№11.2024. Галина Бурдилева. Однажды осенью

В чистом осеннем небе летел, печально курлыкая, журавлиный клин. Вот он затерялся в синей дали, и отголоски прощальных кликов затихли, словно растаяли в прохладном октябрьском воздухе. Тимошка проводил журавлей взглядом и двинулся дальше по раскисшей от недавних дождей дороге. Эта старая грунтовка когда-то вела от протекавшей за околицей мелкой каменистой речушки к затерянной среди полей маленькой деревушке с ласковым и немного смешным названием Бормотуша.

В детстве он никак не мог его запомнить и радостно тараторил: «К бабушке в Колотушки». Родители смеялись, и он вместе с ними, радуясь, что смог их развеселить и они смотрят на него с умилением и гордостью. Эти поездки были для него, городского мальчишки, настоящим приключением, чем-то необычным и памятным. Баба Груня встречала гостей на крыльце своего дома в пестром цветастом платье, а на голове – выцветшая до небесной голубизны, детская панамка в мелкий зеленый горошек. И эта старая панамка почему-то делала ее похожей на добрую волшебницу из книжки. Сходство завершали очки с круглыми стеклами и приветливая, с легкой хитринкой улыбка.

Больше всего Тимошка любил бывать у бабушки в августе, когда начинали поспевать яблоки и крепкий яблочный дух пропитывал все вокруг. Особенно сильно он чувствовался в доме: в уютной бабушкиной кухне с белеными стенами, печью и большим круглым столом, на котором в эмалированном тазу сияли румяными боками райской красоты и спелости плоды. Бабушка крутила на зиму из них варенье и густое, медовой сладости повидло, варила компоты, сушила тонко нарезанные яблочные дольки в печи на дочерна закопченных противнях. Всем этим добром она щедро делилась с родными и знакомыми, приговаривая: «Вот откроешь зимой баночку и никаких конфет не захочешь. И вкусно, и полезно. И свои, без всякой химии».

Вот за этими «своими, без всякой химии» яблочками из бабушкиного сада и топал сейчас Тимошка по заросшему травой проселку к заброшенной и давно всеми забытой деревне, где больше двадцати лет назад проводил он безмятежные дни своего детства. Старый дом весь почернел и съежился. Когда-то красная крыша его поблекла и обветшала, на ней тихо тлели прошлогодние листья. И уже накидало ветром немало новых, ярко-желтых и багряных, с окружавших дом деревьев.

Непролазные заросли бурьяна заполонили некогда ухоженный сад. Забор, окружавший участок, подгнил и перекосился, а местами и вовсе склонился к самой земле, так что Тимошка легко преодолел преграду, лишь слегка запачкав руки перепрелой трухой. Заветную, самую свою некогда любимую яблоню отыскал легко. Даже сейчас, когда вокруг царило запустение, а от окрестного человеческого жилья виднелись среди буйной древесной поросли лишь останки, она стояла вся обсыпанная наливными, ярко пламеневшими среди изрядно поредевшей кроны яблоками. Тимошка слегка качнул ствол рукой, и с веток, с глухим дробным стуком, дождем посыпались спелые крупные яблоки. Одно из них не больно ударило его по плечу и отскочило, спрятавшись в густой траве. Он открыл рюкзак и стал кидать туда самые сочные и красивые экземпляры, с наслаждением вдыхая свежий и сладкий яблочный дух. Набил доверху и с сожалением оглядел те, что остались беспризорно лежать под лопухами и, как ему показалось, с упреком глядели на него. Потом с некоторым трудом закинул изрядно потяжелевший рюкзак на плечо, отсалютовал старому дому и двинулся в обратный путь.

Когда Тимошка добрался до станции, в воздухе начали разливаться прозрачные ранние сумерки, на посиневшем небе тускло светился бледный щербатый диск луны. Вскоре с пронзительным свистом подошла электричка. Пассажиров в вагоне было немного. Он плюхнулся на скамейку, вытянул гудевшие от усталости ноги и стал зачарованно смотреть в окно на мелькавшие поля и перелески в ярком осеннем убранстве.

Задремал незаметно, а очнувшись от резкого толчка вагона, обнаружил сидевшую напротив девушку в светлом плаще и черной беретке, из-под которой выбивались пряди пшеничного цвета волос. Тимошка смущенно заерзал на месте и украдкой осмотрел незнакомку. Она сидела, уткнувшись в толстую тетрадь, страницы которой были густо исписаны мелким убористым почерком. «Студентка, лекции штудирует», – определил Тимошка. Сосредоточенно хмуря густые брови такого же, как и волосы, пшеничного цвета, девушка скользила взглядом по строчкам, периодически переворачивая страницы и ни на что не отвлекаясь. «А симпатичная», – подумал он и осторожно кашлянул.

Соседка внезапно подняла глаза и посмотрела на Тимошку.  Глаза у нее были как льдинки – прозрачные и серо-голубые, такие красивые, что у Тимошки дух захватило. Впрочем, смотрела она не холодно, а вполне, как ему показалось, доброжелательно. «Вы не подскажете, который час?» – вежливо спросила девушка. Тимошка с готовностью вскинул руку и уставился на циферблат. Ответил и, немного замявшись, представился: «Меня Тимофей зову. А вас?» Сначала показалось – не скажет, но девушка улыбнулась: «Анна».

«Анечка», – сразу весело подумалось ему.

– А хотите яблоко, Аня? – спросил он, торопливо развязывая тугие тесемки на рюкзаке. По тряскому вагону электрички поплыл густой яблочный аромат. За окном начал накрапывать дождь, пятная стекла каплями влаги. Люди на остановках входили и выходили. Тимофей и Аня, поглощенные разговором, не замечали всей этой суеты, грызли яблоки и смеялись, уже чувствуя себя давними и добрыми друзьями.

…Сухонькая старушка с лицом, изрезанным глубокими морщинами, негромко посапывая, дремала на постели, положив поверх одеяла натруженные руки. Хлопнула входная дверь, и старушка открыла глаза, сон у нее на склоне лет стал неглубоким и чутким. «Тимоша вернулся», – подумала она. И верно, через несколько минут в комнату, осторожно ступая, вошел внук.

– Не спишь, бабуль?

– Да закемарила немного. А ты где весь день пропадал?

– А вот догадайся, – он присел на стоящий рядом стул и вложил старушке в ладонь большое малиново-красное яблоко с золотистыми крапинками. Она поднесла его к лицу и вздохнула.

– Сладостью пахнет и молодыми деньками, – помолчала задумчиво и добавила растроганно, дрогнувшим голосом: – Спасибо, Тимошенька, как дома побывала. Стоит там еще моя избушка?

– Стоит, бабуль, – он улыбнулся каким-то своим мыслям и нащупал в кармане аккуратно сложенный листок бумаги с заветным телефонным номером.

– Вот и ладно. Значит, и я еще немного поскриплю, – откликнулась баба Груня и скоро снова легко задремала.

Тимошка поправил у бабушки одеяло, осторожно пристроил яблоко у подушки, тихонько поцеловал теплую морщинистую щеку и прошептал:

– С днем рождения, родная!