№12.2023. Владимир Белошеев. В свете фонаря

Более всего в кабинете директора меня поразило наличие умывальника. Потертый костюм Карла Семеновича, зажатая в его покрасневших пальцах перьевая ручка, вкрадчивые короткие фразы, что обычно доводили учителей до дрожи – все вмиг сделалось пустым. Я перестал кивать и с искренним удивлением, даже с изумлением изучал эмалированную снежную раковину.

За неполные девять лет учебы я часто видел задумчивость и некую отрешенность во взглядах тех ребят, кому довелось побывать у директора. «Уж ни раковина ли была причиной той странной задумчивости?» – рассуждал я.

– Дмитрий, тебе хорошо известны традиции и правила нашей гимназии. Драк я не потреплю. Учебный год только начался, а ты уже устроил нам ЧП. Хоть завтра могу перевести тебя в обычную школу, но на носу выпуск. Подумай, если завалишь год, наверстать времени уже не будет.

Шел сентябрь 98-го, и мой разношерстный 9-й «В» был сплошь в прыщах и брекетах. В гимназии я общался в основном с Милем и Кастетом. У Миля была редкая фамилия, и все в классе, даже учителя, звали его Миль. Кастет еще года два назад был Костылем, и момент его обращения в Кастета уже не припомню.

Из летних отпусков парни вернулись настоящими мужиками. На общей линейке в сентябре 98-го Миль гордо выпячивал верхнюю губу, из которой в разные стороны, как лес после урагана, торчали редкие рыжие усики. Кастет же так раздался в плечах, что едва влез в свой школьный пиджак. Он задрал рукава до локтей и смотрелся очень круто. Я на их фоне выглядел мелким пятиклашкой, серым заморышем, отчего прятался в последних рядах.

Большую часть тех летних дней я провел за компом, но обсуждать игры с такими взрослыми теперь казалось нелепо. Потому на расспросы Миля о каникулах я отмолчался.

– Дмитрий, я не стану вызывать родителей или инспектора ПДН, хотя, конечно, мог бы. Но и ты должен пойти навстречу.

Я медленно отвел взгляд от раковины и без интереса уставился на пиджак Карла Семеновича. Верхняя пуговица казалась меньше других, да и по цвету была куда светлее.

– Я хочу, чтоб ты рассказал мне о драке и обо всех причастных. Обещаю, это останется между нами. Я могу говорить с тобой, как с мужчиной?

«Как с мужчиной?» – повторил я про себя и заинтересованно заглянул директору в глаза. Тот отвел взгляд и грузно поднялся.

Вчера я впервые по-настоящему подрался. Ну как, подрался. По-настоящему серьезно получил. После уроков старшаки не поделили что-то во дворе за гимназией. Из любопытства я полез в первые ряды и оказался чересчур близко. Попался, как говорят, под руку. Мне влетело чем-то под глаз. Я даже не заметил, кто врезал. Все произошло быстро и совсем не страшно, как казалось. И почти не больно.

Отец лишь хмыкнул и потрепал по плечу. Вот мама охала и вздыхала. Перед учебой она, наверное, час мазала меня жирными кремами из больших круглых банок, но уже в подъезде я все оттер. Плевал на платок и смазывал. В класс вошел, освещая дорогу ровненьким аккуратным фонарем цвета инжир.

Миль и Кастет выпали от восторга. Они пищали и подпрыгивали. Лезли обниматься, победно вскидывая мои руки, докучали расспросами, но рассказать я толком ничего не успел. Уже с первого урока математичка отправила меня к директору.

По коридору раскатисто прокатился звонок. Топот и гам гимназия выкрутила на полную так, что затряслись пол и стены. Еще звонок – и вновь магическая тишина.

– Дима, – пропел директор убаюкивающим шепотом, – любой конфликт можно решить мирно. Так, с кем ты подрался?

Я почесал фингал и уставился в пол. Рассказать очень хотелось, но мне нечего было говорить. В какой-то момент пришла, как показалось, спасительная идея – сочинить. Но, взглянув на директора, понял, не смогу.

– Значит, не выдашь. Ясно, и такое бывает, – директор стоял возле окна, заложив на груди руки. – Эти флаги у гимназии. Как думаешь, они для чего?

Из-за стола было не разглядеть, и я приподнял голову, стараясь заглянуть через подоконник. Я вспомнил: справа от крыльца торчали три металлических прута, выкрашенные в белый. Несколько лет назад там появились флаги. Степнов Митя из 11-го «В», тот, что с огромным шрамом во всю щеку, изловчился как-то и стянул один. Его, конечно, вычислили. Был скандал, и отчим его в тот день кивал, извиняясь, весь красный и мокрый.

– Да ты подойди, взгляни, – Карл Семенович впервые улыбнулся.

Я скрипнул стулом и зашаркал к подоконнику. Цветные полотна развевались и хлопали на ветру. Из окна директорского кабинета они казались громадными и величественными, и я интуитивно и совсем неожиданно для себя вытянулся по струнке. 

– Я ведь совсем не обязан был их вешать, но понял, что должен. Вот в чем штука. Поступок всегда верный, когда знаешь: иначе никак.

– Мне все ясно, – соврал я и оглянулся на дверь. Карл Семенович ни за что не поверил бы, что я не знаю, кто поставил фонарь. Решил бы, что выгораживаю, вру. И я молчал. Шел второй урок. Я уже начал переживать, забрал ли кто мои тетради из класса математики в литературу.

– На сегодня хватит, – сдался Карл Семенович. – Сейчас моют полы. По коридорам не бегать.

Тетрадки остались в математике, и мне пришлось вернуться. Любопытный «А» с нарастающим шуршанием изучал меня, пока я собирал вещи. Откровенно глазели и тыкали пальцами. Класс постепенно приходил в движение. Учителю стоило усилий вернуть тишину, и теперь она, опустив подбородок в ладони, напряженно наблюдала за мной.

После уроков Кастет перехватил меня у гардероба. Звал за гаражи. Оказалось, они с Милем уже две недели курят.

– Миль, я говорю, Диман закашляет, – заладил Кастет. Он был так возбужден, весь находился в движении. – Поначалу першит. Дим, ты, главное, глубоко вдохни, а потом уже кашляй. Кашляют все поначалу. И Миль кашлял. Да, Миль? – Кастет двинул Миля в плечо, и тот едва не опрокинулся. – Да, что с тобой?

Опустив низко голову с растопыренными усиками, Миль пялился на свои кроссовки:

– Наверное, парни, сегодня без меня. Чего-то не хочется.

Кастет закатил глаза и шумно выдохнул:

– Нам больше перепадёт.

У гаражей за гимназией оказалось грязно и сыро. Липкая узкая тропинка была сплошь усеяна окурками и разноцветными жестяными банками. «Наверное так и должны выглядеть места, где впервые закуришь», – подумал я. Броская яркая пачка открылась с приятным щелчком. Кастет протянул её мне. Внутри было две сигареты – целая и половинка.

– Бери эту, – решительно бросил Кастет. – Тебе ж всё равно.

– Не буду хабарик, – оба моих деда курили, и я ни разу не видел, чтоб они раскуривали бычки.

– Ладно, – согласился Кастет. – Бери целую, но чур на двоих.

Я согласился и зажал фильтр губами.

– Чур не слюнявь. Я за тобой слюни курить не стану.

– Давай уже поджигай, – сигарета держалась во рту инородным предметом. Я прикрыл глаза и вытянул губы навстречу пламени. Затем вдохнул глубоко и резко, как учил Кастет, и уже был готов задохнуться в кашле. Но ничего не произошло. Я вопросительно открыл глаза. Кастет замер. Зажигалка в его руке не горела. Со стороны дороги к нам шли старшаки. Это была толпа неопределенного возраста. Косматые и крупные. Шумные и веселые. Вот только веселье это не значило для нас ничего хорошего.

Я увидел, как Кастет нервно топчется, а потом он просто рванул. Бежал, оглядываясь, отчего дважды растянулся на сырой ржавой листве. Старшаки свистели ему вслед и улюлюкали, как на охоте, но гнаться не стали.

– Микраж? Район? – закружило вокруг. – Чо в карманах? – меня обступало плотное однородное кольцо, от которого кисло пахло табаком и пивом. Я крутил головой, но так и не смог понять, кто спрашивает. Казалось, толпа звучит общим сиплым басом. До того, как из кольца вышел их главный, я успел различить силуэт Кастета. Тот на четвереньках карабкался вверх по склону, к гимназии. И я прикинул тогда: «Кастет так плохо бегает, наверное, потому что курит. Если бы мы стартанули вместе, я легко обогнал его и был бы уже дома».

– Да угомонитесь, черти, – вплотную ко мне вышел парень с белым кривым шрамом во всю щеку, и безликая жуткая масса обрела лицо – это был Степнов Митя. На губе его красовалась свежая бурая ссадина. – Тебе вчера досталось из-за меня, но ты никому не сказал. – Он протянул руку, и я осторожно пожал. – Уважаю. Мужик!

Я кивнул. Мысли в голове завели хоровод. Кружились, мелькали и прыгали. Я не мог удержать ни одну из них.

– Для своих я Митяй. Есть покурить?

– Не курю, – едва не ляпнул я, но вовремя одернулся. – У меня одна, – я вынул изо рта сигарету и протянул Мите.

– Последнюю не возьму.

– Бери! – настоял я и отдал сигарету Митяю. – Я вроде как уже бросил