Рустам Нуриев. Поездка в не знаемый никем город Энск

Шань Ци приехал в город У-Тань всего на три дня, его встретил на вокзале музыкант-дудочник Тяо Син, и ничего не произошло, за исключением внезапно давшего о себе знать солнечного затмения. Насколько велика она, дружба. Шань Ци привез Тяо Сину великолепный курай мастера Шугаюпова. Теперь можно было не беспокоиться о том, что музыки в городе У-Тань будет мало. Ее будет более чем достаточно. Вот это вот «более чем» немного конфликтует с известной теорией малых вещей, малых гомеопатий мудреца Лю, сумевшего стать, как это ни странно, оппозицией даосизму. Но и мудрец Лю был не против того, чтобы у Тяо Сина был курай. Было ясно как день то, что параллельность миров ясна даже в апрельский день. И мудрецу Лю приснился огромный поток сознания, едва он отложил в сторону газету с известием о том, что в город приехал с трехдневным визитом Шань Ци. Уж кто-кто, а мудрец Лю знал, что Шань Ци, по сути, магистр Ордена Зеленых и Безымянных Алексей Бакланов, недаром на фото в газете Шань Ци был одет в цветную полуцыганскую рубашку. Мудрец Лю уснул каким-то таким сном, в котором ему было все ясно.

Мне ничего не было ясно. Автор бросился в очередной свой рассказ. Так было не раз. Он все никак не собрался написать повесть про всех про нас. Он просто бросился, и не более того. Он написал первые слова…

«Да. Я поехал. Но так и не понял, куда. Просто я нахожусь в тумане. Наверное, так и должно быть. Во всяком случае, звезды так и не упали, пока я болтался в гостях. Собственно-то, где сюжет? Сейчас будет.

Иванов стоял на остановке просто от нечего делать. Ему казалось, что он избавился от чего-то гнетущего, от чего-то, у чего нет названия. Он стоял на остановке и не думал, вообще-то, так или иначе, блуждания мысли так и наталкивались на вероятность абсента. Но он прекрасно знал, что надо трудиться над изменением души в сторону сочувствия к другим, но не всегда получалось. А еще он думал, что ему удается повсюду быть своим, это и пугало, и настораживало. Он был по-хорошему настроен на критицизм своих поступков. Автор впал в транс, он прослушивал на магнитофоне “Олимп-005 стерео” найденную в шкафу катушку Карлоса Сантаны. Пелевин тоже как-то ввернул в чей-то рассказ, не Гумберта Гумберта, а Стинга из “Полис”. Но эти имена только мешали сосредоточиться Иванову на автобиографическом переделывании самого себя, и потому, не дожидаясь, когда жареный сюжет накроет остановку рецидивом ядерной зимы, он быстро вскочил в 51-й автобус. Но даже в автобусе его догнали воспоминания детства, но они быстро улетели. И пока Иванов ехал к своей хорошей девушке, автор мучился оттого, что не знал, нужен ли сюжет соседу по деревне Сальманову, не нужен. Автор решил, что он – это я. Да, я поехал незнамо куда.

            А сюжет вот такой, лето кончилось, и автор написал кучу стихов, зная, что они прекрасны и велики. Ему, конечно, хотелось пожаловаться на судьбу. Но это было бы глупым и неправильным. Он, конечно, хотел развить свою прозу в многослойность».

            Шань Ци и Тяо Син беседовали добрых полтора часа о том, что Поднебесная как никогда прекрасна. Все вокруг пребывает в гармонии, чай на столе, курица в холодильнике, за окном ласточки свистят и прославляют Будду. Какое-то радостное понимание царило в беседе о том, что все вокруг иллюзорно. За стеной в другой комнате автор писал какую-то писанину, они оба знали, что скоро приедет автостопом сам Константин Чернов из города Сарапула. Просто автор решил, что какие-то события последних трех лет были яркими, какие-то нет. Но, во всяком случае, он так же, как Иванов, не исписав трети боевого листка возможностей слов, ушел на остановку. Ему захотелось пообщаться с Владелицей «Азиатского Салона Излечения от Чего Только Не», и это было Красивым, Здоровым и Счастливым решением. Ведь он прошел в результате полный курс приведения себя в Ясность Ума, да он просто перестал страдать. Причем он никогда не придерживался правил буддизма. Но не в этом было дело. Просто Шань Ци и Тяо Син нашли себе жен в Затонском пригороде, просто они отправились погулять по окрестностям и размять ноги и мысли. И это было действительно телевизионно картинно. Будущих жен звали Катя и Настя, они все четверо отправились в ЗАГС Затонского района города У-Тань. «Через 9 месяцев в квартире Новосельцевых было уже трое мальчиков».

Автор и сам не понял, как пришел к такому финалу. И решил написать нухотябыодиндругойфиналыеще.

Иванов уехал в Индию, он за где-то полгода превратился в режиссера индийского кино (оказывается, он всегда был сентиментален, и поэтому ему повезло с карьерой).

Мудрец Лю поехал на речку созерцать, и смутные его догадки прояснились, он в параллельной «прошлой» жизни был и остается преподавателем художественной школы (на ост. «У-Таньское ПШО “Мир”») Чустюковым Сергеем Владимировичем.

Автор пришел на ту самую речку и решил сообщить Чустюкову Сергею и мудрецу Лю, им обоим, о том, что он, не мудрствуя, взял за основу фамилию Иванов и понял, что у Иванова есть определенные черты самого Автора. Ну надо же.

Бакланов был в этот день особенно прозрачен, у него родилась дочь Тайна, и это было для него тайной года два с половиной.

Автор смешал все имена в кучу и был этому рад. Он даже перевернул катушку, слушал теперь Джимми Хендрикса и в который раз ясно осознал, насколько он тщеславен.

Из архива: декабрь 2008 г.