, которую некоторые музыковеды трактуют как образец сольности и одноголосия?
– как можно объединить две музыкальных культуры – европейскую, основанную на канонах строгого письма, и башкирскую, импровизационную, практически не поддающуюся нотации?
– какие условия инспирировали объединение культуры Запада и Востока 25 лет назад?
Сегодня, на пороге знакового события можно дать ответы на эти вопросы, подвести некоторые итоги и наметить перспективы новому направлению.
Башкирское коллективное музицирование – предмет многолетней полемики. На практике оно существует, но, согласно музыкальной теории, его нет. В работах музыковедов упорно и некритично муссируется ошибочный тезис, что башкирская музыка – сольная и одноголосная, в ней нет места инструментальным и вокальным ансамблям, а тем более – оркестрам и хорам. Это мнение зафиксировано не только в сугубо научных статьях. Оно интенсивно тиражируется даже в учебно-методической и культурно-организационной сфере. Интересный факт: в своём выступлении перед концертом Национального оркестра народных инструментов министр культуры Республики Башкортостан упомянул о сольности и одноголосности башкирской культуры как о само собой разумеющемся явлении. Все знакомы с традиционными ансамблями кураистов и гармонистов, почти столетие существуют театральные инструментальные группы устной традиции, но, слушая эти коллективы, все продолжают утверждать, что башкирская музыка сольная и одноголосная.
После сравнительно небольших поисков удалось обнаружить истоки данной ошибки. Они ведут своё начало от странной фразы, зафиксированной в одной из работ С.Г. Рыбакова конца XIX века:
«…Ни раньше, ни позже мне не удавалось слышать среди башкир одновременной игры на нескольких инструментах и притом так, чтобы это выходило стройно»1 (здесь и далее курсив наш – Р.Р.).
Автор не скрывает, что работал с отдельными музыкантами, потому что так ему легче было записывать ноты. Что же касается коллективной игры, то, по его мнению, «…дудочники (курайсы) на разные лады играли башкирские мелодии; … и от одновременной игры получалась несносная какофония»2.
Мы благодарны молодому учёному за его обращение к малоисследованной музыке «уральских мусульман», но подобная фраза возникла, по всей вероятности, в результате некорректного сравнения национальной гетерофонии с многоголосием европейской традиции.
Из-за подобного субъективного восприятия всего лишь частного случая3 позже возникло научное суждение, высказанное С. Руденко после знакомства с записями С. Рыбакова: «…господствующими у башкир были одноголосные и сольные формы исполнения; многоголосные отсутствовали»4.
Эти две неточности, поданные авторитетными учёными, послужили основой для вывода, что в башкирской традиционной музыке «…полностью отсутствовали инструментальные и вокальные ансамбли, оркестры, хоры…»5. И это несмотря на то, что уже с XVIII века документально отмечались и многоголосие, и коллективное музицирование!
Тот же С. Рыбаков приводит примеры коллективного творчества и даёт описание гетерофонной организации музыкальной фактуры, а Л. Лебединский, вопреки своим же выводам, публикует множество примеров как вокального, так и инструментального ансамбля, в их числе – расшифровку записи 1937 года дуэта кураистов З.Г. Исмагилова и Г.З. Сулейманова – будущих аксакалов башкирской академической музыки
Массовым явлением в 20–40-х годах XX века были многочисленные инструментальные группы, как самостоятельные, так и при театрах. Сохранились сведения о так называемых татаро-башкирских хоровых драмкружках, в которых звучали мандолины (в основном неаполитанского типа), гитары, скрипки, цитры, балалайки и домры различных тесситур, многочисленные ударные. Подобный пестрый состав объединялся вокруг одного из мелодических инструментов, чаще всего это была гармонь, реже – скрипка или мандолина.
Немаловажную роль в пропаганде инструментальных коллективов сыграла башкирская молодежь, обучавшаяся в 30-х годах в городах и активно участвовавшая в весьма популярной в то время работе общероссийских «синеблузников» или «Живых газет». Судя по ряду документов, это движение имело значительную материальную и моральную поддержку идеологического центра советского государства.
Энергичный фольклорный поиск последней четверти XX века связан с именем Ф.Х. Камаева, по инициативе которого в период 1981–1987 годов была организована серия республиканских фольклорных смотров («Жемчужины народного творчества» в 1983 г.; три «Праздника тальянки» в 1985–1987 гг. и др.). Мероприятия имели в своей основе поиск хранителей образцов народного творчества с последующим изучением, разработкой методики преподавания в учебных заведениях, организацией вторичных фольклорных ансамблей в сфере организованного любительства. В это время была возрождена башкирская тальянка, налажен массовый выпуск шпоновых кураев.
К этому же периоду относится появление хроматического курая И. Ильбакова («Ишкурай») и начало работ по реставрации и реконструкции кыл-кубыза. Были найдены следы башкирской думбыры, которой активно стали заниматься мастера В. Шугаюпов, Ю. Зирин, М. Зубченко, Г. Кубагушев, А. Параев6. Апробация этих инструментов позже легла в основу создания концертных инструментов уфимских мастеров А. Овчинникова и А. Владимирова.
С 1981 по 1987 год удалось собрать и систематизировать довольно значительный полевой материал по ансамблям башкирских народных инструментов. Всего было зафиксировано 74 инструментальных группы с количеством участников до 53 человек. Инструменты, применяемые в этих коллективах, – самые разнообразные, но чаще всего использовались гармони-тальянки разных мастеров и фабрик, кубызы (агас и тимер), мандолины (португальские и неаполитанские), баяны, курай.7
Меньшей популярностью пользовались трехструнная домра квартового строя, на которой играли только педагоги и учащиеся ДМШ, татарский курай (сыбызгы) и блокфлейта.
Из ударных инструментов с успехом использовались ложки (24 исполнителя) и ударные оркестровые – бубен, малый барабан, маракасы, румба, металлофоны и др. (30 исполнителей). В качестве прикладных часто встречались предметы утилитарного назначения – подносы, стиральные доски, ведра, грабли и коса. Во время музицирования кульминационные моменты усиливались свистом бересты, которая иногда имитировала пение соловья, но в некоторых случаях для этого применялась наполненная водой детская игрушка-свисток «Соловей».
Репертуар не выходил за пределы исполнения темброво-вариационных повторений традиционных наигрышей, а фактурная организация представляла собой монодийные разновидности гетерофонии. Зафиксированные инструментальные коллективы иллюстрировали устную традицию досугового направления.
Уровень подготовки ансамблистов – различный. Начинающие кураисты играли тему в «чистом» виде, без мелизматики и импровизации, часто пропуская некоторые звуки и ошибаясь. Более подготовленные музыканты импровизировали, четко ориентируясь в указаниях «учителя». В результате звучал своеобразный кластер, в котором не прослушивались, а скорее, угадывались изгибы мелодической линии.
Когда к кураистам присоединялись другие инструменты, возникал ещё один традиционный ансамбль – смешанный, где участвовали и прикладные орудия, в основной функции которых иногда бывало трудно найти музыкальные признаки.
Работа данных коллективов всегда содержала основные моменты синкретической театрализации. Они имели значительные по времени традиции существования, хорошо обыгранный репертуар и сюжетную линию, гибко реагирующую на необходимый обряд. В каждой местности имелась подобная группа энтузиастов-инструменталистов, которые в течение многих лет выступали стабильным коллективом со своими инструментами, вариантами наигрышей и исполнительскими традициями.
Башкирская инструментальная традиция очень гибко реагирует на требования времени. Так, в последние годы в ансамблевом музицировании стали отмечаться многочисленные фольклорно-эстрадные группы. На фольклорном материале построено творчество филармонической группы «Ядкар», в фольклорно-эстрадных шоу «Караван-сарая», «Дервиша» и «Аргамака» с успехом используются шпоновые кураи, реконструированная думбыра и кыл-кубыз, в фольклорном ансамбле «Узорица» получили вторую жизнь хорнай, камыш-курай и гэзле (гусли).
Экспедиции, исследования, фестивали и праздники инициировали интерес к инструментальному творчеству и послужили основой организации учебного исполнительского и ознакомительного процесса на всех уровнях музыкального образования.
В 1987 году на базе ДМШ № 1 имени Н. Сабитова впервые в Башкирии был организован детский фольклорный инструментальный ансамбль «Тальяночка», в составе которого имелись курай, кубыз, скрипки и диатонические гармоники в различных сочетаниях, а исполняемые наигрыши соответствовали основным фактурным принципам башкирской инструментальной монодии. Данный коллектив послужил экспериментальной базой для создания аналогичных коллективов и в других учебных заведениях. Эти и другие группы ориентировались на башкирский традиционный инструментарий, который можно было приобрести без труда в торговой сети. Однако и качественный и количественный состав вписывался только в ансамблевую, но никак не оркестровую организацию. И только с появлением реконструированной думбыры и кыл-кубыза перед энтузиастами открылись перспективы организации национального оркестра.
Так, в 1988 году при Дворце пионеров имени Комарова появился один из первых в Республике детских оркестров башкирских народных инструментов (руководитель – выпускник института искусств Н. Фахретдинов). Музыканты играли на экспериментальных думбырах (сопрано и альт) из композитных материалов Уфимского мастера Ю. Зирина. Здесь же впервые были использованы ритмо-тембральные возможности цифрового синтезатора8.
С 1989 года ведёт своё начало педагогический ансамбль «Думбыра» (Уфимская ДМШ № 4), где вместе с думбырой-альт и думбырой сопрано Ю. Зирина звучал кыл-кубыз Г. Старостина и реконструированный хорнай мастера А. Латыпова. Основные наработки педагогического коллектива были спроецированы на инструментальную группу детского фольклорного ансамбля «Узорица», на базе которого была начата организация детского национального оркестра.
Материалы фольклорных поисков и апробация думбыры с кыл-кубызом в дальнейшем послужили базой для открытия в 1989 году кафедры башкирской музыки и фольклора9 института искусств (ныне – УГАИ имени З. Исмагилова), где башкирские инструменты устной традиции впервые стали изучаться на уровне профессионального академического исполнительства и вузовской науки. В этом же году была заложена научно-практическая база, где проводились исследования акустических особенностей, тембровых сочетаний различных башкирских народных инструментов, принципов фактурной организации, характерных для коллективов монодийной традиции; нарабатывался материал для проецирования в концертно-филармоническую и образовательную сферу. Проводились эксперименты по совмещению элементов академической и народной педагогики в работе с башкирским инструментарием.
Согласно учебному плану, на кафедре действовал инструментальный ансамбль10. Через этот учебный коллектив прошли широко известные музыканты: кураисты – Р. Гайзуллин11, Р. Юлдашев12, Т. Хамитов13, Д. Абубакиров14, В. Юмагузин; баянисты – Ф. Шарафуллин15, С. Валеев и др.
Иллюстраторами ансамбля были Заслуженные артисты РБ А. Каюмов (скрипка), Ф. Кильдиярова (вокал), И. Ильбаков (Ишкурай) и другие известные артисты и деятели искусств.
Таким образом, к 1990 году в Уфе были созданы все условия для организации полноценного оркестра башкирских народных инструментов. Нужен был только энтузиаст, который сумел бы практически воплотить идею национального оркестра, и им стал директор Уфимского училища искусств В.Н. Линник, имеющий большой опыт организации и управления творческими коллективами. По его инициативе в 1991 году был создан учебный оркестр башкирских народных инструментов на отделе, который несколько позже получил свое название от коллектива – «Инструменты башкирского народного оркестра». Первым дирижером стал Д. Абубакиров, в то время студент Института искусств. В 1992 году, оркестр впервые публично выступил в юбилейном концерте, посвященном 70-летию УУИ.
Успешная апробация разработанной методики послужила базой для открытия фольклорных отделений в системе начального музыкального образования, а Уфимская ДШИ № 2 (ныне носящая имя Ф. Камаева) в 1996 году стала первым учебным заведением дополнительного образования РБ, полностью работающим в фольклорном направлении. Здесь было начато обучение игре на курае, кубызе, думбыре; организован ансамбль башкирских народных инструментов.
А 16 марта 2001 года произошло знаменательное и долгожданное событие – возник национальный оркестр народных инструментов Республики Башкортостан (НОНИ РБ). Организатор коллектива – Р. Гайзуллин – выпускник института искусств 1996 года.
Оркестр своеобразный и даже уникальный по тембрально-инструментальному составу. Здесь, в одном ряду с классическими инструментами симфонического и русского народного оркестра звучат башкирские кураи, кыл-кубыз, кубыз, думбыра. По данному образцу стали организовываться и другие оркестры при музыкальных учебных заведениях. При их создании большая часть руководителей ориентировалась на положительный опыт работы оркестра русских народных инструментов, организованного В.В. Андреевым в конце XIX века на базе реконструированных балалаек и домр. Позитивную роль сыграл опыт Казахского государственного оркестра народных инструментов им. Курмангазы, основу которого составляет ритмо-мелодический унисон группы реконструированных домбр со звукорядом, закрепленным грифными ладами. Но опыт работы данных коллективов сложно проецировать на башкирскую монодийную традицию и, в особенности, на кураистов, играющих в гетерофонной манере и натуральных строях.
Основная проблема академизации курая – строй. Исполнители, привыкшие играть в натуральном звукоряде, с трудом осваивали интонационную совместимость с инструментами, особенно с клавишными, настроенными в стандарте 12-ступенной темперации. К тому же, требование точного исполнения партии, выписанной на нотном листе по нотной или нотно-цифровой системе (табулатуре) и не предусматривавшей каких-либо импровизаций, также шло вразрез с национальными принципами музицирования.
Проблему должен был решить хроматический «Ишкурай» И. Ильбакова, но хранители традиции пока не принимают его. Другой предлагаемый компромисс – изготовление оркестрового курая с чётко выверенными игровыми отверстиями – пока вызывает споры. В настоящее время основной способ оркестровой игры на курае – смена инструментов во время исполнения. Однако это требует специальных знаний от национальных композиторов, которые больше ориентируются на поиск художественного образа, чем на традиционную специфику.
В качестве заключения отметим, что в настоящее время башкирская музыкальная культура готовится отмечать 25-летие организации профессионального оркестрового музицирования. Работа далека от завершения, но из общего поиска вырисовывается общее направление – создание национального коллектива, объединяющего в себе оркестровые принципы евроцентризма с башкирским инструментарием монодийной традиции.
Из архива: декабрь 2015г.