Все новости
Публицистика
27 Мая 2021, 12:06

№5.2021. Салават Вахитов. Читать, чтобы мыслить самостоятельно

Салават Венерович Вахитов родился 6 июня 1961 года в г. Ачинске Красноярского края. Кандидат филологических наук, член Союза писателей России и Республики Башкортостан, редактор журнала «Бельские просторы», живёт в УфеЧитать, чтобы мыслить самостоятельноЭти добрые люди не имеют представления о том, сколько времени и труда надо потратить на то, чтобы научиться читать. Я затратил на это восемьдесят лет и все же не могу еще сказать, что достиг цели.И. П. Эккерман. «Разговоры с Гете»Издав ряд художественных произведений, я вдруг отложил замысел следующего романа в долгий ящик, несмотря на то что довольно приличный кусок был уже написан, и взялся сочинять книгу о чтении. Почему я это сделал? Захотелось чего-то практического, утилитарного, полезного? Захотелось поделиться опытом с друзьями и незнакомыми мне читателями? Да, всё это в какой-то степени так, но главное в том, что книга о чтении именно сейчас и здесь – в наше время и в нашей стране – мне показалась весьма актуальной.

Салават Венерович Вахитов родился 6 июня 1961 года в г. Ачинске Красноярского края.
Кандидат филологических наук, член Союза писателей России и Республики Башкортостан,
редактор журнала «Бельские просторы», живёт в Уфе
Читать, чтобы мыслить самостоятельно
Эти добрые люди не имеют представления о том, сколько времени и труда надо потратить на то, чтобы научиться читать. Я затратил на это восемьдесят лет и все же не могу еще сказать, что достиг цели.
И. П. Эккерман. «Разговоры с Гете»
Издав ряд художественных произведений, я вдруг отложил замысел следующего романа в долгий ящик, несмотря на то что довольно приличный кусок был уже написан, и взялся сочинять книгу о чтении. Почему я это сделал? Захотелось чего-то практического, утилитарного, полезного? Захотелось поделиться опытом с друзьями и незнакомыми мне читателями? Да, всё это в какой-то степени так, но главное в том, что книга о чтении именно сейчас и здесь – в наше время и в нашей стране – мне показалась весьма актуальной.
Слышал от одного биолога, что все мы мыслим не самостоятельно. Впрочем, и сам неоднократно замечал, что одни и те же идеи приходят одновременно многим людям в разных уголках планеты. Мышление опосредовано многими факторами, и, несомненно, мы влияем друг на друга, взаимно программируем наши мозги. Тем не менее интеллект, или высокая умственная способность, до последнего времени оставался чуть ли не единственным критерием, отличавшим человека от животного.
Пандемия коронавирусной инфекции, которая была объявлена в мире, одномоментно обрушила систему школьного образования (да и не только школьного), которую попытались перевести в дистанционную форму, и тогда даже козе стало понятно, что наши дети не справляются с самостоятельной работой по одной простой причине: они не умеют читать. Руководители образования пока не признают, что и большинство учителей не справляются с поставленной задачей по той же самой причине. Не будем ругать учителей, они и так сейчас остаются крайними, виновата их слабая подготовка – та же самая школа и система высшего образования.
Проблема заключается в том, что чтению после начальных классов по большому счёту никто не учит, школьники не получают должных навыков по этому важному предмету. Года три назад я искал подработку и устроился в школу вести уроки русского языка и литературы в старших классах. Учащиеся одиннадцатого – выпускного – класса жаловались, что у них много заданий по другим предметам, и поэтому им физически не хватает времени, чтобы читать Достоевского и Толстого. Однако элементарный анализ ситуации свидетельствовал о том, что дети лукавят: на самом деле они не могут осилить большие объёмы текстов из-за отсутствия навыков чтения. Большее, на что они способны, – это передать содержание учительской лекции, да и то, если тот из кожи вон лезет, лишь бы как-то заинтересовать их своим предметом. Учителя винят во всём детскую лень и бестолковость родителей, родители обрушиваются праведным гневом на учителей, но почему-то мало кто обращает внимание на прорехи в системе образования. Должен с грустью констатировать, что если такая ситуация будет сохраняться, если общество не осознает всей глубины существующей проблемы, то в результате цифровизации человечество превратится в немыслящую биомассу.
«Что же делать?» – спросите вы. Ответ простой: менять себя, свои привычки, учиться учиться и… читать печатные книги, пока они ещё остались. А я хочу рассказать о своём опыте. Надеюсь, он будет полезен именно вам. Речь в основном пойдёт о чтении художественной литературы, поскольку я филолог и долгое время учил детей писать и анализировать именно художественные тексты.
Библиотека представляется мне Вселенной, а книги – небесными телами. Одни из них наполнены энергией. Это звёзды – энциклопедии, словари и справочники, учебники и монографии, то есть источники информации. Другие похожи на планеты. Все они, безусловно, заслуживают внимания, однако меня больше интересуют те из них, на которых есть жизнь. И не просто жизнь, а жизнь разумная. При таком подходе все книги-планеты делятся на безжизненные (мёртвые), с неразумной жизнью и, разумеется, с разумной. Последние неоднородны и отличаются степенью проявления разумности. Нет никакого сомнения, что в многообразном библиотечном мире нас прежде всего интересуют те книги, в которых можно найти жизнь и созидательный могучий разум.
Как я научился читать
Я научился читать самостоятельно. Никто меня этому не учил, систематически со мной не работал. В четыре года время от времени подбегал к бабушке с газетой «Советская Башкирия» и спрашивал:
– А это что за буква?
Она называла её. Бабушка читала неплохо, хотя хорошим образованием похвастаться не могла: росла сиротой, в школу ходила всего лишь несколько лет, да и то училась читать по-татарски и на латинице. В кириллице да в русском языке разобралась гораздо позже без каких-либо учителей.
Очень скоро я запомнил все буквы и по вечерам, когда семья собиралась дома, удивлял родителей неожиданными познаниями. Ну и что толку-то, что я знал буквы, если они упорно не хотели соединяться в слова? А когда в один из прекрасных дней это всё же случилось, восторгу моему не было предела. Я не помню, какое слово прочиталось самым первым. Наверное, значение его было не столь важным для меня. Но радость неожиданного открытия, которую я пережил тогда, оказалась ярчайшим моментом моей жизни и осталась со мной навсегда.
В последнее время часто размышляю о порождающей грамматике Хомского и о том, что способность читать – распознавать и интерпретировать текст – изначально задана природой. Что нужно для того, чтобы эти задатки развились? Только лишь чтобы в доме были книги и чтобы родители читали, то есть чтобы был пример для подражания. Зерно, обладающее задатками превратиться в пышный цветок, может никогда не прорасти, если вовремя не бросить его в землю и не поливать. Так и с людьми. Ключевое слово здесь «вовремя». Любовь к чтению прививается с детства. Если рядом с ребёнком не будет книги, то и способность к чтению никогда не разовьётся на должном уровне.
Как я читал раньше
Раньше читал всё подряд, без разбора. Не знаю, откуда взялась такая страсть к книге. Может быть, это связано с тем, что, когда наша семья переехала из сибирского Ачинска в посёлок при санатории «Юматово», я, оставшись без старых друзей, вдруг сделался домоседом и редко играл на улице с детьми. Видимо, молодая энергия требовала выхода и вылилась в чтение книг: я читал взахлёб, не вставая, с утра и до вечера. Оторвать меня от книги было невозможно, точно так же, как современное поколение от гаджетов и компьютеров.
Я читал тогда только прозу, стихов не понимал, они были мне не интересны. Их, правда, заставляли учить к всевозможным праздникам – сначала в детском саду, а потом в школе. Я учил, но поэтические строчки никак не трогали моего сердца. В классе шестом или седьмом, помню, сделал попытку разобраться, почему люди читают, а главное – пишут стихи, попросил у санаторской библиотекарши почитать «каких-нибудь поэтов». Не знаю, чем руководствовалась добрая женщина, но она предложила сборник античных авторов.
Я читал старательно. Даже выяснил, кто такие Алкей и Сапфо. Но строчки их оставались холодны. Только когда пришла первая влюблённость, стихи, прежде всего лирика, неожиданно стали необходимы, и нельзя было не повторять на уроке литературы вслед за учительницей великие пушкинские строки:
Я вас любил: любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем…
А Сапфо вернулась ко мне в конце семидесятых – ворвалась, как старая знакомая, в мой мир из пластинки Тухманова «По волне моей памяти»:
Богу равным кажется мне по счастью
Человек, который так близко-близко
Пред тобой сидит, твой звучащий нежно
Слушает голос
И прелестный смех.
(Перевод В. В. Вересаева)
Вместе с пониманием стихов пришло желание творить. Помню, как на уроке истории, слушая рассказ учителя о разборках англичан с французами, случившихся в конце XVIII столетия, я сочинял собственную поэму об адмирале Нельсоне.
В восьмом классе «заболел» Пушкиным. «Евгения Онегина» мог читать бесконечно с любой страницы, с любой строфы. Пушкинские строчки казались мне верхом совершенства, и с каждым прочтением я находил в них всё больше и больше смысла. А потом настал момент, когда прозу читать почти перестал: закончился период безудержного поглощения всего подряд, и виновницей этого была поэзия.
Читать без разбора или по рекомендациям?
Если бы моим чтением кто-то руководил, сколько бы полезных книг я смог прочесть ещё в детстве и, возможно, стал бы известным учёным или инженером-конструктором, – печалился я раньше. А так стал тем, кем стал. Нужно было сосредоточиться на какой-нибудь одной теме, а мне хотелось всего и сразу. Наверное, это правильная мысль, ведь объять необъятное невозможно. Хотя, честно говоря, надо ставить перед собой сверхзадачи, только тогда можно чего-то добиться. Сейчас я даже рад, что книги приходили ко мне совершенно произвольно, безо всякой системы, ведь всегда существует вероятность не угадать своё предназначение. А для меня оно заключается в простых моментах: нужно жить и радоваться жизни, познавая мир и помогая другим людям открывать его для себя.
И всё же сегодня я убеждён, что развитие интеллекта должно идти не только в глубину, но и в ширину: глубокий колодец хорош, чтобы напиться из него чистейшей холодной воды, но, чтобы отправиться в плавание за новыми открытиями, нужен широкий океан знаний.
Я до сих пор много читаю, смотрю и слушаю лекции из самых различных областей знаний – истории, географии, биологии, физики, астрономии. Большей частью это научпоп, но ведь если невозможно всё глубоко охватить самому, то приходится ориентироваться на мнения специалистов. Мой университетский преподаватель риторики Давид Семёнович Гутман учил, что есть большой смысл в том, чтобы ходить на лекции хороших ораторов. Неважно, о чём они говорят, важно, чтобы выступающий был интересным человеком – личностью. Я воспользовался этим советом и стараюсь больше общаться не с журналистами – популяризаторами науки, а непосредственно с людьми, совершившими прорыв в какой-либо области знаний. И, конечно, читаю первоисточники – книги.
Я смотрю и видео выступлений больших учёных, например, гарвардские лекции «Биология поведения человека» Роберта Сапольского. Но знаете, что я заметил? Просматривание – ленивый процесс, по крайней мере для меня: я не настолько сконцентрирован, сосредоточен, как при чтении книги. Да, я слежу за лектором на «Ютубе», но у меня нет времени на то, чтобы обдумать его мысли, проанализировать, подвергнуть критике и таким образом сделать их по-настоящему своими. А читая книгу, и не замечаешь, как размышляешь сам, процесс регулируется навыком чтения: темп его то убыстряется, то замедляется, а иногда возникает желание просто остановиться и осмыслить прочитанное. Видеопросмотр же не считается с твоим «я», картинки движутся в одном и том же темпе, заданном извне. Но ведь можно нажать на кнопочку и остановить фильм, скажете вы. Да, конечно, можно. А сами-то вы так делаете? Вот и я не останавливаю видео, а мысль лектора бежит дальше, и еле успеваешь за ней следить. Поэтому я был очень рад, когда в 2020 году увидел на полках магазина книжку Роберта Сапольского с его замечательными лекциями и, разумеется, купил её.
Книга позволяет «присваивать» чужие идеи. И если они по-настоящему осмыслены, то становятся инструментом, которым можно оперировать в собственных рассуждениях. При чтении важно не только правильно понять чужую мысль, но и, оттолкнувшись от неё, развить свою. Вот в чём ценность чтения – в развитии способности мыслить самостоятельно.
Подбирать чужие «мудрости» и раскладывать их по полочкам памяти – несомненно, хорошая привычка, но коллекционирование только ничтожная часть интеллектуальной жизни. Не использовать накопленные знания – все равно что собирать книги, но никогда не раскрывать их.
Исходя из сказанного, вот вам совет: не нужно читать книги, в которых не чувствуется оригинального мышления автора, – книги, изобилующие банальностями. Банальности любят толпу, как и толпа любит банальности, а индивидуальное, независимое, самостоятельное мышление предпочитает уединение.
Книги, которые меня сделали, или Почему я стал филологом
«Составь список из ста книг, которые тебя сделали, – попросил однажды сын. – А лучше из девяноста девяти, из ста все составляют». Я задумался. Трудная задача. Да и касается только меня. Кому я интересен? То, что сделало меня, вряд ли повлияет на других точно так же, поскольку время изменилось, изменились и люди. Но вопрос был задан, засел в подсознании и требовал ответа. И наконец наступил момент, для того чтобы на него ответить.
Но сначала надо было решить, каким образом книги повлияли на меня, что привнесли в мою жизнь, как изменили её. Вот, например, почему я, окончив радиотехнический техникум, вдруг поступил на филологический факультет университета? Пойти из технаря да в гуманитарии значило резко изменить свою жизнь. А ведь я понимал, что выбрал самую бесполезную в практическом плане специальность. Была ли книга, которая повлияла на такое решение? Да, была, и не одна.
Помню, как меня завораживали «Опыты в стихах и прозе» Константина Батюшкова. Я, тогда студент радиотехнического техникума, купил эту книжку, вышедшую в серии «Литературные памятники», в конце семидесятых на уфимском толкучем рынке. Заплатил за неё целых семь рублей вместо обозначенных трёх рублей пятидесяти копеек, то есть переплатил в два раза.
Но сколько же было радости, когда я возвращался на электричке домой в Юматово и жадно впитывал новые для меня, непонятные слова! Античная мифология, рассыпанная по строчкам поэта, большей частью была от меня скрыта, я её попросту не знал. Тем не менее перечитывал раз за разом понравившиеся стихи: меня завораживала магия слов, мелодика стиха, я пытался разгадать тайну, спрятанную в пахнущих свежей типографской краской страницах. Ах, я до сих пор помню этот аромат – пьянящий и сводящий с ума! Я читал:
Ты знаешь, что изрек,
Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?
Рабом родится человек,
Рабом в могилу ляжет,
И смерть ему едва ли скажет,
Зачем он шел долиной чудной слез,
Страдал, рыдал, терпел, исчез.
Кто такой Мельхиседек, мне было не ведомо, поскольку и с Книгой книг я тогда не был знаком. Сейчас можно набрать таинственное имя в Гугле или Яндексе и выяснить, что это «библейский персонаж, царь Салимский, священник Всевышнего в Шалеме (Иерусалиме) во времена патриарха Авраама». Тогда же под рукой был лишь справочный аппарат книги. Очень даже неплохой, поскольку издание осуществлялось, простите за тавтологию, издательством «Наука». Увы, и литературоведы мне ничего путного сказать не смогли. Но звуки и буквы, перечитываемые неоднократно, создавали в голове загадочный образ древнего мудреца, и этого было достаточно.
Или вот ещё из впечатлившего:
Ты просыпаешься, о Байя, из гробницы…
«Кто такой Байя? – думал я. – И почему он просыпается из гробницы?» Оказалось, не «кто», а «что»: Байя – небольшой город близ Неаполя. Попробуйте представить, сколько раз повторял про себя эту строчку Батюшков в 1819 году, когда писал стихотворение, и сколько раз её повторил я в 1979-м, то есть через 160 лет, чтобы метафорический смысл фразы наконец проник в моё юношеское сознание.
И вот к чему я клоню: порой для понимания произведения его нужно прочитать не меньшее количество раз, чем оно было прочитано автором в процессе написания. Бывает, шутливо спрашиваю на встречах с читателями: «Я писал эту книгу не один год, а вы считаете, что поняли её за один вечер?» Читатели улыбаются. С грустью замечаю, что именно так они и считают.
А ведь автор-создатель живёт с книгой довольно продолжительное время, пока она окончательно не сложится, и только потом отпускает её в люди. Книга – часть его жизни. И фокус в том, что читатель, для того чтобы прочувствовать её, должен тоже прожить с ней какое-то время. Торопливость не способствует пониманию текста, а скорочтение быстро утомляет и лишает удовольствия от общения с книгой.
Помню, каково было моё удивление, когда техникумский старшекурсник, хулиганистый бард-певец, рычащий под Высоцкого свой хит:
Дави клопа, дави ногой,
Дави ногой, пока живой, –
неожиданно спел строчки из «Разлуки» Батюшкова:
Гусар, на саблю опираясь,
В глубокой горести стоял…
Он даже не знал, что поёт стихи предшественника великого Пушкина! И вот что меня потрясло: оказалось, что хорошие стихи могут потерять авторство и жить в народе.
А буквально через неделю бабушка подарила мне на день рождения книгу «А. С. Пушкин – критик» (издательство «Советская Россия, 1978), и в ней я нашёл заметки поэта на полях 2-й части «Опытов в стихах и прозе» К. Н. Батюшкова». Рядом с «Разлукой» было приписано: «Прелесть». И я радовался тому, что и Пушкину это стихотворение понравилось. Не передать, как я развеселился, увидев напротив первых двух стихов «Ответа Гнедичу»:
Твой друг тебе навек отныне
С рукою сердце отдаёт, –
ироничное замечание Александра Сергеевича: «Батюшков женится на Гнедиче!»
Я расхохотался и поспешил на кухню к бабушке – она, как всегда, что-то готовила – рассказать о том, что меня развеселило. Бабушке, думаю, было приятно, что её подарок понравился, но, боюсь, она так и не оценила причину моей весёлости.
Книга Батюшкова открыла мне глаза на существенные пробелы в моих знаниях – прежде всего в областях истории, мифологии, географии, лингвистики. Нужно было разбираться, что означают все эти непонятные слова: Гарпагон, мина (мера веса), Алкивиад, Демосфен, Гликерия, Мемфис, Изида, Кратес, Пирей, тритоны, нереиды, океаниды, Агатон, Эмпедокл, Керамик, Фрина, северный Амур, Эней, Гимет – и многие другие. А они всего лишь из одного стихотворения. Представляете? Так ведь и мозг сломать недолго. Но если когда-то в детстве я просто закрыл греческую антологию как непонятную, а потому и неинтересную книгу, то теперь я жаждал понимания недоступных для меня текстов.
А критические заметки Пушкина показали мне, как нужно относиться к литературным произведениям: если раньше всё напечатанное на бумаге казалось священным, правильным и незыблемым, то теперь появились сомнения. Эти две книги во многом определили мою дальнейшую судьбу. А если бы их не было? А если бы попали мне в руки совершенно иные книги? Вот, например, Андрей Тимофеевич Болотов, будущий писатель и учёный, в детстве зачитывался «Похождением Телемака» и «Историей принца Евгения» – в результате сложилась иная жизнь.
Как мы читали на филфаке
Когда в 1982 году я поступил в Башкирский государственный университет им. 40-летия Октября, то почувствовал себя взрослым дядькой среди совсем юных девчушек. Ещё бы, ведь у меня был уже диплом инженера и двухлетний опыт работы на заводе.
Помню самую первую лекцию по античке, которую читал Д. С. Гутман. Он проделывал это виртуозно, не глядя ни в какие записи, говорил, не торопясь, образными законченными предложениями, а студенты слушали его, затаив дыхание, и конспектировали за ним. Даже не конспектировали, а записывали всё подряд, боясь пропустить хоть слово, поскольку приличных учебных пособий было тогда не достать.
Правда, у меня был учебник Радцига, купленный из любопытства ещё до поступления в вуз, но он не мог сравниться с живой речью нашего любимого преподавателя. Я записывал лекцию вместе со всеми и был счастлив настолько, что слёзы выступали на глазах. Я понимал, как мне повезло, ведь всего этого могло не быть, если бы не удалось поступить в вуз.
Но прочь слёзы и лирику, сосредоточимся на проблемах тогдашнего образования, а конкретно – на проблемах чтения. Каждый семестр мы, студенты, перелопачивали тонну – может, меньше, не суть – самой разной литературы по лингвистике, литературоведению, множеству других предметов, а самое главное – толстенный учебник по истории КПСС, а также конспектировали труды классиков марксизма-ленинизма.
Общественным предметам уделялось большее внимание, они были важнее, чем филологические. По ним и спрашивали строже, соответственно, они и занимали основную часть времени, остающуюся на подготовку к занятиям. Порой ничего другого и не удавалось выучить, кроме «Истории КПСС».
Мне ещё повезло в том плане, что в университет я пришёл с нехилым багажом прочитанной классики, особенно хорошо я знал историю поэзии и стихосложение, и какие-то занятия мне давались легко. Но список обязательной литературы был невероятно длинен, и к экзаменам прочитать всё было физически невозможно.
Когда на каком-то собрании я попытался объяснить это декану, меня просто высмеяли: «А ты пойдёшь в школу и скажешь детям, что у тебя не было времени прочитать всего Толстого?» Возразить мне не дали, и однокурсники не поддержали меня. Кстати, профессор, читавший курс русской литературы, причём очень скучно и нудно, действительно требовал прочитать всего Толстого – это 90 томов, если кто не знает, – а на экзамене проверял знание текстов примерно так: «Скажите, а какого цвета была лошадь Вронского?» Если кто-то и успевал прочесть «Анну Каренину», то к экзамену в головах была такая каша от прочитанных наспех текстов, что вспомнить что-либо было невозможно.
Вот и сказано ключевое слово, к которому я вёл, – «наспех». Как ни странно, в университете нас никто не учил ни писать, ни читать. Если честно, и сейчас не учат. Почему? Ведь самое главное – это научить студентов приёмам работы. Считалось и считается, что соответствующие навыки даются в общеобразовательной школе. Увы, это совсем не так, но почему-то те, кто обязан обучать, предпочитают не видеть проблемы, а школьники и студенты полагают, что их неуспеваемость – следствие неприлежания и отсутствия таланта, и тоже молчат.
Случилось так, что за пять лет обучения в вузе я полностью утратил навыки качественного чтения художественных текстов, и потом понадобились годы, чтобы восстановить их. А всё потому, что мы вынуждены были читать бегло, перескакивая со строчки на строчку, стремясь побыстрее перелистать книжку, лишь бы уловить сюжет и запомнить героев. Как мне жаль убитое напрасно время! Я практически ничего не помню из прочитанных таким образом текстов. Они мне мало что дали.
Да, книги, прочитанные давно, имеют обыкновение забываться, уже не помнишь всех нюансов и деталей. Но знаете, что остаётся навсегда, если это было качественное чтение? Остаются те чувства, которые ты пережил, запоминаются эмоции, остаётся послевкусие. Разве я могу забыть встречу Тараса с Остапом и Андрием, если я от души хохотал над тем, как отец с сыном мутузили друг друга, а потом ещё пересказывал сцену моему папе, чтобы и он мог восхититься странными казачьими нравами? А у кого не сжималось сердце и не выступали слёзы, когда казнили Остапа? Вот что значит прожить книгу – прочитать её по-настоящему, а не пробежать глазами.
Зато с общественными науками нам повезло больше. Читая внимательно труды Ленина, я научился улавливать логику развития мысли и получать от этого удовольствие. Более того – развились навыки самостоятельного критического мышления. Внимательное чтение и конспектирование «Государства и революции» позволило в дальнейшем с интересом читать труды по философии и политэкономии, что ранее казалось мне невероятно скучным занятием.
И вот теперь, когда я рассказал о своём юношеском читательском опыте, может быть, стало чуть понятнее, почему я решил написать книгу о чтении.
Читайте нас: