Леонид Алексеевич Соколов родился 8 июля 1953 в Уфе. Член Союза писателей (1994). За-служенный работник культуры РБ (2013). После окончания БГУ (1975) – литературный со-трудник газеты «К коммунизму». С 1976-го работал в различных рекламных и коммерческих организациях, с 2002-го – в агентстве «Башинформ», с 2013-го – литературный консультант СП РБ. Лауреат премии им. Ф. Карима (2015).
ЗЕМНОЕ ПРИТЯЖЕНИЕ АЛЕКСАНДРА ШУРАЛЁВА
Шуралёв Александр. Дар отавы. Стихотворения и поэмы. Уфа : изда-тельство «Китап» им. З. Биишевой, 2017. – 216 с.
Откуда берутся стихи? Из какого глубинного пласта души, отстоявшиеся, выходят они на поверхность, прорастая, будто цветы, замечательными яр-кими образами сквозь благодатную почву?
Об этом и многом другом думалось мне при знакомстве с новым поэтиче-ским сборником Александра Шуралёва, уфимского поэта. Хотя почему это «уфимского»? Сегодня его творчество перешагнуло границы и нашей рес-публики, и Урала, став достоянием общероссийским.
На произведения А.М. Шуралёва я обратил внимание с нулевых годов. Сначала на сатирические и юмористические, опубликованные в «Литера-турной газете», позднее – на публикации лирических стихотворений в журналах «Дружба народов», «Литературная учёба» «Роман-журнал ХХI век», «Юность», «Бельские просторы» и в других изданиях. Обратил вни-мание ещё и потому, что местом жительства талантливого автора было указано село Кушнаренково. Вот те на, вот где, оказывается, живут талан-ты!
С тех пор и продолжаю открывать для себя поэта, которого я так долго искал, которого понял и полюбил с первой же строки, в которого поверил и за которым пошёл по «тайным тропам стихотворений». Шёл, а душа наполнялась сладостным естеством полноценного классического слова.
С каждым новым произведением слово его всё более отшлифовывается, оттачивается, крепчает, наполняется глубоким содержанием. Говорят, что прежде чем стать поэтом, надо вырастить собственную душу. Эти слова всецело можно отнести к А. Шуралёву. Вот почему я так порадовался вы-ходу в свет в издательстве «Китап» его нового поэтического сборника «Дар отавы», куда вошли более двухсот стихотворений и пять поэм, со-ставившие восемь тематических разделов: «Сны о родительском доме» (воспоминания о родителях и детстве), «Луч солнца над порошею» (фило-софская лирика), «Радужная гамма» (стихи о творчестве и разных видах искусства), «Под шалашной крышей» (любовная лирика), «Бродя тенями по московским закоулкам» (стихи о Москве и её литературных достопри-мечательностях), «Через дыры в разбитом корыте» (ирония, юмор, сати-ра), «Чудачество стихосложенья» (поэтические эксперименты), «Разно-цветье несломленной силы» (поэмы). Отава – это трава, выросшая на месте скошенной в тот же год. Это символ жизнелюбия, стремления к свету, воз-рождения.
И на этот раз поэт всецело оправдал все мои и, думается, не только мои ожидания. Сборник «Дар отавы» стал книгой, к которой я постоянно об-ращаюсь как к источнику чистой, настоящей поэзии. И в этом нет никакого преувеличения. Именно он помог мне по-новому разглядеть и открыть мир, который был совсем рядом, а точнее, в котором мы все находимся, но многого не замечаем. Для этого нужен талант, нужна философская муд-рость. Поэт глубоко уважает своего читателя, учит любить, честно доверяя ему своё самое сокровенное. Он пишет просто, но это та простота, кото-рую А. Шуралёв выстрадал, через которую он прошёл и максимально ощутил.
Как подаянье собираю по крупицам
из сочетаний сложных ясность простоты.
За простыми строчками видишь ещё большую любовь к земле, которую он всегда чувствует и на которой крепко стоит. От его стихов исходит свежий дух земного бытия. Центром его притяжения, его поэтического мира явля-ется родной дом, откуда он вышел и куда он возвращается сквозь года. Родительское гнездо хранит в себе уют и самые сокровенные воспомина-ния о времени, в нём проведённом. И ты вдруг понимаешь, что это и твой дом, частичка нашей родины, частичка, где осталось навсегда детство, друзья, родные и близкие…
В глазах не слёзы – просто брызги
прозрачных мыльных пузырей.
Стою, осилив путь неблизкий,
в знакомом сызмальства дворе…
Я жду, что скрипнут половицы,
откроется входная дверь –
как будто не было потерь.
Прошлое и настоящее будто соприкоснулись в этом доме, который снится по ночам.
Машинка «Зингер» как штурвал линкора,
в коробочке – конструктор «Сделай сам»,
манящих книг нечитанные горы…
(Я в каждом сне бываю снова там)…
Там цел и сладок леденец надежды,
и все невзгоды где-то далеко.
Там папа с мамой живы, как и прежде,
а с ними – так надёжно и легко.
Проникновенно звучат строки, обращённые к дорогим родителям, строки, которые близки каждому, пережившему горькую боль потерь.
Тщета и блажь – карьера, деньги, власть,
слепая страсть, фанфарная дорога,
удача в играх, столованье всласть…
Я о другом молю всечасно Бога.
Вновь хочется по-детски рассмеяться,
вернуться к самым первым светлым дням
и крепко-крепко навсегда прижаться
к сияющим родительским щекам.
Одним из достоинств стихов Александра Шуралёва является их естествен-ность, максимальная жизненная правдивость, значительность содержания. Поэт остаётся личностью, которая невозможна без гражданственности. Его стихи масштабны и откровенны, потому что погружены в эпоху, внутри которой формировались и росли. Они не только заставляют задуматься о месте человека в мире, о смысле человеческой жизни, но и позволяют про-никнуться особым настроением, дают возможность забыть о суете повсе-дневности и задуматься об истинных человеческих ценностях. Не могу не привести стихотворение «Дар отавы», давшее название всему сборнику:
На свет прорываться извечное право
как дар утверждает природный устав:
на месте покоса взрастает отава,
своим жизнелюбием тленность поправ.
У слова «отава» – славянские корни,
связующие с давней древностью нас:
в них горняя высь и родные просторы
сливаются в отчий священный наказ.
В них – песнь материнская над колыбелью,
как солнышко – в сладком младенческом сне,
и след, не стираемый лютой метелью,
ведущий сквозь стужу к желанной весне.
В них – тайного первого чувства горенье
зелёным огнём на ожившей земле
и судеб чудесное соединенье –
травинка к травинке в растущей семье.
В них – дух возрожденья несломленной силы,
венец вдохновенья, терпенья, труда
и путь несгибаемой в бедах России,
несущей весь мир на плечах сквозь года.
Александр Шуралёв из тех поэтов, о чьём мастерстве можно судить по од-ному стихотворению, по одной строфе и даже строке. И качество это по-добно стали высшей пробы. Причём тут сталь? А при том, что сама фами-лия Шуралёв происходит от старинного слова «шураль». Так называли кочегара на заводе, «шурующего» в печи кочергою для поддержания огня при выплавке стали.
Наделён родословной простою,
нет во мне королевских кровей.
предки, званье приняв шуралей.
Бушевало горнильное пламя,
закаляя для подвигов сталь.
Награждала мозолями длани
Поэт по праву гордится предками, а истоки этих свершений Александр Михайлович видит в своих родителях, о которых постоянно вспоминает с благодарной сыновней любовью. «Всем позитивным из того, что имею и умею, я обязан, прежде всего, своим родителям – Михаилу Александрови-чу и Валентине Михайловне. С младенчества – перед моими глазами это олицетворение высокой духовности, честности, порядочности, ответствен-ности. Они ушли из жизни, но добрый свет их душ согревает меня, обере-гает. Они учили меня трудиться, любить мир и всех его обитателей, отда-вать то, что имеешь, и прощать. Мой папа прочитал мне в детстве много сказок: русских, башкирских, татарских и других народов мира. От него же я услышал много песен, в которых передо мной открылась история мо-ей родной страны. Он умел так читать, петь и играть на баяне, что я не просто слышал эти сказки и песни, а учился видеть через них и ширь, и даль, и глубь, и высь окружающего мира. Моя мама была неутомимой труженицей и настоящим мастером. Всё, к чему прикасались её «золотые руки», превращалось в произведение искусства, в истинный шедевр. Бла-годаря ей я учился удивляться красоте, восхищаться мастерством, уважать труд и людей труда» («Учитель Башкортостана», 2011, №6, с.53–54).
А теперь ещё об одном удивительном человеке, народном поэте Башкор-тостана Александре Павловиче Филиппове. Именно его Александр Шура-лёв считает своим учителем, наставником, старшим другом, без отеческой заботы которого во много раз тяжелей было бы переносить горечь утраты родителей, и с теплотой вспоминает о нём: «Каждая беседа с Александром Павловичем была для меня Событием – согревающим душу, одухотворя-ющим, вдохновляющим. При его участии и во многом благодаря ему про-исходило мое становление как поэта. Он лучше всех понимал мои стихи, замечал мой творческий рост, очень точно подмечал и помогал мне само-му увидеть недостатки и слабые места моих стихов, больше всех сделал для моего поэтического развития. Советы А. Филиппова, как подковы на счастье, – и оберег, и бесценная сокровищница поэтических премудростей. Например, он говорил о том, что если не пишется что-то новое, наступает некий период бессловия, то полезно отыскать свои старые, уже забытые, не получившиеся в своё время стихи и начать над ними работать заново, пы-таясь переделать, вдохнуть в них жизнь. Часто в процессе такой перера-ботки старого само собой рождается новое, и начинается новый этап твор-чества. Советовал он для тренировки играть словами, искать неожиданные рифмы, звуковые сочетания, но при этом не заигрываться, учиться видеть тонкую грань между живым и естественным словотворчеством и бутафор-ским, искусственным, вычурным словоблудием. Учил совершенствовать написанное, многократно очень внимательно и отстранённо от собственно-го авторства прочитывая, находить и исправлять незаметные при поверх-ностном взгляде неточности, шероховатости и погрешности».
Александру Филиппову автор посвятил стихотворение «Подкова»:
Как сладостна страстная дрожь:
на свете есть тьма развлечений…
Всего плодотворнее всё ж –
себя сознавать подмастерьем.
гордыня чревата никчемьем,–
при мэтре живом подмастерьем.
Прослеживать мастерский путь,
как мастер, на счастье подкову.
Думается, что Александр Шуралёв стал достойным учеником, которым Александр Павлович Филиппов мог бы по праву гордиться. Он многое перенял у своего учителя, и прежде всего, это постижение житейской муд-рости, умение работать над каждым словом, наполняя стихи афористично-стью и редчайшей живописью. А. Филиппова и А. Шуралёва роднит ещё и то, что оба родились на берегах красавицы Агидели, оба «поэты от зем-ли», оба остались верны своему родному краю, в котором черпали и чер-пают источник вдохновения, видя его в каждой травинке, в «светлой душе березняка», в россыпи «утренних рос изумрудных»…
Вся поэзия А. Шуралёва пропитана любовью, чистой, земной, открытой и понятной тем, кто умеет по-настоящему любить. «Любви рисунок» поэт видит всюду, любовь – это целая планета, но вся она умещается внутри то-го, кто любит. Любовь – это и грусть, и радость и ожидание, и вера, и надежда…
Твои глаза чуть дальше, чем Венера,
Они зажглись на небе неспроста:
без их сиянья мир – невзрачно-серый,
и нет стихов для чистого листа.
Я к ним иду от самого рожденья
босой душою по стерне мечты.
Я им несу простые откровенья,
завёрнутые в чистые листы.
Ещё об одной особенности поэзии Шуралёва. Читаешь стихи и чувству-ешь, что в них притаилась музыка. Она то подкрадывается на цыпочках и еле уловима, то звучит на полную мощь. Музыка прорывается сквозь ба-ян, патефон, скрипку и даже… пишущую машинку. «Исполни белый вальс на пишущей машинке, / и это будет самый прекрасный белый вальс».
Позднее я узнал, что у Шуралёва всё-таки вначале было не слово, а музы-ка. Она присутствовала в доме с самого рождения, ибо, как уже было ска-зано, его отец был учителем музыки и великолепно играл на баяне. Навер-ное, и Александр Михайлович мог бы пойти по стопам отца. Хотя почему мог бы?! Он и шёл: играл сначала на баяне, на аккордеоне, потом на гита-ре, подбирая на слух любимые мелодии. Но больше всего ему нравилось сочинять музыку. И сегодня Александр Шуралёв – автор более… ста пе-сен! Но позже слово перевесило, пересилило, хотя и не окончательно. Му-зыка осталась, а стихи эти легко ложатся на музыку. Музыка звучит в ас-сонансах и аллитерациях, в сквозной рифмовке…
В сердце – чары, в небе чайки
Великолепные поэтические образы и сравнения рассыпаны буквально по-всюду: «Вдыхал в нас радужную гамму педагог» («Учитель музыки»), «Написала семь нот звонкой радуги / в партитуре прозрачной дождя» («Художница»), «А под вечер кокетка гитара, украсив привал, / подстав-ляла с игривым бесстыдством для ласки бока» («Альпинистский треуголь-ник»), «Росинки звуков собирал горстями / бокал гитары полнил до краёв, /они по струнам звонко растекались / прохладой чистоструйною ручьёв» («Планета любви»)…
О мастерстве говорит и то, как легко и изящно поэт рисует словом, будто делая эскизные наброски при минимальном наборе слов:
Чем глубже погружаешься в мир поэзии А. Шуралёва, тем явственнее ощущаешь силу, объём, звучание, исходящие от слова. Сильное слово вос-создает и сильные личности, одна из которых – поэт Ю.П. Кузнецов, ставший одним из самых ярких явлений в русской поэзии второй полови-ны ХХ века. Ему в сборнике посвящён целый цикл стихотворений «Мир как миф открыл поэт пером».
«Пусть они проживут до седин…», –
лихо жахнул дробинками соли.
Звать его Кузнецов. Он один
воевал с вороньём в чистом поле.
как иголку, пропавшую в стоге.
Был ему шар земной слишком мал
С тихорецкого вышел двора
в шумный стольник за славою горькой.
оказалась на деле пригорком.
зацепилась о землю звезда
неизбывною русской строкою.
К числу любимых поэтов А. Шуралёва относятся М.Ю. Лермонтов, Н.А. Некрасов, С.А. Есенин, Н.М. Рубцов и другие. Им тоже посвящён цикл стихотворений. Эти стихи – плавное перемещение в творческое про-странство авторов, настрой на нужную ноту понимания, тон, ритм, инто-нацию. А. Шуралёв как бы проходит по тем же родным местам, подпиты-ваясь красотами, которые когда-то вдохновляли этих классиков. Всё это рождает замечательные и понятные каждому образы:
хлебным квасом в жбанчиках.
чтоб увидеть, как в пруду
Поэт легко подхватывает любую тему, чувствует время, ориентируясь в прошлом и настоящем. Разнообразна и география его стихов. Целый раз-дел посвящён московским воспоминаниям. И это тоже не случайно. В Москве он в 80-е служил в армии, часто туда приезжает, а в 2013 году там защитил… докторскую диссертацию.
Ему интересно бродить вместе с тенями прошлого «по московским закоул-кам», быть среди современной толпы, и сердцем ощущать тот ритм, те звуки, которым суждено будет превратиться в новые строки, чувствовать здесь какие-то тайные тропы ещё не родившихся стихотворений, просто изучать лица и в то же время заметить у входа в метро такие родные, про-стые деревенские ромашки…
В будней толкучке у входа в метро,
где в разноречном верченье пестро
липнут со всячиной всякой торгашки,
тихой молитвой белеют ромашки.
Их светлоликость на тёмном асфальте,
как чистый звук в какофонии фальши,
словно сквозняк от щемящей вины…
Стоят немного, но нет им цены.
Так безыскусно (и ей исполать)
исподволь нянчит в нас Русь благодать.
Читаю стихи и в который уже раз задаюсь вопросом: откуда всё это? Как это рождается? На что Александр Михайлович ответил так: «Когда начи-наешь писать, то не знаешь даже, какой и о чём будет следующая строчка и, вообще, выйдет ли из этого смутного, но неотвязчивого желания, кото-рое начинает колобродить внутри и требовать выхода, что-либо путное. Главное для поэта – не терять высоту, сохранить собственную душу».
Для стихов нужна простая малость:
сердцем подключиться к небесам.
Если хорошо – так написалось.
Если плохо – сам так написал.
Ну а чтобы к высям подключиться,
понапрасну всуе не галдя,
есть возможность, вольная, как птица, –
без остатка отдавать себя.
Истоки вдохновения А. Шуралёва особенно проявляются в поэмах, где лирическая струя звучит всё сильнее и сильнее. Никого не оставит равно-душным поэма «Зарубка», посвящённая бабушке поэта. Здесь судьба од-ного человека сфокусирована с судьбой целого поколения, с судьбой Ро-дины и каждого из нас. Читаешь и осознаёшь, что в жизни нет случайно-стей. Поэма начинается с того, как умирающая женщина, для того чтобы помочь выжить своей дочурке, отправила её на пароходе из голодающего Поволжья в далёкий путь, в Башкирию, где по слухам уродилось много спасительной травы лебеды. Сердце подсказало девочке сойти на пристани села Топорнино (ныне Кушнаренково), расположенного на крутом берегу реки Белой. И она осталась здесь, связав свою нелёгкую, полную испыта-ний жизнь, описанную в поэме, с этим незнакомым, но прекрасным краем. Здесь она встретила свою любовь, здесь родились её дети, её внуки, один из которых – Александр Михайлович Шуралёв.
И совсем как симфония звучит удивительная по мастерству исполнения, по глубокому философскому наполнению поэма «Скит». Поэтическая волна выносит нас на таинственный берег, в ущелье между двух скал. Здесь как бы обозначен жизненный рубеж, за которым приоткрывается и просачива-ется, как туман, дорога в вечность, туда, где пересекаются пути прошлого, настоящего и будущего и где от загадочного старца получаешь ответы на самые главные жизненные вопросы:
Всё, чем владеем мы, – лишь призрак.
Не срам ли – кланяться чехлам?
И деньги, и чины, и ризы –
весь скарб не более чем хлам.
Нас с носом оставляет сцена
с пустым стяжаньем барыша.
Одно сокровище бесценно –
с простым названием д у ш а.
Те же философские мотивы звучат в поэме «Арба». «Повозка дней», сим-волизирующая нашу жизнь, весь мир с его проблемами, с его радостями и горестями, однажды делает остановку во времени. Арба останавливается, но ее глубокий след остается…
«Всевышнюю тайну» приоткрывает еще одна удивительно емкая по со-держанию поэма – «Оазис». В ней вера в человека-созидателя, человека-Мастера. Вера в то, что оазис добрых дел, несмотря на «дьявольский ве-тер», прорастет «разноцветьем несломленной силы».
На подушке призывно сияет перожуравлиной прощальною вестью,Значит, мне суждено про земных Мастеровнаписать достоверную песню.
Не могу не упомянуть и про поэму «Уха». Есть в ней что-то теркинское. Так и чувствуешь запах костра, аромат ухи, видишь веселый огонек… И с интересом слушаешь разговор рыбаков на берегу Белой, один из которых был фронтовиком, а второй – еще совсем маленьким мальчишкой. Но раз-говор идет на равных, ибо оба они внесли свой вклад в Победу…
Наверное, из всего сказанного можно представить себе Александра Ми-хайловича человеком очень серьёзным, но, уверяю вас, это совсем не так. Всё в нём в меру, всё поровну. В стихах А. Шуралёва есть место и искро-мётному юмору, и словообразованиям и просто какой-то разудалости…
Застыв у цирка на Цветном бульваре,
прохожим щедро подставляя нос,
Никулин дверь машины открывает,
как будто задаёт немой вопрос:
«Что наша жизнь – не сальто ли мортале,
парад алле, реприза, анекдот?»
Никулин нос прохожим подставляет,
чтоб не остался с носом наш народ.
Он мастер менять интонации и ритм, легко подхватывая любую тему. Ино-гда ему просто хочется поиграть словами, чтобы раззадорить слушателя и настроить его на иронический лад. И читатель принимает эту игру и от-крывает вдруг серьёзного автора совсем с другой стороны. В книге много иронических, юмористических и сатирических стихов, а один из разделов так и называется «Чудачество стихосложенья».
чтоб старость лучше разглядеть,
В оглобли вдеты уши-дроги,
чтоб шум вселенский в них возить.
Глаза подкованы, как ноги
у лошади, чтоб не скользить.
Сегодня Александр Михайлович Шуралёв не только признанный поэт, член Союза писателей и России, и Республики Башкортостан, лауреат множества международных литературных конкурсов, одно перечисление которых займёт целую страницу, но и известный педагог, учёный, про-шедший трудовой путь от сельского школьного учителя русского языка и литературы до профессора кафедры русской литературы Башкирского государственного педагогического университета имени М. Акмуллы, док-тор педагогических наук. В марте 2018 года поэту, учёному, педагогу ис-полняется 60 лет. И хочется от всей души пожелать ему новых поэтических книг, новых научных трудов и, конечно же, здоровья и творческого вдох-новенья!