Все новости
Краеведение
8 Апреля 2022, 14:51

№4.2022. Борис Попов. Сюжеты с Большой Усольской

Начинаясь у моста через речку Сутолоку, круто в гору тянется улица, которая называлась сначала Усольской (позже – Большой Усольской) потому, что когда-то вела к солеварням. Главным украшением улицы был Благовещенский женский монастырь, а также двухэтажное кирпичное здание, построенное книгоиздателем и меценатом Н. К. Блохиным для IV приходского училища (начальной школы).

№4.2022. Борис Попов. Сюжеты с Большой Усольской
№4.2022. Борис Попов. Сюжеты с Большой Усольской

Борис Леонидович Попов родился 16 октября 1926 г. в городе Вышнем Волочке. Педагог, историк, краевед. Свыше 600 его статей на краеведческие, коллекционерские и педагогические темы были опубликованы в газетах «Ленинец», «Вечерняя Уфа», «Уфимская неделя», «Республика Башкортостан», «Истоки», «Рампа», в журналах «Среднее специальное образование» и «Бельские просторы», в краеведческих сборниках «Живая память» и «Судеб связующая нить». В 2003 году награждён Почетной грамотой Уфимского городского Совета. Скончался 9 марта 2017 г. в Тюмени.

Борис Попов

Сюжеты с Большой Усольской

 

От Усольской до Сочинской

Начинаясь у моста через речку Сутолоку, круто в гору тянется улица, которая называлась сначала Усольской (позже – Большой Усольской) потому, что когда-то вела к солеварням. Главным украшением улицы был Благовещенский женский монастырь, а также двухэтажное кирпичное здание, построенное книгоиздателем и меценатом Н. К. Блохиным для IV приходского училища (начальной школы). После революции изменилась и Большая Усольская улица. Название поначалу сохранилось, но монастырь за ненадобностью закрыли.

Я попал на эту улицу впервые летом 1937 года. Тогда она уже носила имя Горького. В бывшем монастыре помещался склад Башаптекоуправления, а в здании бывшего училища обитала школа.

Но, как я узнал позже, в конце 30-х годов школьное здание дало трещину («сработал» карст), его признали аварийным и школьников «выселили», но в 1944 году в нем поселился Уфимский библиотечный техникум и прожил в его стенах еще сорок пять лет.

Тридцатые и послевоенные годы были временем стремительного роста нового промышленного и жилого района на месте деревни Черниковки, которому со временем присвоили статус города с названием Черниковск. Возникавшие в новом городе улицы зачастую (и даже как правило) получали наименования, соответствующие уфимским. Была там и своя улица Горького.

24 июля 1956 года Указом Президиума Верховного Совета РСФСР Черниковск был присоединен к Уфе. Появилась необходимость переименования улиц-дублеров. Это дело было поручено ответственной комиссии. Однажды члены комиссии засиделись допоздна, придумывая новые названия улицам-близнецам. Дошло дело и до улицы Горького. Решили сохранить имя Горького за улицей в северной части города, а в южной – изменить. Но как? Думали-гадали – ничего в отяжелевшие головы не приходит, и тут шофер комиссии, уставший ждать, говорит:

– Да назовите вы ее Сочинской...

Идея оказалась плодотворной, члены комиссии согласились, и с тех пор до сего дня улица носит это южное название.

 

Дом на Сочинской

Не думал и не гадал одиннадцатилетний мальчишка (то есть я), проезжая на велосипеде по главной магистрали Старой Уфы, о том, что судьба на двадцать семь лет свяжет его с улицей Сочинской и двухэтажным домом на ней – Уфимским библиотечным техникумом. Помимо уроков истории я преподавал в нем такие предметы, как клубное дело, художественное слово, культура речи, организовывал КВНы, «капустники», концерты, проводил вечера профессии, отдыха, смеха, творческие встречи с писателями, поэтами, краеведами, читал лекции по вопросам внутренней и внешней политики, вел классное руководство и заведовал заочным отделением...

У нас был отличный коллектив преподавателей, в большинстве своем компетентных, добросовестных, готовых работать бескорыстно, не считаясь со временем. Здесь не было склок, интриг, зависти, подсиживаний. Напротив, каждый был готов помочь другому.

Ядро коллектива было сформировано директором техникума 50-х годов Рахматуллой Сайфутдиновичем Еникеевым из молодых и перспективных преподавателей. Для них техникум стал вторым домом. По сорок и более лет проработали в его стенах заслуженные учителя БАСС: Г. Н. Ангарова (общественные дисциплины), К. Н. Неговская (зарубежная литература), по три десятилетия на счету у К. И. Антоненко (ОБФ и К), Г. В. Баженовой (библиография), Н. В. Менч (библиотековедение). Пришли на преподавание по окончании институтов бывшие выпускники техникума Н. П. Вакутина, В. М. Плотников, З. К. Халикова, Р. С. Шагиахметова, тоже проработавшие по тридцать с лишним лет, из них первые трое тоже удостоены звания заслуженных учителей Республики Башкортостан.

За сорок пять лет в доме на Сочинской Уфимский библиотечный выпустил тысячи квалифицированных библиотекарей среднего звена, которые трудятся не только в пределах Башкортостана, но и в других регионах России.

И даже в холодные зимние месяцы в доме на Сочинской было уютно, сердечно и тепло. Не случайно о библиотечном техникуме говорили частенько так: «О, библиотечный!.. Отличный коллектив!»

В 1989 году здание снова дало трещину, и жизнь техникума в доме на Сочинской закончилась. Новый директор, обеспокоенный этим событием и сообщениями о землетрясении в Армении, отказался от его эксплуатации, и техникум ушел на арендованные площади. В доме на Сочинской на короткое время поселилась какая-то организация, потом Духовное управление мусульман Башкортостана, а еще через несколько лет его совсем снесли. Он остался лишь на фотографиях и в памяти тех, кто в нем трудился и учился. На этом можно было бы поставить точку, если бы...

 

Ирма Юльевна

...Если бы не счастливый случай, который свел меня с интересным человеком. В ответ на одну из моих публикаций в «Вечерней Уфе» мне позвонил Валентин Михайлович Журавлёв, 1917 года рождения. «Ровесник Октября», – автоматически мелькнуло в голове. Как выяснилось, он был ровесником февральской революции 1917 года.

Журавлев сообщил, что его мама в 20-х годах работала директором школы, занимавшей здание на Сочинской, и что у него имеется книга «Башкирский край» 1927 года издания. На меня эта информация подействовала словно валерьянка на кота. Она манила тем, что приоткрывала завесу времени еще над одним этапом истории моего «второго дома».

Мы договорились о встрече, и в конце августа 1999 года я переступил порог квартиры на улице Черниковской, где меня приветливо встретил Валентин Михайлович. С первого же мгновения наше общение обрело полную доверительность. Обнаружилось много общего: интерес к генеалогии, наличие среди предков французов и немцев (а у Журавлева еще голландцев и англичан), склонность к журналистике (он показал мне несколько своих статей), общие знакомые (доктор Б. Ф. Вагнер, предпостройкома 3-го стройтреста А. А. Корнюшин), а главное – дом на Сочинской, 43 (в 20-е годы – Большая Усольская, 41), в котором с огромным временным разрывом мы были его «жильцами».

Обоюдоинтересная беседа затянулась на добрых четыре часа. Мой визави рассказывал о своих предках и родственниках, о своей работе среди эвенков по созданию звероводческой пушной фактории в том краю, где в июне 1908 года взорвался Тунгусский метеорит, и о многом другом. Особенно тепло он говорил о своей матери – Ирме Юльевне Журавлёвой, до замужества – Кейферт.

Отец ушел из семьи еще в 1918 году, оставив жену с тремя сыновьями: Юлием – семи лет, Марком – четырех и годовалым Валентином. Время было тяжелейшим – гражданская война, разруха, безработица, голод, тиф... А детей нужно было вырастить, уберечь от болезней, дать им образование и сделать полезными обществу людьми. «Мама изворачивалась как могла, характер у нее был твердый, не хуже мужского, – говорит мой собеседник. – Она что-то добывала, и семья с горем пополам кормилась... Голодали страшно. Лебеду в хлеб подмешивали...»

В начале 20-х годов на территории бывшего монастыря открыли приют, куда Ирму Юльевну направили учительницей немецкого языка. Жить стало полегче. Мой собеседник с улыбкой вспоминает один «жуткий» эпизод: «Однажды нам привезли картошку. Мы стали ссыпать ее в подпол, а там как загрохочет... Глянули вниз, а там – гробы».

Оказывается, в подвале на случай смерти монашек хранился запас гробов. О них картошка и стучала...

Вскоре Ирму Юльевну назначили директором седьмой ФЗС (фабрично-заводской семилетки), которая находилась в доме № 41 по Большой Усольской. Там же и квартиру дали, на первом этаже. Я показываю Валентину Михайловичу фотографию библиотечного техникума 1984 года. Он оживляется, рассматривает: «Вот здесь мы и жили», – радостно говорит он, показывая на окна учительской и кабинета директора.

Ирма Юльевна много работала: нужно было и дрова на зиму завезти, и питанием учеников обеспечить, и ремонт сделать, и тот же ассенизационный обоз вызвать – канализации-то не было. Помогали шефы – завод горного оборудования (бывший завод Гутмана), так как в школе училось много детей рабочих завода.

Сначала старшие братья, а потом и Валентин, тоже учились в маминой школе. Валентин Михайлович достает одну за другой фотографии мамы, братьев. Вот и групповая. Во втором ряду – Ирма Юльевна с другими преподавателями, а перед ней сидит на полу с босыми ногами ее младший. В первом, третьем и четвертом рядах – ученики. Все мальчики, стриженные наголо, одеты более чем скромно. Сопроводительная надпись гласит: «7-я ФЗС, 4-я группа» (слово «класс» тогда не употреблялось). Валентин еще не ученик, хотя ему идет девятый год: в те годы в школу поступали с восьми лет, и его сентябрь еще не пришел.

Мой собеседник вспоминает о том, что творилось в те годы у старого моста через Сутолоку. Днем там шла бойкая торговля рыбой, которая водилась и в самой Сутолоке, а по вечерам и ночам мимо опасно было ходить: хулиганили, срывали шапки, грабили, избивали и даже убивали. Ирме Юльевне приходилось порой поздно возвращаться домой с каких-то заседаний, совещаний, и ходить через мост было страшно. Она пошла к шефам и попросила принять меры. Однажды вечером, когда она спускалась с холма от Троицкой церкви (сейчас там Монумент Дружбы), к ней подошли трое: «Вы Журавлева? – спросили они. – Директор школы?»

Получив утвердительный ответ, они доложили: «А мы – ваши охранники…»

По заданию Башнаркомпроса Ирма Юльевна вместе с учительницей Кайбышевой основала шестую школу – татаро-башкирскую. Валентин Михайлович показывает фотографию, и я узнаю дом на той же Сочинской, где в 60-х годах помещалась 40-я школа. Потом здание передали второй поликлинике.

В 1930 году Ирма Юльевна оставила школу. Дети ее подросли. Она вторично вышла замуж – за бывшего портного Чапаевской дивизии Ивана Ивановича Супонина, с которым уехала в Бирск. Она помогла ему получить образование, и он стал работать в Бирске адвокатом.

 

Первая «энциклопедия» Башкирии

Кульминация встречи: Валентин Михайлович извлекает тронутую временем и многими руками книгу. Читаю: «Башкирский край. Хрестоматия для школ Башкирии. Составлена секцией школьного краеведения акцентра Б.Н.К.П. Уфа – 1927». На титульном листе уточнение: «Для III, IV и V годов обучения».

Листаю книгу. Статей много, но авторы не указаны. Забираюсь в оглавление – всё в порядке: авторы налицо. Просматриваю оглавление – статьями охвачены самые разные стороны жизни тогдашней Башкирии. Просто энциклопедия – первичная. Сто шестнадцать статей, очерков, зарисовок, отрывков, стихов разных авторов. Не забыты классики: отрывок из «Капитанской дочки» А. С. Пушкина, пять отрывков из произведений С. Т. Аксакова («На реке Деме», «Уженье рыбы», «Примерно 100 лет тому назад», «Продажа башкирских земель в XVIII веке», «Переправа через Белую»), стихотворение Н. А. Некрасова «Хлебная уборка». Среди прочих авторов вижу Ирму Юльевну и Юлия Журавлёвых. Их авторству принадлежат десять вещей, семь – матери, три – сыну. В основном это бытовые зарисовки («В гостях у башкир на празднике», «Сабантуй», «На плотах», «Старое и новое», «Похороны Муртазы», «Две свадьбы»). Передо мной открылась еще одна грань незаурядной личности Ирмы Юльевны, которую она передала и сыну.

Обратило на себя внимание преобладание среди фамилий авторов одной – Степана Злобина. Сосчитал – двадцать три вещи (позже выяснилось – двадцать четыре). Говорю об этом Валентину Михайловичу. «Ничего удивительного, – отвечает Журавлев. – Он работал в Уфе... Мама его хорошо знала. Они были на ты».

Спрашиваю Валентина Михайловича, не даст ли он мне книгу на дом, посидеть над ней. «Нет! Это – семейная реликвия, там статьи мамы и брата…» И я понимаю его. Тепло прощаемся и расстаемся.

 

Раритет

Но книга-то мне нужна. Я же ее как следует и не рассмотрел, пробежал, как говорится, «галопом по Европам». Стал искать в библиотеках. Поиск в конечном итоге привел в Национальную библиотеку. Там она и обнаружилась, в отделе редких книг.

И вот книга у меня в руках. Штудирую. Демонстрирую ее на заседании клуба краеведов при Национальном музее. Узнаю, что еще года за два до ее появления на свет Башнаркомпрос обратился к учителям и школьникам с предложением готовить материалы для школьной хрестоматии, и на этот призыв откликнулись и те, и другие. Последнее особенно отрадно, ибо это показатель творческой активности детей 20-х годов. Статьи, стихи, зарисовки подали ученики третьих, четвертых, шестых классов, но в основном статьи и прочий материал принадлежат взрослым, вероятнее всего учителям. Заметное место среди авторов занимает М. Касьянов, написавший восемь статей и два стихотворения. По количеству публикаций ему уступает автор, скрывший свое имя за тремя звездочками (восемь статей), десять материалов без указания авторов взяты из газеты «Красная Башкирия», по четыре вещи на счету А. Дементьева, Е. Жарновской, Комиссарова, у остальных – их более двадцати – по одной-две публикации.

Многие материалы проиллюстрированы соответственно тематике. Среди сорока иллюстраций мы видим фотографии, рисунки, схемы, диаграммы. Значительное место занимают виды природы края: фотографии – «Река Белая около Уфы», «Разлив», «Река Большой Инзер», «Гора Янган-Тау», «Скала Утля-Кая в Стерлитамакском кантоне»; рисунки – «Лес», «Пороги» и прочие. Промышленность Башкирии нашла отражение в снимках Баймакского, Белорецкого и Красноусольского стекольного заводов, Нижне-Троицкой суконной фабрики, железнодорожных мастерских. Другие виды хозяйственной деятельности в фотографиях: «Плоты на реке», «Молевой сплав», «Косяк башкирских лошадей», «Башкирский пчельник»...

Ряд фотографий отражает многонациональный состав населения республики: «Башкир-крестьянин», «Татарин у точила», «Свадьба у чуваш», «Вотяки», «Марийцы».

На нескольких фотографиях запечатлены виды Уфы: «Город Уфа», «Памятник Ленину» (первый вариант – со стоящей фигурой вождя), «Научная библиотека» (дом Поносовой-Молло, ныне – Президиум АН РБ[1]).

Несколько фотографий посвящены быту башкир: «Башкирская семья», «Супруги-башкиры за чаепитием», «Башкиры в лесу у шалаша», «Коши». Социальная тема специального отражения не получила, но одна ее негативная сторона нашла свое место в фотографии – «Беспризорник». В середине 20-х годов такое явление, как беспризорничество, было типичным для России, только что пережившей разрушительную гражданскую войну.

Юные авторы хрестоматии

Тематика пятнадцати авторов хрестоматии самая разнообразная. Ученик IV группы Бондаренко посвятил свои строки воспоминаниям о гражданской войне; Цыпленкова и Базанов (VI группа) рассказали об Уфимских железнодорожных мастерских, Валентин Константинов – о своей деревне, Е. Андреева назвала свою статью расхожим термином тех лет – «Уфгорцерабкооп» (Уфимский городской центральный рабочий кооператив). Ученик второй ступени Смирнов отмечен стихотворением «Шихан», а М. Медведев – стихотворением «У Демы». Но самое зна­чительное место в книге заняли сестры Монаховы – Оля (III группа) и Ира (IV группа). Первой (возраст одиннадцать-двенадцать лет) принадлежат три статьи, второй (двенадцать-тринадцать лет) – четыре. Шесть из них посвящены Уфе. Мне было чрезвычайно интересно увидеть Уфу глазами сестер Монаховых, живших и учившихся в середине 20-х годов, ибо я сам помню Уфу с начала 30-х.

В своем очерке «Город Уфа днем» Оля очень живо повествует о начале трудового дня города. Солнце золотит верхушки деревьев и новую вывеску «Уфгорцерабкоопа»: «По широким улицам лениво потянулись возы с сеном, дровами, картошкой и всем, что везут из деревни в город». На телегах везут овец, свиней, ведут коров. Часы на пожарной каланче отсчитывают время, гудит фабричный гудок – пошли рабочие, школьники, рабфаковцы (учащиеся так называемых рабочих факультетов), студенты ИНО (Институт народного образования). Оля упоминает парк Свободы (в недалеком прошлом парк имени А. Матросова, ныне имени Ленина), улицы Зенцова (ныне Ленина), Егора Сазонова (ныне Коммунистическая), пишет о беспризорных, чистильщиках обуви... А я все это вспоминаю. Я видел беспризорников, греющихся у чанов для варки асфальта, и даже сам несколько раз чистил обувь вместе с мальчишкой из нашего двора, прозванного «Моквой». Помню, как он лихо приговаривал: «Есть крем-гуталин, подходи, гражданин! Есть крем-баночка, подходи, гражданочка!»

С Олиной статьей напрямую связана зарисовка ее сестры Иры – «Уфимский базар». Она пишет: «...прямо перед глазами бывший когда-то белым, но теперь побуревший от древности гостиный двор». Около него в ряд и вразброд теснятся возы, с которых крестьянки зазывают покупателей: «А ну, кому молочка-то, кому?» – визгливо кричит баба в пестром платке. Ей вторит хохлушка: «Купи! Молоко, ще сметана!»

«Овощи поспели – вся деревня на базаре», – замечает Ира. Один мужик предлагает репу, переругиваются торговки-перекупщицы, кто-то нахваливает огурцы. Между возами ходит торговка квасом, снуют беспризорники и базарные собаки. Цыганки зычно кричат: «А ну, кому погадаем?» Толчея. Разноголосье.

Ирина ведет читателя по всему базару. Фруктовый ряд с местными сортами и ароматом яблок. Мясной – с бойкими зазывалами: «Возьмите мяска-то! Возьмите парного!» Баранинки-то возьмите!» Мучные лавки – там все бело. На окраине базара продаются дрова. В заключение Ира пишет: «Жизнь бьет здесь быстрым, энергичным ключом».

Читаю эту зарисовку, и «все здесь на память приводит былое».

Сестры пишут и о духовной жизни своей и своих сверстников; с нежной любовью рассказывают о родной 8-й начальной школе («Наша школа»), в которой всего четыре классных комнаты и сто пятьдесят учащихся, занимаются в две смены. В рассказе отведено место и урокам, и внеурочным занятиям. Не обходится и без курьезов. Один мальчик вместо «двенадцатиперстная кишка» сказал «двенадцативерстная».

В статье «Как мы на праздниках проводили вечера» Оля рассказывает о посещении Дворца труда и искусств, в котором без труда узнаем Башкирский театр оперы и балета. Интересен репертуар тех лет. Во дворце шла пьеса «Царь всея Руси» (об Иване Грозном), а в одном из клубов – спектакль «Молодые побеги». В кинотеатре «Урал» демонстрировался – не хуже, чем в наши дни – американский боевик.

В статье Иры «Наши библиотеки» упоминаются научная, помещавшаяся тогда в особняке Поносовой-Молло, и библиотека имени С. Т. Аксакова, находившаяся в здании нынешнего Башкирского Государственного института искусств.

Статьи сестер подкупают своей непосредственностью, теплотой, любовью к родному городу, слову.

 

По-новому открывшийся Злобин

Настоящий писатель для читателя открывается многократно, каждый раз сверкая новой гранью своего дарования. Степана Павловича Злобина я для себя открыл, читая его романы «Степан Разин» и «Салават Юлаев». Первый мне понравился больше, чем «Разин Степан» А. П. Чапыгина, а второй был интересен потому, что имя Салавата было знакомо с детства.

Новое открытие Злобина состоялось с помощью известного литературоведа-краеведа М. Г. Рахимкулова. На одной из встреч с учащимися Уфимского библиотечного техникума в том самом доме на Сочинской Мурат Галимович рассказывал о своей работе над изданием литературной серии «Золотые родники», пятитомника «Башкирия в русской литературе» и над книгой «Башкирия – любовь моя», о своих исследованиях творчества Степана Злобина, его жизни и судьбы. На этом пути Рахимкуловым сделано немало, и не случайно он удостоен литературной премии имени С. Злобина за номером один.

В упомянутой книге есть глава – «Воспевший Салавата». Обратившись к ней, я узнал, что в детстве Злобин жил в Уфе, учился в реальном училище. Вторично он попал в Уфу по окончании Высшего литературно-художественного института имени А. Я. Брюсова в 1924 году. Работал преподавателем русского языка и литературы, но из-за вспышки туберкулеза оставил эту работу и перешел в Госплан, по заданию которого ездил в командировки по районам горно-степной и горно-лесной Башкирии. Попутно изучил башкирский язык. Эти поездки дали обильный материал наблюдений, и он стал работать над книгой «Дороги». Как пишет М. Рахимкулов: «...повесть «Дороги» не появилась в печати. Лишь некоторые отрывки из нее в виде самостоятельных рассказов были напечатаны в хрестоматии «Башкирский край», изданной в 1927 году». Тогда я подумал: «Взглянуть бы на нее». Вот и взглянул. И еще раз открылся мне Злобин. Он предстал передо мной как очеркист, рассказчик, поэт, переводчик. Поразила широта и глубина его исследований башкирского края. С художественной простотой рисует он картину привольной степи, где в течение «шести из двенадцати лун» пасется табун лошадей, чтобы в зимние «шесть из двенадцати лун» спустить все, что нагуляли кони за лето (стихотворение «Степь»).

Яркие картины многообразной природы Башкирии раскиданы по разным очеркам и зарисовкам. Они пестрят названиями рек – Ак-Идель, Сакмара, Кизыл, Таналык; озер – Султан-Гуль, Улянды-Гуль, Таскас (статьи: «Поверхность Башкирии», «Ак-Идель» и др.).

Отрывок из поэмы «Башкирия» живописует быт башкир, пастушеский труд, соколиную охоту. Этому занятию посвящен и очерк «Соколиная охота». Среди других бытовых сюжетов интересен рассказ «Полевой суд», повествующий о том, как мудрые аксакалы, измерив с помощью «аркана» участки покоса, справедливо разрешили спор двух односельчан.

Исторические экскурсы обращают нас в далекое и близкое прошлое Башкирии. Читатель узнает о разных башкирских родах и о том, как делегация батыров разных родов отправилась к «русскому хану» – Ивану Грозному, повелевшему «для защиты башкир» построить город Уфу.

Зарисовки 20-х годов знакомят с территориально-административным делением Башкирии и с ушедшими из нашей жизни словами – «волость» и «кантон», с первой столицей так называемой Малой Башкирии – селом Темясово. В этой «колыбели Советской Башкирии» кроме административных и партийных учреждений имелись две мечети, трудовая школа первой и второй ступени, агрономический и ветеринарный пункты и большая базарная площадь – гордость села.

Разнообразна гамма авторских зарисовок. Тут и вопросы сельского хозяйства («Полеводство Башкирии», «Саранча и борьба с ней», «Чишминская опытная станция»), и проблемы промышленного развития («Фабрики и заводы Башкирии», «Как укрепляется и растет наша промышленность»), и разные прочие темы.

Все, о чем бы ни писал С. Злобин, пронизано теплотой и неподдельной симпатией к народу Башкортостана.

 

В заключение

Незадолго до конца работы над статьей я узнал, что в 30-х годах в доме на улице Горького обитала уже не 7-я ФЗС, а 6-я школа и что в ней учились двое из моих коллег по библиотечному техникуму – Нина Васильевна Менч и Анатолий Фёдорович Рубцов, который был живым свидетелем того, как первый раз устрашающе треснула стена дома.

Вот так причудливо сплёл в единый узел семью Журавлевых, семью преподавателей Уфимского библиотечного, писателя Злобина и литературоведа Рахимкулова дом на Сочинской.

 

[1] С 2007 г. в особняке – Музей археологии и этнографии.

Автор:
Читайте нас: