№12.2024. Фирдауса Хазипова. Цыганка по имени Аз

На семи холмах на семи ветрах в лёгкой метели сверкает большой город. Его огни плавно опускаются и поднимаются вместе с высокими домами и фонарями, создавая иллюзию вальса под тёмно-синим звёздным небом. Каменный город танцует с ветром ли, с самим собой ли в лёгкой задумчивости. И, кажется, не метель поднимает лёгкие вихри вокруг огней, а неслышные малозаметные движения зданий, одноногих деревьев и фонарей вздымают снежинки. Сотни тысяч разноцветных праздничных окон. Можно, не заглядывая в них, догадаться, что миллион жителей за этими городскими благодушными глазами, двигаясь за тюлевыми занавесками, сейчас легко и радостно готовятся к тёплому семейному общению после трудового дня.

Азат Баширов, программист тридцати двух лет, в дутой синей куртке и вязаной серой шапке, помаргивая от залетающих в глаза снежинок, поднимался от остановки «Монумент Дружбы» вверх по скользкому тротуару. Справа под синим небом, как питон-альбинос, лёгким полукружьем лежала белая от панциря льда река Белая. Слева в снежной сетке тускло светились позолоченные купола церкви. Позади остался монумент, окружённый фигурами башкирских и русских девушек с одухотворёнными лицами.

Пройдя по длинному мосту, проложенному над глубоким руслом исчезнувшей реки Сутолоки, стал подниматься на Усольскую гору. Он шёл не домой к жене и трёхлетней дочке, а в противоположную от дома сторону.

В пятистах метрах позади него в ту же сторону направлялась Роза, учитель-историк сорока шести лет. Она жила неподалёку и шла пешком, в чёрной норковой шубе со стоячим воротником и серой, крупной вязки шапке. Она спустилась со Случевской горы, на которой всеми огнями и иллюминацией полыхал исторический центр, ступила на Троицкий холм. Посмотрела на Монумент дружбы с фигурами девушек, хороводом усаженных вокруг стелы, похожей на воткнутую в землю шпагу. Перешла мост и ступила на улочку, круто поднимающуюся вверх.

Эта часть города ещё сохранила свой деревянный одно- и двухэтажный посадский облик, где некогда ютились семьи ремесленников и другого трудового люда. В дороге, проходящей посредине, угадывалась земляная колея, по которой несколько веков громыхали повозки, а в потемневших стенах покосившихся домишек будто застыли отголоски лошадиного ржания и цокот копыт. А сейчас изредка проносились легковушки.

Дальше город после небольшого спуска опять начинал пританцовывать вверх до современных высотных кварталов. Но отсюда их не было видно. Поэтому здесь ощущался дух других столетий, вызывая несколько странные чувства. В этом уютном мире, уснувшем в девятнадцатом веке, ловишь себя на том, что мысли становятся неторопливыми и поступь меняется на степенную, как бы в ожидании случайной встречи с солидным партнёром-купцом.

На самом верху улицы, разрезая дорогу надвое, за лёгким танцем снежинок угадывалось светло-жёлтое здание мечети. На заре новой формации причудливые решения властей превратили синагогу в кинотеатр, а теперь здесь размещалось мусульманское духовенство.

Не доходя до мечети, Азат свернул направо. Там, в глубине частных домов, за серым ребристым забором из профнастила прячется старинный особняк, в который и направляются оба наших героя.

Подходя к дому, Роза подумала, что есть доброе очарование в таких старинных домах, есть некая уютность, домашность, как будто все поколения проживавших в нём наращивали ауру, которая с годами всё больше светлеет и начинает озарять и стены из красного кирпича, украшенные белыми контурами краски, и высокие узкие окна, и кружевные наличники. Всё ласкает душу и взгляд.  

Азат прошёл в открытые ворота, пересёк просторный заснеженный двор и, потопав ботинками и стряхнув снег, вошёл в высокие стеклянные двери. 

У порога его приветствовал Дед Мороз с круглым лицом и депутатским значком на красной шубе. Они тепло поздоровались. Депутат тряхнул красным мешком в руке, Азат весело показал на свой объёмный пакет. Это был молчаливый радостный обмен паролями. «Да, я буду в маскарадном костюме, – предупреждал Азат. – Так что готовь призы».

За спиной Деда Мороза в конце длинного коридора мишурой и разноцветными гирляндами искрилась ёлка. Пахло зимним салатом, мандаринами и тем смешением разнообразных запахов, которые присущи большим застольям.

Три дня назад Азату позвонила Надежда и безапелляционным тоном заявила:

– Будешь на новогоднем вечере цыганкой. У тебя глаз с чертовщинкой, ты обаятельный и необычный, и одеяние тебе будет к лицу.

Спорить он не стал. Да это и невозможно было. Надежду все слушались. Её душевности, человеческому обаянию никто не мог противостоять. Она обладала замечательным свойством собирать вокруг себя интересных людей. Поэтому на вечера в общество дружбы народов приходили с удовольствием.

Азат с усмешкой назвал себя цыганкой Аз и стал подбирать костюм. Сложнее всего было найти юбку, потому что широкие цветастые макси давно никто не носил. Но, как человек обязательный, конечно, расстарался и всё нашел...

Он свернул по коридору направо и наткнулся на председателя общества Надежду Селезнёву. Её полноватая фигура и бледное лицо дышали энергией и жизнерадостностью. Позже, когда застолье будет в разгаре, она предпочтёт быть в тени, сдать бразды правления другому. Её крупные веки немного прикроют глаза, она будет казаться вялой. Большинство знало, что её энергия, выплескиваясь на подготовку мероприятия, обзвон участников, обдумывание сценария, оформление комнаты и множество других неизбежных проблем и забот, на самом мероприятии сходила на нет, и старалось дать ей возможность посидеть за столом спокойно, ни о чём не заботясь. 

Надежда привела его в небольшую комнатку с тремя столами, два из которых были пусты. Третий был завален компьютерами, мониторами, клавиатурами, стеклянными игрушками, масками зверей, одеждой.

Азат переоделся в новогодний костюм, взглянул на себя в зеркало. На него смотрело знакомое овальное лицо с узкими карими глазами. Нижняя припухлая часть лица, пухлые губы, макияж и одеяние превратили его из обычного парня в брутальную даму. Он себе понравился и, позвякивая дешёвой бижутерией на руках, пошёл в дальнюю комнату, откуда доносились запахи застолья, слышались разноголосье и смех.

Столы занимали всю комнату. Красные скатерти с белыми тарелками, бокалами, вазами с фруктами напоминали яркую рекламную картинку. Вокруг столов взвихривалась суматоха. Грузинка-предпринимательница торжественно вытаскивала три эксклюзивных торта в картонных коробках; болгарин, молдаванин и туркмен в национальных костюмах ставили на столы домашние вина и коньяки, тут же обсуждая рецепты и достоинства напитков. Учителя, журналисты, инженеры, экономисты, вузовские преподаватели, в жилах которых текла кровь разных национальностей, оживлённо переговариваясь друг с другом, делясь новостями, вытаскивали домашние заготовки, магазинные продукты. И всё это уже не умещалось на столах, и не хватало тарелок. Но как-то выходили из положения, и комната, украшенная вдоль стен сувенирами и поделками разных народов и яркими столами, становилась наряднее самой нарядной ёлки.

Людей было больше, чем комната могла вместить, поэтому на места проходили боком, без конца отодвигая и придвигая стулья.

Азат сел рядом с журналисткой из республиканской газеты Верой, высокой крупной женщиной с широко расставленными синими глазами и ироничным выражением лица.

– Как дела? Что нового? – это был её обычный вопрос с упором на второе предложение.

– Всё как всегда, – неоригинально ответил Азат, подбирая цветастую юбку, которая норовила разлечься на соседних стульях. – Дочка растёт, у жены в школе дети всё такие же озорники, родители живы-здоровы, я кручусь на двух работах – ипотеку выплачиваем.

– А что без настроения?

– Мама утром звонила, сказала, что неожиданно умер сосед, с которым очень дружен мой отец, – Азат немного отвернулся, чтоб взять себя в руки. И вновь повернул к Вере лицо: – Не понимаю. Вчера он говорил, что на заводе проходил медкомиссию, и врач, посмотрев электрокардиограмму, похвалила: «Сердце у вас как у космонавта». А сегодня он не проснулся. Ему всего пятьдесят четыре… было.

– Соболезную, – искренне посочувствовала Вера.

– Не могу представить, – Азат прочистил горло. – Мы никогда уже не поедем втроём на рыбалку и охоту, никогда не услышим его бодрое: «Не дрейфьте, други. Мы ещё покажем миру, сколько у нас пороху в пороховнице».

– Да, тяжело терять хороших друзей, – Вера положила ему салат на тарелку. – Держись.

За тёмными окнами мелькали лёгкие снежинки. Они, как мотыльки, прилипали к стёклам и с любопытством разглядывали пёстрое общество в ярко освещённой комнате. Звучали тосты за старый и Новый год, присутствующие делились личными событиями и успехами в прошедшем году, пели, читали стихи. Кулинарный конкурс не получился, потому что только зимних салатов было от пяти хозяек и все были свежи и вкусны. Еда улетучивалась с быстротой, на которую способны только голодные, пришедшие после работы.

Дальние гости рассказывали, как, выйдя на пенсию, уехали жить в Болгарию, как их много там, россиян, и как им хорошо жить в комфортном климате у моря.

Через некоторое время Надежда встала из-за стола и объявила:

– Так, выходим в коридор к ёлке. Начинаем бал-маскарад, будем оценивать новогодние костюмы. А там, в комнате налево, ведёт приём цыганка-гадалка. Дипломированный специалист, экстрасенс, несколько лет жила в настоящем цыганском таборе. Её приглашали даже в наш Белый дом, она им предсказала… Расскажет всю правду. Не забудьте ручку позолотить…

Роза вздрогнула, поперхнулась апельсиновым соком, посмотрела на цыганку, выходящую в коридор, резко повернулась к Надежде:

– Правда она экстрасенс?

– Истинная правда, – не задумываясь, ответила та и продолжила беседу с двумя депутатами Курултая.

Цыганка Аз сидела в небольшой комнатке. Она вальяжно расположилась за пустым столом, к которому торцом была придвинута приставка-тумба. В коридоре начали водить хоровод, зазвучали смех и возгласы. Впорхнула Вера.

– Пошли к ёлке, а то без приза останешься.

– Не мешайте, дама, – строго ответил Азат. – Позолоти лучше ручку, и я тебе всю правду скажу.

Они рассмеялись, и Вера, положив на стол пятисотрублёвую купюру, смущённо сказала:

– Передай Надежде, пожалуйста. Я на задании была, не успела ничего к столу купить.

С нарочитой важностью цыганка небрежно смахнула деньги в карман юбки. Они опять весело расхохотались.

Вера ушла, а в комнату стремительно вошла Роза, невысокая женщина с печальными серьёзными глазами и горестными складками в углах рта. На её сером свитере слева от синего кулона засохла небольшая желтоватая капля, похожая на след от сока.

– Я давно хотела поговорить с экстрасенсом, – присев на стул напротив, взволнованно сказала она.

Цыганка недоумённо посмотрела на неё. Но ничего не успела сказать, даже подумать. На неё обрушился поток чужого сознания, который ошеломил, а потом почти придавил тяжёлым гнётом собственные мысли и ощущения.

– Наверно, сначала о себе скажу, чтобы понятно было, почему я так давно хотела поговорить с настоящим экстрасенсом, – начала Роза. –  Живу в однокомнатной, всю жизнь одна. Как-то не получалось с мужчинами. Я поняла, что мне трудно мириться с их недостатками, которые раздражают большинство женщин... Мысли путаются. Ситуация для меня необычная. Я отношусь к категории сильных женщин. А здесь… Вы не подумайте, я не жалуюсь. Я хочу понять ту жизнь, которая вокруг меня в непосредственной близости. Опять отвлекаюсь, не туда несёт… Несколько лет назад я потеряла сына во время родов. Я очень хотела малыша. Но он умер. И до сих пор слёзы выступают на глаза, когда думаю об этом. Сейчас, подождите, соберусь с мыслями…

«О чём это она? – в крайнем смущении, смешанном с недоумением, думал Азат. – Она что, всерьёз сейчас? На новогодний розыгрыш не похоже».

– Живу я на восьмом этаже. Здесь находится шесть квартир. Лет двадцать назад во всех, кроме однушек, жили полные семьи с мужьями, сыновьями. За эти годы что произошло… В тринадцатой нормальная семья живёт, их единственный сын и муж умерли от рака. В четырнадцатой – из двух сыновей младший ушёл из жизни от передозировки наркотиками, муж пил и много курил, умер от инсульта. В пятнадцатой случилась библейская история: старший сын, уголовник, зарубил топором брата, хорошего парня, от которого никто плохого ничего не видел. Поссорились из-за наследства. Их отец умер от инфаркта. В двенадцатой супруги периодически пьянствуют, скандалят, соседка выбегает в коридор иногда окровавленная. Их шестнадцатилетний сын повесился в новогоднюю ночь… Теперь живут на этаже шесть одиноких женщин. Ну кто-то с внуками, снохами живёт, это в расчёт не берём. Понимаете, когда всё это происходит в близком окружении... Почему мужчины не дорожат семьёй, детьми, своей жизнью, в конце концов? Откуда в них стремление к самоуничтожению и уничтожению окружения? Кому и за что они мстят? Какое недовольство и против чего копится в них? Почему?

– Этаж и количество квартир чётное, – неуверенно сказала цыганка. – Четыре стороны света…

– Я понимаю, сложно ответить. Сейчас, минутку, я попробую сформулировать проблему, с которой к вам пришла. Почему вы молчите всё время? Да, вы ждёте конкретного вопроса. Минуточку. Я взволнована, расстроена. Извините. Пусть вам это не мешает... Я хочу понять, почему я потеряла ребёнка. Почему мне было отказано в такой милости? За что? Я так хотела сына. Но почему жизнь так жестока? Извините, я постараюсь успокоиться. Сейчас… Страшно то, что в общей картине нашего этажа эта потеря в глазах других людей теряет свою остроту. А я десять лет не могу спокойно без слёз… Я тогда чуть не лишилась рассудка… Сейчас, подождите, я возьму себя в руки… Меня пытаются утешить примерами из жизни: а вдруг он вырос бы наркоманом, алкашом, бандитом? Говорят, что, может, бог уберёг меня от больших проблем. Послушайте, вы – экстрасенс, академию окончили, как вас представили. Только не повторяйте эту чушь. Ну, возможно, не чушь… Ответьте же что-нибудь!

– Извините, – Азат чувствовал себя неловко. В его карих глазах были боль и сочувствие. – Это просто новогодний костюм, розыгрыш. Я не гадалка…

Он поправил шаль с большими яркими цветами, зачем-то погладил ладонями поверхность стола, опустив глаза.

Роза помолчала, пока смысл сказанного доходил до неё. Потом легонько ударила кулачками по столу:

– О господи, да что ж я за балда такая! Должна же была догадаться. Ради бога, простите. Наговорила тут. Забудьте. Это прошлое. Всё в прошлом…

Опершись о светло-коричневый стол, она медленно встала и вышла из комнаты…

Азат переоделся в свою одежду. С соседнего стола взял яркую маску зайца, надел на лицо и вышел в коридор, где вокруг ёлки шло веселье. Роза стояла поодаль, смотрела на ёлочные игрушки, с кем-то разговаривала, улыбалась. Но печать пережитого ещё прочерчивала невидимые следы – грустные глаза оставались такими же, горестные складки у губ не разгладились.

– Ты рано переоделся, – сказала Надежда, неся чайные чашки. – Но приз тебе всё равно полагается.

– Представляете, – беспомощно сказал он. – Роза приняла меня всерьёз. Всё время, пока она говорила, я не знал, как признаться, что обыкновенный программист. И прервать её было не по-человечески. Но что я мог ей ответить?

– А что случилось?

– Да рассказала сумбурно, всё смешала. Что ребёнка потеряла. Судьбы соседей вокруг – трагедии с драмой. Тяжело это было слушать.

–  Знаю, горя она хлебнула выше головы. Так я не пойму, с чего она тебе всё выложила?

– Она решила, что я настоящий экстрасенс.

– Эх, чёрт! – Надежда не могла скрыть огорчения и досады. – Моя вина. Она же спросила, правда ли, что ты – настоящая гадалка. А я занята была разговором и отмахнулась. Ах, чёрт возьми...

Остановила проходившую мимо Веру, отдала ей синие с белым узором чашки: «Отнеси». И снова повернулась к Азату, вздохнула:

–  Что поделаешь, любого из нас копни и увидишь столько непролитых слёз. Выслушать каждую боль ни сил, ни эмоций не хватит. Суета заедает. Это вот речка Сутолока исчезла, испарилась, в землю ушла. А в нашей жизни эта житейская сутолока никогда не уйдёт. Да и слова нужные мы растеряли в суете. Не бери в голову. Всё проходит, и это пройдёт, как мудро сказал Соломон. Время лечит... 

Праздник закончился поздно. Чай с тортами сели пить часов в 11 вечера. Часть гостей уже прощалась. Оставшиеся вели разговоры допоздна…

Роза вышла в тихую морозную ночь. Здесь холм начинал плавное скольжение вниз, а потом от глубокого оврага улицы начинали опять вползать вверх, к центру, яркими текущими струями автомобильных фар. Город возлежал на белой земле как сытый, равнодушный зверь. Его сотни тысяч окон насмешливо светились в лёгкой метели. Слева блестела шершавая ледяная шкура отъевшегося питона – реки.

Роза посмотрела на острые колючие глаза звёзд и подумала с глубоким вздохом:

«Пора уже забыть, столько лет пролетело. Господи, почему же так больно? Ведь я понимаю, что бессмысленно искать ответы просто потому, что судьба не обязана отчитываться за то, что происходит с нами. Как перетерпеть и забыть эту боль?»

Подавив подступающие слёзы, она резко вскинула голову вверх и, как бы бросая вызов бездушным звёздам и равнодушным глазам окон, твёрдо сказала себе:

– Я спокойна. Я абсолютно спокойна. Я задвигаю прошлое, как ящик письменного стола, в прошлое... Ну, по крайней мере постараюсь.

Она не спеша пошла вниз, обходя скользкие ледовые потёки на тротуаре.

…Азат вышел из уютного особняка в такую же зимнюю ночь. Он не был особо чувствителен, но этот день вывел из обычно спокойного сдержанного состояния. До сих пор он жил, окутанный мягкой тёплой оболочкой. Вырос в ровной спокойной семейной атмосфере, где никто не рвал друг другу нервы. Учился, женился – всё происходило без потрясений и страстей. А сегодня вдруг обнаружил в душе маленькую слабую точку, которая болела. Но как-то странно болела – незаметно, особо не беспокоила. Эта боль вдруг проявила себя, как внезапно разбуженный крупный зверь, встала перед ним на задние лапы, оказавшись выше его головы. И Азат растерялся. Он не мог понять, почему и из каких глубин возникли внезапные чувства неизбывной вины, даже досады на себя, раскаяния.

Он вспомнил те страшные дни, когда через год после свадьбы у жены случился выкидыш. Он тогда не был готов к отцовским заботам, ему было странно думать о третьем члене семьи, непонятном и беспомощном, который, казалось, будет помехой им, ещё не познавшим радости молодого возраста. «Тоже ведь мальчик был», – с удивлением отметил Азат. Жена находилась на грани глубокой депрессии. Её спасло то, что родные буквально вытолкали её на работу в школу, которая не давала времени и возможности углубиться в опасный омут переживаний. Но ещё долгих шесть лет, пока не родилась здоровая, нежно любимая дочка, жена нет-нет впадала в отчаяние. «За что? За что?» – рыдала она. Азат в такие часы терялся, не знал, как ей помочь, что сказать.

«А всё ли лечит время?» – вдруг спросил он себя.

Золотистые огни на миг расплылись и исчезли. Он сморгнул слёзы. Несколько раз повторил:

– Я спокоен, я абсолютно спокоен.

Но внутри болела, страдала какая-то часть души.

В одном из ближних окон взметнулась вверх рука. Это мог быть порыв к нежной ласке. Или к пощёчине. А может, к пьяной драке. Или к удару ножом. Как много может быть причин для одного взмаха руки, вдруг подумал он. 

Он почувствовал, как из груди рвётся беспомощно-страстный крик. И он вырвался этот немой крик, вспоров снежные покровы на деревьях и сбивая звёзды, как кегли, прямо в сердитое жёлтое многоглазье рассерженного зверя:

– Почему? Ответьте же кто-нибудь!

Зимний город вальсировал с самим собой. Лёгкие метели трепали верхушки синих, светящихся изнутри белым сугробов.

Каменный зверь спокоен, абсолютно спокоен. Ему нет дела до страстей человеческих...

Сонные дома, темнеющие на фоне тёмно-синего неба, смежили веки. Но окно в их спальне светилось приглушённым светом бра. Азат наяву увидел, как светлые волнистые волосы жены разметались по подушке. Когда читала полулежа в постели, Светик взбивала волосы вверх, чтобы наутро они лежали пышно.

Азат улыбнулся. Его обдала привычная тёплая волна любви и нежности. Когда бы он ни вернулся домой, она выходила к нему навстречу в синем, расчерченном геометрическими рисунками халатике с запахом, придерживая его у горлышка. Серые глаза светятся спокойным мягким светом с искорками в самой глубине. И неизменный вопрос у порога: 

– Голодный?

Вообще-то она не Света, а Нурия по паспорту. Он узнал об этом накануне свадьбы. Нурия – красиво и нежно звучит, тогда подумал он. И переводится с арабского «лучезарная, ясная, светлая». Но с детства все называли Светой. Да и подруги её, с детства знакомые как Галя и Оля, оказывались по документам Халида и Рамиля.

Азат выскочил из такси и чуть не бегом направился к лифту.

Она вышла навстречу открывшейся двери с тёплой улыбкой и искорками радости в глубине серых глаз.

– Как всё прошло?

– Ну ты же знаешь, Надежда – молодец. Всё отлично.

– Припозднился ты сегодня. Время – первый час ночи.

– Да, были, кроме веселья, дела.

Он умылся в ванной, в который раз удивляясь, когда Светик успевает наводить порядок в квартире. Всё блестело. Повсюду витали приятные запахи. Они как тёплый кокон обнимали его со всех сторон. Он знал её секретик: она добавляет в воду разные кондиционеры для белья и этим раствором моет полы, стены.

Он прошёл на кухню. Жена стояла у окна, прижимая отвороты синего халатика к горлу.

– Ты уже закончил у неё работу?

– В понедельник доделаю сайт. Сегодня ещё с четырьмя предпринимателями договорился. Так что всё нормально. Скорей бы с ипотекой рассчитаться.

– Да, ты так много работаешь.

Он положил телефон на скатерть с разбросанными по полю сиреневыми букетиками лаванды, подключил зарядку.

– Ерунда, – он положил ей руки на плечи. – Что с тобой? Тебя знобит?

– Была у врача, – медленно проговорила она, сильнее прижимая к шее отвороты халатика, который так и норовил распахнуться. До чего ж он неудобный, надо бы купить новый, подумал Азат, стараясь унять вдруг охватившую его тревогу. В памяти высветилась картина: в ярко освещённом окне взметнулась рука. Для удара или к ласке?

– Я беременна.

В глубине светлых глаз искорки тревоги, страха, боязливой радости.

Его губы раздвинулись в улыбке, он крепко прижал стройное тело к себе, звонко чмокнул в лоб.

– Как это замечательно! Я так рад! – бессвязно забормотал в белокурые волосы.

– Я боюсь, а вдруг опять… случится.

– Всё будет хорошо. Ничего не бойся. Моя единственная.

– Не надо заранее об этом говорить.

– Всё будет хорошо. Верь мне, – он потёрся подбородком о её волнистые волосы. – Всё будет очень хорошо. Назовем Женечкой. Согласна?

– А вдруг будет мальч… Ой.

Она весело засмеялась. Азат закружил её по кухне.

– Ну чё вы мне спать не даете?!

На пороге стояло трёхлетнее светловолосое чудо со сбившейся на сторону жёлтой со слониками пижамкой. Он подхватил дочурку на руки высоко вверх.

– Ты знаешь, что такое праздник?

– Это когда у меня день рождения, – наставительно проговорило чудо.

– А скоро у нас будет два таких праздника.

Он подкинул ребёнка вверх. Но Дашуня потёрла глаза и захныкала.

– Спать-спать, – пропела жена и, забрав дочку, которая тут же обмякла у неё на плече, понесла в детскую.

Азат посмотрел на клеёнку с разбросанными пучками сиреневой лаванды. Поднял телефон, нашёл группу в «Ватсапе». Нажал нужный номер, как в реку с головой нырнул.

– Слушаю, – тут же раздался в трубке ровный бесстрастный голос.

– Извините, это звонит вам, ну, которая цыганка.

– Я узнала вас, Азат.

Этот голос похож на ровную без единого дерева степь с выжженной под солнцем травой, подумал он. И удивился этой картинке.

– Я вот подумал…

И тут его охватило отчаяние. А что сказать? Его охватила паника. Что же сказать? И вдруг помимо его воли вырвалось:

– Хотите, я для вас сайт создам?

– Ой, правда?

Он вдруг увидел, как в степи застенчиво зазвенели сиреневые колокольчики, мягко закачались на ветру красные бутоны тюльпанов, светло-удивлённо взлетели белые лепестки глазастых ромашек. И он опять поразился своим образным ощущениям.

– Вы знаете, – ожившим голосом произнесла Роза, – я ведь пыталась его сделать, но так и не довела до конца. А хотелось бы его иметь. Я ведь много езжу, в том числе по историческим местам. У меня много фото. Да и мысли всякие… Сколько это будет стоить?

– Ноль рублей, – твёрдо произнёс он. – Раз вы уже что-то там сделали, я вам дистанционно доведу всё до ума.

– Да я могу заплатить, – смущённо произнесла она.

– Я вам всё сделаю бесплатно. Спокойной ночи.

Азат пошёл в спальню, еле освещённую бра со стеклянным плафоном. Постоял посреди комнаты.

Неподвижно висели шторы оливкового цвета. На оливково-белой постели лежала раскрытая книга. На столе ровной стопкой затаились проверенные тетради учеников.

Он нерешительно шагнул к окну, резко распахнул гардины и замер.

Под синим-синим небом уходили к горизонту крыши пятиэтажных домов с погасшими глазами. Посредине золотистым светом змеилась дорога, на которой изредка виляли яркими хвостами огни проезжающих машин. Лёгкие снежинки кружили вокруг фонарных столбов – то ли город вальсировал сам с собой, то ли снежинки обнимали каменную громаду. И почудилось ему, что в воздухе серебристо прозвенело «Светик», нежно прошелестело «Дашуня», ласково прожурчало «Женечка».

Он с ясностью ощутил в себе спокойную уверенность возмужавшей души. Только такая душа знает, что счастье можно создать так же просто, как сайт. Надо лишь знать основные приёмы.