№5.2022. Казбек Исмагилов. Отставной мент. Повесть

Казбек Хамитович Исмагилов родился 1 января 1934 г. в селе Карамалы Давлекановского района Башкирии. Участник трудового фронта в годы Великой Отечественной войны. Член Союза писателей СССР и Казахстана. Автор около двадцати книг, лауреат многих литературных премий. Член Союза писателей СССР и Казахстана. Живёт в Уфе.

 

 

 

Казбек Исмагилов

 

ОТСТАВНОЙ МЕНТ

 

Всё тайное со временем становится явным.

Сократ

 

Начальник УВД Алматы  полковник Михаил Кулешов стал «отставным» в декабре 2006-го, когда проводили его на заслуженный отдых с положенной по чину «помпой»: пенсия достойная, грамота почетная, халат восточный, расшитый «золотом», джип японский. Его же, служебный, почти новый, с какой-то сотней тысяч пробега. Михаил Степанович еще бы работал лет десять с подлинным увлечением и пользой для обеспечения правопорядка в южной столице Казахстана, но место приглянулось молодому баловнику из элиты.

 

Жизнь в сорок пять – ментовский пенсионный возраст, не затухает. Надо только перестроиться в быту и иметь надежные тылы. А они у отставного полковника в разные годы оголились напрочь.

Сын Андрей пятый год живет в Америке, колледж там окончил, семьей обзавелся, принял гражданство. После ранения в Ираке стал, как и отец, полицейским. Жена – Марта Францевна, год как в Германии. Ухаживает там за матерью, очень своенравной, вдовствующей фрау с букетом мнимых болезней.

Перебрался было после отставки сгоряча Кулешов в Германию на ПМЖ, год маялся на чужбине. Чем только не занимался! Газоны стриг, развозил по домам купленную мебель, выгуливал собак. Все осточертело! И цивилизация, и теща с ее болезнями, и прочие «удовольствия», непривычные для бывшего советского человека. Не прижился среди немчуры. Не тот менталитет. А приспосабливаться не хотел из-за характера. Шибко уж они правильные, немцы эти. Мимо урны окурок не брось, никого никуда под настроение не пошли, а уж по морде как весомый аргумент и говорить нечего. Ну, это для гротеска. Подобное Кулешов не позволял себе и на родине, где нравы куда проще.

Знакомый немец, переселенец из Нальчика, как-то посетовал: «Променял солнце на колбасу!» И то верно, докучали постоянно моросящие дожди. Казалось, подыми руку, встань на цыпочки и дотянешься до прохудившегося неба. А главное, поговорить-то по душам не с кем. Русские, переселенцы из Казахстана и других республик бывшего Союза, чтобы не казаться перед коренными жителями гражданами второго сорта, говорили здесь по-немецки. Кулешов же не стыдился родного русского языка.

В феврале 2008-го вернулся в Алматы. Жена осталась в Германии, оправдывая, по сути, распад семьи болезнью матери. Купил Михаил двухкомнатную квартиру на проспекте Сейфулина, обставил скромно и задумался о бытии. Утилитарно, как доживать время отпущенное Господом. Без проблем можно устроиться начальником охраны в солидную фирму. Помнят его еще. Но тогда придется подчиняться какому-то выскочке. Отчитывать еще станет недоумок. Поучать…

Решил открыть собственное сыскное агентство. Сам себе хозяин, да и сноровку не занимать. Настраиваясь на нужный лад, стал читать детективные романы, оставленные бывшим хозяином квартиры. Все антресоли ими забиты. Здесь и классика жанра – Агата Кристи, Норманн Льюис, Фредерик Форсайт, Росс Макдональд. Есть и современные авторы. К классике по части развития сюжета романа у бывшего профессионального сыщика претензий не было. А вот современные авторы, в расчете на неожиданную концовку, неправдоподобно запутывали сюжеты. Бывший мент с первых страниц разгадывал мудреные заморочки сочинителей, и читать дальше было не интересно. Язык, верно, у современных авторов добротный, чему, конечно, немало способствует компьютер.

Шли чередой дни, наблюдал Михаил за внешним миром с балкона третьего этажа. Звонил по газетным объявлениям частным детективам, представляясь потенциальным заказчиком. Сочинял: жена любовника, похоже, завела, проследить бы. Или совсем пропала, звонки с угрозами, выкуп за освобождение требуют. А то машину угнали… За все брались шустрые ребята, только плати.

На лестничной площадке возле мусоропровода познакомился с соседом, художником Петром Субботиным. Контактный мужик, доброжелательный. В гости Михаила пригласил: «Заходи, в холостяцкую, хе-хе, – дернул головой, указывая на свою дверь. – Жена у сестры в Томске гостит, хе-хе, по рюмашке хлопнем за знакомство, хе-хе».

В детстве, играя в хоккей, стукнулся Петя головой о бортик, тогда это «хе-хе» к мальчику и пристало. Употреблял к месту и без него. «Остаточное явление от контузии, – объяснил психиатр родителям мальчика. – Счастливое детство, пусть себе хихикает! Погрустнеет с годами – само пройдет». Годы наматывались, оставляя на лице «зарубки», Петр не грустнел, так и продолжал хихикать. Слыл в компаниях весельчаком.

Рюмашкой «за знакомство» не ограничились. За жизнь поговорили. Петр посетовал – развернуться на телевидении не дают, проекты его отклоняют, а всякую хреновину гонят. Михаил про свои планы поведал – собирается открыть частное сыскное агентство.

– Вот, – ткнул Петр в мольберт, почесав затылок, – портреты приходится малевать. Подрабатываю, хе-хе.

– Прямо-таки кустодиевская красавица, – похвалил Кулешов незаконченную работу. – Что-то знакомое в облике. Но та натура вроде худее была.

– Напрягись, – улыбнулся Петр. – Личность известная!

– Уж не Анастасия ли Соловей?

– Угадал. Никак не закончу портрет, музыку, хе-хе, не могу отобразить в облике.

– Не понял.

– Ну, певица же она…

– Ноты пририсуй вокруг головы наподобие сияния на иконе, – пошутил гость.

– А что, – оживился подвыпивший Петр, – это идея, хе-хе.

И тут же, взявшись за мелок, пририсовал вкривь и вкось вокруг головы нотные знаки. Чудно получилось, авангардно.

– Да-а, – вспомнил художник, – завтра на сеанс придет. Хочешь, познакомлю? Веселая вдовушка.

– Ну, – замялся Михаил, – зачем это мне...

– Песни послушаешь. По заявке, хе-хе.

– Разве что.

– Да, вот еще, – кивнул художник на портрет, – свекор, сказывала она, детектива присматривает. Не зависимого от властей. Сын его, успешный бизнесмен и политик, погиб при весьма загадочных обстоятельствах.

– Читал в интернете. Там, – неопределенно махнул Михаил рукой. И задумчиво произнес:

– Надо ли ворошить прошлое?

– По твоей части. Бабла у них, хе-хе, – провел Петр ладонью по горлу, задрав подбородок, – во!

 

Глава вторая. Анастасия Соловей

 

Ночью 17 июня 2007 года мужу Анастасии Соловей, успешному бизнесмену, бывшему парламентскому скандалисту Зиновию Никонову, всадили две пули – одну в грудь, другую в голову. Официальная версия дознавателей – самоубийство. О казусе не писала тогда разве что аптекарская газета «Будем здоровы».

Три «весомых» довода приводили дознаватели Департамента внутренних дел. Пули выпущены из его же зарегистрированного револьвера, в барабане – две гильзы стреляные. Обнаружен револьвер рядом с покойником. Отпечатки пальцев на оружии только его – это раз. Дверь и окна комнаты, где это произошло, заперты изнутри – это два. И третий довод, хотя и слабый – на дисплее ноутбука нечто вроде лирической предсмертной записки: «Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!»3

 

3. Строки из стихотворения Сергея Есенина

 

Версия самоубийства властям подошла куда как выгоднее прочих. Красиво умереть не запретишь! А что получается, если убийство заказное? Порядка нет в стране. Царь слабый! Подобное уже было в семнадцатом году прошлого века. Ничего путного не получилось.

Судмедэксперт первоначально придерживался иного мнения: как человек мог выстрелить в сердце, а потом в голову или наоборот? Но впоследствии, под давлением, согласился с официальной версией, сомнительно произнеся при подписании документа: «Да-а, уж».

Михаил Кулешов в Германии иногда читал казахстанские газеты в интернете. Ностальгия! Тогда это «феноменальное» событие не особенно удивило отставного сыщика. Чудят казахи. Да и сам «самоубийца» – Зиновий Никонов, человек публичный, был чудаковатым, непредсказуемым. Будучи советником президента, мог заявить, что расходится во взглядах с Главой государства. За что и был изгнан «со двора». Позднее, будучи депутатом парламента, клеймил олигархов: мало того что внуков обворовывают, так еще налоги недоплачивают. Застой в стране, старики нищенствуют, умирают раньше отмеренного Аллахом срока, не получая надлежащего медицинского обеспечения. Молодежи приткнуться некуда, работы достойной нет. За «бугор» специалисты сваливают.

Накануне встречи с вдовой задумался бывший мент – заинтересована ли Анастасия в раскрытии давнего преступления? Уж больно веселой выглядит на незаконченном портрете. Да и сможет ли он по истечении времени в частном порядке докопаться до истины?

 

– Анастасия, отворяй-ка ворота, – промурлыкал Михаил, вспоминая тот сказочный весенний вечер. Анастасия Соловей выступала тогда на юбилее Управления внутренних дел области. После фуршета Михаил на своей машине взялся провожать певицу. Проводил! Больше они не встречались…

«А может, Анастасия, птичка певчая, – думалось следаку, – ты сама замешана в этом деле? Бах-бах – и выпорхнула из "золотой клетки"».

 

Дверной звонок проиграл марш из оперы Бизе, призывая тореро к бою.

Художник в блузе, перепачканной красками, чем-то напоминал кота Леопольда из мультика. Тапочками, что ли, или длинной шеей, на которой голова с копной волос, казалось, вращается сама по себе.

– Приехала, хе-хе, одеколонься, хе-хе, и подтягивайся, – пригласил Петр соседа.

Михаил, пригладив начавшие седеть на висках волосы, взглянул в зеркало. Сойдет…

Анастасия сидела перед мольбертом, закинув ногу на ногу, курила тонкую дамскую сигарету. Певица была щедро одарена природой: черные кудри волнами спадали на левую грудь, прикрывая ее, правая – наполовину обнажена. Румянец на щеках, полные яркие губы. Совершенно не тронутые временем насмешливые карие глаза, как бы приглашали Михаила: «Посмотри, какая красавица». На вид лет тридцать, хотя рубеж этот «веселой вдовой» преодолен.

– Привет, Пинкертон! – поздоровалась певица, без жеманства подставив румяную щечку для поцелуя.

– Здравствуйте, Анастасия Юрьевна! – изобразил Михаил не совсем нарядную улыбку. Чмокнул в щечку.

– Зачем такие формальности, Миша, если не запамятовала – Степанович? – прикусила Анастасия кокетливо нижнюю пухлую губу.

И, сверкнув глазами, пропела:

– Ты помнишь наши встречи и вечер голубой, взволнованные речи...

Замолкла, не допев: «…любимый, дорогой».

Михаил помнил все: заброшенный яблоневый сад в предгорьях, сиреневую мглу весеннего вечера, волнующий аромат ее духов.

Петр с удивлением покрутил головой, переводя взгляд с певицы на соседа и обратно.

– Не понял, хе-хе, вы что, знакомы?

– Вроде того, – смутился сосед. – Дуй-ка, Васильевич, за шампанским, встречу отметим.

Анастасия покачала головой, разбрасывая веером волосы.

– Лучше водку, мужики. Не стоит сырость в желудке разводить.

– Тогда и бегать не надо, мигом организую.

Михаил сходил к себе за напитком, Петр подсуетился с рюмашками.

Анастасия только пригубила напиток, мужчины бутылку «оприходовали». Как водится, на десерт разговоры.

– Все поешь? – поинтересовался Михаил.

– А что, надо плакать? – ответила вопросом на вопрос Анастасия.

– Да нет, просто поинтересовался.

– Чем думаешь заняться? – поинтересовалась певица.

– Контору сыскную открывает, – вместо соседа ответил Петр. – Я же говорил тебе.

– Первое дело, считай, у тебя уже есть, – улыбнулась Анастасия. – Филипп Кузьмич, свекор мой, подыскивает Крутого Уокера. Порекомендую.

– Говорил он, – кивнул Михаил на соседа. – Тебе-то самой это надо? Или только свекру?

Вдова повела круглыми плечами, чисто по-бабьи выражая неопределенность.

– Воспоминания тускнеют, когда на них накладываются другие события, – провела вдова растопыренными пальчиками по пышному бюсту. – Все так запутанно.

– Распутаем, если не возражаешь, – просветил проницательным взглядом бывший мент натуру.

Той стало неуютно, словно на публике расстегнулась и спала юбка.

Петр включил музыку.

– Потанцуем, хе-хе, – задвигал согнутыми руками, подрыгивая ногой.

Танцы не удались.

– Может, споешь? – попросил Петр.

– Денег у вас не хватит рассчитаться, – грустно улыбнулась певица.

«Не веселая она вдова», – подумалось Кулешову.

Петр под благовидным предлогом вытащил соседа на кухню:

– Так забирай, – шепнул, кивнув на прикрытую дверь. – Баба – во! – вздыбил большой палец. – И споет, и все прочее, хе-хе.

– Допрошу в постели: не она ли супруга укокошила? Так, что ли?

– Ну, смотри, хе-хе…

Михаил пошел провожать Анастасию. Проголосовав, остановил такси, рассчитался с водителем.

– Заглядывай, посидим, – пригласила певица, прощаясь.

Полдень. Темная туча надвигалась на проспект Сейфулина со стороны гор. Враз потемнело. Крупные капли дождя начали разбиваться о пыльный асфальт, оставляя на нем темные пятна. Потом полило. И, как это бывает весной, дождь так же внезапно прекратился. Небесный душ очистил воздушный бассейн над городом, вобрав в себя смог. Засияло солнце.

На проспекте Сейфулина группками по пять-шесть человек стояли молодые люди, предлагая себя в качестве дешевой рабочей силы. Курили, сплевывая на асфальт, смеялись. На обочине валялись пакеты со спецовками. Михаил вспомнил свою молодость, стройотряды с лозунгами: «Даешь целину!», «Даешь Байкало-Амурскую магистраль!» Взгрустнулось.

– Стареешь, Кулешов, стареешь, – сказал себе.

 

Утром 19 мая 2008 г. Михаила разбудил телефонный звонок. Снял трубку.

– Слушаю вас.

– Здравствуйте, Михаил Степанович! Некто Никонов беспокоит. Номер вашего телефона Анастасия подсказала.

– Здравствуйте, Филипп Кузьмич. Слушаю вас.

– Встретиться бы надо, разговор долгий и не телефонный.

Договорились – через полтора часа в парке Горького возле фонтана.

Кулешов, пощелкав по клавишам ноутбука, прочитал несколько строк о Филиппе Никонове. Бывший ракетчик, участник военных действий во Вьетнаме в конце шестидесятых прошлого века. Комиссован по ранению.

Встретились. Филиппа Никонова и стариком-то не назовешь, выглядит куда моложе своих семидесяти – живые серые глаза, короткая стрижка, упрямый подбородок. Слегка прихрамывает, опираясь на трость.

Рукопожатие. Никонов, заметив брошенный взгляд на трость, пояснил:

– Память о Вьетнаме.

– И кто кого? – как бы пошутил Кулешов.

– Война без меня закончилась.

– Может, присядем? – предложил Михаил, кивнув на летнюю площадку кафе «Встреча».

– Пройдемся немного, целый день приходится или сидеть или лежать.

Шли молча. Временами Филипп Кузьмич останавливался, то рассматривал белку, затаившуюся в кроне сосны, то тростью разгребал прошлогоднюю листву под деревьями, с ребячьим любопытством рассматривая застигнутых врасплох жуков с блестящими спинками. Михаил не торопил.

– Во Вьетнаме такие дебри, неба не видно, – сказал старик, посмотрев на голубой проем между верхушками сосен.

– Доводилось живых американцев-то видеть?

– В местечке Плей-Ме на границе с Лаосом разбомбили наши ракетные установки. В течение пяти лет в Сайгоне плен отбывал.

– На войну-то как попали? – поинтересовался Михаил.

– В шестидесятых на стороне Северного Вьетнама воевали китайцы и наши добровольцы, точнее сказать – наемники. Тогда-то и предложили мне в «войнушку» поиграть. Согласился охотно. Многие пацаны военных лет мечтали, повзрослев, носить погоны. Специальность зенитного ракетчика получил на военной кафедре Свердловского горного института.

– Самим-то довелось сбивать американцев?

– Господь миловал, крови на моих руках нет…

Подошли к пруду.

– Отметимся? – кивнул старик на кафе «Поплавок».

– С удовольствием, – принял приглашение Кулешов.

По трапу спустились на суденышко с кафе на палубе. Сели за столик. Старик заказал мартини. Дожидаясь заказа, достав из кармана кулек семечек, высыпал на палубу налетевшим воробьям. Похоже, не впервой здесь.

– Михаил Степанович, – начал было.

– Для вас – просто Михаил.

– Увертюру будем считать завершенной. Теперь о деле – нанять вас хочу.

– Догадываюсь. Независимое расследование?

– Вот именно.

– Может, не следует ворошить прошлого? Это небезопасно. Не для меня, понятно, работа такая. За риск платят. Для вас.

– Не пугали бы пуганого!

– Кому-то из «власть имущих» вдруг да не понравится подобная ваша деятельность. А тут еще Анастасия с концертами. Проблемы у неё могут быть…

– С ней об этом уже говорил. Она – за. Давайте о деле. Бывший офис сына отремонтирован, занимайте. Наймите помощников, откройте счет, деньги на текущие расходы перечислю.

– Последний раз – вам это надо?

– Твердое – да!

Михаил еще надеялся отлучить старика от затеи предстоящими расходами. Знал тарифы за подобную работу. Озвучил верхний предел.

– Ставка – двести условных единиц за сутки в период расследования. И пятьдесят тысяч по окончанию. Оговорюсь – результат для вас может быть и не желательным.

– Заметано, – без колебаний согласился Никонов.

– Тогда прямо сейчас и приступим.

– Вот, – выложил старик десяток американских купюр с изображением Франклина. – Аванс за первый месяц. Никаких расписок!

– Я не это имел в виду, – отодвинул детектив деньги.

– Хорошо, слушаю.

– У вас есть соображения, кому был неугоден ваш сын?

– Одно могу сказать: Зиновий не самоубийца. Уж очень жизнь любил.

– А не мог быть заказчиком или исполнителем, извините, конечно, кто-то из окружения? Сноха ваша, например? Знаю: дамочки в запале патроны не экономят. Да и киллер, предположим – убийство заказное, осуществил бы теракт на улице. А стреляют они метко и из своего оружия.

– Всё так, Михаил. Видимо, исполнение и было первоначально спланировано так, чтобы бросить тень на своих. А бездарные следователи подтасовали убийство под самоубийство. Это всех устроило. Настя, хотя баба и взбалмошная, не способна на крайности. Да и мотивы отсутствовали! У каждого из супругов была своя жизнь. Она – порхает и поет, он – деньги считает. Бизнес. И жили-то они последнее время порознь.

– Ну, а сексуальные конфликты? Может, достал он ее ревностью? Банкеты, поклонники…

– Думаю, нет. Зиновий всегда был откровенен со мной. Обмолвился бы. Про любовь не скажу, штука заразная и скоропроходящая, но супруги уважали друг друга.

– Опять извиняюсь, – начал неловко Михаил.

– Не надо извиняться. Вы хотите спросить, была ли у сына любовница?

– Ну, примерно.

– Да, была, и не одна. Он не секретничал, бая изображал. Бабушка его, мать моя покойная, из рода найманов.

– Анастаси, как она к этому относилась?

– Спокойно. Иначе бы давно расстались.

– Кто они, пассии вашего сына?

– Скажу про одну. Нина Русина. Журналистка, редактировала первую его книгу «В структуре власти». Знаете, наверное, в администрации президента Зиновий одно время работал. Эти годы и описал. Незадолго до гибели начал вторую книгу, нечто вроде детектива, под условным названием «Убийство претендента».

– И где она?

– Редакторша, что ли?

– Рукопись детектива. Ну, и редакторша.

– Нина исчезла на следующий день после убийства Зиновия. Позвонил ей в то утро, сообщил о гибели сына. Она сухо выразила соболезнование, как бы уже знала. Сказала – срочно уезжает. Куда, не сообщила. Да я и не расспрашивал. Рукопись тоже исчезла. Может, это послужит для вас зацепкой.

– Возможно.

Кулешов записал адрес будущего офиса и адрес исчезнувшей редакторши.

Следствие началось.

 

Глава третья. Ахмат

 

Кулешов отыскал в своей потрепанной записной книжке номер домашнего телефона бывшего сослуживца Василия Жилина. Позвонил. К телефону долго не подходили.

– Алле, – отозвался сонный женский голос.

Василий был закоренелым холостяком и не позволял девицам отвечать на звонки, если те оставались у него «безнадзорно».

– Жилина можно? – спросил неуверенно Михаил. Не туда, что ли, попал?

С запозданием добавил:

– Здравствуйте, леди!

– На службе он, – сонный голос.

И уже певуче, с ноткой кокетства:

– А кто спрашивает?

Кулешов назвал себя.

– А-а-а, – воскликнула радостно женщина, – это вы, Михаил Степанович? Из самой Германии? Догадываюсь, у Васи же сегодня день рождения. Спасибо за звонок!

И сообщила:

– А он, знаете ли, наконец-то женился!

И, помолчав, добавила:

– На мне. Аней зовут.

– Поздравляю, Анна!

– Спасибо! Как там житуха за бугром?

– Здесь я.

– О-о-о! Вот Вася-то будет рад. Вспоминает часто. Ждем вас сегодня, ждем. К семи подруливайте. Дом-то Васин не забыли? Квартира тридцать вторая.

– Непременно буду.

– Вы, наверное, не знаете, ушел же он из органов, в охране сейчас. Мобильный его запишите.

– Диктуйте.

Записав номер, подумал: «Неужто та самая безалаберная Анжелика, которая не раз жаловалась в отдел, что изнасиловали?»

Набрал Жилина.

– Господин Жилин, – изменив голос, произнес Кулешов, – из налоговой службы звонят. Задолженность за вами!

– Шеф! Вы откуда?

– Из Алматы.

– Вернулись, значит?! – искренне обрадовался Жилин. – Я же говорил, когда провожал: «Где немцу гут, там русскому капут!» Насовсем?

– Бесповоротно. Еще вопросы?

– Пока нет. Вечером подтягивайтесь, днюха у меня.

– А у меня предложение. Контору сыскную открываю, нужен помощник. Три дня на размышление.

– Не надо трех дней, согласен! Когда выходить?

– Опохмелишься после днюхи, и подтягивайся на усадьбу Никонова. Там временно квартирую.

 

Кулешов со «штатом» 27 мая въехал в отремонтированный, еще пахнущий краской коттедж, расположенный в верхней части улицы Родостовцева. Одноэтажное строение пряталось в глубине сада. На первых порах обязанности секретарши взялась исполнять Анна. Потом так и осталась.

В первую неделю Кулешов занимался «дворней» погибшего Зиновия. Жилин искал следы пропавшей редакторши Нины Русиной.

Отправной точкой расследования было утро 17 июня 2007 года, когда дворник Ахмат обнаружил в кабинете труп хозяина. Он и сейчас работал на усадьбе, хотя год назад оформил пенсию. Жил здесь же во флигеле с поварихой Гульжан, состоя с ней в гражданском браке.

Филипп Кузьмич представил им детектива:

– Полковник Михаил Степанович, будет расследовать убийство вашего хозяина.

– Хитрый татарин, основной свидетель, – шутейно похлопал по плечу дворника. – Он и расскажет…

Ахмат был сутулым, как и большинство пожилых рослых мужчин, с продолговатым, резко очерченным загорелым лицом. Наголо стрижен. Чувствовалась его скованность. Кулешову знакомо подобное состояние не только подследственных, но и свидетелей. Люди подсознательно остерегаются полицейских, как бродячих собак – вдруг укусит.

– Что рассказывать-то, – проворчал Ахмат, глядя мимо следователя.

– Не буду мешать, – неодобрительно посмотрел Филипп Кузьмич на дворника. – Общайтесь.

После ухода Никонова детектив сел на декоративную скамейку возле небольшой запруды, в которую с искусно сложенной каменной горки, журча, спадал ручеек. Жестом пригласил Ахмета сесть рядом.

– Давай колись, – шутейно пригрозил. – А не то пару лет светит за укрывательство преступления!

Ахмат, сев несколько поодаль от детектива, докуривая сигарету, как бы обдумывал оправдательный ответ.

– Ну, что тут говорить, что тут сказывать, – произнес задумчиво.

И замолчал, прикуривая новую сигарету.

– Уж сказывай, раз начал, – выжидающе посмотрел детектив на дворника.

– Вот стою я перед вами словно голенький. Да, я с племянницей гулял, тети Пашиной, и в Пекин ее водил, и в Сокольники, – с пафосом продекламировал дворник.

– Здесь все дома? – слегка постучал пальцами по лбу детектив, недоуменно посмотрев на дворника.

– Вы пошутили относительно тюряги, а я подыграл. Так ведь? – сощурил глаза Ахмат. – Классика, Александр Галич!

– Все так, – улыбнулся и Михаил.

Хорошо его дворник зацепил, проявив заодно эрудицию. Напряженность спала.

– Почему бы, Ахмат, нам, интеллигентным людям, не перейти на «ты». Как говорил один из ваших, из татар: «Ты бабай, и я бабай, ты мне мозги не тра-та-тай!» – заменил детектив ненормативное словцо.

– Не клепай, – подсказал Ахмат.

– Во-во, не клепай! Ладно, пошутили. Кто я, знаешь. Есть что рассказать, помимо того, что газеты тогда писали, – выкладывай. Потом доспрошу. Или допрошу. Впрочем, это по смыслу одно и то же.

Дворник долго молчал, прикуривая уже третью сигарету. Михаил не понукал.

– У Филипповича работал, когда он еще трестом «Культбытстрой» управлял. Прорабом был. Уважал он меня. Ну, и я взаимно. Когда Филиппович ушел в политику, уволился со стройки. Построил ему вот этот дом, – махнул рукой. – Потом озеленением усадьбы занялся, так при дворе и остался. И дворник, и садовник, и сторож.

Помолчав, спросил:

– Пивка, может, изволите?

Он так и не перешел на «ты».

Михаил посмотрел на Ахмата с некоторым недоумением. Вот уж поистине, как говорила его немецкая теща: «Черт летел и ноги свесил». Уместно ли детективу с подследственным пиво распивать?

– Вижу, не против, – кинул дворник на Михаила быстрый взгляд. – В момент и организуем.

Достал из поясного футляра допотопный мобильник, набрав номер, попросил: «Пивка бы нам, Гульжан».

– Баба моя, – пояснил. – Кухарничала здесь, когда Филиппович жив был.

Вскоре появилась Гульжан – женщина типа «без возраста», навскидку можно дать от тридцати до сорока. Невысокая блондинка яркой наружности, в нарядном, весьма откровенно облегающем фигуру сарафане. Улыбнулась Кулешову в знак приветствия.

Жена протянула дворнику пакет с позвякивающими бутылками.

– Может, еще что? – спросила Ахмата.

Вместо ответа сожитель махнул рукой: иди, дескать. Она согласно кивнула:

– Понадобится что, звони.

Кулешов взглядом проводил женщину. Шла она как по подиуму, аккуратно переставляя стройные ножки, виляя бедрами.

Ахмат, откупорив, поставил бутылку рядом с Кулешовым. От него не ускользнул внимательный взгляд следователя на уходящую женщину.

– Вчера, – как бы оправдываясь, щелкнул по подбородку. – День Парижской коммуны отмечал.

Сделав большой глоток, дворник поставил свою бутылку на край скамейки.

– Да-а, дела, – тяжело вздохнул, почесав затылок.

Наступила пауза. Кулешов, не проявляя спешки, рассматривал водные растения на каменистой горке.

– Кто первым труп-то обнаружил? – прервал детектив затянувшуюся паузу, после того как Ахмат закурил очередную сигарету.

– Я и обнаружил. По утрам Филиппович на усадьбе по дорожкам бегал. Заряжался. А тут нет его и нет. Пойду, думаю, посмотрю. Приболел, может. Последние дни что-то хмурной ходил. Зашел в дом, входную дверь хозяин никогда не запирал. Поднялся на второй этаж, постучал в спальню. Молчок. Приоткрыл дверь, заглянул – постель не разобрана. Ладно, думаю, в кабинете, может, иногда, бывало, там, на диванчике прикорнет. Спустился, стучу. Опять молчок. И на тебе…

– В кабинет-то как попал, он же изнутри был заперт?

– Не был он заперт.

– Газеты же писали.

– Был открыт, что бы там ни писали. Хозяин ни одни двери не запирал. Один же всегда. Говорил, вдруг сердце прихватит, двери ломать придется.

– Ну, а дальше?

– В скорую позвонил, потом по ноль два. Приехал участковый, осмотрев ситуацию, позвонил в КНБ. Оттуда приехали двое. Один высокий, повыше меня будет, другой – пониже. Фамилий не знаю, не докладывались. О чем они говорили с участковым, не слышал, меня из дома выпроводили. Когда позвали, дверь кабинета была взломана.

«Ты хулиганил?» – кивнул на поломанную дверь тот, что высокий. «Да вы что, смеетесь?!» – возмутился его нахальству. «Когда я засмеюсь, ты заплачешь», – сказал он с угрозой, не спуская с меня глаз. И как бы пошутил: «На своих похоронах!» Приставив два пальца к виску, изображая пистолет, спросил: «Жить хочешь?» Я молчу. «Вижу, хочешь, – ухмыльнулся. – Всем охота жить, даже тараканам!»

Предложил подписать бумагу, что дверь была заперта изнутри, а я утром взломал. Велел помалкивать, если жить хочу. Сдается: не болтал.

– Подписал?

– Позднее, когда приехала скорая и увезла труп. Я рассудил, что Филипповича уже не воскресишь, так зачем еще один труп. Мой! Так ведь? – стал оправдывать свою трусость Ахмат.

– А что не помалкиваешь, как обещал?

– Прошло-то сколько… Да, и вы, – посмотрел на Кулешова вопрошающе, – никому же не скажете?

– Не скажу! Обратил внимание, куда стреляли?

– В грудь. А уж потом, видать, в голову. Контрольный. «Вальтер» его на полу валялся.

– Хранил обычно где?

– Сейф небольшой в стене, за картиной. Там и хранил.

Хотя Ахмат и пылал любовью к хозяину, бывший мент засомневался, не был ли он, по меньшей мере, пособником преступления. Подписал же фальшивку! Больно уж тихо все произошло, «по-домашнему».

– Во двор-то как предполагаемый преступник проник? – с подозрением посмотрел детектив. – Возможно, ты калитку незапертой оставил? – Кивнул на пивные бутылки: – Отмечал, может?

– Ворота автоматические, сильнее нажать на створку, можно протиснуться. А дом никогда и не запирался. Окочурюсь ночью, шутил, попадете как?

Обошли усадьбу. Изумрудный газон пересекал ручей, пологие берега которого оконтурены галькой. Заводи, поросшие камышом. Плавательный бассейн, куда впадает ручей, стилизован под озеро. Цветники. Вдоль забора – голубые ели.

– Моя работа, – похвастал дизайном дворник. – Елки вот такие были, – вытянул руку на уровне плеч, – а сейчас вымахали вон, – посмотрел с любовью на верхушки елей.

– Вот еще что, – как бы вспомнил Ахмат, прикуривая очередную сигарету. Рассказывал он охотно, видимо, не часто доводилось встречаться с таким внимательным слушателем. – Не мое, конечно, дело, но хозяин мало общался с женой. Все больше с нами.

– С кем именно?

– Со мной и с Гульжан. В карты вечерами иногда играли. Потому и помню хорошо, что и как в кабинете расставлено. После убийства искали что-то. Большого беспорядка, верно, не было, но видно же – картина, сейф за которой, чуть косит, ящик стола приоткрыт, ваза с цветами на полу, книжки в шкафу небрежно расставлены. А хозяин был большой аккуратист.

И, помолчав, повторил:

– Аккуратист!

Детектив изменил тактику допроса.

– Часто на усадьбе людей убивали? – жестким взглядом пронзил дворника.

– Не понял вас, – смешался дворник.

– Да или нет? – повысил голос Кулешов.

– Никогда не убивали. Вы что?

– Значит, должен до мелочей помнить предшествующий убийству вечер 17 июня 2007 года.

Ахмат продолжал недоуменно смотреть на следователя. Молчание длилось несколько секунд, но они показались необыкновенно долгими. Что от него хотят?

– Отвечай быстро!

– Да, помню. В карты играли с Филипповичем.

– Вдвоем?

– Вначале втроем. Гульжанка была третьей.

– Потом?

– Десять пробило, когда собрался уходить. Часы в кабинете с боем. Соврал: «Голова болит». А так – выпить захотелось. Гульжан осталась.

– Она во сколько вернулась?

– Тогда в доме хозяина жила.

– Вы еще не сожительствовали?

– Любовницей хозяина была. Сошлись после его смерти. Ну, не сразу, понятно.

– Кому была выгодна смерть Зиновия Никонова?

– Не знаю, политикой не интересуюсь. Единственное могу сказать – он себя не убивал.

– Политику что приплел?

– Ну, вы же, наверное, думаете, что из-за политики его убили. Так шептались на похоронах

– Ушел ты, говоришь, в тот вечер после десяти, выпил. Что потом?

Ахмат хотел перебить следователя, но тот остановил его движением руки.

– Вернулся когда?

– Не возвращался я, посмотрел передачу и лег спать.

– Кто может подтвердить?

– Да никто, один тогда жил.

– Называется это отсутствием алиби. И переходишь ты из разряда свидетелей в разряд подозреваемых.

– Какой мне резон? Зарплату получал. Так ведь?

Наступила предусмотренная детективом психологическая пауза. Кулешов, не спуская глаз, наблюдал за Ахматом, как бы ожидая признательное показание. Молчание становилось зловещим. Ахмат закашлялся, словно давясь.

Смягчившись, детектив спросил:

– Каким он был по жизни, Зиновий Филиппович?

– Как каким? – посветлел дворник, радуясь смене темы допроса. – Обыкновенным. Зарплату вовремя платил. Другие вон, аульные, работают при дворах только за еду. Нам же хозяин хорошо платил. Гульжанка во французских платьях щеголяла. Хозяйка дарила. Сузит немного, похудее она, и щеголяет. Умеет, видели же.

– Ругал, может, хозяин тебя, унижал?

– Любил порядок. Иногда делал замечания, и то, не повышая голоса. Ну, а когда трестом управлял, другое дело – загнет, бывало! Доставалось и мне, суров был, повторно не приказывал. Да иначе и нельзя с нашим братом, наглеть начинаем, почуяв слабину, – старательно демонстрировал бывший прораб искренность.

– Суровым, говоришь, был? – в задумчивости спросил детектив.

– Еще как…

– Ладно, – закончил допрос детектив. – Пригласи-ка сюда свою кралю.

Наступило замешательство.

– Оставишь нас, когда придет.

Ахмат выразил взглядом недовольство: запутает простушку. Наболтает та чужому человеку черт знает что. Хотел даже возразить, вздохнул глубоко, рот раскрыл, но передумал. Набрал номер на мобильном телефоне. Длинные гудки прервались отбоем.

– Схожу, – засуетился услужливо. – Видать, во флигеле, а трубку на кухне оставила, растяпа. Частенько это у нее, карманов-то нет, – сказал, улыбнувшись, сделав ударение в слове «карманов» на последнем слоге.

– Пожалуй, я сам к ней загляну, – встал детектив. – Если не возражаешь…

Ахмат, шевеля губами, пробормотал вполголоса: «Меня что, послушают?»

Михаил прошел неспешно вглубь усадьбы по извилистой, мощенной природным камнем дорожке, обсаженной лавандой, источающей пряный аромат. Думал об Ахмате, старался глубже понять этого человека. Кто он? Работал когда-то у Зиновия Никонова на стройке. Старше его лет на десять, а всего лишь прораб, а тот уже управляющий трестом. Зависть не самая лучшая страсть человека. Потом вообще в услужении у него. Завидовал, обиды копились? После гибели хозяина, сошелся с его пассией. Может, еще при жизни хозяина глаз на нее положил… Вон какая ладная!

Постучавшись, вошел во флигель. Женщина с быстрым взглядом и нервными движениями, отложив раскрытую книгу, вопрошающе посмотрела на Михаила.

Довольно большая светлая комната с доминирующей в интерьере широкой кроватью с фигурными спинками. Стол раздвижной, два стула из темного дерева. Мебель, знавшая лучшие времена и апартаменты, явно не сочеталась с газовой плитой в углу комнаты и умывальником. Узкая дверь, задрапированная шторкой, видимо, в туалет. Комната прибрана, словно хозяйка только что закончила уборку.

– Гульжан вас звать? – задал детектив вопрос скорее себе, примеряя на женщину экспромтом амплуа убийцы. И близко не подошло.

– Знаете же. Проходите.

Низкий голос приятного тембра не гармонировал с некой вульгарностью во взгляде. Женщина встала, как бы уступая стул, постояла в нерешительности, не зная, куда девать руки, присела на край кровати.

– Я частный детектив, – представился Кулешов. – Повторно расследую убийство вашего хозяина.

Получилось это как-то театрально.

– Сказали уже. А вы садитесь, в ногах правды нет.

Речь была быстрой, слова почти сливались.

Детектив прошел, сел, развернув стул к Гульжан.

– Кто сказал?

– Филипп Кузьмич и сказал. Просил оказать содействие.

– Оказывайте, – улыбнулся детектив, посмотрев внимательно на женщину. Та смущенно поправила бретельки сарафана, словно пытаясь прикрыть обнаженные плечи.

– Задам несколько вопросов, старайтесь отвечать по сути.

– Фильмы смотрим, грамотные. Да и вот, – показала обложку детектива с изображением прелестной девушки с большим пистолетом в руках.

– Давно здесь работаете?

– Осенью будет пять лет.

– Значит, проработали четыре года при хозяине.

– Значит.

– Какими были взаимоотношения Зиновия Никонова и Ахмата?

В глазах Гульжан мелькнуло беспокойство. Ответила неопределенно:

– У него и спросите, у дворника. Я ведь и соврать могу, женой как бы прихожусь.

После паузы детектив спросил:

– Были ли у вас, скажем так, неслужебные отношения с хозяином?

Гульжан укоризненно посмотрела на следователя, словно тот рассказал неприличный анекдот. Промолчала.

– Можете не отвечать. Молчание – знак согласия. До Никонова где работали?

– В кафе, подавальщицей.

– Здесь, в Алматы?

– В Таразе.

– К Никоновым как попали?

– Ахмат выписал из Тараза. Он там прежде работал.

– Были знакомы?

– Ухаживал, – подняла она глаза на детектива. – Моложе была.

– Да и сейчас хоть куда, – улыбнулся Кулешов, вспомнив ее походку.

– Здесь хозяину приглянулась. На стол же подавала. Отдельно он кушал, в своем доме. Бесбармак мой нахваливал. На комплименты по части внешности не скупился.

Гульжан замолчала, как бы вспоминая комплименты хозяина.

– И? – подстегнул детектив.

– Любовницей стала. Перебралась от Ахмата в дом хозяина. Кухня там. Да и ради приличия. Не могла же двух мужиков обслуживать.

– Новость для меня! Как Ахмат воспринял ваш уход?

– Переживал. Я предлагала: давай уйдем отсюда, снимем квартиру.

– А он?

– Не захотел.

– К хозяину был привязан?

Гульжан задумалась, как бы отматывая жизнь вспять.

– Скорее не хватало решимости, боялся перемен.

– Как вы думаете, Ахмат завидовал Зиновию Никонову?

– А вы как думаете?

– Вас спрашиваю.

– Спросите его.

– Понятно, – прозвучало утверждение в голос детектива. – Семнадцатого июня 2007 года, вечером, вспомните, в каком часу ушли от Зиновия Филипповича?

– Это накануне самоубийства? – подняла она глаза на детектива.

– Накануне убийства.

– В карты мы играли втроем. Ахмат, муж мой теперешний, где-то после десяти ушел.

– Не был хозяин чем-то обеспокоен, ожидал, может, кого?

– Не заметила.

– Не звонили ему? Или он кому-то?

Гульжан задумалась, миндалевидные глаза сузились, словно она близоруко фокусировала взгляд на событиях того вечера.

– Да, был звонок, перед самым моим уходом. После звонка Зиновий сказал: «Поздно уже, Гуля, иди отдыхать». Звал меня Гулей, одни когда.

– Во сколько это было?

– На часы не смотрела. Ну, наверное, около двенадцати.

Помолчали. Гульжан тупо рассматривала маникюр, слегка массируя длинные, ухоженные пальцы.

– Вам самой есть что сказать?

Внутренний взор женщины фокусировал прошлое. Она пыталась разглядеть то, на что не обратила внимания в тот роковой вечер.

– Про звонок. Подумала, тогда: «Кто это так поздно?» Из трубки донесся хриплый голос, не поняла даже, мужской или женский. Слова не разобрала. Потом смешок. Зиновий изменился в лице, не то чтобы испугался, неприятно ему стало. Ответил: «Хорошо». Разговор на этом закончился. А мне сказал: «Поздно уже, иди спать». И посмотрел как-то странно, жалостливо, что ли.

– Раньше так не смотрел?

– Сейчас мне кажется, он прощался.

– Вы были близки духовно?

– Для него я была забавой. Умела забавлять. Дочь – студентка. Надо одевать, платить за обучение.

– А он для вас?

– Оплачивал обучение дочери.

– Где она училась?

– В Англии.

– Закончила?

– Год еще.

– Сейчас кто оплачивает?

– Анастасия помогает.

– Последний вопрос, можете на него и не отвечать. Поддерживали ли близкие отношении с Ахматом после того, как ушли от него к Зиновию?

– Отвечу однозначно – нет. Зиновий Филиппович не потерпел бы. Ребенка хотел. С женой у них не получалось…

– И что с ребенком?

– Я не хотела, предохранялась. Но он об этом не знал. Ходил по врачам: с одной не получается, с другой. В последние два месяца у нас не было близости. С редакторшей он все больше. Не ревновала. Я-то ему кто?

Помолчали. Ее прямодушие располагало. Михаил встал, собрался уходить.

– Никому не говорила, – поднялась и Гульжан. – Вам скажу

Ее глаза едва заметно вспыхнули.

– Долго не могла уснуть в тот вечер, придя к себе. В какой-то момент сердце вроде остановилось и послышалось, позвал он: «Гуля, Гуля!»

 

Выйдя из флигеля, Михаил взглядом поискал Ахмата. Дворник тарахтел газонокосилкой в дальнем углу усадьбы.

– Можешь отвлечься? – спросил Кулешов, подойдя.

Ахмат выключил агрегат, утер тыльной стороной ладони пот со лба. Закурив, тревожно посмотрел на детектива.

– Цела осталась твоя красотка, – пошутил Кулешов. – Не соблазнил.

– Хотя бы и так, не резинка, не сотрется, – улыбнулся криво дворник.

– Анастасия, не знаешь, дома?

– Вот ее бы, кобылу, – резко дернул руками Ахмат, словно привлекая кого-то к себе. Усмехнулся.

– Спрашиваю – дома? – повысил голос Кулешов.

– Нам не докладывают. Позвоните.

Михаил набрал подсказанный номер. Трубка скучным голосом оператора ответила: «Абонент временно недоступен».

Детектив в присутствии дворника осмотрел кабинет Зиновия Никонова. Большой письменный стол напротив окна, компьютер последнего поколения, вращающееся кресло перед столом. Роскошный фикус в большой деревянной кадке. Три книжных шкафа. В основном классика – Пушкин, Достоевский, Бунин. Кулешов навскидку взял томик Достоевского. Полистал. На полях пометки карандашом – вопросительные и восклицательные знаки. Книга читаная, а не для украшения.

Дивана, на котором был обнаружен труп, уже нет. Поясной портрет на стене, написанный маслом, выявлял стремление «натурщика» к самовозвеличенью. Уж не Петра ли работа?

– Кто? – кивнул следователь.

– Филиппович. Не узнаете?

– Вижу, что он. Малевал кто?

– Девица одна, с чудным именем Виргиния. И меня изобразила. Правда, карандашом.

– Телефон знаешь?

– Поискать надо, записан. Уж и не припомню, по какому поводу она просила позвонить.

– Найдешь – сообщи. Мой номер запиши. И вообще, звони, если что еще вспомнишь.

Михаил подспудно чувствовал какой-то пробел в ответах дворника.

Пошли к выходу из усадьбы.

– Вот еще что, – остановился детектив уже в воротах. – Был у Зиновия Филипповича шофер?

– Да, конечно, Валера Пузанков. И сейчас шофер в семье.

– Тот же?

– Валера уволился. По пьянке машину долбанул.

– Давно?

– Через полгода где-то после трагедии.

– Часто выпивал?

– Не сказал бы. По сравнению со мной вообще трезвенник.

Обменялись взглядами.

– Кто еще прислуживает? – вопрошающе посмотрел детектив. – Убирается кто?

– Гувернантка.

– Молодая, старая?

– Скорее – да.

– Что да?

– Сказал же, молодая, веселая. Иногда такое загнет, хоть стой, хоть падай. Любительница, – щелкнул дворник по подбородку, как бы оправдываясь: не он, дескать, один такой. – Подруга хозяйки – не разлей вода. Живет в ее доме.

Кулешов расспросил и про редакторшу. Ее Ахмат охарактеризовал лишь внешне, употребляя эпитеты: молодая, фигуристая…

– Веселая? – подначил Михаил.

– Гордая, с нами не общалась.

Выходит, прямо-таки гарем содержал Никонов при дворе! Надо выявить еще его любовные утехи на стороне.

Кулешов медлил с отъездом. Ускользало что-то существенное. Спросил дворника:

– Может, что забыл сообщить?

– Все выложил.

– Звони, вспомнишь что.

Уже за воротами детектив пожал протянутую руку Ахмата.

 

Сев за руль и заведя машину, Кулешов все еще медлил с отъездом. Вспоминал события прошлых лет, прослеживая возможную взаимосвязь тех преступлений с убийством Зиновия Никонова. Это ведь как в пасьянсе, всегда себе немного подыгрываешь.

За год до убийства Никонова на охоте в горном ущелье Акбулак был застрелен видный политический деятель Берик Орумбаев. Объявился вскорости заказчик – бывшей сенатор. Явился с повинной: Орумбаев, дескать, нанес ущерб его достоинству, оклеветал в газете. На дуэль клеветника вызвать не мог, времена не те, вот и заказал. Принято это сейчас! Самое несуразное – заказчик оформил кредит, чтобы нанять киллера. Нашел того по интернету, деньги перевел по Western Union. Кто такой – знать не знает.

Никто этой байке серьезно не поверил, но оскорбленного гордеца засадили на восемь лет. На зоне вскорости он и скончался. От рака.

Берик Орумбаев был реальным конкурентом действующему президенту на предстоящих выборах. Но когда они еще будут! И кому он не нравился в такой ипостаси? Не самому же президенту! Тот недосягаем – отец родной большинству избирателей, особенно пенсионерам и русскоязычным. А вот окружение президента, делающее бизнес на государственной службе, сменись власть, осталась бы у «разбитого корыта». Они-то, перестраховываясь, и могли заказать Орумбаева. Зиновий Никонов в своей новой книге мог расшифровать истинного заказчика Орумбаева. Это – раз. Два – заказчиком мог быть и некий господин Икс, кого не устраивала политическая стабильность. Лодку государственную раскачивал.

Подозрения следователя поочередно сменялись. Придворные Никонова? Ахмат – верный пес. Собака хозяина не укусит. Гульжан получает деньги на обучение дочери. Анастасия? Месть за редакторшу? Со слов Ахмата, соперница была и моложе, и привлекательнее. Никонов мог и жениться на ней, разведясь с Анастасией. Тогда «птичка певчая» осталась бы у разбитой кормушки. Надо прощупать и саму редакторшу, уж больно поспешно исчезла.

Садовника и кухарку Михаил уже допросил. Причин ненавидеть хозяина у них не было. Однако заказчик, кем бы он ни был, мог подкупить кого-то из них или шантажировать.

И, вообще, кто он – предполагаемый заказчик? Кому мог досадить Зиновий Никонов? Политик никакой, с ветряными мельницами воевал, вреда от него – пшик. Те двое из КНБ, скорее всего, не причастны к убийству. Фальсифицировали событие, чтобы не создавать проблем с расследованием. Воспользовавшись случаем, устроили шмон в кабинете Никонова. Искали компромат на элиту, чтобы выслужиться или держать кого-то на поводке.

Не все понятно с оружием. Если револьвер Никонова хранился в сейфе, как убийца мог до него добраться? Значит, он стрелял из своего оружия, а револьвер Никонова был обнаружен и подброшен после шмона. В барабане револьвера, чтобы имитировать самоубийство, две гильзы были стреляные! Куда же стреляли? Не в потолок же, было бы видно.

Михаил, выключив мотор, вышел из машины, нажал на кнопку домофона. Через минуту-другую калитку открыла Гульжан. Улыбнувшись, спросила:

– Забыли что?

– Надо еще раз осмотреть кабинет. Ахмата зови.

Повторный осмотр кабинета следов пуль ни на стенах, ни на потолке не выявил. Уже собираясь уходить, Кулешов обратил внимание на большую деревянную кадку фикуса. Кивком указал Ахмату:

– Часто почву меняете?

– Рекомендуется через три года.

Кулешов посмотрел на дворника вопрошающе:

– После убийства хозяина почву меняли?

– Собираюсь…

– Надо сейчас.

Вынесли кадку с фикусом на улицу. Ахмат с осторожностью извлек из нее фикус с плотным комом земли. И вот они, на дне кадки! Две тупые пули в латунной оболочке калибра девять миллиметров.

Один вопрос решен однозначно: Никонов убит кем-то из другого оружия.

Кулешов, положив пули в карман, кивнул на извлеченное из кадки деревцо.

– Сам управишься?

Ахмат нервно облизал сухие губы.

– Не впервой, – ответил более охотно, чем следовало бы.

Ахмат проводил Михаила до калитки. Прощаясь, Кулешов достал из кармана пули и, перекатывая их на ладони, как бы шутейно спросил:

– Надеюсь, не ты фикус расстреливал?

– Надеяться не вредно, – ответил Ахмат, растянув губы в подобии улыбки. Профессиональный слух детектива уловил фальшивые нотки.

 

Глава четвертая. Василий Жилин

 

Василий Жилин в это самое время выявлял, куда могла свалить Нина Русина, прихватив, по предположению Кулешова, рукопись новой книги Зиновия Никонова. Да и существовала ли рукопись? Может, Никонов приятно проводил досуг с «этой Нинкою», обсуждая сюжет будущей книги, о которой загодя поведал корреспондентам оппозиционной газеты «Взгляд». А те давай власти пугать: «Мало вам не покажется!» Но и тогда Русина могла обладать некой секретной информацией, стоившей Никонову жизни и опасной для нее самой. Потому и скрылась поспешно.

Начал отставной капитан с осмотра квартиры Нины Русиной. Может, зацепка какая появится. Ключи запасные от квартиры передала Жилину старшая по подъезду. Филипп Кузьмич ей позвонил.

Трехкомнатная квартира располагалась на шестом этаже элитного дома по улице Навои.

– Чтобы мне так жить, – одобрил Жилин отделку и убранство квартиры, обходя комнаты. Имел привычку мыслить вслух и разговаривать с предполагаемым оппонентом. Спрашивал его, и сам же за него отвечал.

Жилье характеризует обитателя, его интересы и индивидуальность.

– Деловая! – охарактеризовал Жилин хозяйку, осматривая убранство кабинета. Ничего лишнего – строгая функциональная мебель. Ни слоников, ни матрешек на полках. На стене картины Ван Гога «Пейзаж в Овере после дождя». Капитан прочитал это на обратной стороне репродукции. На столе, рядом с монитором компьютера фотография девочки 7–8 лет, видимо, дочери.

– Деловая! – повторил сыщик, не то одобряя, не то с сарказмом. Ценил Жилин в женщинах иные качества – простоту и доступность.

Стеснительно заглянул в спальню, будто Нинка могла там переодеваться, а он, как мальчишка, подглядывает. Покидала хозяйка квартиру в спешке. Распахнуты дверцы платяного шкафа, рядом большой чемодан, почти пустой, кое-что из белья. Поверх белья раскрытый фотоальбом. Видимо, Русина собиралась взять чемодан, а потом, из-за его громоздкости, передумала и уложила часть отобранных вещей в сумку. Перебирая содержимое чемодана – все фирменное, сыщик сконструировал мысленно фигуру беглянки: рослая, широкие бедра, узкая талия, бюст третьего размера. Смотрится мадам! У Зиновия губа не дура…

– Торопилась-то что? – задал вопрос сыщик отсутствующей Нине. – Испугалась, говоришь. Куда, дуреха, лезла? Могли ведь зачистку с тебя начать. А может, сама мужика хлопнула?!

И пробурчал:

– Разберемся, милочка, разберемся.

Полистал фотоальбом. Выпускная фотография класса датирована 1985 годом. В овале, в верхнем ряду юноша, похожий на самого Жилина. Такой же мордастый. Надпись под изображением – Костя Чухонцев. Здесь же рядом – Нина Русина, с открытым ясным взглядом.

Детских вещей в квартире нет, значит, дочка жила не с ней.

Панически покидала квартиру Русина не сегодня и не вчера, а год назад. Василий узнал у консьержки, что коммунальные услуги за содержанье квартиры оплачивает отец Зиновия. Значит, были надежды: вернется она нежданно-негаданно.

– Так, так, дедуля, – рассматривал Жилин квитанции, обнаружив их на столе под клавиатурой компьютера. – Ждете, вернется подруга вашего сына. Память, говорите, о сыне… Благородно!

После отъезда Русиной жилье пустует – нет квитанций по оплате расхода воды и электричества.

Проверил сыщик файлы компьютера. Ничего стоящего внимания. На один файл компьютер потребовал пароль. Василий вспомнил хакера. Проходил он по банковскому делу. Должен был уже освободиться, сотрудничал со следствием, срок минимальный дали.

– Найдем тебя, куда ты на хрен денешься, – высказал Василий угрозу вслух. – Прочтем секреты!

…Дворничиху тетю Люсю Василий застал рано утром на следующий день. Та хорошо помнила Нину, машину ее мыла. Более того – назвала модель и госномер машины.

– «Гольф» второй модели, – сообщила, – у мужа такой же, а номер совсем легкий – ноль и очко.

– Какой номер? – не понял Василий.

– Номерной знак машины, ноль, а после двадцать один – очко!

Когда не стало машины во дворе, дворничиха не припомнила. Махнула безнадежно:

– Давно-о их нет. Ни Нинки, ни «Гольфа».

После осмотра квартиры и общения с дворничихой Жилин стал, как он сам выражался, «фильтровать базар»: «Родители Русиной живут в Бишкеке – информация отца Никонова. Но Русина вряд ли туда свалила. Спецслужбы, которых она, предположительно, боялась, быстро бы вышли на нее. Могла уехать в Россию. Поездом вряд ли. По пути следования поезда по территории Казахстана те же спецслужбы ссадили бы беглянку. Улетела? Пожалуй, самый подходящий вариант. Никто в полете не ссадит ее с самолета».

В аэропорту Жилину повезло. Начальником службы безопасности оказался Валера Ильин, школу милиции вместе заканчивали. Для серьезного разговора отставной капитан потащил бывшего однокурсника в буфет. Хорошо посидели, душевно!

Вышли на воздух покурить. В разговоре выяснилось: была такая брошенная «тачка» на стоянке аэропорта. Номера, конечно, Валера не помнил, но «Гольф» серебристый – точно. Сам видел.

– Мы вначале приняли ее за мину-ловушку, – рассказал Валера, – стоит и стоит. Никто за парковку не платит. Осмотрели снаружи. Инструкция – двери не открывать! Ключ в замке зажигания. Поверни – бабахнет! Сообщили органам, приехали с сапёром. Людей вывели из близлежащих домов, оцепление выставили. Вскрыли машину – без подлянки. Передали гаишникам, те и увезли ее на штрафную стоянку. На это, видимо, хозяин и рассчитывал.

– Хозяйка, – поправил Василий, улыбнувшись удаче.

Снова буфет посетили, Василий только закусил – за рулем, а Валеру хорошо попотчевал.

 

Штрафную площадку ГАИ, что на северо-восточной окраине Алматы, Жилин посетил после обеда. Предполагая, что буфета там нет, прихватил бутылку не самой дорогой водки и докторскую колбасу. «Подлечить» охранника!

За оградой припарковано более сотни машин, привезенные в Казахстан со всего мира. Некоторые «старожилы», со спущенными колесами, успели проржаветь. Видать, их уже не заберут. Серебристый «Гольф» с приметным номером 021 стоял перед вагончиком сторожа. Сиял чистотой, словно тетя Люся только что его помыла.

Василий деликатно постучал. Не дождавшись приглашения, зашел в тесную сторожку. Из обстановки – старый диван с рельефным от выступающих пружин матрасом. Стены украшали календари за прошлые годы с изображением нарядных девиц. За небольшим ломберным столиком сидел амбал, старательно ковыряясь в зубах. На столе – объедки, обрывки газет. Отсутствие шеи и «жёваные» уши выдавали профессионального борца. На вид за сорок. Тупой взгляд характеризовал не отягощенность интеллектом. Сила есть – ума не надо!

– Здравья желаю, – по-военному поздоровался Василий, изобразив улыбку. – Принес тебе кое-что, – положил пакет на диван.

– Чо надо? – раздраженно просипел амбал, своим видом выражая крайнюю неприязнь.

Другой бы обиделся, но не Жилин. Он спокойно подошел к окну, указал на «Гольф».

– Твоя техника?

– Ты хто, а? Чо шныришь здесь? – прозвучали истерические нотки в голосе сторожа. – Тут тебе не барахолка…

– Покультурнее можно? – прервал его Жилин без эмоций. – А то обижусь.

Заскрипел стул, амбал стал подниматься, вытягивая согнутую правую руку, намереваясь сгрести и выкинуть подозрительного типа из сторожки. А уж там, на воле, «культурно» разобраться. В тесной сторожке мебеля можно поломать. Это и стало его ошибкой. Жилин моментально схватил вытянутую руку и, используя ее как рычаг, бросил грузное тело на пол. Глухой стук, стон, упоминание матери Жилина. Сторож не успел понять, что случилось, как на его запястьях щелкнули наручники. Василий с натугой поднял полуторацентнеровую тушу.

–… твою мать, – продолжал стонать сторож.

– Просил тебя не выражаться. Так? – нравоучительно произнес Василий.

– Да пошел ты…

– Напросился-таки!

Жилин ладонями с двух сторон резко ударил по жеваным ушам. Последовал невообразимый вопль.

– Ори тише. И так нервы на пределе.

– Щас майор подъедет, мало не покажется, – прохрипел сторож, откашливаясь и сплевывая на грязный пол.

– Пока он подъедет, я из тебя отбивную сделаю.

Кивнул на окно.

– Чья машина?

– Ну, моя, допустим.

– Допускаю. Документы?

– Да пошел бы ты.

Пришлось бывшему капитану полиции повторно оказать физическое воздействие. Скупо, но доходчиво.

– Документы, – потребовал Жилин.

Амбал подбородком указал на нагрудный карман. Учитывая отсутствие шеи у бывшего борца-тяжеловеса, сделать такое движение было не просто.

Жилин достал документы: техпаспорт автомобиля, выписанный на Русину, видать, в машине оставила, доверенность на вождение и водительские права с фотографией амбала.

– Ключи!

– В машине.

– Вот что, – Жилин посмотрел на водительские права сторожа, – Борис Поливода, – браслетики дарю. Носи! – пошутил. – А это, – выложил на стол из пакета бутылку и колбасу, – за моральный ущерб. Сиди тихо, приедет майор, привет передай.

Забрал поддельную доверенность и техпаспорт автомобиля. Водительские права сторожа бросил на стол.

Машина завелась, что называется, с пол-оборота. Бензобак полный, видать, сторож сливал бензин со штрафных машин. Жилин отогнал автомобиль на усадьбу Зиновия Никонова, где временно обосновался следователь Кулешов. Ничего интересного при тщательном осмотре салона не обнаружилось.

 

Начальнику охраны аэропорта не без труда удалось выяснить, что год тому назад 18 июня Русина Нина Семеновна вылетела рейсом 502 в Москву. Искать ее в мегаполисе все равно что иголку в стоге сена.

– Мать Русиной наверняка знает о месте нахождения дочери в Москве, – предположил Кулешов, когда вечером подводили итоги дня. – В Бишкеке она проживает. Надо съездить, Вася. Адреса не знаю, друг мой – Николай Рябов, тамошний следователь УВД города, поможет.

– Можно Аню возьму? – как-то стеснительно попросил Жилин.

Кулешов пожал плечами:

– Бери, обойдусь.

 

 

Глава пятая. Феликс Гриценко

 

Анна осваивалась с работой секретаря-референта. Очень старалась, записалась даже на курсы. Приезжала в офис на своем стареньком «Опеле» раньше начальников. Включала телевизор, чайник и хватала телефонную трубку. Телефонов два, если кому надо дозвониться, она со своей болтовней не помеха.

–…во-вторых, Зойка, – продолжила прерванный разговор. Чайник засвистел, ходила на кухню выключить, – будешь подполковником!

С застывшей на губах улыбкой секунд десять слушала подругу.

– Как это, каким образом? Ты меня заинтриговала, – слышался из трубки взволнованный голос. – Говори как есть, не люблю абстракцию.

Зойка – девушка из интеллигентной семьи. Имеет неоконченное высшее филологическое образование. Выражалась культурно, употребляя иностранные словечки.

– Каким образом, спрашиваешь? Старым, проверенным. Он же настоящий полковник, вот и будешь под полковником. Ха-ха-ха! В-третьих – пока холост, жена в Германии насовсем осталась. Вот дуреха, таких мужиков поискать.

Дальше подруги говорили враз, не слушая друг друга.

– Познакомь, Анька, а? С меня интерес, – тараторила Зоя. – Серегу бросила, платье купила из каталога. Обалдеть! Высокий?

– Ой, Зойка, не знаю, не знаю, как и знакомить-то. Больно строгий, глянет – обмочишься. Стараюсь в глаза не смотреть.

Из трубки послышался хрипловатый смешок. Анна с гордостью продолжила:

– Мой Вася у него заместителем.

Видимо, Зойка спросила: «Какой Вася?»

– Не помнишь, что ли, постоянным клиентом нашим был. Заступался. Моторный мужик!

Хлопнула входная дверь.

– Всё, Зойка, всё. Начальство…

 

Кулешова заинтересовали службисты, приезжавшие на усадьбу Никонова после его гибели. Владели они, надо полагать, важной информацией! Допросить их невозможно, но можно подкупить. Надо выявить личности.

Составить их фотороботы взялся Петр Субботин. Приехал в офис с карандашами и бумагой. Анну на машине послали за Ахматом.

Внешность высокого дворник не запомнил. Неприметный, не за что глазу зацепиться. Помнил только рост.

– Высокий такой, выше меня будет, – поднял руку над головой.

Внешность коротышки Ахмат помнил.

– Недомерок, – показал рукой некое расстояние от пола до груди. – Туфли чиненые, на толстой подошве, тридцать девятого, самое большее сорокового размера.

– Туфли не рисуем, – улыбнулся художник. – Про лицо говори. Что особо бросается в глаза?

– Про лицо? – переспросил Ахмат. – Лицо обыкновенное, как у всех. Глаза, нос… Разве что уши – оттопыренные. Ну, и брови – густые.

– У людей лица разные, – как школьнику стал втолковывать Петр, – и глаза, и рот, и нос. Вот запомнил же – уши оттопыренные, брови густые.

– Ну да, – согласился Ахмат, – густые, а еще рот широкий, а губы – как оладьи.

– Очертание лица? – изобразил художник руками некий овал.

– Круглое.

И, подумав, добавил:

– Как блин.

Минут через сорок портрет был готов и показан Кулешову.

– Так это же Евгений Леонов, – улыбнулся Михаил. – Натурально он!

Ахмат задумчиво почесал затылок:

– Да-а, был похож на Доцента из кино. Я тогда еще голову ломал: кого же напоминает?

– Уменьшить рисунок можешь? – спросил Кулешов художника.

– Не вопрос.

За пять минут на квадратике плотной бумаги изобразил карикатурный портрет актера Евгения Леонова.

 

Кулешов в двух читаемых газетах Алматы разместил рисованный портрет коротышки, сопроводив текстом: «Интерпол разыскивает господина Хорошкова (фамилия может быть и иной) на предмет получения им наследства. Знающие будущего миллионера за вознаграждение могут позвонить…». Указаны номера телефонов.

Звонили из любопытства: «Откуда наследство, какая сумма?» Предлагали себя, ссылаясь на «иную фамилию». Один звонок заинтересовал Жилина.

– Сосед мой, – сообщил звонивший. – Образина! Таким только и везет…

– Почему образина? – поинтересовался Василий.

– Метр с кепкой, рот до ушей, хоть завязочки пришей.

– Адрес диктуйте! – как бы приказал Жилин.

– Я что, дурак? – возмутился звонивший. – Бабки обещанные гони за информацию!

– Хорошков и отстегнет с наследства.

– Никакой он не Хорошков, а Феликс Гриценко.

– А ваша фамилия?

Звонивший отключился. Жилин доложил шефу о поступившей информации.

– Феликс Гриценко! – повторил Кулешов, занося фамилию в настольный календарь. – С таким именем только в КНБ и служить, а с такой фамилией найти человека в Алматы не составит труда. Может, что и сольет за вознаграждение.

 

Газеты читал и начальник Гриценко, тот самый долговязый, с неприметным лицом. Обозрев карикатуру на Феликса в одной газете, в другой, позвонил оригиналу:

– Зайди, господин Хорошков.

Тот ничего не понял, но пошел, раз вызывают.

– Ты, Феликс, прямо-таки народный артист, а не секретный агент КНБ, – начал долговязый с подковырки.

– Не понял, шеф.

– Вот, – ткнул начальник на объявление в газете.

– Так это не я, – дернул плечами Феликс, – фамилия совсем другая. Хорошков какой-то.

– Там же сказано: «Фамилия может быть и иной». Например, Гриценко. Не расстраивайся, если шлепнут, в некрологе не перепутаем, – подначил долговязый.

– Шуточки, однако, у вас, шеф.

– Выясни, кому принадлежат указанные телефоны и все прочее. Не светись, физиономию знают.

«Жену учи борщ варить», – проворчал мысленно Феликс. А вслух бодро отбарабанил:

– Будет исполнено, шеф!

 

Через день недомерок (шустрый малый!) уже докладывал начальнику: «Коттедж, где установлены объявленные в газете телефоны, расположен на улице Родостовцева. Принадлежит особняк отцу покойного Зиновия Никонова, а занимают его временно бывшие менты – Михаил Кулешов и Василий Жилин, нанятые Никоновым старшим для повторного расследования закрытого дела».

– Кулешов, Кулешов, – задумчиво произнес долговязый, рассматривая бюстик «железного» Феликса на шкафу, чудом уцелевший после объявления суверенитета. Пора выкинуть, памятник-то давно снесли, улицу переименовали! – Так он же в Германию свалил. Жена немка. Тещу, шумливую старушенцию, еще при Советах туда выслали.

– Наверное, не ужился, – предположил Феликс.

– Хватка бульдожья. Этот непременно тебя вычислит. Портрет, догадываюсь, намалеван со слов дворника. Глазастый, я еще тогда на него обратил внимание. Прощупай, не болтнул он чего Кулешову. Умеет тот задавать вопросы. Нам этот геморрой ни к чему…

– Мы-то причем? Позвонили из полиции: убит известный политик. Вот и поехали разбираться…

– Разобрались?

– Вы меня спрашиваете?

– Не себя же.

– Да, разобрались, – с подначкой, ответил коротыш, – еще до убийства…

– Болтай больше! – осадил начальник Феликса. – Пристрой своих следить за Кулешовым и за вторым, как его?

– Василий Жилин, его же бывший сотрудник из Управления внутренних дел города.

– Телефоны на прослушку. Сдается мне, Русину они станут разыскивать. С Бишкека начнут. Проследи, на «хвост» сядь, если в Киргизию поедут.

 

Глава шестая. Анастасия

 

Утром двадцать восьмого мая 2008 года, сидя в тиши кабинета под декоративной пальмой, Михаил Кулешов «допрашивал» самого себя: «За что убили Зиновия Никонова?» Заказчик, как зависимая величина в математике, «извлечется» из ответа на этот вопрос. А исполнителем мог быть кто угодно. За многолетнюю работу в «органах» детективу не раз довелось раскрывать преступления, связанные с убийством. Основной мотив, как правило, экономический. Изредка случались убийства на почве ревности. Перевелись мавры и черные вдовы, пожирающие супругов. И совсем редко совершались убийства, связанные с политикой.

Месть? Кто мог мстить Зиновию Никонову? Ну, бранился он с парламентской трибуны, критиковал олигархов – природные богатства транжирят. Да плевали они на Зиновия, «откатят» часть награбленного кому положено, и никаких проблем с фискалами.

С Зиновием Никоновым детектив не был лично знаком. Видел пару раз на митингах, где тот со своими людьми следил за порядком. И только.

Надо искать ответ на два вопроса: кто желал смерти Зиновия и кто исполнил то желание? Весьма возможно, что это одно и то же лицо. В республиканской библиотеке Кулешов просмотрел прошлогодние газеты. За полгода до убийства и за две недели после.

До убийства про Никонова писали скупо: успешный бизнесмен, общественный деятель. Ездит по городам и весям, выступает на митингах, критикуя власти: «Богатые – богатеют, бедные – беднеют. В селах остались доживать старики. Молодежь в поисках призрачной доли уезжает в города, пополняет там ряды безработных. При Советах всем работы хватало!»

После убийства портреты Никонова две недели не сходили со страниц газет. Постепенно «ажиотаж» поутих. Функционеры вычеркнули номера его телефонов из записных книжек.

Анастасия… Кем она была для Зиновия Никонова? Женой, подругой? Детей у них не было. В бытность Никонова депутатом парламента в газетенках иногда появлялись статейки о его донжуанских похождениях. Как она на это реагировала?

Детектив долго не мог дозвониться до певицы, мобильный телефон постоянно отключен. Городской – на автоответчике. Оно и понятно – досаждают журналисты, поклонники. Сегодня утром дозвонился-таки. Видимо, разбудил.

– Да-а-а, – отозвался сонный голос.

– Доброе утро, Анастасия Юрьевна, Михаил Кулешов беспокоит, – выпалил бодро, не расшифровывая кто такой.

– Миша, через пять минут.

Отключилась. Позвонила через час.

– Ну, здравствуй. Уже проснулась и подмылась. Готова к употреблению, – пошутила.

Смущенный Кулешов стал подбирать нужную «тональность». Решил – только официально!

– Анастасия Юрьевна, Филипп Кузьмич, ваш свекор, по вашей рекомендации, нанял меня провести независимое расследование убийства вашего супруга, – сказал официальным тоном. – Отговаривал не ворошить прошлое. Дорогое и небезопасное удовольствие.

– Испугался, да? – с иронией в голосе спросила Анастасия.

– Мне-то чего бояться? У вас проблемы могут возникнуть.

– Вдруг скелет обнаружится в шкафу?

– Всякое может быть. Ладно, офис мужа не забыли где?

– Бывшего! – зевнула звучно Анастасия..

– Убитого в ночь с 17 на 18 июня две тысячи седьмого года.

Голос детектива звучал сухо, как у судьи, зачитывающего приговор.

И опять неловкая пауза.

– Продюсера по совместительству еще не нашли? – задал бестактный вопрос детектив, заполняя паузу. И тут же укорил себя: «Теряешь форму, следак хренов!»

– Место вакантное, не упусти шанс!

– Пошутили, и ладно. Филипп Кузьмич на период следствия передал мне офис на Родостовцева. Когда вам удобно заехать?

– Вызов на допрос? – с укором в голосе спросила певица.

– На собеседование.

– У меня встречное предложение, Миша. Помнишь тот дивный сад…

Кулешов перебил ее:

– Извините, Анастасия Юрьевна, вы поддержали Филиппа Кузьмича по части проведения независимого расследования. Так ведь?

– Все так, а от меня чего ты хочешь? – обиделась певица.

– Вы были женой…

– Не хочу, чтобы публично копались в моей жизни. И потом, почему ты, после того что было между нами, на «вы»? – сделала Анастасия ударение на слове «было». – Не королева же я аглицкая, а ты не герцог датский!

Помолчав, Кулешов сказал, не меняя тональности:

– На данный момент, Анастасия Юрьевна, я следователь, а вы носитель информации по делу. Отношения наши должны соответствовать.

– Миша…

– Михаил Степанович! А уместнее – товарищ следователь.

– Гражданин следователь, почему бы нам не совместить полезное с приятным. Яблони еще цветут...

– Не получится, Анастасия Юрьевна. Мне платят не за «цветочки», а за «плоды». Когда вас ждать?

Зависло молчание.

– Где-то после одиннадцати.

– Тогда так – в одиннадцать тридцать.

И добавил, смягчив голос:

– Буду признателен.

После томного вздоха в трубку:

– Постараюсь, Миша.

 

Анастасия приехала на десять минут раньше. Деловая – жакет в талию, кофточка белая, юбка ниже колен, туфли на низких каблуках. Молодил профессионально наложенный макияж.

Михаил без пиджака, но при галстуке встал при появлении Анастасии, вышел из-за стола, улыбнулся приветливо.

Усадил даму за стол, сам сел напротив.

– Чай, кофе?

– Кофе. Без сахара.

Анна подала кофе, кинув ревнивый взгляд на посетительницу. Сказала мысленно: «Фи-и-и, старая».

Кулешов чувствовал себя несколько натянуто, ему не доводилось допрашивать женщину, с которой был когда-то близок. Начал нескладно:

– Давайте, Анастасия Юрьевна, проведем совместное расследование. Я – следователь, вы – ассистент. Расследуем убийство политического деятеля Никонова Зиновия Филипповича.

Посмотрев на свои записи, продолжил:

– Бывшего советника президента и бывшего депутата парламента.

– Завуалированный допрос? – в упор посмотрела Анастасия на следователя. – Отвечу сразу на предполагаемый первый вопрос: Зиновия не убивала! И не заказывала! Более того, обязана ему своим положением. Вытащил меня из заурядного ансамбля и сделал примадонной.

Улыбнулась:

– Где расписаться, гражданин следователь?

– Спасибо за откровенность. Давайте попробуем нарисовать символический портрет Зиновия Никонова. Каким он нравился или не нравился окружающим. Говорят, был решительным, успешным и властным. Кто-то, может, завидовал ему?

Анастасия как бы стала размышлять вслух.

– Вероятно, удивлю тебя: Зиновий был человеком робким и постоянно испытывал потребность в самоутверждении. Жесткость его – личина, за которую он прятался.

Замолчала, глаза увлажнились.

– Продолжайте!

– Раньше об этом не думала, но сейчас мне кажется, он убеждался в своей полноценности, полагая, что может овладеть любой женщиной.

– И как часто овладевал?

– Лет пять тому назад Зиновий, будучи управляющим строительного треста, пригласил наш ансамбль «Божие коровки» на юбилей своего главбуха. А потом взял шефство над нами. Как говорят сейчас – башлял. Даже иногда на гастроли с нами ездил. У ансамбля были постоянные финансовые проблемы. Наш продюсер, человек талантливый, но не деловой, подобную опеку принимал охотно. Впоследствии Зиновий выкупил у него ансамбль. Продюсер стал работать по найму художественным руководителем.

– Ладили они?

– Мне кажется, были конфликты.

– В каком плане?

– Подробности не знаю. Сказала же – мне кажется. К тому же продюсеру не нравилось, что Зиновий ухаживает за мной. Считал, это вносит разлад в коллектив. А ухаживать за женщинами Зиновий был мастак. Через год поженились. Я у него была не первой женой. И у меня он был не первым мужем…

– Каким же?

Лицо Анастасии приняло невинное выражение.

– К делу не относится.

– Учите меня вести следствие? – многозначительно посмотрел детектив.

– Да, нет, – смутилась Анастасия, – озвучила мысли.

– Кто-то из бросивших вас мужей мог снова воспылать любовью. Уже к примадонне. Убрал соперника. После гибели Никонова не предлагали вам утешение?

– Никто меня не бросал, – отрицательно покачала головой певица, – сама уходила.

– И все же?

– Мужей до Зиновия было два. Первый – безумно влюбленный одноклассник. В медицинский вместе со мной поступил, боялся, что уведут. Спортсмен, красавец. Поженились на втором курсе. Спился после того, как стал Олимпийским чемпионом. Вытаскивала из притонов и вытрезвителей. Ушла, оставив его на попечение матери.

– Фамилия?

– Соловей. Вадим Соловей.

– Второй муж?

– Сейчас он миллионер. Бывает на концертах, звонит иногда. Подолгу живет за границей. Семья там – жена, трое детей.

– Не знаете, был ли он 17 июня 2007 года в Алматы?

– Да. На второй день после трагедии звонил, высказал соболезнования, организовал похороны.

Анастасия ушла в себя, лицо стало непроницаемым, как у игрока в покер, у которого на руках королевский флэш.

– Фамилия?

– Можно, не буду озвучивать? Уж кто не имел мотивов к убийству, так это он.

– Придется назвать, не тратить же деньги вашего свекра на подкуп работника загса.

– Сергей Коваль.

– Известная личность. Кстати, наша беседа записывается на диктофон. На память не полагаюсь. После завершения расследования все записи будут уничтожены. Продолжаем жить, – улыбнулся следователь.

– Сергей очень хотел детей. У меня не получалось… Потому и ушла. Сильно переживала, любила его. Были мысли свести счеты с жизнью. Да мама еще была жива, удар для нее. Появился Зиновий. Энергичный, страстный. Поженились. Он намного старше. Стал как бы и отцом, и мужем. Своего отца не знала.

Первые годы наша жизнь была сказкой «Тысяча и одна ночь». Потом пошла обыденность. Откуда-то вылезли недостатки, которые раньше не замечались. Увлеклась бывшим продюсером. Он к тому времени ушел из ансамбля. Врать не умела, рассказала мужу. Предложила развестись. Зиновий только рассмеялся: «Разводиться по таким пустякам!» Перестали общаться по душам. Делали вид. Он – женатый мужчина, я – замужняя дама.

– Продюсер тот, кто он?

– Заревновал! – улыбнувшись, ткнула Анастасия пальчиком. – Так я тебе и сказала.

– Придется, иначе буду выяснять по другим каналам.

– Патрик Вейтцнер. Три года как живет в Лос-Анджелесе.

– Не приглашал вас?

– Летала за год до трагедии. Выступала там с большим успехом.

– Вычеркнули Патрика, живем дальше.

– Зиновий завел домашний гарем – машинистка, редакторша. Книги же начал писать.

– Находил ли Зиновий удовольствия вне «гарема»?

– Утверждать не могу, но, думаю, нет.

Голос Анастасии, лишенный модуляции, не сочетался с изящной жестикуляцией. Руки ее были в постоянном движении.

– Кто мог желать смерти Зиновия Филипповича?

Анастасия пожала круглыми плечами.

– Уверенно скажу – только не я.

Помолчав, добавила:

– Нет желания излагать подробности личной жизни. К делу они отношения не имеют.

Михаил нутром чувствовал: Анастасия не до конца откровенна, возможно, выгораживает кого-то. Веско произнес:

– В интересах следствия необходимо знать о ваших теперешних вздыхателях.

На лице певицы проявилось возмущение:

– Поначалу ты копался в моей жизни, а сейчас намерен раздирать ее на кусочки?!

– Извините, Анастасия Юрьевна, я лишь хотел…

– Извиняю, – перебила она.

Взгляд ее блуждал где-то далеко.

– И хватит, устала.

– Спасибо за откровенность, – мягко произнес Михаил, – вы очень помогли. Анна вас отвезет.

– На машине я.

Михаил проводил Анастасию до калитки. Поцеловал неуклюже протянутую руку.

Вернувшись в контору, детектив сел в плетеное кресло на веранде. Попросил чая у Анны. Мысли бессистемно блуждали в голове. Анастасия так и осталась неразгаданной.

 

Глава седьмая. Феликс

 

Третьего июня 2008 года на оживленной трассе Алматы – Бишкек в потоке машин ничем не выделялись два автомобиля: «Опель» вишневого цвета и не первой молодости белые «Жигули». Присмотреться внимательнее, можно выявить определенную закономерность: расстояние между «Опелем» и «Жигулями» в любой отрезок времени – в пределах 100–120 метров. Впечатление, что шофер «Жигулей» «сел на хвост» иномарке. Так оно и было. За рулем «четверки» сидел тот самый Феликс Гриценко, портретик которого со слов Ахмата изобразил Петр Субботин. А ксерокопия того портретика находилась в трепаном бумажнике Жилина – водителя вишневого «Опеля». Даже комично – оригинал рулит следом за своим портретом.

 

Феликс Гриценко еще в школьные годы, насмотревшись фильмов о Джеймсе Бонде, мечтал о карьере агента национальной безопасности: смокинг черный, галстук-бабочка, пистолет с глушителем. Разъезжает на шикарном автомобиле, попивая мартини с тоником. Крутит романы с шикарными леди и лихо расправляется со шпионами. Погоня, стрельба, рукопашная схватка. Лицо украшают шрамы, грудь – ордена!

По окончании школы Феликс подал документы в погранучилище. Здесь и готовили тогда агентов КНБ. Не хотели принимать из-за маленького роста. Продемонстрировал физическую подготовку – на руках прошел вдоль стола приемной комиссии. Понравился генералу – начальнику училища.

– Шпиона будем готовить, – пошутил, – в багажнике можно перевозить через границу.

По окончании училища распределили было Феликса на погранзаставу, но вмешался родной дядя – второй секретарь райкома партии. Определили в КНБ, где Феликс начал протирать форменные штаны в чине лейтенанта. А уже в суверенной Республике Казахстан дослужился до майора. Ни шрамов, ни орденов, ни лимузина. Второй год на подержанную иномарку копит.

 

Курдайский перевал на Бишкекской трассе знаком Жилину с детства. Каждой весной приезжал сюда с отцом собирать грибы. А по осени карабкался по кручам, охотясь на горных куропаток.

Сегодня Василий решил переночевать на перевале. Дело годичной давности потерпит еще сутки. Аню же с собой взял – красоты здешние показать.

На сто девяносто восьмом километре «Опель» въехал в горное ущелье. Над асфальтной дорогой нависают почерневшие за многие века скалы, поросшие бледно-зеленым лишайником. Немного фантазии – и видишь изваяния богатырей, диковинных зверей и птиц. Загорелые скалы навевают мысли о вечности. Абсурдной кажется мысль, что когда-то придется и умирать…

Проехав по ущелью полтора километра, Жилин свернул с трассы на грунтовую дорогу, которая, пыля и грозясь опрокинуть машину на косогорах, привела на горное плато, граничащее с расщелиной, по дну которой журчит ручей, образуя заводи, поросшие рогозом и камышом, царство лягушек и стрекоз.

По зеленому ковру плато разбросаны большие красные тюльпаны Грейга и мелкие желтые – Островского. В синеве неба парит беркут. Все здесь первозданно, как было тысячи лет тому назад…

Жилин остановил машину на том месте, где останавливался отец. Выйдя из машины, как и отец, подложил камни под колеса.

– Вот, Анюта, здесь прошло мое детство. С отцом здесь останавливались. Ничего не изменилось с тех пор! Помру – похоронишь тут.

– Только рядом со мной, проси кого-то другого.

И, изменив тему разговора, продолжила:

– Давай познакомим шефа с Зойкой. Помнишь же ее, симпатичная такая…

– Надо подумать.

– Что думать-то, – возразила Анна пылко, – он свободный, она – пионерка, всегда готова.

– Аня, кончай свои старые замашки, – без укора сказал Василий. – Сказал же – подумаю. Сейчас запарка, не до Зинки.

– Не Зинка, а Зойка!

– Зинка, Зойка, какая разница – между ног пирожок. Сказал же – не до баб ему, запарка.

Анна в скудной тени машины стала расстилать скатерку. Жилин разулся, снял джинсы, рубашку, лег на траву, блаженно предвкушая выпивку. Первейшее дело на природе! Анна разложила на скатерке снедь: хлеб, яйца, сваренные вкрутую, копченое сало, зеленый лучок, краснобокую редиску. Демонстративно выставила бутылку минеральной воды.

– Прошу к нашему шалашу, – зазывно раскинула руки, продемонстрировав голливудскую улыбку.

– А это? – деланно обиделся Василий, изобразив некий размер, оттопырив мизинец и большой палец.

– Так как ее зовут? – прикусила Анна кокетливо нижнюю губу.

– Ну, Зойка, Зойка!

– Вспомнил-таки! Познакомишь?

– Момент же надо выбрать, а не так: «Вот привел, между ног пирожок».

– Сам ты пирожок, – лукаво улыбнулась Аня. И на манер фокусника, раз за разом стала доставать из сумки стопки, водку. Нарочито долго протирала стопки и, наконец, стала разливать спиртное. Василий наблюдал за манипуляциями жены, одобрительно кивая. Плеснула она ему водку, как и себе, на донышко. Лицо Василия вытянулось. Обозрев обиженного мужа и выдержав красноречивую паузу, Аня спросила:

– Когда, говоришь, знакомим-то?

– По возвращении.

Долила мужу до краев. Выпили, налегли на закуски.

Василий скаламбурил:

– Хорошо, когда выпьешь да ишо.

Бутылка опустела, снеди поубавилось. Василий, с неизменной жизнерадостностью, лег на спину, заложив руки под голову. Прикрыл глаза.

Стали проплывать перед мысленным взором, как облака по небу, прожитые годы. Отец – механик завода тяжелого машиностроения с лихими чапаевскими усами и наколкой на левом плече – два парашюта под углом и надпись под ними: ВДВ. Такая же татуировка и на его плече – служил в воздушно-десантных войсках. Вечно озабоченная мать у плиты, с причитаниями: «Ах, Боже мой, Боже мой!» Нинка Кожевникова из восьмого «Б», с огромными серыми глазами, нежным овалом лица и чуть грустной улыбкой. Первая его пылкая любовь. Облака остановились, Василий задремал. Анна притулилась рядом. Боже мой, какое счастье, думала она! Давно мечтала стать чьей-то собственностью. Вот он, крепкий, надежный, отец ее будущего ребенка.

 

Феликс, подъехав к развилине, съехал на обочину. Подождал, пока «Опель», пыля и кособочась на ухабах, скроется из вида. Запер машину, подергал недоверчиво дверцы и крадучись пошел следом. Минут через двадцать узрел припаркованный автомобиль. Прокравшись ближе по неглубокой балке, залег за скальной глыбой. В бинокль парочка хорошо видна. Сидят голубки, он что-то рассказывает, размахивая руками, она слушает, ловя каждое слово. Его благоверная давно бы ему рот заткнула: «Ты об этом сто раз уже долдонил». Хотел доложить обстановку шефу, для получения дальнейших указаний, но телефоны шефа недоступны. Ни городской, ни мобильный. Продолжил наблюдение. Ничего интересного, выпивают, закусывают. Феликс сам бы не прочь перекусить. В машине термос с чаем, бутерброды. Останутся ли ночевать? Если да, где ему ночь коротать? Здесь на камнях или в машине…

Вздремнув, Жилин поднялся, резкими движениями размял затекшие плечи, надел джинсы, обулся, достал из машины полотенце. Собрался уже спуститься к ручью, ополоснуться, как заметил отблеск линз бинокля. Метров сто – определил расстояние.

– Аня, – сказал негромко, повернувшись спиной к наблюдателю, хотя тот не услышал бы и громкого разговора, – нештатная ситуация, за нами следят.

Анна непроизвольно начала крутить головой.

– Не дергайся, Анюта, делай вид, что посуду убираешь.

Анна, складывая в сумку оставшуюся еду и посуду, немного успокоилась.

– Так, – стал инструктировать Жилин. – Я беру ведро и спускаюсь к ручью. Огибаю плато и скрытно выхожу на наблюдателя с тыла. Ты же отвлекаешь его: снимаешь с себя одежду, вроде собираешься загорать.

– Я стесняюсь. И боюсь.

– Бояться нечего, следят за нами, и только. Разберемся.

Василий, покопавшись в багажнике, сунул незаметно в карман торцовый ключ, взял канистру. Продемонстрировался наблюдателю, дурашливо облив остатками воды подругу. Скрылся за бровкой ущелья. Анна разулась, сняла байковую рубашку. Походив манерно возле машины, сняла джинсы. Вспомнив телевизионную передачу «Голые и смешные», сняла и лифчик. Груди были полные, с торчащими розовыми сосками.

Феликс внимательно наблюдал за ней. Ладная! А его корова толстеет все. Сам на ее фоне выглядит несолидно.

Ловко карабкаясь по склону ущелья – не впервой здесь, каждый камень знает – Василий обогнул плато. Вот он, коротышка, выпятив зад, рассматривает с любопытством Анну. Исчезновение Жилина не встревожило – в противоположную сторону пошел, да еще с канистрой.

Василий, сняв ботинки, бесшумно подкрался к наблюдателю. Приставил к короткостриженому затылку торцовый ключ.

– Подняли руки, – скомандовал поставленным голосом, – дернитесь – мозги вышибу! Вам это надо?

– Никак нет, – по-военному отрапортовал Феликс.

Жилин, «дружески» похлопывая по спине пленника, забрал у него документы, пистолет, мобильный телефон.

– Расслабились, – сказал буднично. – Можете показать личико.

Поворачиваясь, Феликс ребром ладони ударил бывшего мента по горлу. Ощутимый удар на мгновение вырубил Василия. Феликс побежал, спотыкаясь о камни. Остановил его выстрел.

Василий заглянул в удостоверение:

– Товарищ майор, второй выстрел будет на поражение, – предупредил.

Феликс поднял руки. Тяжелыми ударами билось сердце. Василий рассматривал пленника. Коротышка, удивительно, как он мог так ощутимо ударить. Надо бы разочек двинуть, руки чтобы не распускал, но бить такого маленького – все равно что ребенка.

– Подходите, я не обиделся, – пригласил как ни в чем не бывало. Включил диктофон своего мобильного телефона на режим записи. А заодно и сфотографировал пленника с поднятыми руками. Получилось комично.

– Гитлер капут, опускайте руки и не вздумайте самовольничать. Весовые категории разные. Ушибу. Кто я, знаете. Кто вы, теперь и я знаю. Начнем дружелюбно общаться. Что надо?

Феликс успокоился – бить не будет. Да и за что?

– Что надо? – повторил вопрос Жилин.

– Слежу за вами.

– Зачем?

– Приказали.

Жилин сунул пистолет за пояс, поставив на предохранитель.

– Давайте подробнее.

– Мое начальство предполагает: в Бишкеке вы должны встретиться с некой Русиной. Должен ее задержать и доставить в Алматы. Нужна она им.

– Кому им?

– Начальству моему.

– Конкретно – фамилии, должности. Только не врать, иначе… – сделал Жилин угрожающее движение рукой со сжатым кулаком. – Да вы присядьте.

Гриценко сел на камень, стал массировать затылок. Герой из него не получился. Поднял глаза на бывший объект наблюдения. Недооценил.

– Окажись вы на моем месте, стали бы отвечать на подобные вопросы? – спросил тусклым голосом.

– Вы что, намерены меня допрашивать? – повысил голос Жилин.

– Нет, просто поинтересовался.

– Просто отвечу: интересоваться сейчас – моя прерогатива. Говорите!

Гриценко назвал несколько фамилий с указанием должностей.

Одного из них Жилин знал, не врет. Как поступить с пленником? Решил – пусть до Бишкека «сидит на хвосте», там видно будет. Может, еще и сгодится.

– Ваша машина где? – спросил дружелюбно, как у сообщника.

– Там, – махнул пленник в сторону трассы.

Феликс с явным беспокойством ждал дальнейшего развития событий. Жилин понимал: недопустимо без надзора надолго оставлять транспорт на оживленной трассе. Дорожная полиция может засечь. Начнет прочесывать окрестность. Надо принимать решение.

Подсел к пленнику.

– Интересное кино, майор, – переключил мобильник, демонстрируя на экране Феликса с поднятыми руками. – Как думаете, начальству вашему такое кино понравится?

Ответом было красноречивое молчание.

– И я того мнения. Запоминайте, майор, с одного раза, повторять не стану, – улыбнулся Жилин, – с сего момента вы мой агент. А я не стану информировать ваше начальство о ваших подвигах. Рапортуете им: «Продолжаю слежку». И никакой самодеятельности. Доходчиво излагаю?

Гриценко согласно кивнул, облизав нервно сухие губы. Сердце ударяло молотом, хаотичные мысли цеплялись друг за друга: «Выберу момент, вырублю». Жилин перехватил его взгляд.

– Если у вас, господин Гриценко, что и получится, все равно вам не завидую. Запись и снимки уже отправил шефу. К этому вопросу больше не возвращаемся. Отдыхайте. Утром, часиков в десять, встречаемся на трассе, уточним дальнейшую субординацию.

Отдал документы и разряженный пистолет. Застрелится еще, дурак, под настроение.

На том и расстались. Василий поспешил к машине. Анна, все еще раздетая, была на грани срыва. Обнял.

– Все, Нюра, все! – сказал ласково. – Потолковали по душам, расстались друзьями.

Анна с запозданием заплакала, хлюпая носом. Стало тепло на душе Жилина, и от прикосновения ее горячих грудей, и от сознания: любит она его, любит!

– Ну, вытерли сопли! Одевайся, стриптиз окончен, – счастливо улыбнулся Василий.

Достав мобильник, позвонил Кулешову. Доложил обстановку, переслал изображения.

– Что еще? – спросил Михаил.

Жилин задумался, предлагать или нет. Решил все-таки:

– Заторможенный он, не откровенен до конца. Подлянку по глупости может сотворить. Подмазать бы.

Кулешов обдумывал ситуацию. Подкуп должностного лица? Впрочем, их же метод…

– Не вижу причин... Почему бы и нет? Сколько?

– Ну, хотя бы пять тонн капусты.

– Обещай, если будет за что.

 

Глава восьмая. Екатерина

 

Когда пятого июня Кулешов приехал в офис, не было еще и восьми. На небе ни облачка, день обещал быть жарким. Лучи солнца врывались в кабинет через распахнутые окна, делили его на два квадрата – светлый и темный. В светлом квадрате уже припекало! Кулешов не любил кондиционеры. Простужался. Да и голова от них болит. Заварив зеленый чай, вышел на воздух, держа в одной руке заварной чайник, в другой пиалу. Расположился на обвитой виноградными лозами веранде. Дверь офиса оставил открытой – зазвонит телефон, будет слышно. Ждал звонка Екатерины Павлович, домработницы Никоновых. Плеснул из чайника на донышко пиалы, прихлебывая горячий напиток, вспомнил знойный Узбекистан, где и пристрастился к зеленому чаю, где только им и спасались от жары. Как-то в Самарканде забрел в чайхану. Хозяин, полагая, что русский человек, да еще молодой, не соображает в крепости напитка, решил сэкономить на заварке. Михаил не то чтобы возмутился, а как бы похулил напиток. Возмутился же чайханщик: «По калькуляции положено заваривать чай второго сорта, а я за свои деньги покупаю первый, смешиваю со вторым, чтобы лучше было!» Рассмешил.

В Самарканде познакомился с будущей женой, студенткой педагогического института. Семью ее перед войной депортировали сюда из Баку. Немцы, те кофе предпочитают, нет пристрастия к чаю, как у англичан, японцев или у тех же узбеков.

«Как там Марта в Германии? – бродили мысли в голове. – Прожили столько вместе, сына на ноги поставили и оказались разлученными...»

Воспоминания о прошлом перемежались с делами насущными. Екатерина должна бы уже позвонить, вчера и Ахмата попросил, чтобы напомнил ей, и Анастасию. Анастасия называла домработницу гувернанткой. Вроде титула. Детей нет, некого воспитывать.

Зазвонил телефон. Прервав воспоминания, отозвался:

– Кулешов. Слушаю вас.

– А это Екатерина, – низкий голос из трубки.

– Познакомиться бы нам пора, – с настойчивостью произнес детектив.

– Ресторан! – бойко выпалила Екатерина, не то всерьез, не то шутя.

– Предлагайте.

– Вы сейчас где, в офисе Никоновых?

– Звоните же сюда.

…Договорились на десять.

Кулешов пытался воссоздать внутренний мир Зиновия Никонова. Тогда, полагал, добытые факты, как детские кубики, выстроятся, изобразив рисунок, который и поможет выявить причину – за что его убили. Что-то не сходилось, не доставало для полноты картинки каких-то кубиков. Показания опрошенных порой противоречивы. Люди вообще склонны представлять других такими, какими им хочется их видеть. Со слов Анастасии – Зиновий Никонов человек робкий, не уверенный в себе. И на портрете Виргинии изображен таким же. Со слов Ахмата – жесткий, властный. Для Гульжан – нежный, заботливый. Неоднозначно о нем отзывались и журналисты. У одних он неподкупный правдолюбец, у других – популист.

Так что у следователя пока не определился подозреваемый под первым номером. В начальной стадии расследования Кулешова всегда настораживало обилие косвенных улик против одного из фигурантов дела. Как в детективных романах. Но там никогда не оказывается преступником тот, кого заподозрили первым. Пока таковой с натяжкой можно считать Анастасию. У нее было достаточно причин избавиться от мужа. Семьи, по сути, уже не было. После его гибели приобрела полную свободу. И материально хорошо поимела. Добавят ли что-то существенное показания Екатерины?

Михаил ревизовал бар. Анна оставила ключ. Запирала от мужа. Михаил знал пристрастие Жилина к спиртному, но относился снисходительно. Работе это не мешало. Иной вон и хлеб не ест, а дурак дураком.

Соловьиная трель домофона прервала мысли. Пошел встречать.

Перед раскрытой калиткой стояла элегантная, рослая женщина, возраст которой приближался к тридцати. Стройная фигура, большеротая, с быстрыми карими глазами, грива иссиня-черных волос спадала на спину.

Екатерина не была красива в обычном смысле этого слова, но миловидна. Цепким взглядом она окинула детектива.

Обменялись улыбками. Екатерина при этом как бы специально продемонстрировала великолепные зубы. Прошли на веранду. Кулешов, усадив гостю за стол, сел напротив.

– Мартини или покрепче? – предложил, помня обмолвку Ахмата, что та не прочь опрокинуть стопку.

– Кофе, если можно.

Кулешов сходил на кухню, принес кофейные чашечки, растворимый кофе, сахар, печенье. Включил чайник. Екатерина, одернув юбку, закинула ногу на ногу. Закурила.

– И что вам от девушки надо? – посмотрела на Михаила пристально, не скрывая этого.

Бойкая, отметил детектив, такая способна совершить поступок! Решил озадачить девушку неожиданным, провокационным вопросом. Проследить реакцию.

– За что вы так ненавидели Зиновия Никонова? – пронзил взглядом.

Екатерина звонко рассмеялась:

– Вопрос на засыпку?

– Хотите сказать, любили?

– Курочку Рябу? За каждый раз получала бонус: да, любила за денежки.

Кулешов, не ожидавший такого откровения, смутившись, спросил:

– Оружие у вас есть?

– Как у каждой женщины, – бросила Екатерина взгляд на Михаила, потом, как бы приглашая его взор, на обнаженные круглые колени.

– Понятно, – промямлил детектив, смутившись.

Екатерина, довольная произведенным эффектом, спросила притворно:

– Обыскивать будете, или как?

– Или как.

Кулешову припомнился давнишний конфуз. Как-то возле Зеленого базара пристала молодая цыганка с гаданием: «Скажу, что было, что будет, чем сердце успокоится…» Михаил помнил, что было, а что будет, его по молодости не заботило, стал подначивать, выдавая двусмысленные комплименты. Гадалка презрительно улыбнулась и неожиданно вывалила конусообразную грудь из ворота просторной кофты. Сжав сосок, брызнула струей молока в лицо Михаила.

Кулешов, прежде чем задать следующий вопрос, посмотрел на простодушное лицо Екатерины. Не был уверен, что простодушие это искреннее. Спросил:

– С Зиновием когда познакомились?

– Подробности?

– Если по существу.

– Отвезете домой?

– Не вопрос.

– Тогда налейте. Лучше водки.

Михаил сходил за бутылкой и стаканами. Екатерина сама налила себе, отодвинув стакан Михаила.

– Вам же за руль садиться.

Выпила залпом.

– С Зямой познакомилась, когда и Настя. Пели в ансамбле «Божьи коровки». Коровок было три – Настя, я и Соня Карчевская. Кордебалет из шести телок. Зиновий, перебрав всех, остановился на Анастасии. Стал раскручивать. С таким же успехом мог бы раскрутить меня или Соню.

Намеренно растягивая слова, Екатерина как бы спрашивала слушателя: «Ведь так?»

– Анастасия, – криво улыбнулась гостя, – сами знаете, стала успешно солировать. Ансамбль наш после ее ухода распался. Соня уехала в Москву, я какое-то время пела в ресторане «Версаль», пока не выгнали, – щелкнула по бокалу. – Вот и вся биография.

Детектив кивнул – понятно, дескать.

Екатерина говорила с легкостью, будто и не про свое прожитое. Кулешов не перебивал, хотя большая часть трепа к делу не относилась.

– Сейчас прислуживаю у Насти, – сказала горестно, – редко когда пою на ее концертах. Хулиганю. Хотите послушать?

Михаил растерялся, никто из его подследственных еще не пел на допросах.

– Ну, если…

– Если, если, – улыбнулась Екатерина. После третьей стопки карие глаза ее стали масляными.

Спела хрипловатым контральто романс про бананово-лимонный Сингапур из репертуара Вертинского, употребляя смачные слова, которые в подпитии позволял себе маэстро. Из ее уст звучали они не скабрезно, даже поэтично.

– Браво, – похлопал Кулешов. Романс ему понравился.

Екатерина улыбнулась.

– И еще вопрос: не было ли у вас, э-э, – замялся Кулешов, – недоразумений с Анастасией из-за увлечения Зиновия вами?

Екатерина первый раз задумалась, глядя на детектива лишенными выражения глазами. Лицо ее оставалось непроницаемым.

– Были, конечно, но не такие, чтобы убивать кого-то из них.

– Вы знали, что у Никонова есть револьвер?

– Об этом знали все. Иногда он по бутылкам во дворе стрелял.

– Вам не предлагал?

– Если вас интересует, умею ли обращаться с оружием, скажу однозначно – да.

– И последний вопрос. На сегодня. Кому, по-вашему, была выгодна смерть Зиновия Никонова?

Екатерина провела ладонями по лицу, как бы снимая маску. Лицо под маской оказалось старше лет на десять.

– Честно?

– Только так.

– Из тех, кто контактировал с Зямой, заподозрила бы Настю. Только не подумайте… – Екатерина, погружаясь в свои мысли, не закончила фразу.

– Что это месть с вашей стороны, – досказал Кулешов.

– Да куда уж там, – подняла брови Екатерина.

Зазвонил городской телефон. Михаил извинился, прошел в кабинет. Екатерина, в его отсутствие, опрокинула еще стопку. Расстегнула две верхние пуговицы облегающей кофточки, выставив «ложбину» между грудями.

Звонил Филипп Кузьмич.

– Надо бы встретиться.

– У меня сейчас Екатерина Сергеевна, – сообщил детектив, – подъезжайте минут через двадцать.

– Да не спешите.

– Уже заканчиваю.

Михаил, вызвав по телефону такси, вернулся на веранду.

– Филипп Кузьмич подъедет скоро, – сообщил. – Такси вам заказал.

Губы Екатерины сложились капризным бантиком, как у маленькой девочки, перед тем как захнычет.

Кулешов пошел провожать гостью. Усаживая в автомобиль, спросил буднично:

– Не припомните, где были в ночь с 17 на 18 июня в две тысячи седьмом году?

– Проверяете алиби?

– Формально, можно сказать.

– Ожидала этот вопрос. Наверное, у себя дома.

– Кто-то может подтвердить?

– Только сама. Что-то не так?

– Спасибо, – произнес Михаил, оставляя Екатерину в списке подозреваемых.

Екатерина бросила на детектива прощальный взгляд, прикрыв разочарование улыбкой.

 

Филипп Кузьмич деликатно позвонил, хотя калитка была открыта. Пошутил:

– Это Скотланд-Ярд, не ошибся адресом?

Смеющиеся глаза молодили его.

– Казахстанский филиал!

Михаил, помня ресторанчик в парке, где Филипп Кузьмич заказывал мартини, выставил бутылку Bianko.  Для него и держал. Но старик, печально вздохнув, помотал головой.

– Какие прогнозы в расследовании? – поинтересовался.

– Рутинная сыскная работа. Выявляем подозреваемых, проверяем алиби, сужаем круг возможных преступников.

– И кто в там круге на текущий момент?

– Вначале никого нет и не может быть. Просмотрев газеты того периода, думаю, это не политический заказ.

Никонов согласно кивнул. Взгляд его стал проницательным, словно хотел прочитать невысказанные мысли детектива.

– И кого же все-таки подозреваете? – прервал Филипп Кузьмич затянувшееся молчание.

– Пока всех, кто окружал вашего сына. Осталось допросить журналистку Русину, бывшего мужа Анастасии – некого Коваля и бывшего шофера Зиновия Филипповича.

– Вчера только он звонил.

– Вы вроде уволили его?

– Сам уволился после аварии, никто не принуждал.

– Продолжайте.

– Екатерина разве не рассказала, что машину она долбанула?

– Новость для меня.

– Роман у них был. После гибели Зиновия. Взбалмошная эта кого угодно совратит. Выпили на природе, Катя и газанула на валун. Валера на себя аварию взял. Когда восстановил машину, уволился. Думаю, не хотел больше с Катей якшаться.

– Как она в дом Никоновых попала?

– С Анастасией раньше выступала. После развала ансамбля и приласкал ее Зиновий. Озорные были девчонки…

– Могла Екатерина совершить преступление?

– Убили бы Анастасию, можно бы заподозрить…

– Не ладили?

– Фавориткой себя считала. Даже потом, при жизни Зиновия, будучи в прислугах, на хозяйку покрикивала.

– А сейчас?

– Обе – веселые вдовы, – горько улыбнулся Филипп Кузьмич. – Извините мой скепсис: вас не соблазняли?

– Полагаю, наняли вы меня не дамочек ублажать, – сказал детектив, ничуть не обидевшись.

– Пошутил, извините.

– Проехали, – подвел некую черту следователь. – Вас, наверное, интересует, на что потратили деньги за истекшее время?

– Не собираюсь ревизовать.

– Тем не менее коротко доложу. Нашли машину Русиной. Сама она улетела в Москву 18 июня, получается, на следующий день после убийства. Боялась, похоже, кого-то. Мой помощник Василий Жилин сейчас в Бишкеке, встречается с матерью Русиной. Выявляет место пребывания ее дочери. Туда же скрытно выехал сотрудник КНБ майор Гриценко. Тоже интересуется редакторшей. Завербовали его.

– А-а, – одобрил заказчик коррупцию в силовых структурах, – расходы, понятно.

– В пределах договоренности.

Филипп Кузьмич вопрошающе посмотрел на детектива в ожидании информации, полученной от агента КНБ.

– Пока все, – поднял глаза детектив. – Если дело не коснется политики, через неделю закончим. Да, все хочу спросить, как вы намереваетесь поступить с киллером?

– Передать властям, наверное… – неуверенно ответил Филипп Кузьмич.

– А он нужен им?

– Не будем торопить события.