Все новости
Проза
29 Мая 2023, 10:19

Дария Сафонова. Часы господина Ботковского

Изображение от Freepik
Изображение от Freepik

 

Пройдя на улицу К-а М-а в два часа пополудни, хорошо покушавши и утерев черные жирные усы вяземским платком, господин Ботковский вышел на протертую солнцем аллею, держа за пазухой большой кожаный бумажник. Вокруг него сновали люди, казавшиеся ему теперь, после обеда, несколько глупыми и даже ничтожными, и потому он свысока окидывал их презрительным взором. Он поправлял ворот пиджака, по мере того, как натыкался на очередную голову, громко кашлял и морщился на протяжении всей аллеи, когда же, наконец, он достиг переулка, ослепленного сияющим небом, и люди прекратились, господин Ботковский мог спокойно, без раздражения и кашля, не спеша направиться в сторону лавки часов.

«Черт знает что творится, – думал он, оглянувшись на рассыпавшуюся бисером по аллее толпу. – Черт знает кто ходит. И что им не сидится спокойно? Все ходят, ходят, снуют туда-сюда, мешаются! Как муравьи на сахар, сбегаются на эту проклятую аллею, нет, ну черт знает что!»

Он судорожно выхватил бумажник из-за пазухи и, поправив шляпу, вошел в лавку часов, над парадной дверью которой висела выцветшая надпись «Денежки в кармане», лишенная всякого смысла и не имевшая, видимо, предназначения. Мастер, сгорбившийся над верстаком и разглядывавший золотистую шестеренку в толстую двояковыпуклую лупу, невольно вздрогнул, когда с улицы повеяло проникающим во все окна сквозняком, и, привстав с трехногой табуретки, почтительно сказал:

– Добрый день, Степан Дмитрич, прекрасная шляпа, – и пожал Ботковскому руку, надеясь, что комплимент, сказанный им, поможет опустошить щедрый переполненный карман достопочтенного господина. – Чего изволите желать? Я собственнолично в вашем распоряжении.

Господин Ботковский снова откашлялся, как будто это было его любимым занятием, и, бросив бумажник на стол, по которому сразу забегали сияющие глаза мастера, ответил сухо:

– Я по делу в этот раз, Иван Саныч, и по очень важному, извольте заметить.

Он оглядел несколько небрежно стены лавки, пестрящие разнообразием часов, покрутил жгут замаслившихся еще после обеда усов и повторил:

– По очень важному, извольте заметить.

– Я полагаю, вам нужно что-то особенное, что-то дорогое и, может быть даже, импортное?– поинтересовался мастер, с огорчением отметив, что глаза щедрого господина не засветились и что, должно быть, ассортимент выставленных на обозрение часов ничем не удивил его. – Тогда пройдите вот сюда… Прекрасные наручные часы, прекрасные, кварцевые, заметьте, ремешок прочный, кожаный, натуральный.

– Натуральный?– усмехнулся Ботковский. – Отчего же натуральный?

– Натуральный, натуральный! – с воодушевлением воскликнул мастер. – Чтоб меня шестеренка ударила, натуральный, честное слово!

– Да я к тому веду, – пояснил Ботковский, – что плохо это, дорогую кожу тратить на ремешок. И не рационально, извольте понять. Кроме того, от этого вашего «натуральный» качество часов не зависит. Покажите еще что-нибудь.

Мастер растерялся: его пухлые, розовые от сердечных болезней щеки сделались ярко-пунцовыми, мокрые губы взволнованно задрожали, как дрожат по обыкновению у маленьких обиженных детей, готовящихся заплакать. Он, стараясь не замечать пронзительного и равнодушного взгляда Ботковского, забегал по всей лавке. «Где же, – причитал он, – где же? Да чтоб меня шестеренка, куда подевались! Для берегов отчизны дальней… где же? Пропади ты пропадом, куда подевались-то?» Тем временем Ботковский Степан Дмитриевич не спеша прогуливался по лавке, с некоторой усмешкой наблюдая, как глупый, по его мнению, мастер бегает по складам и старается услужить ему.

– Нашел! – послышалось из кладовой, и мастер показался с маленькой коробочкой в руках. Весь его вид был исполнен необычайной радости и торжества. – Нашел, Степан Андреевич!

Он дрожащими руками, с некоторой спешкой, открыл красивую коробку и, проскрипев зубами, довольно пропел:

– Ну, вот-с. Эти уж точно вас порадуют. Невероятно прочные, водонепропускающие-с. Клянусь шестеренками! Прочные как кохинор! Ничем не сломаешь, хоть топором по ним бейте!

На дне, завернутые в зеленый шелк, сияли и переливались золотом двое новых, до блеска отполированных, часов, которые показывали четверть третьего и шли одновременно, секунда в секунду, хрустом стрелок встречая каждое мгновение. По кругу циферблатов, отражая в себе ослепительные блики солнца, были выведены золотистой краской инициалы «M.R», а в центре, обращаясь против часового хода, крутилась маленькая шестеренка. Некоторое время Ботковский завороженно любовался ими, невольно раскрыв рот, пока, наконец, мастер гнусаво и ласково не спросил:

– Ну-с, мсье, берете?

– Беру, конечно,– задумчиво протянул Ботковский, – вот только одно мне кажется странным, зачем вы мне предлагаете две штуки, когда я просил лишь одну?

– Ваш выбор, достопочтенный, – ответил мастер.– Они абсолютно одинаковы, как видите, разница только в цене. Вот эти, что слева, стоят в два раза дешевле, нежели те, что справа.

Глаза Степана Дмитриевича округлились подобно циферблату часов, и потому он, несколько смутившись, отвечал:

– Позвольте спросить, почему же такая разница в цене, если они одинаковые?

– А вот, мсье М****, сделавший эти прекрасные, великолепнейшие часы, заказанные мною, наказал нам строго такие расценки установить. Тут уж ничего не поделаешь, нужно подчиняться воле мастера.

– И все равно не возьму в толк, – нахмурился Ботковский. – Докажите мне тогда, что часы одинаковы, и потом я приму решение.

– Ну что ж, воля ваша.

Мастер пожал плечами и повел Ботковского в кладовую, схватив в руки коробку.

– Взгляните в лупу,– сказал он, когда они сели за верстак. – Видите инициалы? Теперь найдите хоть одно отличие между ними… Нашли?

Ботковский задумчиво потер подбородок, сдвинул брови в единую линию, откашлялся по привычке и ответил:

– Признаю, отличия я не вижу. Но скажите мне, разве надпись свидетельствует о качестве? Я ожидал, что вы вскроете часы и продемонстрируете мне наглядно их работу. Я бы хотел видеть действие каждой шестеренки в отдельности…

– Что вы, что вы! – воскликнул мастер и перекрестился. – От берегов отчизны дальней, это же работа самого М****! Матери святые, не могу же я допустить такого кощунства, чтобы притрагиваться к металлу, к которому когда-то притрагивались руки такого мастера!

И он поднял палец к небу, растягивая торжественно каждый слог слова «такого».

– Но как же тогда вы докажете мне подлинность каждых из часов? – недоуменно вопросил Степан Дмитриевич. – Вы ведь знаете, что меня трудно убедить, а тут вы мне представляете такие незначительные факты…

– Постойте, ведь я вам еще не все показал, – нетерпеливо перебил его мастер и ударил кулаком по верстаку. – Имейте терпение, достопочтенный, имейте терпение.

Он закряхтел по-старчески, еле поднявшись со стула, и скрылся за дверью. Возвратившись, он швырнул прямо под нос Ботковскому две пожелтевшие цветные фотографии и сказал:

– Вот, взгляните. Видите первую фотографию? На ней господин в дешевой куртке и спортивных трико. Посмотрите внимательно на руку, на часы… Увидели? Надпись точно такая же, как и на этих прелестнейших часах, только краска серебряная. Это подделка, знайте. А теперь рассмотрите внимательно эту фотографию, – он бережно разгладил глянцевую карту, на которой был изображен солидный джентльмен в дорогом костюме и каучуковых ботинках из натуральной кожи. – Ну, что я вам говорил? Здесь уже инициалы золотистые, как и на этих великолепных часах, которые могут стать вашими. Ну-с, многоуважаемый, теперь вы верите, что они подлинны и абсолютно одинаковы?

Недолго думая, Ботковский, подобно Станиславскому, воодушевленно ответил:

– Верю!

Разве что его фраза была произнесена в обратном смысле, нежели знаменитая фраза великого актера.

– И какие возьмете? – лукаво спросил мастер. – Как думается мне, те, что дешевле?

– Нет! – решительно возразил Степан Дмитриевич.– Те, что дороже, разумеется, для своей любимой жены!

– Но почему же те, что дороже? – удивился мастер.– Разве ваш выбор рационален?

– Безусловно!– отозвался гордо Ботковский. – Кому, как не мне, знать истину: что дороже, то и лучше, пусть даже они и одинаковы.

Мастер пожал плечами, предупредив Степана Дмитриевича, что возврату товар не подлежит, и продал ему дорогие часы, а господин Ботковский, радостный и ликующий, забыв даже поблагодарить продавца, выбежал из лавки с красивой коробкой в руках.

– Глядите, люди! – воскликнул он радостно, взмахнув высоко коробкой. – Глядите, какая вещь! Марфа, несомненно, будет рада!

Люди, чередой проходившие по дороге вдоль аллеи, невольно поглядели на него, кто-то, не испытав никаких эмоций, продолжал идти дальше, кто-то восторженно ликовал в ответ, завидуя, как говорится, по-белому, а какой-то дремучий старик в старом выцветшем камзоле, вытянутых на месте коленей спортивных трико и в шапке набекрень, волоча за собой большой мешок в заплатах, насмешливо гаркнул:

– Эй, человек! Смотри, не вырони, как ворона сыр!

И покряхтел, посмеялся по-доброму, как обыкновенно смеются и умиляются взрослые над маленькими детьми.

– Ну его к черту! – отмахнулся господин Ботковский и ринулся в сторону широко раскинувшегося под крышами домов проспекта К-а М-а. Скрывшись за воротами аллеи, он продолжал крутиться, словно собачка, заполучившая долгожданную кость, вкруг себя и даже не заметил, как из-за угла выехала ворчащая машина. Прохожие вдруг столпились вокруг кого-то, когда послышался звон стекла и сдавленный крик.

 

Прошло несколько часов. Мастер по обыкновению сидел за верстаком, выпятив переднюю губу так, что она напоминала скатанный в трубочку пластилин, и рассматривал золотистую шестеренку в двояковыпуклую лупу. Блестящие новые часы серебрились на его руке в лучах дикого летнего солнца, на циферблате которых по кругу была выведена золотистая надпись «М.R», а посередине круга крутилась маленькая, издали напоминающая якорь, шестеренка.

Вдруг дверь в лавку раскрылась настежь – оттуда повеяло свежим прохладным ветром, принесшим с собою аромат шиповника и белых пионов, и исписанные листы, лежавшие на столе, разлетелись в разные стороны. В лавку вошел господин Ботковский и, выглянув из-под крыльев шляпы, мрачно сказал:

– Я объявляю вам войну, Иван Александрович!

– Отчего же? – удивился мастер, встретив его ястребиный, исполненный отчаяния, взор.

– Полюбуйтесь! – воскликнул он возмущенно.– Подарок жене, значит, «дорогие» часы? И безвозвратно!

Мастер взглянул на его руки. В его запотевших, чуть тронутых сквозняком ладонях безжизненно серебрились неровные, окаймленные золотом осколки часов.

– Виноват я разве? – растерянно прошептал он, испугавшись злобного взгляда Степана Дмитриевича. – Неужто сами так и треснули? Матери святые!

– Не сами! – разозлился отчего-то Степан Ботковский.– Машина меня сбила, я упал, а эти – вдребезги! «Прочные как кохинор... хоть топором бейте»! Как вы посмели мне врать, Иван Саныч? А? Как посмели? И безвозвратно, причем!

Он швырнул в ноги растерянному и порядком смутившемуся мастеру осколки переливавшихся хрусталем часов, топнул в ярости ногой и, по пути разбив три витрины голым кулаком, выбежал из лавки. Ветер зашевелил разбитое стекло, в котором еще мелькал удаляющийся силуэт Ботковского.

– Чтоб меня шестеренка, – прошептал изумленно мастер, а солнце заиграло в зеркале его часов.

 Из архива: декабрь 2014г.

Читайте нас: