Красный телёнок, лизавший из кормушки баланду, поданную Насимой-ханум, вдруг резко мотнув головой, попал своим маленьким рожком прямо ей под глаз.
– Ой! – пронзительно закричала бедняжка. – Наверняка глаз упал в кормушку, – и, охая, побежала в дом.
Смотревший телевизор Ахмадулла, оторвав на секунду взгляд от экрана, посмотрев на жену, сказал:
– Ничего страшного, глаза на месте, – и снова уткнулся в телевизор.
Насима-ханум, крутясь перед зеркалом, долго приводила себя в порядок. На ушибленное место прикладывала лёд, соскребая его из морозильника, прижимала медяком, тряпкой, намоченной в холодной воде, – пользы никакой. Глаз распух! Раздосадованная, она намазала лицо толстым слоем крема, сильно напудрилась и, наконец, отправилась в школу.
В течение урока ученики, таинственно улыбаясь между собой, исподтишка показывали друг другу на её «фонарь» под глазом.
Во время перемены учитель татарского языка Замзамия-ханум, как бы войдя в её положение, осторожно спросила:
– Что, Ахмадулла разбуянился, да?
– Нет. Телёнок боднул.
– Рога ему нужно укоротить, – странно улыбнулась Замзамия, – а то, не дай боже, повторно может боднуть.
Тут и техничка Хатима, вытирающая пол тряпкой, не осталась в стороне:
– Никогда я не думала, что у Ахмадуллы длинные руки…
– Телёнок же боднул, – и то ли от бессилия, что не сможет их убедить, то ли от стыда Насима-ханум вдруг громко зарыдала.
Услышав плач, из кабинета выскочил директор школы:
– Что случилось, Насима Гарифьяновна?
– Телёнок боднул, Альтаф Аслямович.
– Когда?
– Утром.
– А зачем сейчас плачете?
– От стыда…
– Вы, конечно, извините за мою любознательность. Но по виду кажется, что вы от нас чего-то скрываете. Может, супруг буянил? Не прикрывайте его, вмиг остудим пыл нарушителя порядка!
– Не надо, – прошептала Насима-ханум.
Младший сын Гарифьяна-агая Марат, прибежав из школы домой и бросив портфель на диван, с порога начал тараторить:
– Наш зять Ахмадулла, оказывается, поставил сестре Насиме синий-пресиний «фонарик».
У обедавшего за столом Гарифьяна-агая от услышанного даже ложка выпала из рук. Обескураженный дурной вестью, он, впопыхах надев галоши, отправился к дому, где проживали дочь с зятем.
– Пошел с зятем разбираться из-за его рукоприкладства, – перешептывались вслед соседи.
Заметив заходящего в калитку тестя, Ахмадулла постарался с порога встретить его радушно:
– Добро пожаловать, дорогой тесть, проходи, присаживайся. Двери для тебя всегда настежь открыты.
– Я не с добром пришел к тебе, зятёк, а долг вернуть.
– Какой такой долг?
– А вот такой! – ничего не объяснив, Гарифьян-агай неожиданно врезал кулаком Ахмадулле под глаз, и у того тут же набух синий «фонарь».
– Что ты творишь, папа? – только и успела выкрикнуть Насима. – Меня же телёнок боднул!
– Рассказывай другим свою сказку! – Разъярённый Гарифьян-агай как вошел, так и вышел, громко хлопнув дверью. Ничего не замечая на своём пути, он вдруг споткнулся и упал на корячки. Дремавший у дороги пёс шарахнулся в сторону, жевавший жвачку телёнок рванул вперёд и ткнулся своим маленьким лбом под глаз Гарифьяна-агая.
– Ах, негодяй! Будь ты трижды проклят! И зачем держат такого нелепого телёнка? Тьфу! – Старик, прикрывая одной рукой подбитый глаз, тихонько шмыгнул обратно через калитку.
– Ну вот. И дедуле досталось. Смотри-ка ты, какой огромный синий «фонарь» поставил Ахмадулла своему тестю, – качали вслед Гарифьяну-агаю односельчане.