№3.2023. Татьяна Кожевникова. С каждым может случиться

Татьяна Кожевникова живёт в г. Белорецке, автор сказок и рассказов для детей и взрослых. Публиковалась в российских журналах («Сибирячок», «Волга» и др.) и сборниках (издательства «БерИнгА» и «Союз писателей»). Окончила курсы дополнительного образования «Основы литературного мастерства» (ЧГИК), мастерскую Анны Никольской, онлайн-курсы писательского мастерства Band.

Кухонный вулкан

Когда на кухне появился прямоугольный электрический прибор, все удивились: никого похожего раньше здесь не было.

– Это тостер! – наконец сообразил Телевизор, который знал всё на свете.

– Совершенно верно, – сказал новенький. – Буду подсушивать кусочки хлеба – для тостов.

Все с радостью принялись с ним знакомиться. Молчала только Духовка: она считала, что у неё получаются самые хрустящие сухари. Зачем тогда Тостер? Впрочем, она была настолько добродушной, что через минуту уже рассказывала новенькому, как правильно устанавливать температуру, чтобы пирог получился пышным.

– Я только хлеб умею подсушивать, пироги во мне не испечёшь, – признался Тостер, и духовка поняла: он ей не соперник.

Тостер оказался отличным другом: всем давал посмотреться в свой блестящий бок, умел поддержать любую беседу. Но самое главное – делал кусочки хлеба румяными и ароматными. Этим он заслужил любовь как хозяев, так и кухонной утвари.

А ещё он был очень любопытным и больше всех смотрел Телевизор. Так получалось потому, что включали Тостер только по утрам, да и то не каждый день.

Прошло совсем немного времени, и хозяин смастерил на кухне специальную полку – для Тостера. Теперь он не мешался во время приготовления обеда или ужина и пользоваться им стало удобнее. Однако Тостер решил: раз он стоит высоко, отдельно от всех, то он самый главный. Тостер так возгордился, что почти перестал разговаривать с другими и всё больше времени проводил за просмотром Телевизора.

– Вы все должны меня опасаться, потому что внутри у меня – кипящая лава!  – однажды заявил Тостер. 

Все оторопели. Чего это он?

– Вчера передача была про вулканы, – пояснил Телевизор.

– Вот именно, я – вулкан, – торжественно произнёс Тостер.

– Миниатюрный? – засмеялась Скалка.

– Важен не размер, а высокая температура, – с гордостью сообщил Тостер.

– А как же Духовка? – заинтересовался Чайник. – Уж она-то погорячее тебя будет!

– Духовка – старая, а я молод и полон сил, – пыжился Тостер.

Духовка аж задохнулась от возмущения.

– Успокойся, – шепнула ей Кастрюля, – он сам не понимает, что говорит.

– А я его сейчас приведу в чувство! – раскипятился Чайник. – Ливану в этот вулкан воды, он и потухнет!

– Этого категорически нельзя делать! – остановил его Телевизор. – Вулканы водой не тушат, потому что они могут взорваться. Ну а Тостер – прибор электрический и от воды просто-напросто сгорит!

– Так ему и надо!  – продолжал булькать Чайник. – Столько о себе возомнить!

Тостер презрительно хмыкнул, выпустил чёрный дымок, а потом выбросил изнутри два угля – всё, что осталось от хлеба.

– Видали? – надулся он ещё больше. – Чем не доказательство?

Все недовольно расшумелись.

– Друзья, его необходимо оставить в покое, – сказала Кастрюля. – Он обязательно образумится!

Но не тут-то было! Каждый день Тостер до черноты сжигал хлеб, заполняя чадом кухню. В конце концов, хозяин увёз его в ремонтную мастерскую.

Тостера долго не было. Вернулся он притихшим и смущённым. Все сразу обступили его и стали расспрашивать, что с ним делали.

– Меня всего разобрали, но так и не нашли причину поломки, – чуть не плакал Тостер. – Сказали, что я здоров. Вот только хозяин сказал, что, наверное, проще меня выкинуть…

– Всё зависит только от тебя, – утешала его Кастрюля. – Ты, главное, определись: вулкан или тостер…

– А вы на меня не сердитесь? – прошептал Тостер, оглядывая друзей.

– Нет-нет, – заверили его хором.

– С каждым может случиться что-то подобное, – пробормотала Духовка. – Кастрюля правильно говорит: выбирай!

И Тостер снова стал тостером. Вот только теперь ему давали смотреть не все телевизионные передачи. Стоило зайти речи о чём-то похожем на вулкан, Скалка подпрыгивала, нажимала на кнопку пульта, и Телевизор выключался. А то мало ли?

Квикстеп

На чердаке пахло праздником. Когда я поднимался по лестнице, то ожидал увидеть ненужные вещи, заросшие толстым слоем пыли и паутиной. В крайнем случае, остатки сушёных яблок или грибов на верёвочках. Тоже пыльных, конечно. Но стоило потянуть за ручку двери, как стало понятно: там другое.

Старый дом в деревне родители сняли под дачу. Его хозяйка – Ангелина Геннадьевна – показала нам комнаты.

– Есть ещё чердак, но всем туда ходить не обязательно, – махнула она рукой в потолок.

– Дверь закрыта на замок? – спросила мама и выразительно посмотрела на меня.

– Зачем? – удивилась Ангелина Геннадьевна. – Там нет ничего секретного. Обычный чердак, как во многих других домах.

– Но забираться туда мальчикам не следует? – с нажимом уточнила мама, не сводя с меня глаз.

– Если только они не ищут ответов на волнующие их вопросы, – невпопад сказала хозяйка дома.

– Они не ищут! – непробиваемым голосом отрезала мама, и я на всякий случай замотал головой.

Но это была неправда.

Поздно вечером, когда я засыпал, на чердаке послышался шорох. Потом шёпот и тихий смех. Лёгкий топот и шарканье. Неужели мама с папой туда забрались?

«Квикстеп!» – сказал кто-то довольно громко, и на него зашикали.

Вот так слово! Оно было похоже на хруст зелёного яблока, когда его кусаешь всеми зубами, сок брызжет в стороны, и во рту становится восхитительно кисло. Или когда встаёшь на тонкий ледок, покрывающий осеннюю лужу. Или на то, как поворачиваешь одну из сторон кубика Рубика, и он – бац! – полностью собирается.

Мне сразу захотелось узнать, что обозначает этот квикстеп. Но тянуться за телефоном было лень, да и глаза уже закрывались.

Утром я спросил у родителей, почему они ходили на чердак без меня.

– С чего ты взял? – папино удивление было искренним.

– Там вечером кто-то шуршал.

– О господи, а вдруг это крысы? – мамины глаза сделались круглыми, как ромашки на чайной чашке. 

– Не придумывай, – отмахнулся папа. – Хорошо, я поднимусь и проверю, – добавил он в ответ на многозначительное молчание мамы.

И действительно сходил, пока мы убирали со стола. Сказал, что всё тщательно проверил – крыс нет. При этом выглядел рассеянным и мечтательным. Потом убежал и вернулся с досками и рубанком. Обустроил себе место под окнами кухни и принялся строгать. Ух, как посыпались деревянные кудряшки!

Мама хмыкнула и уселась на веранде с книгой. Я сказал, что пойду заканчивать компьютерную игру, а сам отправился на чердак. Да и кто бы не пошёл?

Аромат праздника – вот что уловил мой нос, когда я взялся за ручку. Дверь легко и бесшумно открылась. Я увидел длинный зал. Шесть высоких окон, занавешенных полупрозрачными зелёными шторами. В простенках – зеркала от пола до потолка. Всё вокруг было золотистым, будто сам воздух усыпали блёстками. Я сделал шаг и чуть не упал – таким скользким был пол!

– Осторожнее, пожалуйста, – произнесли рядом. – Не стоит без привычки ступать на паркет. Пожалуйте сюда, – и сзади в ноги мне ткнулось что-то мягкое.

Это было кресло. Округлое и бархатистое, как лист лопуха. Его придвигала лыжная палка, одетая в чёрный сюртук. Я так и сел! Хорошо, что в кресло. В нём, кстати, несмотря на мягкость, не развалишься, спина остаётся прямой.

Отовсюду раздавалось шуршание: справа, слева и сзади от меня занимали места. Это были книга, шкатулка, кукла, мяч, керосиновая лампа, удочка и веник.

Сидящая рядом тыква протянула мне розу.

– Зачем? – изумился я.

– Вы кто? – строго, совсем как мама, спросила тыква.

– Влад Курочкин.

– Очень может быть, – кивнула тыква. – Но здесь вы в первую очередь публика. А публике следует позаботиться о цветах для артистов.

Наш разговор прервал микрофон на стойке. Он выскочил на середину зала, раскланялся и объявил:

– Венский вальс.

Все захлопали.

На паркет вышли кавалер и дама. Он – чёрная вешалка, одетая во фрак и галстук-бабочку. Она – швабра в длинном белом платье. Я почти засмеялся, но тут зазвучала музыка, и пара заскользила по паркету. Изящно, плавно, легко кружились они, а мы все словно парили в креслах над полом.

– Сколько воздуха! – шепнул сзади волейбольный мяч, и я согласился с ним.

Когда пара удалилась, зал чуть не треснул пополам от грома аплодисментов!

– Медленный фокстрот! – объявил микрофон.

Она – в жёлтом платье с серебристыми блёстками, он – по-прежнему во фраке. На первый взгляд, движения были похожими на вальс, но нет! В танцах я ничего не понимаю, но было видно, что этот – очень сложный, и за свободой скольжения стоит огромный труд.

– Сама музыка! – важно сказала шкатулка, и внутри у неё что-то тихонько тренькнуло.

И снова – шквал аплодисментов!

– Квикстеп! – это снова был микрофон, и меня подбросило в кресле.

Пара понеслась по паркету, как ракета по орбите! Вихрь, ураган, цунами! Сиреневое платье и тёмный жилет множились в зеркалах, и казалось, что зал заполнен сотнями танцующих пар.

– Как пламя! – заявила керосиновая лампа, когда танец кончился и зрители переводили дух.

– Браво! – не выдержал я и кинул под ноги пары розу. 

– Влад? – Это была мама. – Ты здесь?

Я вскочил с места и кинулся к ней. Мне так хотелось рассказать обо всём!

– Спустись к папе, пожалуйста! – сказала она железным голосом, а сама шагнула на чердак.

Когда мама вернулась, мы её не узнали. Она была такая, будто сейчас закружится и взлетит.

«Это всё квикстеп!» – решил я про себя. Однако мама отправилась в магазин, откуда вернулась с бумагой, кистями и красками, и принялась писать пейзажи. Мольберт она принесла с чердака. И где он там стоял, ума не приложу!

С тех пор прошло два года. У мамы недавно состоялась первая выставка в картинной галерее. Папа – успешный скульптор по дереву. А я… Мы с Ритой – это моя партнёрша по бальным танцам – стали чемпионами области и скоро выступаем на первенстве страны. Думаю, какой наш любимый танец, вы догадались.