Алексей Исекеев. Всем смертям назло

В г. Чайковском Пермской области я встретился с героем Великой Отечественной войны — нашим земляком Федором Максимовичем Лыкасовым.

Родился он в 1905 году в с. Кутерем Калтасинского района в крестьянской семье. Отец, Максим Поликарпович, воспитывал строго. С раннего детства Федор приучился к крестьянскому труду.

В 1927 году окончил Бирский педагогический техникум, стал учителем. Женился на молодой миловидной учительнице Татьяне Гавриловне. Вместе учили детей. Учились сами. Перед войной, работая инспектором роно в Пермской области, Федор Максимович учился на заочном отделении исторического факультета пединститута. Вступил в члены Коммунистической партии. Росли сыновья — Герман, Спартак, дочь Эльвира.

Нападение Германии на Советский Союз прервало мирный труд Лыкасова. На третий день войны он добровольно пошел в армию, чтобы с оружием в руках защищать Родину.

В августе 1941 года окончил краткосрочные курсы. Младший лейтенант Лыкасов стал командовать батареей 45-миллиметровых пушек в запасном полку. Опять курсы повышения квалификации командного состава. Ему досрочно присвоили очередное воинское звание лейтенант и направили в резерв Главного Командования, где его назначили командиром истребительно-противотанковой артиллерийской батареи.

Лыкасов рвался в бой. После обращения в штаб военного округа он получил назначение в Первую особую московскую противотанковую артиллерийскую дивизию командиром батареи.

ПОДВИГ ПОД ХАРЬКОВОМ

В апреле 1942 года дивизия отправилась на фронт. Эшелон выгрузился на одной из железнодорожных станций на границе Курской и Харьковской областей. И с ходу выступила в бой. Атака врага была отбита.

На всю жизнь запомнил Федор Максимович 22 июня 1942 года. Батарея Лыкасова занимала огневые позиции в районе деревни Михайловка, что под Харьковом, и уже несколько дней отбивала яростные атаки немцев. Солдаты и офицеры дивизии твердо стояли на своем рубеже.

Фашисты не унимались. На узкий участок фронта они бросили отборные части. Ожидалась мощная танковая атака. Комбата Лыкасова вызвал командир артполка.

— Как чувствует себя личный состав батареи? — спросил он.

— Не беспокойтесь, товарищ командир, мои орлы умрут, но не отступят! — с гордостью ответил лейтенант Лыкасов.

Командир полка поставил задачу: любой ценой сдержать натиск танков врага. Ни шагу назад!

— Обстановка трудная. Имейте в виду — сражение будет жаркое, — всматриваясь в лицо комбата, произнес он. — Все может быть. Не струсишь?

— Никак нет.

На батарею Лыкасова наступало до двух рот немецких солдат и офицеров. Комбат видел: немцы идут в психическую атаку. Жутковато. Скомандовал:

— Орудия к бою!

Расчеты выкатили свои пушки на прямую наводку.

— Осколочными заряжай! Без моей команды не стрелять! — предупредил Лыкасов. — Берегите снаряды!

Командир батареи сам встал к прицелу и, рассчитав расстояние, резко взмахнул рукой:

— Огонь!

Все четыре орудия выстрелили одновременно. Снаряды разорвались в самой гуще врага. Точным был и второй залп, третий, четвертый... Немцы, не считаясь с потерями, несмотря на сильный огонь, с тупым упрямством обреченных лезли и лезли на батарею.

Наконец пехота врага залегла, и тут же открыли сильный ответный огонь минометы. Немцы снова поднялись и двинулись вперед. Шквальный огонь наших орудий заставил их повернуть обратно. Атака врага провалилась. Пехоте противника был нанесен большой урон. На подступах к огневой позиции батареи лежало около сотни убитых немцев.

После небольшого затишья серое небо над батареей заполнилось оглушительным ревом бомбардировщиков. Потом донесся отдаленный шум. На огневые позиции лейтенанта Лыкасова двинулось больше двадцати танков врага.

Артиллеристы открыли огонь по «тиграм». Загорелись сразу три машины.

В ответ танки накрыли батарею массированным огнем.

Немцы, не обращая внимания на потери, шли напролом. Артиллеристы Лыкасова подбили еще семь танков. А танки продолжали идти. Одно за другим вышли из строя три орудия. Большинство бойцов и командиров были убиты или тяжело ранены.

Наконец из личного состава батареи остались только двое — лейтенант Лыкасов и солдат.

— Что делать? Отходить или в плен?

Нет, еще раз нет. Этому никогда не бывать! Пока живы, будем драться, — сказал Федор Максимович.

Вдвоем выкатили последнюю исправную пушку на выгодную позицию. Лыкасов крикнул солдату:

— Будем стоять до конца!

Солдат подносил снаряды, а комбат стал и наводчиком, и заряжающим. Лыкасов лично подбил четыре танка. А другие все идут.

Снаряды кончились, остались только гранаты и личное оружие. Но тут прямо на орудие мчится танк. Что делать? «Танк не пройдет, он будет остановлен!» Лыкасов схватил в руки две противотанковые гранаты, встал во весь рост из-за щита орудия, затем, пригнувшись, шагнул навстречу, чтобы грудью врага своей преградить путь стальной громадине. Совсем рядом разорвалась мина. Осколками обожгло спину и ногу, — тяжелораненый Лыкасов упал. Танк прорвался к орудиям, раздавил их гусеницами и ушел вперед.

С огромным напряжением сил и воли Лыкасов пробирался к окопу. Там находились контуженный политрук батареи, раненые командир орудия, солдат и шофер. Комбату сделали перевязку.

Танки врага не прорвали оборону. Но вслед за ними на героев-артиллеристов шли около пятидесяти фашистских автоматчиков. Лыкасов, обращаясь к своим подчиненным, сказал:

— Товарищи! Нам отсюда уходить нельзя. Мы не имеем на это морального права. От батареи осталось всего пятеро. Есть у нас автоматы, пистолеты, гранаты и ручной пулемет. Дадим бой!

— Дадим! — ответили все.

С криком: «Рус, сдавайся!» немцы рвались к окопам батареи. Теперь Лыкасов отчетливо видел немецких солдат и офицеров, слышал их тяжелое дыхание.

Прислонившись спиной к стенке окопа, поднял пистолет на бежавшего по брустверу немца, нажал на спусковой крючок — выстрела нет, пистолет во время боя засорился землей. Немец, заметив это, не растерялся и стал стрелять из автомата. Пули прошли через правое легкое, Лыкасов упал, немец отскочил в сторону и швырнул в окоп гранату. Взрыв. Но он не задел Лыкасова и его товарищей. Фашист, видимо, подумал, что с русскими в окопе покончено, и ушел.

Комбат успел отдать политруку приказание:

— Уходите из окопа, отходите в своим, — и потерял сознание. Боевые друзья сочли его мертвым. Попрощались.

Трое из четырех героев при отходе погибли. Четвертый, тяжелораненый, с наступлением темноты дошел до штаба полка и рассказал обо всем командованию части.

Весть о беспримерном подвиге личного состава батареи и отважного лейтенанта Лыкасова облетела весь фронт.

В конце сентября 1942 года Татьяна Гавриловна получила письмо. В нем говорилось:

«Уважаемая т. Лыкасова!

Как ни тяжела для Вас утрата мужа и отца, но никто не упрекнет Ваших детей в безотцовщине. Они с гордостью могут говорить, что их отец героически погиб в Отечественной войне во имя Родины.

С горячим приветом к Вам все боевые друзья и товарищи комбата Лыкасова.

Командир артполка, батальонный комиссар Каиров.

18.09.1942 г.»

Бережно хранила Татьяна Гавриловна и письмо Председателя Президиума Верховного Совета СССР Михаила Ивановича Калинина.

В письме говорилось, что Ф. М. Лыкасов совершил героический подвиг и посмертно награжден высшей наградой страны орденом Ленина.

После горя, обрушившегося на семью, старший сын Герман, слушая тревожные сводки Совинформбюро, надолго задумывался. Однажды он подошел к матери и тихо сказал:

— Мама, каждый, кто может держать в руках оружие, в это тяжелое время должен быть на фронте. Я поеду в военкомат, ты не обижайся. Иначе я не могу.

Шестнадцатилетний Герман ушел на фронт, чтобы беспощадно мстить немецким захватчикам за смерть любимого отца.

Односельчане начали сбор денег на танк имени Лыкасова. Танк был построен и передан в одну из частей действующей армии.

Но вернемся к герою.

...К исходу вторых суток Федор Михайлович пришел в сознание. Очнулся — увидел знакомый окоп. Тяжело дыша, с трудом приподнялся. Из раны в груди сразу хлынула кровь. Оторвал кусок от нижней рубашки, прикрыл раненую грудь и стал тихонько выползать из окопа. Увидел, недалеко идут две женщины. Позвал их. Женщины повели его в хату, помыли под крышей сарая, уложили на солому, прикрыли старым плащом.

Вскоре во двор пришли немцы. В сарае, увидев ничком лежащего человека, заговорили между собой: «Рус капут». Наловили кур и ушли.

Вечером пришли полицаи и увели его. Так Лыкасов оказался в плену. Вот где пришлось Федору Максимовичу вдоволь хлебнуть горя и страданий.

Харьковская тюрьма для военнопленных. Почти месяц провел он в душной тесной камере. За это время ни разу не давали хлеба. Чудом остался жив. Потом — рабочий лагерь. Изнурительный, тяжелый труд на ремонте железной дороги. Открылись раны. Оказался в лазарете в Славуте, под Шепетовкой. В счастью, там работали советские врачи, но у них почти не было медикаментов.

Затем снова лагерь. За участие в подготовке восстания военнопленных Лыкасов угодил в один из самых мрачных лагерей рейха — в концентрационный лагерь Маутхаузен. Этот лагерь смерти находился на высоте 1500 метров над уровнем моря, в Австрии, в Альпийских горах. Обнесен колючей проволокой в несколько рядов, по которой пущен ток. За проволокой каменная стена высотой до 10 метров, толщиной метра полтора. Через каждые 40—50 метров башни, на которых установлены станковые пулеметы. Ночью весь лагерь освещался. Слева и справа — длинные, в несколько рядов щитовые бараки, склады. В центре — огромная площадь. Дальше — каменное здание — крематорий, над которым возвышается большая, точно заводская, труба. Из нее постоянно — днем и ночью — вырывались вверх языки пламени и дыма.

До ликвидации лагеря в мае 1945 года в Маутхаузене было заключено около 335 тысяч человек примерно из 20 стран. Только по сохранившимся записям в лагере было зверски уничтожено свыше 122 тысяч человек, из них более 32 тысяч — советские граждане.

Лагерь обслуживали только эсэсовцы из особого отряда «Мертвая голова».

Вот что рассказывал Федор Михайлович об условиях содержания узников в лагере: «Нас, вновь прибывших заключенных, повели в баню. Построили за баней. Забрали вещи, белье. В сентябрьскую холодную ночь, раздетых, держали до утра. Затем загнали в баню. Только помылись теплой водой, на нас направили брандспойты и начали поливать ледяной водой. Сами хохочут.

После бани выдали полосатую одежду. На куртках пришиты номера, на груди красная тряпочка — знак политического заключенного. Поместили в 18-й блок, в нем находилась примерно тысяча смертников. Заключенные подвергались постоянным избиениям, изощренным пыткам. Ежедневно перед сном заставляли мыться. Ожидая очередь, часами простаивали на улице, на холоде. Затем — проверка. Чуть замешкался или опоздал — бьют резиновыми дубинками. Били за любой пустяк, порою без повода.

Спали на полу, где на ночь были сложены матрацы из опилок. Лежать на них можно было только на боку. Сигнал: «Спать!» Быстро улеглись. Кто задержался — бьют. Но, оказывается, не все поместились, человек 100 — 150 остались. Блоковые надзиратели заставляют ложиться плотнее. Надзиратели — истинные звери. Все они крупные, сильные, упитанные немцы. Ходят по рядам, прикрикивая: «Прижимайсь, прижимайсь!», и бьют дубинками лежащих на полу до тех пор, пока не поместят всех.

Только уснем, опять команда: «Ауфштейн!» («Встать!») Проверяют, не грязные ли ноги. Опять бьют. Снова жаться. Через несколько минут — подъем. На этот раз проверяют, нет ли вшей. И так за ночь по нескольку раз. У кого обнаружат насекомых — тут же в крематорий.

Утром всех выгоняют на улицу. Матрацы убирают. Открывают окна, проветривают барак. Проверка. Завтрак. Сразу на день дают по триста граммов хлеба с опилками. Утром и вечером — баланда.

После «завтрака» из канцелярии приносят карточки, сообщают, кого сегодня «на транспорт», то есть на уничтожение. Ежедневно уводили в крематорий по 60-80 человек. Перед тем, как сжечь, узников подвергали страшным пыткам, с живых сдирали кожу, вырезали звезды на теле, загоняли иголки под ногти, немецкие врачи ставили эксперименты и т.д.»

Восемнадцатый блок считался обыкновенным. Через несколько дней сорок человек, с ними и Лыкасова, перевели в девятнадцатый — блок смертников. В соседнем 20-ом томился крупный советский ученый — генерал-лейтенант инженерных войск 64-летний Дмитрий Михайлович Карбышев. В начале войны он оказался в окружении, был тяжело контужен и попал в плен. Немцы пытались перетянуть его к себе. Но Карбышев категорически отказался перейти к ним на службу, за что фашисты загнали его в концлагерь. Федор Максимович был очевидцем, как немецкие палачи 18 февраля 1945 года подвергли мучительной смерти генерала Д. М. Карбышева: поставили раздетым на морозе и стали поливать из пожарного крана водой. Генерал успел крикнуть, обращаясь к пленным лагеря: «Выше голову, товарищи! Победа близка!» Герой замерз, превратившись в ледяную глыбу.

В 19-м блоке Лыкасов пробыл около трех месяцев, ежеминутно ожидая вызова «на транспорт». У него была одна дума, одна забота: как сохранить силы и мужество для того, чтобы перенести этот кошмар и достойно умереть.

Федор Максимович пришел к выводу, что недостойно коммунисту — советскому офицеру — жить притаившись, в ожидании дня, когда наша армия его освободит. Он решил внести вклад в активную повседневную борьбу с фашизмом в условиях концлагеря. Ему удалось установить связь с подпольной организацией Сопротивления. Узнав, что он до войны был учителем истории, ему поручили проводить беседы среди русских военнопленных. Он рассказывал о А. В. Суворове, М. И. Кутузове, об Отечественной войне 1812 года, о славной победе Красной Армии под Москвой и Сталинградом. Его беседы были проникнуты духом патриотизма, бесстрашия, мужества русского народа в борьбе с врагами.

Кто-то донес. Лыкасов оказался на учете «на транспорт».

— Ауфштейн! — выкрикивают номер Лыкасова. Пришла и его очередь. Попрощался с товарищами. Обнялись. Оставил адрес жены: авось им удастся послать весть семье.

— Пошли!

В крематорий повели мимо бараков. По пути его, незаметно для охраны, неожиданно втолкнули в открытую дверь девятого барака. Быстро раздели. Свернули его куртку, белье и унесли, тут же принесли другое, с другим номером, обладатель которого умер, а по регистрации продолжал числиться в живых. Просто чудо!

Его спас от крематория подпольный комитет.

Одежду сожженных узников обычно приносили обратно в блок. В последней партии оказались вещи с номерами Лыкасова. Все посчитали его сожженным.

Его друг по 19-му блоку А. Г. Костарнов написал и сумел переправить Татьяне Гавриловне письмо:

«Федор Михайлович, как верный сын своей Родины, любящий свой народ, храбро сражался на фронте с немецкими оккупантами.

За плохую работу не раз подвергался избиениям немцами. Федор Михайлович окружил отцовской любовью молодежь и воодушевлял каждого, сообщая о действиях на фронте, об успехах Красной Армии. Он говорил, что наша армия одержит победу и наш народ будет ликовать.

За распространение среди пленных вестей об успехах Красной Армии и организацию саботажа был взят командой гестапо. Отправлен в концлагерь, где попал в крематорий и был уничтожен».

Узники девятого барака работали в каменоломне. Таскали камни по лестнице в сто девяносто ступеней. Заключенные называли ее лестницей смерти. Уронил камень — стреляют. Взял маленький камень — подложат вдвое больше. Упал — тоже стреляют. Лыкасову приходилось иногда поднимать по два камня — за себя и за больного или ослабевшего товарища. Даже болея он выходил на работу, чтобы не попасть в госпиталь, так как оттуда никто не возвращался.

В этих ужасных условиях узники не прекращали борьбу. В лагере активизировал свою работу подпольный комитет Сопротивления. Усиленно готовили восстание заключенных. Лыкасову поручили из числа военнопленных подготовить роту. В момент восстания она должна была штурмом овладеть центральными воротами. Подполье располагало небольшим количеством оружия.

В начале апреля 1945 года в лагере получили весть о движении американских танков к западной Австрии и об успешном наступлении Советской Армии с востока.

В эти дни немцы начали массовое уничтожение узников. Намеревались полностью ликвидировать всех русских. Стали умертвлять газом, хотя крематорий работал на полную мощность. Слабых уничтожали в первую очередь.

Подпольному комитету стало известно, что немцы намерены взорвать лагерь. Комитет оповестил об этом, требовал особой бдительности и готовности в любую минуту выступить. Подпольные боевые подразделения были наготове. Всем русским объявили, чтобы из бараков по вызову немцев никто не выходил, на насилие отвечать насилием.

5 мая 1945 года к лагерю подошли американские танки. Лагерь словно током пронзило: центральная площадь оказалась запруженной людьми. Охрана растерялась. Люди устремились к воротам, они не выдержали напора. Без единого выстрела лагерь был взят узниками. Началась расправа с эсэсовцами.

Тут же начался митинг. Запели «Интернационал». Появились плакаты, знамена. Целовали друг друга, плакали от радости. Дожили! Победа пришла! Ура-а!

Позже немцы пытались вновь захватить лагерь, но его надежно охраняли сами заключенные. Лыкасов и еще несколько бывших артиллеристов раздобыли у немцев два орудия, нашли снаряды. Из лагеря хорошо просматривался мост через Дунай. Немцы хотели взорвать его, но артиллеристы не подпустили их к мосту. Вскоре по нему прошли американские танки.

Американцы привезли тушенку, колбасу, другие продукты. Изголодавшиеся люди набросились на еду. Но истощенные до крайности, за долгое время приученные к мизерным порциям постной недоброкачественной пищи, они не выдержали жирной и обильной еды. В результате от острых желудочно-кишечных болезней умерло несколько сот человек.

18 мая в лагерь прибыл советский представитель. 25 тысяч наших людей получили свободу. Из них только около 900 могли передвигаться самостоятельно, остальных развезли по госпиталям.

В конце мая узников из Маутхаузена начали вывозить в Германию. Разместили их в лагере недалеко от Мюнхена. К ним влили еще несколько тысяч узников из Дахау и других концлагерей юго-западной Германии. Сгруппировали по национальному признаку. Всех советских репатриантов передали нашим военным. А они военнопленных отделяли от гражданских и размещали отдельно.

Для отправки советских военнопленных подали железнодорожный состав из товарных вагонов. Чтобы произвести впечатление и привлечь внимание общественности, власти и наше командование решили устроить торжественные проводы. Перед посадкой в вагоны устроили митинг, играл оркестр. Конвоиры заняли свои посты, и эшелон тронулся.

Поезд с бывшими советскими узниками шел через всю Германию и Польшу. Каждый из них в это время думал: «Эх, скорее бы на родину, к семье, к детям». У всех настроение было радостное — ведь едут домой!

Пересекли польско-советскую границу. И сразу в целях предостережения — от проникновения и распространения эпидемий и заразных болезней — прошли карантин.

Ехали уже по советской земле, но нигде ожидаемой торжественной встречи не было. Это настораживало. И не зря.

Наконец прибыли на станцию назначения в Смоленской области. Поселили их в лагере военнопленных. Поставили усиленную охрану. Персонал лагеря, охрана и офицеры следственных органов встретили заключенных с ненавистью и презрением.

На радостные приветствия и вопросы не отвечали. У прибывших снова началась унизительная и полуголодная жизнь. Получилось так: на свободе, но в то же время и не на свободе. Оставались людьми, подозреваемыми в измене Родине.

Такое отношение к военнопленным складывалось потому, что еще 16 августа 1941 года И. В. Сталин издал драконовский приказ № 270, где все, без разбора, военнопленные объявлялись предателями и изменниками. Эти же чудовищные слова были сказаны и в другом приказе — приказе № 227, подписанном им же 28 июля 1942 года. А ведь военнослужащие зачастую попадали в плен, будучи тяжело раненными, как, например, Ф. М. Лыкасов, иной раз — по вине своих командиров. Многие воины, находясь в плену, проявили мужество и отвагу в борьбе с врагом.

Вновь прибывших следователи особого отдела допрашивали скрупулезно, с пристрастием и грубо. И это продолжалось не часы, а недели, месяцы.

Очередь дошла до Федора Максимовича. Он у следователей. Задают вопросы:

— Как попал в плен?

— Как вел себя в немецком плену?

— Что делал там со дня пленения до освобождения американцами в мае 1945 года?

Лыкасов чистосердечно рассказал обо всем. Следователь требовал, чтобы он подтвердил рассказ документами или свидетельскими показаниями. Конечно, он их не имел. А о письмах, которые получила Татьяна Гавриловна о его смерти и об извещении М. И. Калинина о посмертном награждении орденом Ленина, он не знал.

Федор Максимович из лагеря написал письмо жене (первое письмо с июня 1942 года). Сообщил, что жив и здоров. Находится в Советском Союзе, где его держат как предателя и изменника, хотя он ни в чем не виноват. Подтвердить свою невиновность ничем не может. Следы ранения на теле во внимание не берут. Наверное, осудят. Многих уже осудили, дали большие сроки и отправили в лагеря ГУЛАГа.

Получив письмо от мужа, Татьяна Гавриловна поехала в райцентр. Сняла копии с писем и извещения М. И. Калинина, заверила их нотариусом и отнесла в райотдел КГБ. Оттуда эти документы отправили в особый отдел лагеря.

В отношении Ф. М. Лыкасова дело прекратили за отсутствием состава преступления. Только в ноябре 1945 года Федору Максимовичу удалось вернуться домой. Односельчане встретили его как героя. Военный комиссар района в торжественной обстановке вручил Федору Михайловичу орден Ленина.

После войны он работал учителем, был завучем средней школы. До конца своей жизни активно вел военно-патриотическую работу среди школьников и молодежи города, рассказывал им о героизме советских воинов, проявленном в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

Из архива: май 2005 г.