Все новости
Краеведение
11 Ноября 2023, 19:04

№11.2023. Анатолий Чечуха. В окнах памяти

Уфа Александра Тюлькина

Спасская церковь в Уфе. Справа – дом Комаровы
Спасская церковь в Уфе. Справа – дом Комаровы

История жизни художника Александра Эрастовича Тюлькина, как это водится, обросла то ли легендами, то ли не совсем точными (или вовсе неправильными) выводами и пояснениями. Плохо это или хорошо, не всегда можно сказать однозначно, но иногда достаточно просто выглянуть в окно…

Например, я достаточно уверенно могу заявить, что имя его родного отца – Эраст (Ераст), хотя абсолютно везде указано, что это имя его отчима, ведь он Александра усыновил. Если не углубляться в суть вопроса, то вроде бы так оно и есть: из записи в метрической (церковной) книге следует, что 30 августа 1888 года (крещение состоялось 4 сентября) у крестьянина Уфимского уезда Архангельской волости деревни Дорогиной Порфирия Ананьевича Соколова и «законной жены его Варвары Андреевны» родился сын Александр. А позже приписано: «Отец Ераст Елизарьев Тюлькин. Справка об усыновлении на основании выписи об усыновлении 27 октября 1900 г.». Всё как положено. Вот только запись об этом сделана в уфимской Спасской церкви, приход которой – самый центр тогдашней Уфы. Но никак не Уфимский уезд.

Варвара Андреевна с сыновьями. Александр справа. 1900–1901 гг.
Варвара Андреевна с сыновьями. Александр справа. 1900–1901 гг.
Мария Агишева. 1910-е гг.
Мария Агишева. 1910-е гг.

Кроме церковных метрических книг («метрик») в Историческом архиве РБ хранятся ещё и чудом сохранившиеся исповедные росписи Спасской церкви: по законам Российской империи все православные должны были регулярно ходить на исповеди, а священнослужители в течение года вели подробный учёт своих прихожан: имя, фамилия, возраст, родство с другими исповедниками. Если человек исповедовался и причастился – ставилась отметка, что он был на исповеди, а если не был, то писали – по какой причине. Отсюда, собственно, и название – исповедная роспись. И хотя место проживания прихожанина не указывалось (например, в Уфе адресов до начала ХХ века не было), по параллельным источникам вполне можно его установить, благо сведения давались по порядку, т. е. в той последовательности, в какой дома стояли на улице.

Художник Николай Пахомов вспоминал, что Тюлькин много рассказывал об Уфе своего детства и юности, «о ярмарках, о театре в саду Видинеева, о самом Видинееве… О веранде, цветущих яблонях и луне, о запахе из сада», но не любил вспоминать о домах, где он жил. Сейчас многие уверены, что Тюлькин провёл на Волновой всю жизнь, но это не так: дом куплен лишь в 1922-м. Впрочем, и в этой дате можно сомневаться, ведь, как вспоминает художник Николай Пахомов, Тюлькин не любил также рассказывать и о своих ранних годах. Возможно, это связано с нежеланием засветить тот факт, что он был женат на дочери личного дворянина Марии Мартирьевне Агишевой (1880–1950). Специально повторяю: отчество – Мартирьевна, а не Мартемьяновна и не Мартьяновна.

Сегодня мы можем назвать дом его раннего детства. Итак, читаем исповедные росписи Спасской церкви…

В 1887–1891 годах в усадьбе Комаровых по уфимской улице Большой Казанской (ныне Октябрьской революции, 42, т. е. напротив Спасской церкви) квартировало очень интересное семейство. Сначала в 1887 году здесь поселился Ераст (Эраст) Елизарьевич Тюлькин. В следующем году к нему была приписана «жена Варвара Андреева» [т. е. Андреевна. – А. Ч.] и полугодовалый сын Александр. Но в последующие годы священник понял, что немного ошибся: теперь Варвара Андреевна записана не женой, а просто крестьянкой – понятие «гражданский брак» в то время не признавалось. При этом в метрической записи Спасской церкви о родившемся 30 августа 1888 года Александре родителями, повторюсь, записаны крестьяне деревни Дорогиной Порфирий Ананьевич Соколов и «законная жена его Варвара Андреева». Отсюда обычно и делают вывод о родном отце Александра Эрастовича, но хитрость в том, что по тогдашним российским законам фамилия и отчество родившегося ребёнка определялось далеко не со слов матери, а по незыблемому распорядку: если у женщины был законный (записанный в церковной книге) муж, то он и записывался отцом. Автоматически! Даже если его давно не было в живых!

Вот и согласно «исповедкам» Спасской церкви в 1888-м 40-летний Ераст Елизарьевич и 35-летняя Варвара Андреевна жили вместе на Казанской. Более того, в 1892 году Варвара родила сына Петра (скончался в 1969-м), причём отцом, разумеется, священник опять записал Соколова. Родился «у них» и третий сын. А 16 января 1900 года был заключён брак между Ерастом Елизарьевичем Тюлькиным, «Вятской губернии и уезда ратником ополченцем 1-го разряда из запасных, первый брак», и Варварой Андреевной Соколовой (второй брак). Получается, что в 1900-м либо скончался «официальный» муж Варвары Андреевны Порфирий Соколов, либо прошёл срок прещения (запрета) на церковный брак, установленный для Варвары Андреевны по факту прелюбодеянии. Так что отец всего лишь усыновил родных сыновей (нынче в загсе это назвали бы установлением отцовства).

Что за этим скрывалось, можно только догадываться. То ли Варвару насильно выдали замуж, когда её любимый был в солдатах, то ли имела место некая ошибка в записях. Желающие убедить меня в невозможности ошибки, вспомните, пожалуйста, пушкинскую «Метель» и несчастную Марью Гавриловну.

Впрочем, известен (мне, во всяком случае) и дом детства и юности Александра Эрастовича – улица Амурская, 93 (дома давно нет, это угол с Приютской – Кирова, т. е. на месте сквера у храма Рождества Богородицы): в 1903 г. Ераст Тюлькин взял разрешение на его постройку, семья жила там примерно до 1911-го, когда согласно справочной книге владелец дома и участка уже иной.

Да и сведения о жене Тюлькина – Марии Мартирьевне не отличаются точностью. Николай Пахомов даёт такой её портрет: «Была небольшого роста. Фигура красивая, до старости была стройной. Волосы каштановые, глаза не голубые, а синие. Красавица». Венчался Тюлькин с Мусей Агишевой в крайне нестабильном 1919-м: жениху – 31, невесте 39. Николай Пахомов пишет, что для новобрачных был куплен дом на улице Спасской (рядом с нынешним Домом-музеем Ш. Худайбердина на Новомостовой), но жили ли они в нём? Во всяком случае, в окладной (налоговой) книге, в которой указаны все домовладельцы вплоть до июня 1919 года и даже позже, фамилии Тюлькина нет. Почему же они перебрались на Волновую? И где жили до этого? Об этом чуть ниже…

В 1950-м художник похоронил свою Мусю на Сергиевском кладбище. Александр Эрастович заказал для неё такой памятник, что и нынче смотрится вполне крепким. Оставил в оградке место и для себя. Если вы войдёте на Сергиевское с главного входа на Высотной улице, обойдёте сторожку слева и свернёте прямо от неё на первую неасфальтированную аллею, то метров через пятьдесят справа по ходу увидите могилу М. М. Тюлькиной.

А через тридцать лет, когда пришло время и для него самого, старое кладбище уже было закрыто.

Бывший дом Разумовых на ул. Коммунистической
Бывший дом Разумовых на ул. Коммунистической

И ещё об одном «тюлькинском» адресе можно говорить уверенно. Стоит в южной, самой старой части улицы Коммунистической (№ 160, раньше № 152 на бывшей Большой Успенской) красивый каменный дом. Давным-давно выстроил его мещанин М. А. Разумов. Место для жилья Михаил Александрович выбрал непростое, едва ли не утёс: восточнее и юго-восточнее дома начинается серьёзный уклон. Да и с юга участок подпирает овраг с безымянной речкой. Вид отсюда прямо-таки волшебный, так и хочется запечатлеть хотя бы фотоаппаратом. Так вот, если человек, знакомый с творчеством Александра Эрастовича, войдёт в этот дом и посмотрит в окно, то сразу поймёт, что когда-то здесь на окне цвели гортензии. Да, именно из окна дома Разумова век назад Александр Эрастович ловил «золото» уходящего лета 1920 года. Любителей документальных подтверждений прошу не беспокоиться: никаких официальных бумаг или хотя бы воспоминаний по этому поводу не имеется. Зато есть «Гортензии» (картон, темпера. БГХМ им. М. В. Нестерова).

Нынче летом вся это красота скрыта за густой листвой, да и горизонт тщательно «затянут» новостройками. А склон полвека назад сильно срезали при прокладке дороги. Но как только опадают листья, отсюда вновь, как и в начале прошлого века, становится видна Покровская церковь. Почти та же, что и на фотографиях так любившего её снимать фотографа Аполлония Зираха. Та же, что и на открытке издателя Николая Блохина. Но немного не такая, какой её из окон разумовского дома видел сто лет назад А. Э. Тюлькин.

Покровская церковь. С открытки Н. К. Блохина. 1900-е гг
Покровская церковь. С открытки Н. К. Блохина. 1900-е гг

Искусствовед Альмира Гайнулловна Янбухтина писала: «В самом начале пути у Тюлькина сформировалась своя тема, точнее, свой образ в живописи, который он с удивительным постоянством проповедовал всю жизнь, – образ старой Уфы, города его детства, юности, всей его долгой жизни. Он пишет белые и чуть розовые цветы на подоконнике, за которыми виден тихий, в закате солнца, патриархальный городок…»

Опережая возражения, замечу, что работал художник всё-таки не осенью – тень от колокольни церкви на большом куполе доказывает, что солнце стоит довольно высоко, а время уже четыре часа дня (тень от колокольни – своеобразные солнечные часы). А по отсутствию переплёта оконной рамы можно уверенно сказать, что окно широко распахнуто. Удивляет золотой купол церкви, который, скорее всего, не был тогда таким (во всяком случае, даже купол главного – Воскресенского – собора не был позолочен). Возможно, таким его сделал золотой флёр, который художник накинул на всю картину – этакий город золотой. Золотыми пятнами художник отметил даже саму белоснежную Покровскую церковь.

Стоит также задуматься, что, собственно, Тюлькин делал в доме Разумовых на Большой Успенской?

Дом Сокурова на ул. Б. Ильинской. 1910-е гг
Дом Сокурова на ул. Б. Ильинской. 1910-е гг

Согласно переписи 1923 года здесь, в трёх домах бывшей разумовской усадьбы, проживало 18 человек (четыре семьи в четырёх квартирах). Как знать, может, и квартира Тюлькиных была тогда здесь же. Во всяком случае, если отпевание умершего в январе 1918-го тестя Тюлькина Мартирия Михайловича Агишева прошло в Ильинской церкви (он жил тремя кварталами выше неё, в доме адвоката Сокурова на углу Ильинской и Садовой – ныне Валиди и Матросова), то тёщу – Анну Ивановну Агишеву, в апреле 1922-го, как и отца – Ераста Елизарьевича в 1924-м, отпевали уже в Спасской церкви на улице Октябрьской революции. А жители нижней части Большой Успенской – приход как раз Спасской церкви!

«…Окна – один из излюбленных объектов художника. Они в его произведениях приобретают символ границы меж двух миров, меж двух пространств. Более того, это своего рода художественный принцип, театр в театре, эффект пространства в пространстве», – так говорил о творчестве Тюлькина Георгий Калитов. К этому можно добавить, что «Гортензии» являются, скорее, связующим звеном между Уфой тюлькинской и Уфой, которая в стремлении стать современным городом во многом теряет связь с прошлым. Прошлым, которое часто составляло гордость и славу города.

А. Э. Тюлькин. «Гортензии», фрагмент
А. Э. Тюлькин. «Гортензии», фрагмент

Александр Эрастович Тюлькин (1888–1980) – живописец, основоположник изобразительного искусства Башкортостана, народный художник БАССР (1955), заслуженный деятель искусств РСФСР (1960). Работы художника находятся в Государственном Русском музее, Государственной Третьяковской галерее, Государственном музее искусств народов Востока, Национальном музее Республики Башкортостан в Уфе, Башкирском государственном художественном музее имени М. В. Нестерова и других. В Уфе открыт мемориальный Дом-музей художника.

 

Читайте нас: