№2.2025. Сергей Богословский. По следу нефти

 

Москва, Большой театр

26 июня – 13 июля 1930 года

 

Поздним утром в четверг на площади Свердлова у здания Большого театра было необычно многолюдно для этого времени суток. Группы граждан направлялись к театру, присоединяясь к скоплению сосредоточенных людей, в основном мужчин, собравшихся у его крыльца. Они были в пиджаках, редко в галстуках, несколько групп – в военных мундирах. Когда распахнулись двери театра, собравшиеся прошли внутрь, выстроившись в безнадёжно запутанные клубки, ведущие к нескольким окошкам в кассовом зале.

Немного в Москве нашлось горожан, которые бы не знали, что в этот день, 26 июня 1930 года, в Большом театре открывал работу XVI съезд ВКП(б). Под колесницей Аполлона посередине фронтона портика^[1] здания красовались объёмные римские цифры «XVI» размером с лошадь. Ниже на фризе выстроились крупные, вырезанные скорее всего из фанеры крашеные буквы «СЪЕЗД ВСЕСОЮЗНОЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ…». На «большевиков» места не хватило, их привычно взяли в скобки: «/Б/». На театральных колоннах празднично развевались красные знамёна, по два на каждой.

Внутри, в кассовом зале, в сутолоке проходила регистрация делегатов. Прибывшие со всех уголков страны граждане ставили свои подписи в ведомостях, получали мандаты, распорядок и регламент работы съезда на восемнадцать дней.

Когда зал Большого театра поглотил последнего делегата, на площадь Свердлова вышли колонны демонстрантов. Они красными транспарантами с лозунгами и громкими выкриками приветствовали съезд и делегатов, которые ничего этого уже не видели.

Председатель ЦИК^[2] СССР Михаил Иванович Калинин выступил с небольшой вступительной речью, объявив съезд открытым. Зал отреагировал бурными продолжительными аплодисментами, встал и затянул «Интернационал».

Для начала единогласно списком проголосовали за президиум из сорока делегатов. Таким же общим списком единогласно выбрали почётный президиум из представителей десяти зарубежных компартий, секретариат, редакционную и мандатную комиссии.

Члены президиума под продолжительные аплодисменты заняли места на установленной на сцене трибуне. На покрытом красной бархатной тканью столе стояли графин с водой, пепельницы и настольные лампы.

Проголосовали за порядок дня и регламент.

– Товарищи, сейчас мимо здания съезда проходит демонстрация московских рабочих, – сообщил делегатам Калинин. – Эти демонстрирующие рабочие прислали своих представителей от каждого района для приветствия съезда. Слово для приветствия имеет товарищ Синицын от рабочих Краснопресненского района Москвы^[3].

В день открытия съезда прозвучало пятнадцать приветствий – от пролетарских районов столицы, крупных предприятий и колхозов, Красной армии и Красного флота. Выступающие выражали поддержку социалистических преобразований, готовность выполнить пятилетку в четыре года и призывали покарать «правых» оппортунистов.

– Да здравствует сплошная коллективизация! – завершал речь от имени колхозов Северного Кавказа товарищ Марчуков.

– Долой двурушников-оппортунистов! Да здравствует мировая революция! – завершал свою товарищ Шишинов от Замоскворечья.

– Да здравствует лучший ученик товарища Ленина – товарищ Сталин! – завершал своё выступление командующий 5-й дальневосточной армией товарищ Блюхер.

– Да здравствует Красная армия! – отвечали ему из зала.

 

 

*  *  *

 

На следующий день на утреннем заседании председательствующий, товарищ Калинин, предоставил слово для доклада товарищу Сталину. Зал стоя приветствовал генерального секретаря ВКП(б) продолжительными аплодисментами и криками «ура».

– Рушатся иллюзии насчёт всемогущества капитализма вообще, всемогущества североамериканского в особенности, – прошёлся по международному положению докладчик в начале выступления. – Всё слабее становятся победные песни в честь доллара и капиталистической рационализации. Всё сильнее становятся пессимистические завывания насчёт ошибок капитализма. А всеобщий шум о неминуемой гибели СССР сменяется всеобщим злобным шипением насчёт необходимости наказать эту страну, которая смеет развивать свою экономику, когда кругом царит кризис.

Сталин выступал весь день: на утреннем и вечернем заседаниях. Он немного раскачивался в такт своей речи, засунув ладонь за лацкан френча, иногда угловато жестикулировал, подчёркивая особо значимые фразы.

Первой среди очередных задач страны он выделил правильное размещение промышленности в СССР – одной угольно-металлургической базы на Украине для страны уже недостаточно.

– Новое состоит в том, чтобы, всемерно развивая эту базу и в дальнейшем, начать вместе с тем немедленно создавать вторую угольно-металлургическую базу. Этой базой должен быть Урало-Кузнецкий комбинат, соединение кузнецкого коксующегося угля с уральской рудой.

Сталин вскользь прошёлся по «правым» оппортунистам^[4], но основное развитие этой темы началось со следующего дня. Почти в каждом докладе упоминались раскольники-троцкисты и «правые» оппортунисты Бухарин, Рыков, Томский, Угланов.

– Заявление товарища Рыкова о том, что никакая линия не может дать гарантии тому, что диктатура пролетариата победит… – начал накат на преемника Ленина на посту главы Совнаркома секретарь Челябинского окружного комитета ВКП(б) товарищ Финковский. – Что это, как не капитулянтский лозунг «Сматывай удочки»?! Более того, товарищ Рыков осмелился заявить, что он, выступая так, якобы честно выполняет поручение, данное ему Политбюро, членом которого он является.

– Позор! Позор! – раздались выкрики из зала.

– Мы, уральские большевики, требуем от своего XVI съезда, чтобы был положен предел пропаганде «правого» оппортунизма, – заявил уралец. – Пусть товарищ Рыков выступит и скажет, что ошибался, что безоговорочно осуждает свою ошибку, что кончено со старым.

«Правая» оппозиция выглядела деморализованной, каялась и признавала свои ошибки. Первым это сделал Николай Александрович Угланов, член ЦК, бывший руководитель Московского губернского комитета ВКП(б).

– Я совершенно отчётливо вижу всю, так сказать, позицию, которую мы занимали и которую с большевистской точки зрения…

– Скорей, скорей, – поторапливал докладчика зал.

– …пожалуй, можно назвать хвостистской позицией.

– Мало этого, мало, – выкрикнул кто-то с места.

– Слабо, – добавил другой голос. – Не хвостистская, а правооппортунистическая.

– Подождите, товарищи, – Угланов сбился с мысли.

В зале становилось шумно, реплики понеслись с разных рядов.

– Само собой понятно, уклон, который мы представляем, – продолжал среди шума Угланов, – являлся на данном этапе нашего социалистического развития наиболее опасным и на нём должен быть сосредоточен наиболее продолжительный и непосредственный огонь.

Его ещё несколько раз перебивали, а в других докладах яростно критиковали. Выступающий следом Варейкис назвал Угланова и его соратников «кулацкой агентурой», а Шеболданов призвал съезд «крепко и решительно покончить с “правой” оппозицией и добить “левый уклон”»^[5].

За восемнадцать дней прошло тридцать заседаний. Зал реагировал аплодисментами на лозунги, гневными репликами во время выступлений «правых» оппозиционеров, смехом на шутки докладчиков.

На семнадцатом заседании прозаическое течение съезда было разбавлено семиминутным поэтическим рапортом товарища Безыменского о положении пролетарской литературы:

 

– Товарищ съезд! Я работник РАППа^[6],

Но я прежде всего большевик.

Большевик – он вилять не привык!

Потому-то мой краткий рапорт

Будет острым, как штык.

 

Как и остальные выступления, стихотворный рапорт прерывался несколько раз аплодисментами, иногда взрывами хохота.

 

– Мы дерёмся с врагом неустанно.

Мы имеем немало побед!

Но пред съездом

Хвалиться нам рано:

Нет у нас превышения плана,

Да и плана-то, собственно, нет.

 

В резолюции по отчёту центрального комитета ВКП(б) Съезд поручил ЦК сосредоточить усилия партии на тяжёлой промышленности и создании в ближайший период новой мощной угольно-металлургической базы в виде Урало-Кузбасского комбината.

Угланов направил заявление в президиум с дополнительным письменным покаянием. Но это ему помогло ненадолго.

 

 

Москва, Колонный зал Дома Союзов

21–27 июня 1931 года

 

Академия наук СССР среагировала на резолюцию съезда ВКП(б), организовав проведение нескольких чрезвычайных сессий, первая из которых состоялась в Москве, в Колонном зале Дома Союзов.

Двух с половиной часовой доклад начальника Главного геологического управления академика Ивана Михайловича Губкина «Естественные богатства СССР и их использование» был основным на московской сессии.

– Слова о наших естественных богатствах стали трюизмом^[7]. Это известно всему миру, в особенности его буржуазным руководителям, – начал с международной повестки Иван Михайлович. – Недаром они с вожделением поглядывают в нашу сторону и ждут момента, не «прошибёмся» ли мы как-нибудь в своих делах, чтобы нас слопать окончательно и превратить нашу обильную землю в свою колонию, предварительно наведя на ней такой «порядок», от которого земля содрогнётся^[8].

Второй раздел доклада о нефтяных богатствах СССР Губкин завершал словами:

– Необходимо нефть искать и на Восточном Урале, предварительно разведав эти места геофизическим методом. Одним словом, будущее нашей нефтяной промышленности всецело зависит от развития разведочных работ, смелых и решительных, без боязни риска.

Но перед этим в течение десяти минут академик перечислял территории, представляющие «несомненный разведочный интерес».

– Бакинские площади разрабатываются нами шестьдесят лет, Грозненские – сорок, Майкоп и Эмба – по двадцать лет. И только за последнее время робкими шагами мы начали выходить за пределы насиженных площадей и искать нефть на более обширных площадях… Не все места разведаны и в Грозненском районе, и в Дагестане, и в Кубанской нефтеносной области… Не сказали своего последнего слова и нефтяные месторождения Средней Азии… Совершенно непонятной является слабая разведка обширнейшего Урало-Эмбенского района^[9]… Сюда нужно бросить максимум разведочных средств и сосредоточить на этом районе неослабное внимание, тем более что его можно тесно увязать с урало-кузнецкой проблемой.

Губкин призывал искать нефть везде, где есть осадочный чехол и структурные формы, способные аккумулировать нефтяные скопления. Не обошёлся в докладе Иван Михайлович и без своих фирменных метафорических изысков:

– Легенды старого мира нам говорят, что в блаженные времена эллинизма богини враждовали из-за яблока Париса, а теперь буржуазный Олимп готов проливать реки крови за чёрное, грязное золото, именуемое углём и нефтью, и не только готов, а на самом деле проливает. Во время кровавой бойни – мировой войны – служители золотого тельца уничтожили двадцать три миллиона человеческих жизней и как ни в чём не бывало поют о мире и благоволении на земле, покрытой потом и кровью трудящихся, и готовятся к новой бойне, к новой делёжке мира и его естественных ресурсов или богатств.

Не забыл академик энтузиазм и трудовые подвиги рабочего класса.

– Мы строим. Мы воздвигаем величественное здание социализма – осуществляем мечту лучших представителей человечества. Вся страна наша «в лесах», а на них, как муравьи, снуют туда и сюда рабочие, инженеры, техники и всякий иной трудовой люд, подгоняя друг друга, соревнуясь в трудовом порыве друг с другом, боясь потерять темпы, пропустить драгоценное время. Стук и грохот несётся со всех концов нашего великого Советского Союза, и вместе с человеческими голосами гудки фабрик и заводов сливаются в одну величественную песнь освобождённого труда. К постройке бегут поезда, на них подвозятся люди, всякого рода материалы и оборудование, тянутся провода, по которым непрерывно течёт энергия.

Докладывая о водных ресурсах, академик почти перешёл на белый стих.

– Какая дивная промышленная симфония может быть разыграна трудящимися нашего Великого Союза на этой энергетической гамме! И старый Волхов не о былом шумит, не про новгородскую вольницу, не об ушкуйниках^[10]. Он, закованный железобетонными плотинами, пойманный в мощные турбины, поёт песнь труда, вращает мощные генераторы и шлёт в город Великого Ленина свет и энергию. Скоро запоёт свою песню и другой великан, обосновавшийся тоже в старинном притоне вольницы – в Запорожской Сечи, воспетой Гоголем, откуда запорожская вольница не давала покоя всякого рода султанам. Когда завертятся мощные турбины, заработают генераторы, порождая миллионы киловатт-часов энергии, – страшен тогда станет Днепр… для мировой буржуазии. И на Кавказе началось постепенное освоение… Там, где, сливаясь, шумят, обнявшись будто две сестры, струи Арагвы и Куры, под развалинами воспетого Лермонтовым монастыря стоит воплощение нашей трудовой поэзии – Земо-Авчальская гидроэлектрическая установка в тридцать шесть тысяч лошадиных сил, и на неё испытующе смотрит добродушно-лукавый, прищуренный глаз Ленина.

Завершал свой доклад Губкин традиционно.

– Вперёд по пути, начертанному нашими великими учителями Марксом, Лениным и Сталиным, в царство истинной свободы и действительного братства всех людей! Да здравствует полное слияние науки и труда!

 

 

Томск, Москва

май 1932 года

 

Ростислав Сергеевич Ильин, ссыльный учёный-почвовед, направил 12 мая 1932 года руководству Западно-Сибирского геологоразведочного треста в городе Томске докладную записку, в которой предлагал перенести нефтепоисковые работы в районы широтного течения Оби и низовья Иртыша. Главный научный консультант треста профессор Михаил Антонович Усов организовал обсуждение изложенных в записке проблем на своих учёных семинарах и одобрил обращение к председателю Главгеологии СССР академику Ивану Михайловичу Губкину.

В революционные годы Ильин был членом партии эсеров^[11], за что при Советской власти несколько раз заключался под стражу. В 1925 году его приговорили к трёхлетнему заключению. По ходатайству академика Вернадского срок был сокращён до полутора лет с последующей ссылкой в Нарымский край на пять лет. Ильин был направлен на метеостанцию в село Парабель в пяти днях ходу на лошадях от Томска.

Осенью к сельской пристани причалил пароход, на котором возвращалась в Томск экспедиция геологов. Ростислав спустился к реке, побеседовал с новыми людьми, порасспрашивал их о работе. Под впечатлением короткой встречи, возвратившись домой, члены экспедиции настояли перед своим руководством о вызове Ильина в Томск.

Ильин начал читать лекции по почвоведению и геологии, принимать участие в экспедициях, по результатам которых написал книгу «Природа Нарымского края (рельеф, геология, ландшафты, почва)». В штабе трудовых переселений и в управлении ОГПУ её в приказном порядке читали все. Книга помогала ориентироваться на местности и в условиях поселений.

В марте 1931 года для проведения чистки в геологоразведочном управлении из Москвы приехала комиссия рабоче-крестьянской инспекции. Ильина арестовали и приговорили к трём годам заключения.

Благодаря руководству треста его оставили в городе, и девять месяцев он находился в одиночной камере Томской следственной тюрьмы. «Сидя в тюрьме, – писал Ростислав Сергеевич, – я приложил мировые законы к Кузбассу, в котором никогда не был, палеозоем и углём до того времени никогда не занимался». В одиночной камере Ильин написал более шестидесяти печатных листов научных работ на разные темы. После выхода на свободу до преподавания Ильина не допустили, в полевые геологоразведочные партии ездить не разрешили. «А потому мне пришлось работать только умозрительным способом…»

Через пять месяцев после выхода на свободу неожиданностью для всех стала его докладная по нефтеносности Западно-Сибирской низменности. «Указанием на нефтеносность девона служат наши барзасские^[12] сапропелиты^[13]… Поэтому нефть надо искать под теми местами, где девон наиболее сильно дислоцирован^[14]… Теоретически нефтеносными могут оказаться и другие формации с умирающими морями – юра и палеоген. Юрское море оставило осадки на нашем Севере, главным образом в пределах Сургутского и других районов Уральской области (р. Большой Юган)…»

Командировка Ильина в Москву не афишировалась – всё-таки ссыльный, поездки ограничены. С Губкиным он встретился, идеи свои изложил. Сургутский район на академика особого впечатления не произвёл, а вот Кузбасс – да, под углями можно нефть искать, как перед Аппалачами в Северной Америке – там её много. С этой точкой зрения он был знаком по публикациям других исследователей и её разделял.

Экспедиции по Оби и Иртышу для изучения нефтегазоносности Западно-Сибирской низменности Губкин одобрил, разрешил возглавить. Но органы НКВД распорядились по-своему. По возвращении в Томск Ильину запретили всякие поездки, в том числе на выездную сессию Академии наук в Новосибирск, а в начале следующего года выслали в Минусинск.

 

 

Свердловск, Новосибирск

Выездная сессия Академии наук СССР

июнь 1932 года

 

В последний день мая на железнодорожном вокзале в Ленинграде собирались необычные пассажиры. Солидные важные мужчины в шляпах, старички с седенькими острыми бородками, в прикрывающих лысины кепочках – Академия наук СССР отправлялась на чрезвычайную выездную сессию решать поднятую на XVI съезде ВКП(б) урало-кузбасскую проблему. Специальный поезд из трёх вагонов, в которых уместилось семьдесят два ленинградских члена Академии, отправлялся за Урал. В Москве к ним присоединился вагон с московскими академиками. Руководство было в полном составе, члены Академии – тоже почти все. Ни до, ни после столь интеллектуального состава по Транссибирской железной дороге не перемещалось.

Пятнадцать дней Академия провела на Урале и в Западной Сибири. Собраниями, докладами, консультациями и обсуждениями были затронуты все отрасли промышленности и сельского хозяйства.

Основная работа сессии проходила в Свердловске и в Новосибирске. Специальные бригады членов академии выезжали на поездах, вылетали на самолётах в уральские и западносибирские города, заводы и шахты для общения с производственниками на местах.

Первое общее собрание началось в Свердловске 4 июня в 18 часов в зале оперного театра.

– Это будет переворотом в соотношении сил борющихся миров, – подчеркнул политическое значение чрезвычайной сессии академик Кржижановский. – И великое имя Ленина и ленинской партии будет теснейшим образом связано с грандиозными мировыми судьбами строительства Урало-Кузбасского комбината.

Руководитель Главного геологического управления Наркомтяжпрома академик Губкин в Свердловске докладывал о минерально-сырьевой базе Урала, в Новосибирске – о горючих ископаемых Кузбасса. По прибытии в Новосибирск он дал большое интервью корреспонденту газеты «Правда», в тезисной форме изложив свой свердловский доклад. Интервью было опубликовано уже 14 июня, и многие годы спустя на него будут ссылаться как на первое научное обоснование нефтеносности Западной Сибири. Но говорил Губкин не только о ней.

– До сих пор с разведкой Урало-Эмбенского района мы чрезвычайно медлили, разведка там не велась большевистскими темпами^[15], – обозначил первое направление поисков нефти руководитель Главного геологического управления.

Академик сетовал на затянувшуюся разведку Чусовских городков, говорил о необходимости энергично и настойчиво вести поиски в Чердынском крае, упомянул Стерлитамак, Ишимбаево, города Орск, Оренбург, Актюбинск, не забыл Ухту и реку Печору.

– Но я бы сказал, что перспективы Урала не ограничиваются этим. Мне думается, что пора начать систематические поиски нефти на восточном склоне Урала.

Научное обоснование было изложено так: установлено «широкое распределение юрских отложений вдоль всего восточного склона Урала, начиная от широты Орска через Челябинск… и дальше к северу за пределы полярного Урала… Эти юрские отложения всюду: и в Челябинске, и в районе Надеждинского завода, и в районе между Челябинском – Орском, содержат угли. Богатейший угленосный район Челябинска подчинён как раз именно этим юрским отложениям… Нефть является родственницей угля по своему происхождению… Часто случается так, как говорят геологи, что угольная фация может переходить в нефтяную. Я полагаю, что на восточном склоне Урала угольная фация юры по направлению к востоку, то есть немного дальше от береговой линии, где происходило накопление осадков, где отложились угленосные свиты, – угольная фация может замениться нефтяной».

Но ни в следующем году, ни через год нефтепоисковые работы на восточном склоне Урала не проводились и не планировались. А пятикратное упоминание Челябинска будет иметь продолжение – после войны работы в Западно-Сибирской низменности начнутся именно в этом районе.

В новосибирском докладе Губкин говорил о Кузбассе.

– Вопрос – нет ли в кузнецкой котловине под каменными углями в основании карбона и в девоне нефти? – является вполне обоснованным.

Через полтора десятка лет, когда в Западную Сибирь выйдут с масштабными нефтепоисковыми работами, Кемеровская область окажется предпочтительнее, как скажет авторитетный Коровин^[16] «с экономической, геологической и политической» точек зрения.

Итогами работы выездной сессии Академии наук СССР стала координация научных исследований на Урале и в Сибири с Москвой и Ленинградом, наметились региональные академические филиалы. Методы взаимодействия науки и производства оказались востребованы в годы Великой Отечественной войны при использовании ресурсов Урала, Сибири и Казахстана на нужды обороны страны.

 

 

Посёлок Юган, Остяко-Вогульский округ

июль 1932 года

 

Солнечным июльским днём техник-керамик кирпичного завода Обьгосрыбтреста, административно-ссыльный Александр Косолапов шёл по берегу Большого Югана, пристально вглядываясь в реку. Саша насвистывал походную мелодию, навстречу ему проплывали играющие на солнце крупные маслянистые пятна.

Поначалу его внимание привлекли плывущие недалеко от берега и играющие на солнце вытянутые радужные ленточки, которые по мере продвижения превращались в отдельные кляксы овальной формы. Этой дорогой он часто возвращался с завода в посёлок, но масляных следов на реке раньше не замечал.

«Может, катерок какой заглянул в наши края, – решил дойти до источника радужных плёнок административно-ссыльный. – Поговорить хоть с новыми людьми».

Пятна закончились. Там, где по Сашкиным ощущениям должно было проплывать очередное, бежала чистая вода. Косолапов остановился и уставился на реку. Так он простоял минут пять. Смотрел в одну точку, мыслей не было никаких.

Неожиданно со дна поднялась тёмная струйка, вышедшая на поверхность едва заметным маслянистым фонтанчиком. Пузырёк размером с половину куриного яйца быстро вырос, нехотя сдулся и круглой кляксой поплыл вниз по течению. Сашка присвистнул от неожиданности.

Вскоре в нескольких метрах от первого выплеснулся второй такой же фонтанчик. Александр дождался следующего взбулькивания из первой точки, затем второй и отправился в поселок, обдумывая по пути свои дальнейшие действия.

 

 

*  *  *

 

На следующий день Косолапов вернулся на то же место, дождался фонтанчика и засёк время. Он задумал подольше понаблюдать за необычным явлением, но довольно быстро небо затянуло серыми тучами. Зашелестел дождь. Косолапов накрыл голову курткой, продолжая следить за рекой, вести наблюдение. Сверкнула молния. С первым ударом грома земля слегка вздрогнула, и на водной поверхности вырос тёмный бугорок. Подгоняемые ударами грома маслянистые пузырьки начали всплывать чаще. Косолапов основательно вымок и нехотя поплёлся обратно в посёлок.

Войдя в избу, он снял куртку, переоделся в сухое и стал готовить стол для таинства: достал из сундука листы бумаги, снял с полки перо и чернильницу.

– Чего задумал? – подозрительно глядела на все эти приготовления Матрёна.

– Не мешай, – собирался с мыслями Косолапов, – дело важное. Телеграммы буду писать. Я нефть нашёл.

– Так уж и нефть? – услышал из-за плеча голос Матрёны Косолапов.

– Не мешай.

– А что это такое-то хоть?

– Ты про что?

– Про нефть.

– Не знаешь – не спрашивай, – осадил женщину Косолапов.

«Необыкновенно сильные удары грома потрясали атмосферу, и казалось, что под этими ударами вздрагивает земля, а нефть начало выбрасывать через 5 минут…» – старательно выводил Косолапов.

– Такую телеграмму у тебя не примут, – прозвучал из-за другого плеча голос Матрёны.

– Вечно ты… – недовольно сморщился Косолапов.

Забрал черновики, оделся и пошёл к телеграфисту в контору. Там он отправил сообщение о выходе нефти в Комитет Северного морского пути и в Тобольск директору Рыбтреста.

«Когда придёт ответ, – решил Александр, – соберу нефть в бутылку и отправлю в лабораторию».

 

 

Посёлок Юган, Остяко-Вогульский округ

июль – август 1933 года

 

Прошёл почти год, а на косолаповские телеграммы никакой реакции не было. Масляные пятна и бульканье на Югане тоже куда-то пропали. «Каналы закупорило», – решил Косолапов и окунулся в поиски известняка, который он обнаружил ещё осенью в долине реки у подножия размытых холмов.

Тогда он собирал породу, доставлял её на лодке на кирпичный завод, обжигал. Набралось тонны три. Образцы извести Косолапов отправил в Сургут райсоюзу и в Тобольск новому управляющему Обьгосрыбтреста товарищу Угланову, «правому» оппортунисту, исключённому из партии, недолго отсидевшему и отправленному в ссылку в Уральскую область поднимать рыбное хозяйство.

Сургутский райсоюз среагировал быстрее всех – прислал рабочих и поручил Александру провести разведку известняка, отпустив на это тысячу рублей.

Работы проводили в августе. Однако вода была высокая, и пласты породы, из которых Косолапов в предыдущем году собирал образцы, оказались под водой на глубине почти четырёх метров. В этот раз добраться до хорошего известняка не удалось.

Собранные в другом доступном месте три тонны породы содержали много примеси посторонних камушков и полезной продукции дали намного меньше. Косолапов сделал описание разреза, отчитался перед Сургутским райсоюзом и переехал в Самарово, куда его переместили для производства работ по строительству Остяково-Вогульска.

 

 

Деревня Цингалы, Остяко-Вогульский округ

октябрь 1933 года

 

В начале октября 1933 года, когда уже лёг снег, из Самарово на вёсельной лодке вышел сотрудник Северо-Уральского треста Главсевморпути, некогда боец Красной армии Иван Злыгостев. Пройдя против течения четверо суток, он достиг деревни Цингалы. В кармане у Злыгостева было письмо в адрес сельсовета, подписанное заместителем председателя окрисполкома.

Злыгостев вошёл в сельсовет и предъявил предписание.

– Оказать товарищу Злыгостеву самое широкое содействие при проведении возложенных на него задач, – читал вслух председатель. – Поздновато приехали, – вернул он документ, – зима начинается, навигация закрывается.

– До войны недалеко от вашей деревни бурили на нефть. Мне нужно обследовать это место, – объяснил цель приезда Злыгостев.

– Да, да, да, – размышлял вслух председатель. – Есть несколько мужиков. Пуртов и Куклин. Работали тогда. Эти точно. Сегодня пошлю за ними. Рыбу ловят в двадцати километрах отсюда. Может, ещё кто – поспрошаем.

Злыгостева определили на постой к одинокой старушке, а на следующий день он явился в сельсовет, куда прибыл с рыбалки Пуртов.

– Злыгостев Иван Михалыч, Уралсеверпуть, – представился изыскатель.

– Пуртов Максим Николаич, – протянул ему руку осунувшийся, с седеющей бородкой, слегка сгорбленный мужичок.

– Вы, товарищ Пуртов, поступаете в моё распоряжение на время экспедиции. Документы, если какие надо, составим у председателя. Паёк по первой категории.

– Что делать-то надо?

– Нужно обследовать место, где бурили на нефть скважину двадцать лет назад. Покажешь?

– Это вряд ли, – отвернул голову Пуртов. – Куклина вон спросите, он всё время с ними околачивался.

– Расскажите для начала, кто к вам приезжал, кто нанимал, какую работу делали.

– Брательник мой приезжал, – начал Пуртов, остановился и добавил: – Сродный. До войны это было. То ли за год, то ли за два.

– Как звать? – Злыгостев приготовился записывать.

– Спиридоном звать. Николаичем.

Злыгостеву показалось странным, что у двоюродных братьев одно отчество, но выяснять ничего не стал.

– Пуртов Спиридон Николаевич, так?

– Так.

– Откуда приехал.

– С Омска. На солеварном заводе робил.

– И откуда он решил, что рядом с вашей деревней нефть есть?

– Так не он же решил – он человек маленький. Христофор Абрамыч, хозяин евоный, послал сюда.

– Ладно. А Христофор Абрамыча-то чё к вам потянуло? Тайга вон какая большая. В век не обойти.

– Кто ж их знает, – ухмыльнулся Пуртов, – что у этих чертей на уме тогда было.

– Когда работу начали?

– Приехали в середине июля, приехали нефть искать, сказали. Ходили по лесу, по ручьям да речкам, подкапывали чё-то, записывали. Потом трубы привезли на пароходе рекой, ставили их, бурить начали. Потом меня в Демьянку отправили с поручениями да письмами разными. До конца сентября работали. Потом уехали. Трубы увезли на следующий год в навигацию. Куда, зачем – не знаю. Куклина поспрошайте, он там с ними крутился всё время.

– А Спиридон, брат твой, где сейчас?

– Не знаю, жив или нет, после германской никаких сведений от него не было.

– Но место-то покажешь, где бурили?

– Это вряд ли, – отвернулся Пуртов, – Куклин должон знать.

– Ладно, вот почитай, что я написал за тобой, – протянул Злыгостев исписанный лист.

– Неграмотный, – покачал головой Пуртов. – Можно идти?

– Иди, завтра вечером скажу, что будем делать.

 

 

*  *  *

 

На следующий день в сельсовет явился Михаил Куклин. Злыгостев представился и объяснил ему, что тот поступает в его распоряжение, рассказал про паёк и стал задавать те же вопросы, что и Пуртову.

– Сначала приехали трое, – рассказывал Куклин. – Спиридон, брат нашего Максима, и ещё двое. Имён не помню. Приехали искать месторождения.

– Почему в Цингалы?

– Не знаю.

– Ладно. Место можешь показать, где бурили?

– Показать можем. Хоть я, хоть Пуртов.

– Пуртов сказал, что не может показать…

– М-м-м… Ему лучше знать, – после короткой паузы сказал Куклин.

– Ладно, продолжай. Спиридон Пуртов и ещё двое приехали. Что дальше?

– Максим повёл их в лес, показал живун^[17], из которого вытекала нефть.

– Где этот живун? Ты сам видел нефть эту?

– Километров шесть отсюда в лесу. Превесным Сором тот лес зовём. Это Максим говорил, что нефть. По мне так, вода как вода, тёмная только, и руки после неё как в масле.

– А что Спиридон с приезжими?

– Набрали воды той две бутылки, отправили то ли в Тобольск, то ли в Омск – не знаю. Сами походили по лесу несколько дней, подкапывали, записывали что-то. Видать, другие искали такие же живуны. Недели через три приехали инженеры. Человек восемь. Откуда – не знаю. Пришли на пароходе, привезли трубы и разные приспособления, чтобы землю бурить. Лошадьми трубы в Превесный Сор доставили. Рядом с тем живуном выкопали яму аршин пять в квадрате и аршина три глубиной. Поставили трубы, начали бурить. В день по два аршина выходило. Всего на 33 аршина ушли в землю – слышал от инженеров. В конце сентября уехали.

– Не добурили до нефти?

– Видать, нет. Собирались на следующий год вернуться.

– Трубы, инструмент – всё оставили?

– Нет. Инструмент и трубы сначала в большом сарае хранились в Цингалах. Потом их Спиридон, должно быть, увёз. Меня здесь уже не было – на войну забрали.

Злыгостев с Куклиным отправились вдвоём до Превесного Сора. Максима Пуртова Злыгостев решил не брать – не понравился он бывшему красноармейцу.

– Пуртова отправляйте обратно, – сказал он председателю. – Куклина за мной закрепите пока одного, там посмотрим.

Шёл снег, было ветрено и зябко. Подошли к большому озеру, осмотрели берег.

– Вода высокая нынче, – сказал Куклин, – не найти живунов, под водой они, думаю. Я на них в августе-сентябре натыкался.

Долго ходили по берегу, яму искали, где бурили – не нашли. 

– За двадцать лет повырубали весь лес, один кустарник остался. – Не могу найти, – качал головой Куклин, – надо Салтанова звать, он говорил, что натыкался на яму, трубы, говорит, видел.

– Кто таков?

– Тоже наш, цингаловский. Дмитрием зовут.

Подошли к берегу озера, поискали глазами, пятен масляных не увидели. Серое небо нависло над озером. Сильный пронизывающий ветер гнал рябь и волну, снегопад усилился. Изыскатели повернули в сторону деревни.

В сельсовете Злыгостев оформил акт обследования местности. «Взять пробу из ключей не представляется возможным, – написал он, – ввиду значительного подъёма воды в озере от речки Летной – три четверти аршина от уровня 20–25 сентября».

 

 

*  *  *

 

На следующий день прибыл вызванный с рыболовства Дмитрий Салтанов.

– Против ключа того с тёмной водой копали и бурили, – рассказал он.

– Тебя тоже нанимали?

– Нет, я тут рыбалкой недалеко занимался, захаживал к Спиридону, к инженерам приезжим.

– Когда яму последний раз видел? Что в ней там осталось?

– Яму часто ту проходил раньше, когда рыбачил на озере. Обвалилась она с боков сильно. Труб не замечал никаких. Слышал от Спиридона ещё, что верхний став трубы сняли, остальные в земле остались.

– Яму покажешь?

– Покажу.

Злыгостев, Куклин и Салтанов вернулись к озеру. Салтанов сразу подвёл изыскателей к заросшей яме, на которую вчера не обратили внимания.

– Вот здесь Спиридон с мужиками копали.

– Копали, может, и здесь, да не здесь бурили, – заметил Куклин.

– А ты, Дмитрий, как думаешь? – посмотрел на него Злыгостев.

– Утверждать не могу, но мне кажется, здесь.

– Нет, саженей двести отсюда бурили, – Куклин показал в сторону озера. – Плотиной Летную перегородили для посадки рыбы, – объяснял он. – Затопило те живуны. Чтобы до них добраться, надо выпустить всю воду из пруда, а перед этим выловить всю рыбу.

Походили по берегу. Ветра не было, и почти вся поверхность озера покрылась тонкой ледяной корочкой. В нескольких местах, где льда не было, плавали синеватые масляные пятна. Злыгостев достал две пустые бутылки и приготовился идти в воду.

– Спиридон дальше бурил, отсюда не добраться.

– Ничего, я здесь пока наберу, в лаборатории проверят.

– Погоди немного, костёр разведём.

Куклин с Салтановым разожгли костёр. Злыгостев поднял сапоги выше колен, вброд дошёл до пятен, ломая тонкий лёд, набрал две бутылки пятнистой воды и вернулся к костру сушиться.

Уже в деревне Злыгостев опросил старожилов и выяснил, что Спиридон Пуртов живёт в Павлодаре, имеет двоих сыновей, один из которых сейчас в Барнауле, другой то ли в Семипалатинске, то ли Павлодаре.

Злыгостев попрощался с цингаловскими, вернулся к лодке и за двое суток дошёл до Самарово.

В Свердловске он сдал отчёт по обследованию местности и написал на имя начальника письмо, в котором настаивал на немедленном принятии мер к розыску Спиридона Пуртова, который мог бы дать ценные сведения об изыскательных работах на нефть. Разыскивать Спиридона Пуртова красноармеец Злыгостев предлагал через органы ГПУ или милиции.

Но подключать ГПУ к поискам Пуртова не стали, а Злыгостева в январе отправили в Берёзовский район в пределы реки Сартыньи с аналогичной миссией, снабдив удостоверением, которое просит местную власть оказывать ему самое широкое содействие, безоговорочно предоставлять средства передвижения и рабсилу.

Злыгостев поговорил с районным начальством, переписал сообщения о возможных нефтепроявлениях и вернулся в Свердловск.

17 января 1934 года неповоротливая Уральская область была разделена на Свердловскую, Челябинскую и Обско-Иртышскую. Остяко-Вогульский национальный округ перешёл в подчинение Обско-Иртышской области с центром в городе Тюмени.

 

 

Москва, Большой Кремлёвский Дворец

январь – февраль 1934 года

 

Январским утром делегаты XVII съезда ВКП(б) проходили по территории Московского Кремля в Большой Кремлёвский дворец, перестроенный к началу работы съезда. Андреевский и Александровский залы объединили в Зал заседаний. Построили столовую, разобрав Красное крыльцо между Грановитой палатой и Благовещенским собором. Снесли храм Спаса на Бору, основанный в 1330 году, усыпальницу московских княгинь.

В первый день председательствовал Молотов. Сталину для отчётного доклада о работе ЦК ВКП(б) в этот раз хватило одного утреннего заседания.

Среди главных недостатков развития промышленности Сталин назвал «отсутствие должного внимания к вопросу организации новой нефтяной базы в районах Урала, Башкирии, Эмбы». Среди очередных задач он указал «взяться серьёзно за организацию нефтяной базы в районах западных и южных склонов Уральского хребта».

Последним пунктом доклада были вопросы организационного руководства. Вождь говорил о необходимости изгнания из аппаратов управления неисправимых бюрократов и канцеляристов, снятии с постов очковтирателей и болтунов и выдвижении на их место новых людей. Необходима чистка советско-хозяйственных организаций и сокращение их штатов, чистка партии от ненадёжных и переродившихся людей.

Некоторые пассажи заставили занервничать членов президиума.

– Помимо неисправимых бюрократов и канцеляристов, насчёт устранения которых у нас нет никаких разногласий, есть у нас ещё два типа работников, которые тормозят нашу работу, мешают нашей работе и не дают нам двигаться вперёд^[18].

Один тип работников – это люди с известными заслугами в прошлом, люди, ставшие вельможами, люди, которые считают, что партийные и советские законы писаны не для них, а для дураков… Они надеются на то, что советская власть не решится тронуть их из-за их старых заслуг. Эти зазнавшиеся вельможи думают, что они незаменимы и что могут безнаказанно нарушать решения руководящих органов. Как быть с такими работниками? Их надо без колебаний снимать с руководящих постов, невзирая на их заслуги в прошлом.

– Правильно! – закричали из зала.

На четвёртом заседании товарищ Артемьев от лица делегации тульских заводов передал в дар съезду и лично товарищу Сталину самовар, гармошку и снайперскую винтовку. Генеральный секретарь покрутил её в руках, взял наизготовку и посмотрел в зал через прицел. Через несколько лет больше половины делегатов съезда будет арестована, многих из них объявят врагами народа и расстреляют.

В конце съезда тайным голосованием делегаты выбирали ЦК. В бюллетенях, если против, нужно было зачеркнуть фамилию, если за – оставить как есть. Сталин, получив бюллетень, подошёл к урне и опустил не глядя, демонстрируя, что с ним всё согласовано.

По официальному протоколу против Сталина проголосовало трое, против Кирова – четверо. По прошествии многих лет историки будут приводить противоречивые свидетельства членов счётной комиссии, будут говорить о том, что при подсчёте не были учтены сто шестьдесят шесть бюллетеней.

В конце года Сергей Миронович Киров будет застрелен в собственном кабинете ревнивым мужем своей любовницы – товарищем Николаевым. В народе запели:

 

Эх, огурчики да помидорчики!

Сталин Кирова пришил в коридорчике!

 

Николаева вместе с женой расстреляют. В стране начнётся Большой террор.

 

 

Остяко-Вогульск

февраль – май 1934 года

 

Административно-ссыльный Косолапов теперь жил и работал в Самарово. Посёлок строился, и бывший техник-керамик кирпичного завода работал в строительной бригаде.

В середине февраля он явился в управление строительства и городского коммунального хозяйства Остяко-Вогульска, где принялся рассказывать о своих изысканиях по разведке залежей известняка и глин на Югане.

– То, что написал в газету «Сургутский райсоюз», – неверно, и эти сведения были даны без моего ведома, – возмущался Александр.

– Товарищ, успокойтесь, – устало посмотрела на него секретарь. – Изложите всё в письменном виде и высылайте на управление. Специалисты ознакомятся и вас вызовут.

Через месяц Косолапов принёс большую, на нескольких страницах, докладную записку, в которой подробно изложил суть своих работ на Югане. Рассказал об известняке, три тонны которого он в одиночку собрал и обжёг на кирпичном заводе. И о том, что на следующий год река затопила место сбора и новые три тонны, добытые в другом месте, оказались хуже первых.

Отдельный раздел Косолапов посвятил нефти. «Летом 1932 года в июле и августе месяце при самом низком уровне воды в реке Юган я наблюдал выход нефти на поверхность. В самом фарватере реки – метрах в пяти от высокого левого берега – периодически появлялась нефть, приблизительно минут через 15 в одних и тех же двух точках на поверхности воды с глубины до 6 метров фонтанообразно выплывала нефть, каждый раз в количестве до 1 стакана в каждой точке и в форме жировых пятен уносилась течением. Особенно сильная деятельность этих двух точек проявилась однажды во время большой грозы^[19]».

Записка попала на стол первого секретаря Остяко-Вогульского окружкома ВКП(б) Артура Яновича Сирсона, большого энтузиаста любых исследовательских работ в округе. Он направил в Тюмень редактору Обско-Иртышской областной газеты «Советский Север» Б. Н. Назаровскому большую телеграмму: «17-й съезд партии придал большое значение изысканию новых нефтяных баз тчк Имеем серьёзные основания ставить вопрос изыскания нефти Остяко-Вогульском округе тчк^[20]». Сирсон вспомнил бурение перед империалистической войной около деревни Цингалы, написал о необходимости проверки и посетовал на то, что в округе инструментов и специалистов не имеется. Он почти процитировал записку Косолапова: «Более подробные данные имеются о нефти около посёлка Юган 60 километров Сургута летом реке 150 километров тчк 1932 году этом месте дна реки регулярно каждые 15 минут вырывалось подобие полушария жировое вещество расплывалось воде расстоянии сорока метров также выкатывались жировые пятна ста метрах ещё тчк Признаки нефти отмечены также недалеко этих мест речках впадающих Юган тчк Имеются очевидцы могущие указать места тчк Дальнейшее промедление изыскательными работами недопустимо тчк Уверены руководством обкома этот исключительно важный области вопрос получит быстрое практическое разрешение тчк Секретарь окружкома Сирсон». Газета «Советский Север» была органом Обско-Иртышского обкома и Тюменского горкома ВКП(б), оргкомитета Советов и оргбюро профсоюзов, поэтому телеграмма попала куда надо.

В этом же месяце в окружкоме Сирсон встретился с Платоном Ильичом Лопаревым, руководителем рыбохозяйственной станции в Тобольске, старым большевиком и красным партизаном, уроженцем Самарово.

– Платон, – убеждал его Сирсон, – дело государственной важности! На Югане нефть всплывает, есть письменные свидетельства. Я в Тюмень телеграфировал – не отвечают. В Тобольск обратно поплывёшь – загляни на Юган. Недалеко от посёлка на реке это место. Отбери пробы.

– Хорошо, Артур. Угланову сообщу, что крюк по дороге сделаю, – согласился Платон. – Его в партии восстановили. Рад за него. Хороший мужик, опытный организатор.

 

 

Село Юган, Остяко-Вогульский округ

июнь 1934 года

 

15 июня Платон Лопарев прибыл в Юган, через поселковое начальство вызвал троих административно-ссыльных, которые работали с Косолаповым, и вместе они отправились к реке.

– Сейчас нет уже тех пятен, – по дороге рассказывали ему мужики, – в прошлом году уже не было. Они на низкой воде только бывают, с августа до ледостава.

– Сами их видели?

– Да, Сашка показывал, на лодке с ним проверяли.

– Что делали?

– Ведром пробовали зачерпнуть – хорошо черпается, пятно не уходит, в ведре остаётся.

– Веслом били по ним, прутом били – это Сашка нам показывал.

– Зачем били-то?

– Не разгоняются пятна при ударах, не расходятся, – отвечали Платону. – Значит, это нефть. Сашка так говорил.

– А ещё у самого кирпичного завода пятна плавали.

– Катера начали ходить по Югану недавно. Такие же пятна после них.

Вернувшись в село, Лопарев собрал сельчан и выступил перед ними с крыльца сельсовета с пламенной речью.

– Открытие нефти на Югане коренным образом изменит экономику и лицо нашего края! – выкрикивал он. – Необходимо вести наблюдение за выходами нефти на Югане. Сообщать в окружком любую информацию о появлении масляных пятен в других местах. На Югане действительно обнаружены выходы нефти! Сейчас вода высокая – ничего не видно. С августа наблюдения надо продолжать.

Лопарев рассказал, как правильно отбирать пробы, как и куда их посылать. Он отправил телеграммы в Обско-Иртышский обком ВКП(б), Остяко-Вогульский окружком ВКП(б) и в редакцию газеты «Тюменский Север». «Собранный материал, – утверждал Платон, – заставляет предполагать действительно естественный выход нефти».

Из Тобольска Лопарев уже напишет подробный отчёт и отправит его в окружком и Сургутский райком. Напишет, что убеждён, будто наблюдаемые пятна на реке Юган не обычного для севера происхождения, и более всего вероятно имеет место естественный выход нефти. «Необходимо срочно изыскать средства на проверку сведений и изыскания. Для начала необходимо получение предварительных проб, их лабораторное исследование и после этого проводить производственные изыскания».

Лопарев знал и о других выходах нефти, и Сирсону он напишет, что если сведения о признаках нефти подтвердятся, то область будет иметь колоссальную нефтеносную территорию, расположенную на исключительно мощных и экономически удобных водных магистралях Оби и Иртыша.

 

 

Тюмень, Свердловск

июль 1934 года

 

Заместитель председателя окрисполкома Черемискин направил в Тюмень в Обско-Иртышский обком ВКП(б) письмо с просьбой ознакомиться с материалом и заслушать сообщение товарища Злыгостева с целью посылки на месторождение специальной экспедиции. При этом Злыгостева желательно было включить в разведку.

Злыгостев приехал в Тюмень, предоставил в облплан материалы своей экспедиции, которые были рассмотрены в тот же день одним из специалистов.

– Денег в облплане нет, – сказали ему. – Остяко-Вогульский окрисполком пусть обеспечит описательную разведку и взятие проб.

– В окрисполкоме надеялись, что вы организуете разведку, – исследовательский запал Злыгостева начал угасать.

– Схема такая: окрисполком обеспечивает описательную разведку и отбор проб, – устало повторил чиновник. – Всё это представляется в облплан, а мы передаём в «Востокнефть» для дальнейшей разведки. Дальше – без нас, мы в это дело не вмешиваемся.

После общения с тюменскими чиновниками Злыгостев написал Черемискину, что лица, сидящие в облплане, не желают что-либо предпринимать по этим вопросам.

Иван намеревался ехать в Уфу, убеждать «Востокнефть» срочно что-нибудь предпринять. «Но если же “Востокнефть” будет отрицать производство разведки под видом неимения средств, – писал он в Остяко-Вогульск, – то я вам буду телеграфировать из Свердловска…»

По результатам бесед, писем, звонков председатель облплана Ходеев сформулировал некое послание.

– Вот, передай в Уфу, – отдал он конверт Злыгостеву, – руководству «Востокнефти».

«Облпланом получен ряд сведений о наличии выходов нефти в ряде районов области, а именно: вблизи д. Цингалы, на р. Юган Сургутского района, на р. Сартынье Берёзовского района. Просим проинструктировать т. Злыгостева в части правильного взятия необходимых проб для анализа».

Злыгостев переехал в Свердловск и поселился в Доме колхозника. Там он встретился и передал геологу треста «Востокнефть» Скворцову письмо из облплана и документы с результатами своих экспедиций в Цингалы и Сартынью.

– Доложу руководству, – заверил Ивана Скворцов. – Но без результатов анализов проб никто ничего делать не будет, – добавил он. – Местные должны организовать всё за свой счёт. Если будет доказано, что это нефть, тогда «Востокнефть» вышлет геологов для производства изысканий и оплатит расходы округа. Но, по правде говоря, целесообразности проведения работ в таких далёких районах нет. У «Востокнефти» в планах на этот год ничего такого не намечено.

Злыгостев в Уфу не поехал, а остался в Свердловске в ожидании сообщений из округа. Никаких писем и телеграмм не приходило, и он отправился в отпуск по путёвке на курорт «Медвежье озеро», откуда периодически телеграфировал в Остяко-Вогульск, напоминая о себе вопросом, не начались ли работы.

 

 

Река Белая, Верхнетавдинский район

июль 1934 года

 

В двадцати километрах от села Хмелёвка на реке Белой мужики из колхоза «Путь социализма» ловили рыбу. Вытащив в очередной раз много травы, они чертыхнулись и принялись освобождать от неё невод. Трава была жирной на ощупь и поблёскивала на солнце. Поднятые со дна пучки полетели обратно в реку, вокруг них на воде появились радужные пятна.

– Погоди, мужики, – Кукарцев понюхал ладони, – по-моему, это нефть.

Мужики понюхали свои ладони, пожали плечами, переглянулись и продолжили чистить невод. Кукарцев, стоя над водой, отщипывал из пучка отдельные травинки и бросал в реку. Вокруг них быстро появлялись маслянистые кружева. Кукарцев положил несколько травинок на обрывок газеты – на бумаге появилось жирное пятно. Дав подсохнуть, он чиркнул спичкой, и газета зашипела коптящим пламенем.

– Говорю ж, нефть.

Кукарцев собрал несколько пучков травы, бережно завернул в тряпку, сунул её в мешок. На следующий день завёрнутую в тряпку траву отправили с нарочным секретарю Верхнетавдинского райкома ВКП(б) товарищу Беляеву.

Анализ, произведённый в Уральском технологическом институте, дал заключение – полученный после бензольной вытяжки экстракт может быть отнесён к битумам нефтяного происхождения.

 

 

Уфа

июль 1934 года

 

Трест «Востокнефть» базировался в Уфе и проводил работы на территории от Волги до Байкала в районах, как правило примыкающих к железной дороге. Остяко-Вогульский округ находился в тысяче километров от железнодорожного полотна, поэтому разворачивать там работы в тресте, мягко говоря, не планировали.

– Вот, привёз очередное, – передал Скворцов письмо директору геологоразведочной конторы треста, – сколько уже таких было.

– Нет, такого ещё не было, – пробежался по тексту директор. – Областные власти всё-таки. Окружные тоже настаивают.

– Я сказал тому парню, что мы без результатов анализов работы проводить не будем.

– Откуда парень?

– Из Главсевморпути.

– Они закидали уже нас этими письмами граждан... Нефтеискатели…

– Говорит, что будет ждать ответа в Свердловске.

– Свердловская лаборатория тоже даёт нефть на Белой. Придётся отвечать и в Тюмень, и в округ, – директор поразмышлял недолго. – Тут два молодых специалиста позавчера приехали из Москвы после института. Думаю, их отправить. И на Юган, и на Белую.

– Чё-то боязно как-то молодых неопытных – сгинут в тайге.

– Рискованно, конечно. Но у меня больше никого нет. Пусть пробы возьмут, породы вдоль рек опишут.

Выпускник московского нефтяного института Виктор Васильев произвёл хорошее впечатление: двадцать четыре года, скуластый, румяный, рабоче-крестьянской внешности. Практику проходил в Восточной Сибири. Ходил по Лене, Нижней Тунгуске, Чоне.

Второй выпускник, Роман Гуголь, не понравился: интеллигентного вида, кудрявый, круглые очки, диплом не стал защищать.

– Мне нечего сказать людям, – легкомысленно объяснил он. – Годик поработаю – напишу. Если будет о чём.

– Две недели на сборы, – распорядился директор. – Вот вам письма нефтеискателей, – протянул он папку. – Больше ста штук. Из редакций газет, органов власти, комитетов, от рыбаков, трактористов, колхозников, школьников, пенсионеров. Вот вам прошлогоднее обследование в Цингалах, – вручил он вторую папку. – Власти в округе будут вам помогать с транспортом и прочее. Письма разошлю по всем инстанциям. Готовьтесь.

 

 

Деревня Цингалы, Остяко-Вогульский округ

август 1934 года

 

В августе в Остяко-Вогульский окрисполком поступило письмо из уфимской «Востокнефти», в котором сообщалось, что «для проверки сведений о нефтепроявлениях в Самаровском районе направляется партия под руководством геолога Васильева. Увяжитесь с этой партией и направляйте ей все имеющиеся у вас сведения о признаках нефти в вашем районе».

Окрисполком отправил телеграмму Злыгостеву в Свердловск в Дом колхозника, но тот уже уехал, и она до него не дошла.

Партия Васильева в составе двух выпускников института и пары рабочих вышла 11 августа из Тюмени в деревню Цингалы.

– Зачастили вы к нам, – встретил их председатель. – В прошлом году ваш приезжал.

– Нет, тот из Главсевморпути был. Мы из Уфы, из «Востокнефти».

Куклин и Салтанов прибыли с рыбалки, провели Васильева с Гуголем по Превесному Сору, вышли к озеру, пересказывая по пути историю бурения и прошлогодние поиски его места.

– Оно под водой. Не добраться.

– Есть другие ключи поблизости? Покажите, если знаете. Посмотрим.

На месте выхода ключей были только следы окисленного железа. Следов нефти не было.

Поисковая партия спустилась на лодке в Самарово, где Васильев доложил результаты первого своего исследования на заседании Президиума окрисполкома.

– Признаков нефти не обнаружено, – резюмировал Виктор и попросил окружные власти содействия в переброске экспедиции к устью Ендыря для проверки сведений о выходе там нефти.

Окрисполком выполнил просьбу Васильева, район впадения Ендыря в Обь был тщательно обследован – выходов нефти не обнаружено. Дальше экспедиция продолжила свой маршрут на выделенных окружными властями малом катере и лёгких вёсельных лодках вверх по Оби до Сургута, делая описание пород, слагающих обрывы берегов.

Заходили на протоки, на мелкие реки. Пользовались картой маршрутных глазомерных съёмок 1890 года с исправлениями 1922 года, использовали лоцманские и учебно-штурманские карты съёмки 1920 года.

В это время от Злыгостева в окружной исполком пришло обиженное письмо, в котором он сожалел о том, что его не поставили в известность и он оказался за бортом. «Мне не интересно было быть на курорте 18 дней. Я никогда бы не поехал на курорт, если бы заручился согласием представителя “Востокнефти” в Свердловске, что будут посылать разведку, но он отрицательно говорил, что в изысканиях нефти на севере нет никакой целесообразности».

Злыгостев приехал в Тюмень, ждал две недели ответа.

– Васильев хотел вас привлечь, – сказали ему в редакции «Советского Севера» и облплане. – Надо просто ждать.

«Надеяться или нет на участие в изыскании нефти, – писал Иван в окрисполком, – или мне искать другую работу?»

Окрисполком ответил Злыгостеву телеграммой: «Геологоразведка Цингалах закончилась тчк Результат отрицательный тчк Ваше присутствие не требуется».

Надежды на продолжение работ и его в них участие рухнули. Иван Злыгостев вернулся в «Уралсеверпуть», и его имя больше не всплывало в связи с нефтепоисковыми работами в Западной Сибири.

 

 

Река Большой Юган, Остяко-Вогульский округ

сентябрь 1934 года

 

В Самарово к экспедиции присоединился Косолапов. С ним дошли до Большого Югана. Попрощались с катером, дальше пошли на вёслах. Вдоль берега реки в полусотне километров от устья на протяжении около 400 метров, полосой в 5–6 метров непрерывно шла тонкая маслянистая плёнка. Примерно в центре этой полосы через час-полтора со дна всплывала жидкость, которая переливалась всеми цветами радуги.

Васильев, Гуголь, Кукарцев подкапывали дно речки – выделение жидкости резко усиливалось. Такое же взбулькивание наблюдалось на границе берега и воды. Долго ловили плёнку в стеклянную бутылку. Но собрали только около трёх миллиметров маслянистой жидкости.

– В позапрошлом году надо было набирать. Нефти много всплывало. Почти стакан за раз. В прошлом году почти не булькало уже, – рассказывал Косолапов. – Катера и моторки проходят только весной по большой воде, посторонних предметов на дне не нашли, ребята говорят, никаких аварий на их памяти не было.

Васильев отправил сообщение о своих выводах в трест и в окружком. Телеграмма также была отправлена в редакцию газеты «Советский Север»: «Указание о выходе нефти на Югане подтвердилось тчк Необходимы детальные геологоразведочные работы тчк Геолог Васильев».

Результаты работ Васильев доложил 2 октября на внеплановом заседании бюро Остяко-Вогульского окружкома ВКП(б).

– Нефть на Югане есть, – резюмировал главный итог Артур Сирсон. – Предлагаю поставить перед обкомом вопрос о необходимости форсирования изысканий. Товарища Васильева просим максимально сократить сроки окончательной обработки материалов об юганской нефти и сообщить свои выводы и заключение окружным организациям.

– Виктор, – обратился Сирсон к докладчику, – пожалуйста, держите нас в курсе дела продвижения вопроса в центральных организациях. И ещё. Надо написать статью в окружную газету о проведённой работе. В целях мобилизации внимания общественности в деле изучения природных богатств округа.

 

 

Река Белая, Верхнетавдинский район

октябрь 1934 года

 

Васильев с Гуголем успели до наступления холодов добраться и до реки Белой. Помогал им в дороге доброволец Кукарцев из колхоза «Путь социализма». При проверке выходов нефти Васильев и Гуголь зафиксировали, что трава и ил на дне реки пропитаны маслянистой жидкостью, капли всплывают со дна реки и встречаются на моховом покрове. Нефтепроявления наблюдаются на площади примерно сорок на пятьдесят метров.

Белая – то река, то болото, то расширяется, то сужается, по узким протокам не во всякое время пройти можно, да и то только на лодках «осиновках», по-другому «долбянках», а ещё по-другому – «душегубках». О моторных лодках и катерах и речи нет. Случайно нефть сюда попасть не могла.

4 ноября первый секретарь Обско-Иртышского обкома ВКП(б) В. К. Фомин отправил письмо Сталину, копии – председателю Совнаркома Молотову, наркому тяжёлой промышленности Орджоникидзе и академику Губкину. «Установлены выходы нефти, – было в письме. – Просим обязать трест “Востокнефть” немедленно развернуть глубокие разведывательные работы в Сургутском и Тавдинском районах, имея в виду, что зимний период в силу почвенных условий мест выхода нефти является наиболее благоприятным для этих работ».

 

 

Москва, Главгеолуправление Наркомтяжпрома

декабрь 1934 года

 

В конце ноября 1934 года заместитель наркома тяжёлой промышленности СССР Пятаков докладывал Сталину и Молотову об обнаруженных признаках нефти в Якутии, Красноярском крае, в Юганском и Тавдинском районах Обско-Иртышской области. «В связи с этим, – писал Пятаков, – 5 декабря 1934 г. Главнефтью созывается расширенное заседание геологов, специально по вопросам Сибирской нефти, на котором будут заслушаны доклады геологов, обследовавших все нефтепроявления в Сибири, в том числе и доклад геолога Васильева».

На совещании в Главном геологическом управлении Наркомтяжпрома в Москве 5 декабря 1934 года Виктор Васильев доложил результаты проверки выходов нефти на Большом Югане и Белой. Он сделал вывод, что места выхода нефти являются естественными.

– Мы имели здесь дело с выходом природной жидкой нефти, происхождение которой совершенно не случайно, как некоторые думают, – сказал академик Губкин в интервью корреспонденту ТАСС после общения с Васильевым.

По результатам исследований экспедиции, писем и докладов партийных и хозяйственных руководителей Главнефть выделила сверх плана 150 тысяч рублей тресту «Востокнефть» на организацию зимней экспедиции двумя отрядами в Сургутский и Верхнетавдинский районы на реки Большой Юган и Белую теперь уже Омской области.

7 декабря Обско-Иртышская область была упразднена. Территория вошла в образованную Омскую область. Административная чехарда продолжалась. Нормальной работе это никак не способствовало.

В начале года Юганский и Тавдинский районы входили в состав Уральской области с центром в Свердловске, с 17 января перешли в состав Обско-Иртышской области с центром в Тюмени, в конце года оказались в ведении Омской области с центром в Омске.

– Виктор, теперь собирайся в серьёзную экспедицию, – наставлял Васильева директор геологоразведочной конторы «Востокнефти», – с буровым оборудованием, лабораторией. Три недели на разработку маршрутов, составление сметы, подготовку снаряжения и продовольствия, отгрузку и доставку на места. Одна партия пойдёт на Большой Юган, другая на Белую.

 

 

Река Большой Юган, Остяко–Вогульский округ

зима – весна 1935 года

 

В январе из Уфы в Тюмень поездом выехали восемь инженерных работников во главе с начальником экспедиции, горным инженером-геологом Васильевым. Состав экспедиции был доукомплектован до восьмидесяти четырёх человек в Тюмени и на местах.

Город завалило снегом, дороги и тротуары стали труднопроходимы. А что тогда на севере, в тайге…

Половина экспедиции во главе с Виктором Васильевым отправилась в Верхнюю Тавду, другая во главе с Родионом Гуголем – на Большой Юган. Около двух с половиной тонн оборудования и инженерный состав вылетели самолетом. Ещё две тонны и рабочие отправились на лошадях.

В партии Гуголя было пять инженеров, парторг Остяко-Вогульского окружкома ВКП(б) Семен Уфимцев и тридцать шесть рабочих. Всё снаряжение, оборудование, инструмент, лабораторные средства были отправлены из Уфы в Тюмень по железной дороге. Оттуда на грузовиках до Тобольска, на лошадях до Сургута, потом на Юган. Шли по руслам рек и таёжным просекам. Ночевали на лесных зимовьях, в деревнях и сёлах. Попадали в морозы за сорок, в метели, заносило и опрокидывало сани, перепрягали коней, теряли дорогу. Подводы растягивались, отставали от основной группы, несколько раз отбивались от волчьих стай.

Лабораторное оборудование и химреагенты решили отправить до Самарово самолётом. Но аэроплан из-за неисправности маслопроводов совершил вынужденную посадку в Тобольске. Часть груза переложили на самолёт ПО-2, часть на лошадей. Полностью оборудование было доставлено на Юган в первой половине марта 1935 года. Работать начали 4 марта.

К этому времени на месте подготовили холодные жилые бараки, склады, кузницу, мастерскую, столовую. Связь держали по телеграфу из Сургута и почтовыми лошадьми до Тобольска и до Томска.

Помощь оказывали туземный Совет в Югане, правление местного колхоза, Тюменский горисполком, Остяко-Вогульский окружной и Сургутский районный комитеты партии.

На участке, где в 1934 году наблюдались жировые пятна, зимой 1935 года ударным станком были пробурены первые скважины глубиной около сорока метров, больше двадцати – пятиметровых.

Буровые скатывали из брёвен, бурили с помощью ручного бура малого диаметра и ручной лебёдки. На окраине села Юган на высокой террасе была пробурена самая глубокая скважина глубиной восемьдесят четыре метра.

При прохождении скважин в межтрубное пространство в разных точках и с разной глубины выходила иризирующая плёнка со всеми характерными признаками нефти. Это наблюдалось в большинстве скважин с глубин от пятнадцати до тридцати трёх метров, расположенных на участке длиною в 1800 метров вдоль левого берега реки Юган.

Поднятый керн в походной лаборатории анализировали на содержание битума. Исследовали породы из береговых обрывов и торф из болот. Образцы для более детальных исследований отправляли в Уфу.

Всего на Югане со льда в дно реки комплектами ручного бурения было пробурено тридцать две скважины.

 

 

Река Белая, Верхнетавдинский район

зима – весна 1935 года

 

Отряд Васильева тоже на лошадях добирался на реку Белую. Уже на местах с помощью местных властей были поставлены помещения для жилья, лаборатории, коллекторской, склада, конюшни и походной кузницы.

На Белой комплектами ручного бурения было пробурено тридцать три скважины глубиной от пятнадцати до сорока метров. Верхние зоны дна реки опробовались щупами, произведены шурфовочные работы с выморозками. При промывке ряда скважин с глубины примерно двадцати метров появлялась слабая едва заметная иризирующая плёнка. Через неделю после ликвидации скважин на их месте появлялись пятна маслянистой жидкости размером пятнадцать-двадцать сантиметров в диаметре, дающие резкий нефтяной запах.

 

 

Реки бассейна среднего течения Оби

лето 1935 года

 

В мае – июне начался второй этап работ. В летний период предстояло провести маршрутную геологическую съёмку рек бассейна среднего течения реки Оби. Юганский отряд был расформирован, и на его базе создалась геологическая партия из шести человек – двух инженеров и четырёх рабочих.

На лёгких вёсельных лодках они обследовали реки Большой и Малый Юган, по Оби – до Александровского. По Большому Югану маршрут закончился у последней юрты – выше по реке населённых пунктов уже не было.

В 1935 году по заданию геолого-поисковой конторы «Востокнефти» на всей территории её деятельности работало семнадцать геофизических, топографических и буровых партий: шесть оренбургских, две куйбышевских, четыре татарских, одна байкальская и четыре западносибирских. Виктор Васильев руководил Нижне-Иртышской и, как самый опытный, был поставлен во главе всех четырёх западносибирских партий. Гуголь, окончивший без диплома, руководил Юганской партией, Ситников, только что окончивший институт, – Тавдинской, студент Мосеев – Миасско-Тобольской.

Партия Васильева обследовала берега рек от Челябинска до Самарово протяжённостью больше тысячи километров. Партия Гуголя прошла почти полторы тысячи километров.

Основной целью были проверка сорока заявок на нефть и поиски других нефтепроявлений. Второй задачей было выяснение геологического строения территории.

 

 

Реки Обь, Иртыш

лето 1935 года

 

Этим же летом съёмку побережий Иртыша и Оби проводила Обь-Иртышская партия под началом Ростислава Ильина. В результате был сделан вывод о большой вероятности нефтяных и газовых месторождений в меловых отложениях бассейна среднего течения реки Оби.

В статье «За сибирскую нефть» Ильин напишет, что в Западно-Сибирской низменности «…следует искать нефть около горных образований, которые там могут быть погребены под более молодыми образованиями. Такой погребённый горный кряж представляет собою Обь-Иртышский водораздел, покрытый Большим Васюганским болотом. Нефть следует искать под его обоими склонами, особенно северными…».

 

 

Москва, Главнефть

ноябрь 1935 года

 

В сентябре 1935 года из треста «Востокнефть» выделился самостоятельный трест «Башнефть». Началась подготовка к переезду «Востокнефти» из Уфы в Куйбышев. Готовились переезжать пятьдесят девять специалистов и сто три члена их семей. Но для семей жилья не подготовили, и они остались в Уфе.

В ноябре 1935 года на совещании в Москве Васильев доложил результаты зимней и летней экспедиций.

– Работа треста «Востокнефть» показала, – говорил он, – что молодые третичные отложения в Западно-Сибирской низменности не залегают полого и спокойно, как это рисуется некоторыми весьма авторитетными геологами, дающими отсюда заключение о безнадёжности поисков здесь нефти.

– Попрошу записать в резолюцию, – подводил итоги Иван Михайлович Губкин, – великая Западно-Сибирская депрессия заслуживает тщательного изучения с точки зрения поиска месторождений нефти в её пределах. На это указывают выходы нефти на реке Белой в Тавдинском районе и реке Большой Юган. Кроме того, работами экспедиции Васильева доказана складчатость третичных и юрских отложений.

Начальник «Востокнефти» Чепиков докладывал результаты работ по-другому.

– В истекшем году не было найдено ни одного нового выхода нефти, не удалось также обнаружить и сколько-нибудь достоверных признаков нефти. На реках Белой и Юган, несмотря на большие объемы буровых работ, определённых результатов получить не удалось. Ни одна из многочисленных буровых скважин не обнаружила сколько-нибудь достоверных нефтепроявлений. В Юганском районе до сих пор нельзя считать точно установленным наличие выхода нефти. Проведённые здесь бурение и геологоразведочные работы не дают определённого ответа по этому вопросу. Одним из возможных объяснений происхождения иризирующих плёнок является их образование при разложении лигнита, в изобилии наблюдаемого в развитых здесь песках. Хотя Гуголь считает эти плёнки естественным выходом нефти. Проведённые Васильевым разведочные работы не смогли выяснить возраст пород, слагающих этот район и их тектонику. Дальнейшее обследование этого участка возможно лишь с помощью геофизики и колонкового бурения.

В постановляющей части протокола всё-таки записали: «Совещание считает необходимым организацию здесь систематических геологоразведочных работ на нефть в пределах указанной области, рассчитанных на ряд лет. Для составления генерального плана этих работ образовать Комиссию из представителей Главнефти, Главного геологоразведочного управления и Главсевморпути, каковой закончить свою работу к концу декабря 1935 года».

Совещание рекомендовало летом следующего, 1936 года организовать геофизические работы в районе выходов нефти, а также создать геологические партии для выяснения геологии на реках Исети, Конде и Сосьве, в верховьях реки Вах с выходом на Енисей, на правом берегу Оби в районе Малого Атлыма и Казыма.

В планах треста «Востокнефть» на 1936 год ничего этого не оказалось. Резолюции руководителя нефтяной отрасли СССР не выполнялись. Работы, отдалённые от Транссибирской железной дороги, были чрезвычайно хлопотны, и руководители «Востокнефти» встречали в связи с этим понимание в высоких кругах. Поиски нефти в Поволжье были важнее.

 

 

Москва – Уфа – Колыма

апрель – июнь 1936 года

 

В апреле 1936 года Родион Гуголь защитил диплом. Ему было что рассказать о своей работе на Большом Югане, и он наконец-то получил квалификацию инженера-геолога. Хотелось продолжить начатое дело, но руководство треста написало отрицательное заключение по результатам работ его партии. В вину Родиону вменялось небрежное оформление полевых дневников и ящиков с керном. В тресте была подготовлена характеристика, в которой говорилось, что Родион проявил себя исключительно недобросовестным и поверхностным исследователем, отличался легкомыслием в своих наблюдениях и выводах, недисциплинированностью. «Буквально нельзя верить ни одному факту, сообщаемому им… Сегодня он сообщает одно, спустя несколько дней другое, иногда диаметрально противоположное^[21]».

За причинение материальных убытков тресту в июне 1936 года на Гуголя было заведено уголовное дело по статье 109 УК РСФСР «Злоупотребление властью или служебным положением».

Тучи сгущались, и Родиону посоветовали, а затем и посодействовали срочно уехать, и как можно дальше. В июне 1936 года по путевке отдела кадров Наркомтяжпрома СССР он был направлен на Колыму на золотые прииски.

Васильев переехал в Куйбышев. Там открыли лабораторию, его поставили директором.

 

 

Реки Томь и Обь

лето 1936 года

 

Летом 1936 года Ростислав Ильин предпринимает новую экспедицию. Отрядом в составе четырёх человек вместе с одиннадцатилетним сыном и двумя студентами они проходят на лодке более двух тысяч километров от Томска до Обдорска. Мотор не работал, шли на вёслах и под парусом, иногда бечевой, по-бурлацки, под конец – на буксире баржи.

В 1936 году вышли две публикации Ильина. В «Вестнике Западно-Сибирского геологического управления» в статье «Об условиях нахождения нефти в Западно-Сибирской равнине» он ограничил Обь-Иртышскую область нефтепроявлений на севере «Атлымским горным кряжем, а на юге – Васюганским… Мезозойская нефть в Сибири имеет значительно менее вероятия, нежели палеозойская… Карта нефтяных месторождений Евразии должна быть перестроена – это только вопрос времени».

В июльском номере «Нефтяного хозяйства» в работе «К проблеме Сибирской нефти» он напишет: «Естественно ожидать, что погребённые горные кряжи выявились в виде положительных форм рельефа – крупных водоразделов. Наоборот, к прогибам приурочены наиболее спокойные участки течения крупных рек Западной Сибири». А ещё Ильин писал, что ключом к открытию нефтяных месторождений должно быть изучение подземных вод.

Однако руководство геологической службы Западной Сибири считало первоочередным районом поисковых работ на нефть Кузбасс. Профессор Коровин предпочтение отдавал Приказахской впадине, академик Губкин – Восточному Приуралью и Кузбассу.

 

 

Москва, журнал «Нефтяное хозяйство»

февраль 1937 года

 

В февральском номере журнала «Нефтяное хозяйство» вышла редакционная статья «Приговор советского суда – приговор народных масс».

«В течение нескольких дней миллионы трудящихся нашей страны с чувством огромного негодования и гнева, с чувством великой ненависти и глубочайшего презрения следили за процессом антисоветского троцкистского центра, за процессом над бандой озверелых, потерявших человеческий облик преступников, над шайкой гнусных изменников родины, контрреволюционных реставраторов капитализма, агентов фашизма, разведчиков, бандитов, террористов и диверсантов^[22]».

Никогда ещё в технической литературе не использовали таких слов и выражений.

«В ослеплявшей их злобе троцкисты рассчитывали прийти к власти лишь на штыках иноземцев во время или в результате войны. Они обещали своим хозяевам – германскому и японскому империализму, германским и японским фашистам – территориальные уступки: Украину – Германии, Приморье и Приамурье – Японии».

«Порча и уничтожение машин, агрегатов и целых предприятий, поджог и взрыв целых цехов, мастерских и заводов, организация крушения поездов, гибель людей – вот программа их вредительской диверсионной деятельности».

«С глубоким негодованием и чувством величайшего омерзения читали трудящиеся показания подсудимых о том, что чем больше погибнет людей, тем лучше, потому что это вызовет озлобление рабочих».

«Эти гнусные негодяи подбирали кадры террористов, создали сеть террористических групп; они подготовляли покушения на тов. Сталина, подготовили покушения на тт. Молотова и Орджоникидзе, покушения, которые, к нашему счастью, не удались».

«Советский суд вынес свой приговор: 13 подсудимых приговорены к расстрелу. Судебный процесс окончательно разоблачил троцкизм, сорвал с него последние фиговые листочки, показал во всей его отвратительной реальности смердящий труп троцкизма».

Главным редактором «Нефтяного хозяйства» был руководитель Главнефти, вице-президент Академии наук СССР, ректор Московского нефтяного института, директор института горючих ископаемых академик Иван Михайлович Губкин.

 

 

СССР

1937–1938 годы

 

Николая Угланова повторно исключили из партии и арестовали. В мае 1937 года он был расстрелян.

В феврале 1937 года исключили из партии и сняли с работы Платона Лопарева. В сентябре его арестовали и отправили в омскую тюрьму. Через девять месяцев в июне 1938 года впервые вызвали на допрос. Допрашивали четыре дня, сообщив, что он не красный партизан, а колчаковец. Тройка УНКВД вынесла приговор – расстрелять.

12 июня арестован Ростислав Ильин. Тройка УНКВД от 25 августа 1937 года постановила: «Расстрелять за участие в японо-эсеровской диверсионно-шпионской террористической организации».

Артура Сирсона расстреляли 8 февраля 1938 года.

Руководство «Востокнефти» было снято с работы. Исследования на нефть в Остяко-Вогульском округе прекращены. Работы проводились в Поволжье, где стали открывать нефтяные месторождения.

Началась война, и приоритеты были смещены.

 

 

Книга Васильева

1946 год

 

Результаты работ экспедиций, дополненные материалами других исследований 1938–1946 годов, Васильев обобщил в монографии «Геологическое строение северо-западной части Западно-Сибирской низменности и её нефтеносность», вышедшей в 1946 году. В монографии он сделал вывод о том, что проведение геолого-поисковых исследований в Западной Сибири «в ближайшее время превратит её в одну из нефтеносных областей Советского Союза».

На основе анализа проведённых геологических исследований Васильев выделил четыре главных участка в Западной Сибири для планомерной разведки и прежде всего постановки геофизических методов исследований: в районах Большого Югана и Верхней Тавды, а также станции Ганькино в Северном Казахстане и реки Елабуги в Звериноголовском районе Челябинской области. Разведочные работы у деревни Цингалы Васильев поставил в зависимость от результатов разведки в районах Тавды и Большого Югана.

В 1940–1960-е годы в районе реки Белой были проведены электро- и сейсморазведочные работы, пробурены крелиусная и глубокая роторная скважина, вскрывшая породы палеозойского фундамента. По результатам работ Белореченская площадь выведена из разведки как бесперспективная на нефть и газ.

Из четырёх намеченных Васильевым участков для постановки детальных геологоразведочных работ только Юганский находится в самом сердце нефтяного края, в богатейшем Сургутском районе.

В 1958 году Салманов и Тепляков^[23] проходили по Большому Югану в поисках выходов нефти – не нашли. Может, русло сместилось, может, каналы закупорило.

Месторождение, из которого выбулькивала нефть, было открыто в 1981 году, спустя сорок семь лет после экспедиции Васильева. Ближайший к поверхности нефтяной пласт залегает там на глубине 2770 метров. Месторождение крупное. Пятьдесят миллионов начальных извлекаемых запасов нефти.

 

 

Родион Фомич Гуголь

 

Родион Гуголь работал на золотых приисках до июня 1939 года. Пересидев на Колыме годы репрессий, он вернулся в Москву. Поступил на работу старшим инспектором Наркомтопа СССР по Главгеологии. В 1939 году был откомандирован для работы в Западной Украине. В начале войны эвакуировался из Львова в Саратов, работал в Нижне-Волжском геологоразведочном тресте, в 1944 году вернулся на Украину. Больше шестнадцати лет проработал в Арктике и Якутии. С 1961 по 1964 год работал в научно-исследовательской лаборатории Геологического комитета в Москве. Потом вышел на пенсию.

 

 

Виктор Григорьевич Васильев

 

Виктор Васильев после руководства Центральной научно‐исследовательской лабораторией Куйбышевского нефтекомбината недолго был директором ВНИГРИ, управляющим трестом «Союзгазразведка» и трестом «Монголнефть». В 1950–1960 годы работал во ВНИИГеофизики, руководил лабораторией геологии газовых месторождений ВНИИГАЗа. В 1959 году возглавил специальную комиссию Министерства геологии СССР по обоснованию поисково‐разведочных работ на нефть в районах Дальнего Востока.

В конце трудовой карьеры Васильев был доктором геолого-минералогических наук, заслуженным деятелем науки Якутской АССР, лауреатом Государственной премии, членом ученых советов ряда институтов, членом редколлегий нескольких технических журналов и редактором научно-технических сборников.

Последнее место работы – Министерство газовой промышленности СССР. В начале 1973 года пришёл новый министр со своей командой, и Виктора Григорьевича отправили на заслуженный отдых.

23 апреля 1973 года в Москве проходила встреча ветеранов нефтяной и газовой промышленности. Всё шло по программе – вручали благодарственные грамоты, звучали торжественные речи. Но тут на сцену вышел журналист из Тюмени.

– Товарищи! Я только что узнал, что в этом зале находится Виктор Григорьевич Васильев, руководитель первой нефтепоисковой экспедиции в Среднее Приобье. Ещё до войны, в середине 30-х годов, трест «Востокнефть» направил его, молодого геолога, в Ханты-Мансийский, тогда Остяко-Вогульский, округ. Это сейчас там города, дороги, нефтепромыслы, а тогда – непроходимые тайга и болота. Я бы хотел пригласить Виктора Григорьевича на сцену.

Под аплодисменты зала на сцену поднялся бледный седовласый мужчина.

– Дорогие товарищи… – подошёл он к микрофону. Разволновался, стал медленно оседать…

Вызвали врача. Но сделать уже ничего было нельзя. Виктору Григорьевичу было шестьдесят два года.

 

 

Память

 

1984 год. В Средне-Уральском книжном издательстве вышла документальная повесть Константина Лагунова «Свадебный марш», в одном из сюжетов которой описана экспедиция Васильева.

1990 год. В кишинёвском издательстве вышла книга «Сквозь тернии» о Ростиславе Сергеевиче Ильине.

2004 год. В тираспольском издательстве вышла книга «Переписка В. И. Вернадского с Р. С. Ильиным». Автор изданий – И. Р. Ильин, сын Ростислава Сергеевича.

2005 год. Ханты-Мансийский музей геологии нефти и газа совместно с редакцией газеты «Новости Югры» и Государственным архивом Ханты-Мансийского автономного округа подготовили первый том пятитомника «Западная Сибирь: история поиска», в котором опубликованы документы, касающиеся экспедиций Злыгостева и Васильева – Гуголя.

2006 год. На мемориале «Звёзды Югры» в Ханты-Мансийске открыта именная звезда Виктора Васильева.

2010 год. В центре Ханты-Мансийска на пересечении улиц Лопарева и Чехова установлен памятник Платону Лопареву. Под бюстом надпись: «Улица названа в честь Лопарева, одного из организаторов партизанского движения на Обско-Иртышском Севере в 1919–1921 гг.».

2012 год. В центре села Юган Сургутского района открыт памятный знак в честь геологической Обь-Иртышской экспедиции треста «Востокнефть». На четырёхметровой остроконечной четырёхгранной вышке, выполненной из железа и стали по образу современной вышки, закреплены памятные таблички с надписями: «Посвящается участникам Обь-Иртышской комплексной геологической экспедиции треста “Востокнефть” под руководством Виктора Васильева, с. Юган, 1934–1935 годы», «Фамилии участников экспедиции: начальник экспедиции Виктор Васильев, производитель работ Родион Гуголь, техник-геолог Сарра Шустер, буровые мастера: Аркадий Кучин, Нестор Юдин, горный инженер Владимир Домбровский».

 

 

[1] Портик – выступающая часть здания, открытая обычно с трёх сторон и образуемая колоннами или арками, завершается фронтоном. – Здесь и далее примечания автора.

[2] ЦИК – Центральный исполнительный комитет, высший орган государственной власти СССР (1922–1938 гг.).

[3] Отрывки выступлений в этой главе приведены по тексту издания «XVI съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчёт. Ленинград: Государственное издательство типографии “Печатный двор”, 1930. – 782 с.».

[4] «Правый уклон» в ВКП(б) – оппозиционное течение внутри партии в 1928–1930 годы, представители которого выступали против высоких темпов индустриализации и коллективизации сельского хозяйства.

[5] «Левый уклон» в ВКП(б) – оппозиционные группы 1920-х годов, выступавшие за демократизацию внутрипартийной жизни и реализацию идеи мировой пролетарской революции. Лидер – Л. Д. Троцкий.

[6] РАПП – Российская ассоциация пролетарских писателей (1925–1932 гг.).

[7] Трюизм – (лат.) общеизвестная истина.

[8] Отрывки выступления Губкина в этой главе приведены по изданию: Академик И. М. Губкин. Естественные богатства СССР и их использование. М – Л: Гос. соц-эк. изд-во, 1931. – 64 с.

[9] Урало-Эмбенский район – территория современного Казахстана в междуречье рек Урал и Эмбы; административная единица Казахской АССР, существовавшая с ноября 1932 года по сентябрь 1933 года.

[10] Ушкуйники (от древнерусского «ушкуй» – речное судно с вёслами) – новгородские отряды, формировавшиеся боярами для захвата земель и торгово-разбойничьих экспедиций.

[11] Эсеры (социалисты-революционеры) – политическая партия в России в 1901–1923 годы. Выступала за ликвидацию самодержавия, демократическую республику, социализацию земли. Использовала как  легальные, так и террористические формы борьбы.

[12] Барзасская свита – стратиграфическое подразделение среднедевонского возраста, названное по реке Барзас в Кемеровской области.

[13] Сапропелиты – ископаемые угли, образовавшиеся в результате преобразования сапропеля – остатков низших растений и животных организмов.

[14] Дислоцированный слой – слой горных пород, смятый, изогнутый, разорванный или смещённый в результате геологических процессов.

[15] По тексту статьи «Новые данные о богатейших запасах нефти на Востоке. (Беседа с академиком Губкиным)». Газета «Правда». 1932. 14 ноября. № 163 (5328).

[16] Михаил Калинникович Коровин – русский и советский геолог, профессор, в 1944–1956 годы – руководитель нефтяной группы Горно-геологического института Западно-Сибирского филиала Академии наук СССР.

[17] Живун – родник, ключ.

[18] Отрывки выступления здесь и далее в этой главе приведены по тексту издания «XVII съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). 26 января – 10 февраля 1934 г.: Стенографический отчёт. Москва: Партиздат, 1934. – 716 с.».

[19] Отрывок текста докладной записки приведён по книге «Западная Сибирь: история поиска» 1900–1940-е годы. – Екатеринбург: Издательство «Баско», 2005. – 160 с.

[20] Текст телеграммы приведён по изданию «Нефть и газ Тюмени в документах» 1901–1965. – Свердловск: Ср.-Ур. кн. изд-во, 1971. – 480 с.

[21] По тексту, изложенному в статье Юськаева Э. Р., Евдошенко Ю. В. Геолог Р. Ф. Гуголь – пионер юганской нефти / Нефтяное хозяйство. 2023. № 7.

[22] Здесь и далее в этой главе приведены цитаты из редакционной статьи «Приговор народного суда – приговор народных масс» журнала «Нефтяное хозяйство». 1936. № 2.

[23] Фарман Курбанович Салманов, Евграфий Артемьевич Тепляков – в 1958 году начальник и геолог Юганской партии структурно-поискового бурения, преобразованной позже в Сургутскую нефтеразведочную экспедицию.