№9.2022. Максим Чирьев. Сквозь запах стен и круглое окно. Рассказ

Максим Григорьевич Чирьев родился в 1986 году в г. Целинограде (Казахстан). Живёт в Челябинске. Член литературных объединений «ЧТЗ им. Михаила Львова» и «МолЛит» при Союзе писателей. По профессии – инженер.

Сквозь запах стен и круглое окно

Рассказ

«Нет, на родине лучше: тут, по крайней мере, во всем других винишь, а себя оправдываешь...» – я прочитал из школьной книги (СОШ № 3, второй дополнительный список на лето) и покосился в четверть круглого окна на стене. Окно в ответ мне преломило день и в руки призрак зайца усадило золотой. Не тут-то было, тот сразу ускакал нахально по стене и растворился в пыльной потолочной балке. Как не бывало – ни золота, ни зайца. Груженый трактор в то же время там, снизу в нашу горку тарахтел – как линза, весь прозрачный, боками в яркой краске и блестящий (будь я помладше, я бы сказал блистючий!.. но маме не нравится, когда я так коверкаю слова). Я рассудил: пугливый оказался заяц, не ручной. А тарахтящий трактор оказался какой-то Holland с букво-цифрами T70... и еще какими-то, которые не видно мне издалека. Я взялся хмуриться, но, осознав нелепость, улыбнулся тут же сам себе.

Так и сижу я дома, в теплом велюровом кресле и рассматриваю прибывающую осень, которая все больше и больше на нас наступает. Считаю, что никому не мешаю. Хотя мать говорит, что от меня и пользы-то особой нет. А что ей за особая польза важна – не знаю... Вот наблюдатель, к примеру, тоже немаловажная забота, судя по приключенческим книгам; смотреть внимательно в окно, как в иллюминатор подводной лодки, следить за рыбами-людьми, плывущими снаружи (или барахтающимися там), и думать то о них, то о себе, то о том, то о сем – занятие для человека, который хочет хоть в чем-то разобраться. Но я все чаще слышу: «Ленивое тело твое, – это мать, конечно, упрекает, – вот всё же порода...» У нее стандартный родительский комплекс завышенных ожиданий, думаю. Ее ожидания не совпали с моей действительностью. Моя действительность тоже до конца не понимает, что ожидает от нее мать. Наверное, чтобы больше слушался и брал с нее пример. А как же свобода выбора и личное мнение?! (Это, если что, я беру.) А еще: свобода мнения и личный выбор?! А еще: спроси у нее обо всем этом, так она сразу нервно встрепенется и звучно заученно скажет, что свобода превыше всего! А внутри будет злиться, что моя свобода отличается от ее. Так и живем мы тут, действительно чего-то друг в друге не понимая. Одно окно нам беспристрастно мир вещает. Хотя неправда, окно ведь тоже искажает и показывает только то, на что направлено оно. Хм… Не ФМ, конечно, но надо записать, звучит заумно. Так вот оно, т. е. окно…

Предо мною, как обычно, мое в четыре спицы колесо – любимое круглое окно в моей комнате. Ни у кого в округе такого нет, но мать нашла необходимость, сказала: наградой за послушание будет. Куда нам деваться от красоты такой, мы дружно поморгали, а она дружно договорилась, чтобы его поставили. А вообще-то, это именно ее голубая мечта или, точнее, розовая, девичья. Она у нас выдумщица: рассказывала, что в детстве ей нравились книги про разные другие страны и она представляла, как прекрасно сидеть вот на таком круглом окне и пить кофе из маленьких розовых чашечек, пока закатное солнце играет в твоих (т. е. её) волосах. Может, у Карлсона она такое воображала или у этой, как ее… Пеппи?.. Да, скорее именно КАКЕЕПЕППИ, на которую она и сама чем-то походит. Дерзким и боевитым своим характером походит. Теперь эта часть её детских фантазий воплощена в жизнь и стала неотъемлемой частью нашего дома – одно большое круглое окно, как на цепи монокль. Оригинальная современная эстетика, по словам матери. Мне вообще-то тоже нравится эта эстетика. И чашечки розовые в шуршащей шершавой бумаге у нас в шкафу запрятаны. Хотя мать сама из них ни разу не пила, да и нам никогда не доставала. Недостаточное, видимо, послушание. Я матери не говорил, но заметил: наше окно получилось наоборот – на восход, а не как в ее фантазиях, закатное. Может, поэтому ей и не нравится, что все получилось не точно так, как она представляла. Но кто её поймет, чего она, в сущности, хочет. Может, она и сама этого до конца не знает...

Еще оно (окно) напоминает мне всецелый земной шар, если начать фантазировать, или древней колесницы колесо. Интересное сочетание слов получается: колес-ницы – колес-О... Нашему деду, был бы тот жив, оно бы точно пригодилось – к телеге приладить на сенокос. Космос и сенокос – тоже созвучные слова, между прочим. И вполне соответствуют образу деда. Вот вспоминаю деда и сразу: сверху космос, снизу сенокос, а посередине дед!.. Но у нас дома уже свой новый космос вокруг земного окна-шара – это синие ребристые обои. Все эти дизайнерские изыски моей матери подчинены какой-то ей одной известной логике. Формулировки которой время от времени путаются и хаотично меняются местами. Синие обои расслабляют тело, успокаивают ум и примиряют с духовным началом, утверждает она, а отсутствие оконных углов благоприятно сказывается на внутренней энергетике дома – это, например, вещает какая-нибудь модная фэншуй-теория, откуда ни возьмись поселившаяся в её голове. Потому и мне, глядя на всю эту домашнюю эзотерику, временами вправду чудится, что здесь и сейчас я сам себе и есть настоящая мыслящая живая вселенная. А вся та вечность, что только могла уместиться в нашем маленьком уголке, и в меня пробралась да как-то теперь внутри проживает. После обеда, например, как положено, она расширяется и тогда тело мое распирает особенно сильно. Кажется, что от этого внутри целая война начинается, но я держусь. Если лопну, тогда не миновать всем новой черной дыры. А всем за окном лучше об этом до времени и не думать даже.

Ведь за окном у нас мир более простой и привычный: петляют русские дороги, дома еще советские стоят, люди там тоже шевелятся без конца, мотаются машины, собачники и собаки, как бешеные, – все что-то копошатся и зудят. И всем же чего-то надо. Правда, эту остальную жизнь бывает не особо видать – вокруг только муть одна, тучи сгущаются и дым столбом посреди нашего местечка. Кто-то полощет портки в омуте неба, отчего по воздуху пена и грязные разводы. Видимо, наш плавильный завод опять плавит что-то нужное. Пыхтит, пыхтит, а серость покрывалом ползет над огородами и всем, что под дымную руку попадается. Оттого и ближние сопки с лесами пожелтели еще до осени. Хоть тучи глотают дым, но этого недостаточно. Кто тучи пускает, мне не видно, они как будто и сами умело переваливаются через наши невысокие горы. Но мама любит порассуждать, откуда их занесло к нам, кто виноват в непогоде и остальной непутевой жизни... «Вот опять где-то разгоняют, а нам сиди в этой черноте! Ни света, ни просвета!.. – говорит она, когда пасмурность затягивается. – Что нам, по банкам эти тучи солить!?» Про дым она обычно меньше бурчит, она ведь и сама знает, откуда он берется. Она у нас на том же предприятии бухгалтером работает. Все у нее счеты да расчеты. И что-то не сходится постоянно...

За стеклом я не один, если что, со мною кот – еще одно чудо нашего заоконного сообщества. Серый, словно нарочно, но не от погоды, а от существа своей малой неприметной жизни. Лежит этот наш аскет на подоконнике и ухом не ведет. Но иногда любит забраться ко мне на колени и поурчать. «Лечи, лечи, – говорит мама, – коты лечат…» И где это она уже вычитала про лечение котами? И что они конкретно лечат? Насморк или диарею? Может, до нее вновь дошли последние открытия всем известных английских ученых, с переводом в журнале «Здоровье»? Или хотя бы практическое руководство какой-нибудь аджанты-веданты? Да и подозревает ли сам кот о своих сверхспособностях (и о том, что используют его без трудовой книжки и отчислений в пенсионный фонд)? И если котами можно лечить людей, то уж людьми-то людей и подавно должно быть возможно. Но мать об этом не говорит. Мне кажется, она вообще нас недолюбливает. Нас – это как минимум меня и моего старшего брата, кота я пока в расчет не беру. Отца, например, с нами давно уже нет. В раннем моем детстве еще не стало и ни слуху ни духу. Мать даже не придумывала, что он космонавт, а сразу сказала: «Урод!» И хорошего слова о нем от нее теперь не дождешься.

Брат про отца помнит больше, чем я, но он у нас почему-то не очень-то разговорчивый. «Весь в отца пошел, – говорит опять мать, – та же порода». Вот тоже заладила. У них с братом контры посильнее наших будут. И кого слушать тогда? Всех подряд, видимо, тогда. Но эти ВСЕХПОДРЯД такое иногда лепят... Тетка по матери, например, говорит, что отец наш слишком жестокий был и людей бил. И вообще, скорее всего, больной на голову: соседей, мол, бил, и мать с братом, мол, бил, и меня бы тоже бил, мол, когда бы я побольше подрос, мол. Но брат на это обижается не сильно, даже если и было такое. Жизнь другая, говорит, была, тебе не понять. И почему все часто думают, что кому-то чего-то не понять, не понимаю? Зато мы оба помним мороженое в бумажных стаканчиках и газировку. А еще как-то брат подрался во дворе с казахом Медетом, а отец, когда увидел эту потасовку, за шкирку обоих взял, за стол посадил рядом и примирил как-то. Тут все плюсы и минусы сразу посчитать сложно, конечно. Да и нужно ли?..

Кота нашего, кстати, отец еще притащил. Ну, как притащил, кот сам по себе скитался в нашей округе, а он просто дверь не закрыл, увидев усатого рыболова (кот потом с ним на рыбалку постоянно бегал). Ни от кого не слышал, чтобы отец очень живность любил, но выбросить кота почему-то он не решился. Сказать по справедливости, мать сама к коту нашему равнодушна, она лишь из лени приучает его к скучной унылой жизни. Я это быстро раскусил. Потому что она и с нами пытается такое проделать. Она купила ему плюшевый домик розового цвета (почему-то ей все-таки неймется все розовое взять), который имеет подогрев и резкий запах китайской жизни. Естественно даже не поинтересовавшись, нужна ли ему такая жизнь. Такой же запах достался его игрушке – резиновой мышки по имени Сеня, к которой он настроен скептически-вяло. Кормит мама его из пакетика, хотя до этого он спокойно грыз огурцы на грядке, когда мы еще копали эти самые грядки. Она посадила его в лоток с искусственным камнем на всякий случай, теперь кот жиреет и все меньше ходит за дверь. Иногда мать все-таки показывает свое истинное отношение и говорит: «Надоел, мявкаешь тут!» – И выпинывает кота во двор. Но тот почему-то особо не обижается (я бы уже давно свалил, будь на его месте). В случае котовых репрессий он не тушуется, жрет еду из мисок соседских собак и шляется по подворотням. А запустят, прыгнет на дугу подоконника нашего круглого окна и спит как ни в чем не бывало. Бока его плавно вздуваются, а уши подергиваются. Буйство стихий и иные проблемы нашего общества, похоже, его не очень-то волнуют – во жизнь, а?..

А за окном у нас все то же: у меня за окном осень, у осени за окном я. С котом, конечно, и остальными мучениками, как мать обычно говорит про нас. Наш дом на горке стоит, а снизу похожий, соседский, чей задний двор хорошо виден с моего кресла для наблюдений. Огород соседи почти уже не держат, как и мы, у них теперь сад на европейский манер: булыжники какие-то понакиданы, сквозь них проложен деревянный настил, лежаки, газон, даже бассейн уже начали копать. Во дают! Раньше с огорода траву и камни таскали, теперь наоборот. Еще за оградой у них пацан мелкий носится, Марком зовут. Мама говорит, модное имя сейчас. Гиперактивный, еще говорит мама, балбес, как и его отец! Похоже, она все-таки всех мужиков недолюбливает... За ним так же носится пес соседский – та еще злющая шкура. Не знаю, есть ли у пса гиперактивность, но вид у него бешеный и тупой, хуже, чем у пацана. Вот если бы мать его стала обзывать, я бы ей противоречить не стал, но что-то она пока до него не добралась. Сосед дразнит пса, а тот, естественно, злится. Сошлась парочка. И что же вы думаете, в один момент собака хватает пацана за брючину и натурально начинает грызть костлявого, пуская едкие слюни на детскую ногу. Злорадствовать я не любитель, но так и хотелось сказать: «Так и надо!» А может, я так даже и сказал тогда. Все-таки аффект на меня нашел в тот момент. Память отшибло, одни клыки и слюни в глазах до сих пор стоят.

Я машинально, так сказать, сдрейфил даже. Дернулся ближе к окну, но так и застыл монументом, хотя, что делал, и сам не понимал тогда. Собака и мальчуган не так уж и близко, но я почему-то ясно чувствую его растерянность и боль. Соседи все-таки и как будто даже не чужие люди. Может, меня тоже в детстве (или прошлой жизни, если по материнской теории карм) кусала такая же морда, а я уже вроде бы и забыл, но какие-то рефлексы и подсознательные страхи остались. Что же мне было делать? «Бежать, наверное, надо», – подумал тогда я. К ним на помощь, конечно, а не наоборот. В уме, конечно, возникли всякие ругательные слова, но я их перечислять не буду – аффект есть аффект. Почему-то у меня в тот момент возникло твердое ощущение, что сейчас что-то должно произойти, но что точно, я не понимал и продолжал смотреть в оцепенении. А может, это я только отговорки леплю, а сам попросту струсил? Не знаю… Но, в общем, только я подумал, что все, пора помогать, как туда уже прибежал Вовка, мой старший брат. Вовка вообще, что скрывать, пошустрее меня соображает. Он сразу начал орать и с нашей стороны безжалостно колотить палкой пса по хребтине. Любой бы такого не выдержал, не то что пес. Брат как-то так же Сашку отдубасил с соседней улицы. Но это отдельная история. Пес сначала сорвался в сторону, но через пару метров снова оскалился и зарычал. Мало ему! Вдогонку зубастой морде полетела оглобля, а соседскому Марку еще и пару матерков. И тут все повыскакивали на готовенькое: родители ревущего пацана, прохожие с улицы – и все что-то давай тоже орать и доказывать. У всех свое мнение сразу появилось. Даже вертолет пролетел, а я подумал тогда: «Неужто кто-то МЧС этому мелкому засранцу вызвал?» Но нет, пролетел мимо, не по чину пока все-таки.

Я никуда, конечно, уже не побежал. Если я сразу не решился, то потом мне чужая слава и подавно не нужна. Тем более, там такая неразбериха началась: кто на пацана кричит, кто наоборот. Милицией кого-то пугали и еще чем-то. Европейской Гаагой – потом шутил Вовка. Устал я что-то от всего этого шоу, тем более до этого за раз половину всех заданий на завтра переделал. Главное, мне самому как-то полегче стало. А что, я из-за увиденного не меньше пацана, может, натерпелся, только что морально. Я снова завалился на кресло и закрыл глаза. Странные и даже страшные образы гнали меня в сон, и я поддался этой силе. На мою возбужденную мысль легко ложилась магия других миров, цветное очарование и страсть, которая всегда таится где-то глубоко в моей тонкой натуре. Я это наверняка даже уже чувствую, но об этом никому пока не рассказываю, чтобы не выглядеть глупо.

В общем, сон. Плыву я где-то, почти как рыба в океане. Плыву и любуюсь красотой этого изумрудного царства. Но я – не совсем я: скорее, это я в каком-то будущем. Потому что больше себя и взрослее. Дышать мне не надо и разницы нет – воздух вокруг или вода. Где-то на поверхности бушует шторм, но меня он ни капли не волнует – здесь сейчас спокойно и тихо. Я плыву к стае диковинных рыб. Они манят меня своей красотой и радужной окраской. Блестючие такие – в жизни не видал! Но чем ближе я к ним подплываю, тем ведут они себя более настороженно и странно. И как-то меняются даже: утрачивают свой лоск и грацию, что ли. Вблизи их блеск совсем не так прекрасен, они окружены клубами непонятной грязи и мутной воды. Мой интерес к ним слабеет и даже появляется отвращение. Но только я решаю от них отвернуться, как они поворачиваются на меня и кидаются. Они разевают свои безумные пасти, и я вижу сотни острых зубов-иголок, устремленных против меня. В ужасе я пытаюсь уплыть и начинаю барахтаться изо всех сил. Рыбы грызутся между собой, но продолжают погоню. Я все больше чувствую нависающую угрозу, так как почему-то не могу плыть быстро. Руки мои налились свинцом, сам я стал неимоверно грузный и не способный к плаванью. Я рвусь из последних сил, но чувствую, что не успеваю. Когда смерть становится неизбежной, вдруг меня осеняет: не надо их бояться и убегать. Нужно притвориться мертвым, максимально расслабиться (как кот наш на подоконнике) и ничего не делать. Как только я уловил эти мысли, мне сразу стало легче и страх отпрянул. Я повернулся к ним лицом и перестал двигаться, но не замер, скованный ужасом, а расслабился и смотрел на них бесстрашно и отстраненно. Казалось, теперь я всего лишь старая коряга, которая плавает здесь тысячу лет. Я почувствовал, что вокруг только вода – теплое и живое существо; а эти рыбы-то в общем мне не враги уже, у них просто жизнь такая, собачья. Потом стая рыб куда-то исчезла. И сон ушел следом, а я проснулся от скрипа наших входных дверей.

Это пришла мама, уставшая, – губы вниз; даже одежда на ней висит грустной тряпкой, так старая ветошь обреченно живет на затертой швабре. Отчего тебе грустно, мама? О чем ты думаешь сегодня или всегда? За что снова проклинаешь отца? Иногда она говорит, что разочарована во всем, во всем мире и во всех нас тоже. «Бросить их, что ли, на старости лет...» – говорит она иногда кому-то по телефону. Она устала здесь быть, и сейчас ей хочется носить легкий шелк в далеких теплых краях, упиваясь, цедить влажный соленый воздух с моря и танцевать с красивыми дорогими людьми. А здесь все не то. Мне в такие моменты почему-то всех жалко, хочется всех понять и обнять даже. И мать понять, и брата понять, и кота тоже понять и почесать. Здорово было бы, как в детстве, поехать всем вместе на речку, на пляж – было же когда-то хорошо всем вместе?.. Может, пес меня так напугал или рыбы во сне, которые злючие были, как та же псина? Во бред вроде. Хотя что-то в этом определенно есть… Что-то я почувствовал, это честно говорю.

Теперь я все так же сижу дома, в теплом велюровом кресле и рассматриваю прибывающую осень. Все серо в стихийном ознобе, почва раздулась и тоже проплешинами серая, в сером налете живые деревья, птицы, дома, камни. Темный дурман облаков иногда замедляется, а иногда прорывается слезами на ходу. У меня открыто окно, и оттуда залетают эти капли. Они вокруг меня, теплые и живые, как в том сне. На коленях у меня сидит кот, урчит и впивается когтями в новую кофту. «Лечи, лечи», – наверное, думает мама. «И пусть думает», – думаю я…