№12.2021. Амалия Юсупова. Литературный перекрёсток. Горсть апельсиновых зёрен. Рассказы

Амалия Рауфовна Юсупова родилась и живёт в Уфе, учится в 10-м классе в МБОУ​ «Лицей​ № 52». Является финалистом чемпионата сочинений «Своими словами», участником программы ОЦ «Сириус» (направление: «Литературное творчество»), VIII Литературного семинара молодых авторов в рамках «VIII Всероссийских Беловских чтений», семинара журнала «Бельские просторы» в рамках XI Международного литературного фестиваля «КоРифеи» (2021).

Амалия Юсупова

Горсть апельсиновых зерен

Рассказы

МОЙ ПАПА СЪЕЛ НЕБО

Земное светило, будто испорченный помидор, неторопливо выкатилось на стол небосвода.

Тоска! Какой прок может принести человеку ежедневное вымачивание в скольки-то-там-процентном растворе общества?

Я думал так. Думая, я потянулся к могучему миру кнопок. «Вот ты-то все знаешь, – размышлял я, – все можешь. Стоит мне захотеть, и покажешь мне все что угодно. А что могу я?»

Я взглянул на ярко отсвечивающий экран.

«А что могу я?!»

Где-то слышал, что мы – отражение наших родителей, воплощение их мечт. Моя мама на пенсии, и я, видя ее каждое утро (мы живем вместе), недоумеваю: добилась ли она чего-нибудь?

А она все молчит. Она, несомненно, уверена в завтрашнем дне, но эта уверенность скучная, унылая. Это уверенность человека, который ходит по кругу и знает, что никогда не увидит угла.

В ночь, когда ушел папа, мама сказала мне: «Он ушел на небо». Мне было сложно поверить, ведь небо в ту ночь было грязное, облака промокли, смешавшись в одну неразделимую массу. Звезды пропали.

Почему?

Кажется, знаю.

Живя с нами, папа был сильным и большим. Он говорил всегда подавшись вперед, как будто желая проглотить тебя. Я понял: папа, рассердившись, что умер, проглотил небо.

Эта мысль громом ударила меня. Я закрыл глаза и увидел небо. Оно, вывернутое, цедило меня невыносимым взглядом. Я отвернулся, чтобы не смотреть, но этот взгляд встречал меня отовсюду. Тогда я опустил веки и увидел звезды. Снова и снова я закрывал глаза, но они продолжали жечь меня безмолвным укором, как будто я был виноват в поступке отца.

Наконец, обессилев, я упал на колени и спросил, выдыхаясь: «Что ты хочешь?!» – все вокруг насмешливо молчало.

Минуты шли, проворачиваясь нехотя, со скрипом, как ржавое колесо.

Я встал и побрёл.

Сначала я шел довольно уверенным шагом, но вскоре стал ступать осторожнее и легче. Отчего-то казалось, будто все вокруг – стекло, которое вот-вот лопнет.

Теперь я уже крался еще тише, увидел кустарник и решил отломить себе палку, дабы сделать трость.

С треском ветки все вокруг вдруг покрылось сотней трещин, замерло и ринулось вниз. Я стоял и смотрел круглыми глазами, как ничто мешается с ничем. Стоял и смотрел, вперив взгляд в необъятное «всюду».

И меня самого вдруг посыпало. Я видел тысячи зеркал, отражаясь в них маленькими жемчужинами. Я был что-то среднее между светом, льющимся из лампы, и лавиной, ныряющей в снежные волны. Я будто бы стал всем одновременно – деревом, небом, камнем. Я поднял глаза в блистательную синеву неба, и меня осыпало градом звезд. Я понял, что смерти нет, что я буду жить вечно и меня в этом не разубедит никто и никогда. Я буду жить. Буду! Буду!..

«И ты будешь жить тоже», – сказал я, открыв глаза, ошеломленному зеркалу.

ШАРМАНЩИК

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?

И. Гёте, пер. В. Жуковского, «Лесной царь»

Мне было восемь лет, когда папа впервые заговорил со мной о шарманщике.

«Во времена, когда не было еще ни нас с тобою, ни дедушек, ни отцов их, ходил по земле шарманщик. Говорят, видели его чаще тогда, когда бушевали эпидемии и войны. Он приходил и играл среди лежащих тел свою унылую мелодию, сопровождая их, подобно Харону, в мир иной. Никто не знал, откуда брался этот шарманщик и куда уходил. А однажды он пришел не один.

Он привел с собой молодую девушку и попросил приютить ее. Людям было страшно отказать ему, но вместе с тем они боялись: не ведьма ли она? Тогда какая-то добрая женщина, чья дочь умерла во время родов, сжалилась над ней и впустила в дом.

В один из холодных, пасмурных дней девушка начала кашлять. Врач сказал: воспаление легких. Пытались лечить чаем, травами, но болезнь не отступала. Тогда снова явился шарманщик. Он дал им семечко и велел посадить под окнами. Выросло апельсиновое дерево. Тогда он сказал: «Каждый, кто болен, пускай отведает плода с этого дерева, но пусть всегда оставляют не меньше трех плодов». Хотели, следуя совету, дать их девушке, но старец сказал, что дерево есть ее жизнь и что она выздоровеет и так.

Благополучно шли годы; жители больше не ведали болезней, а семья, у дома которой росло дерево, сделалась почти священной, как вдруг в деревню явился изнеможённый путник. У него был жар. Страннику дали воды, уложили его на постель и принесли ему плод с древа. Он отведал его и вновь почувствовал силы. Говорят, тогда ему захотелось большего, и, даже когда болезнь миновала, он делал вид, что болен, чтобы получить больше плодов. Его происки не укрылись от хозяйки: она стала намекать, что ему пора в путь.

В дни болезни странник познакомился с хозяйской (как он думал) дочкой. Она носила ему воду, когда этого не могла делать хозяйка. Он нашел девушку красивой и решил, после того как похитит апельсины, забрать ее с собой.

Вскоре ночью, пока все спали, он вышел во двор и стал торопливо собирать плоды. Залаял пес, неподалеку скрипнула калитка. Закончив, он, озираясь, подошел к крыльцу; в доме вдруг вспыхнул свет: девушке стало плохо. Он вбежал в комнату и хотел дать ей сорванных плодов. Лицо ее застыло в ужасе, когда она увидела их. Хозяйка и хозяин, стоявшие у ее постели, обернулись, обжигая его ненавидящим взглядом. Непрошеный гость, испуганно вытаращив глаза, бросился вон из комнаты.

Вскоре после случившегося явился шарманщик, увидел дерево, полуживую девушку, рассердился на людей и никогда больше им не помогал. С тех пор бродит по свету шарманщик, крутит ручку у бедного инструмента и не думает больше ни о чем».

Отец осторожно поднялся с моей кровати и, тихо ступая, вышел. К окну в это время подкралась луна. Она зашла в комнату и спустила полы своего платья.

Шарманщик… Как же он все время один? Так ведь нельзя. Так ведь и умереть можно! Как же ему, должно быть, плохо. И папа... Он, наверное, тоже думает о шарманщике. Но почему не найдет его? Неужели он не боится, что шарманщик исчез навсегда?

«Невозможно, – испугался я собственной мысли, – быть такого не может! Я найду, найду его, и мы будем жить вместе, счастливо! И папа будет рад. Вот же удивится он, когда я приведу шарманщика!..»

«Пойдем, я отведу тебя к нему», – прошептала луна, склонив свою голову надо мной, и ее волосы защекотали мне лицо.

«Идем», – ответил я ей, и она, взяв меня за руку, вышла в ночь.

Слабые наброски облаков бродили над нами, кричали ночные птицы. Мы шли по дороге, я разглядывал спящие холмы.

– Сколько тебе лет? – спросил я ее.

Полы ее платья молча прошуршали по земле.

– А мне?

Молчание.

– Далеко он?

– Скоро придем, – ответила она, и мы зашагали быстрее.

Белая полоса тумана лежала над оврагом.

Шарманщик сидел, сложив руки на холщовых брюках, и вглядывался вдаль. Неизменная подруга-шарманка стояла рядом.

Я подбежал к нему и осторожно потянул за рукав:

«Дядя… Шарманщик… Послушай меня!»

Он удивленно посмотрел в ответ.

– Возвращайся! Вернись к людям. Я буду хорошо себя вести, я все сделаю, только вернись. Шарманщик!

Он как будто не слышал меня, и горячие слезы хлынули из глаз.

– Неужели тебе хорошо? Неужели вот так хорошо? Разве это жизнь? Мой папа бы никогда так не сделал! – захлебываясь обидой, я продолжал:

– Разве можно из-за одного человека! Что это такое? Как ты мог обидеться за это на всех? Ты ведь столько живешь – и один. Да я бы дня не согласился прожить, зная, что совсем никого у меня нет, а ты, ты!..

Глаза жгло горючими слезами. Я чувствовал, что он и меня обидел. Я поднял глаза и прошептал: «Разве так можно?» Солнце выстрелило из-за горизонта. Я рассеянно провел по нему глазами, потом снова взглянул на шарманщика. Его не было! Только пустое бревно лежало, равнодушно встречая первые лучи солнца.

*  *  *

Я открыл глаза, бледный свет сочился сквозь приоткрытые занавеси на окнах. Я знал, что сегодня его найду.

После завтрака я тайком вышел на улицу. Дома стояли сонные. Я засеменил мимо них.

Мелькали прохожие, но всё не те: девочка со скакалкой, пожилой мужчина с портфелем под мышкой, дворник с надкушенной булкой. Я ловил их далекие взгляды и тотчас шел дальше. В одном из дворов я встретил старика, который сидел, прислонившись спиной к какому-то дому. Пытался заговорить с ним, но он, пробормотав что-то под нос, повернулся на другой бок и уснул.

Когда солнце перевалило за полдень, по улицам начали ползать тени. Наконец хоть кто-нибудь укажет мне дорогу! Я шел за ними, уверенный, что они знают, куда идти. Подходя к одной из улиц, я услышал музыку. Ноги вынесли меня к площади, и я увидел его.

Шарманщик стоял, прислонившись к силуэту памятника, и задумчиво что-то играл. Я радостно бросился к нему и повис на широкой шее.

– Шарманщик! – я еще сильнее стиснул его. – Пойдем, тебя ждет папа. Вот же обрадуется он, когда увидит тебя!

Шарманщик отстранился, с беспокойством глядя на меня:

– Кто ты такой?

– Я… – я задумался, подбирая слова, – я знаю тебя, папа мне все рассказал. Ты вернулся? Вернулся, правда? Ты простил людей?

Старик вскинул брови:

– О чем ты говоришь? Каких людей?

Я не знал, что ответить. Это ведь точно он!

Ведь он?

Да, я помню.

Я схватил старика за рукав, пытаясь поймать его взгляд.

– Но ведь это ты! Ты! Не обманывай меня, я точно знаю. Для чего ты лжешь? У тебя и борода, как у него. Это ты! Ты спас девушку, а потом ушел, потому что кто-то украл плоды с дерева, – незаметно для себя говорил я все громче и громче; прохожие обеспокоенно озирались, – ты ушел, а все остальные, мой отец, я… – я осекся, – они все остались. Зачем ты бросил людей?

Он молчал, ошарашенно глядя на меня.

Мимо молчали люди.

*  *  *

Солнце мелькало на небосводе. Я решил, что сегодня точно найду его. Я вышел на улицу, прошел той же дорогой, уже не замечая прежних прохожих. Сегодня все были старики. Я бродил среди стариков. Желтые глаза глядели с их осунувшихся лиц. Когда я вышел на площадь, там стояла толпа стариков. Я зашагал прямо к памятнику, туда, где прежде видел шарманщика.

Он стоял все там же и вращал ручку шарманки, но музыки слышно не было. Я подошел близко, но не звучало ничего. Я сказал ему, что музыка не играет, а он лишь вздохнул и продолжил.

Я подумал, что это не так страшно, что мелодии нет, главное – это тот шарманщик. Я снова потянул его за рукав, пытаясь увести его за собой, но, стоило мне бросить взгляд в сторону, я увидел, что держу не его, а кого-то из той толпы.

В глазах рябило. Нервно вздрагивал воздух. Блики лиц возникали передо мной. Они шли во все стороны – нет, я шел во все стороны! – и держал я как будто бы всех.

*  *  *

Сегодня, сегодня я найду шарманщика! Я выбежал из дома и понесся по улицам. Успеть! Только бы успеть, пока площадь не заполнится лицами и он не сможет исчезнуть в толпе!

Не заметив корня под ногами, я споткнулся. Кажется, какое-то дерево подало мне руку. Колени перепачкались в земле. В груди больно закололо. Отряхнувшись, я торопливо захромал к площади.

О нет! Люди толпами выходили из домов. На площади устроили танцы, и всюду, казалось, не замечая никого вокруг, кружились мужчины и женщины. Они неслись в такт музыки шарманщика, но музыки не было. Я протиснулся сквозь танцующих и увидел старика. Он снова играл на немой шарманке. Он поднял глаза, улыбаясь. Я вновь попытался заговорить с ним:

– Твоя шарманка не играет, почему люди танцуют?

Он молча улыбался.

– Почему, почему ты не отвечаешь? – взвыл я.

– Что? – спросил он, показывая, будто не слышит меня из-за музыки.

– Остановись, прекрати играть!

– Это нельзя, – сказал он.

Я снова потянул его за рукав.

Памятник… «Какой он высокий», – подумал я и вдруг почувствовал чью-то ладонь на плече. Какая-то дама смотрела мне в глаза. Мы неистово неслись в танце, асфальт кружился под ногами. Вокруг кружились пары, и я был среди них. Мне захотелось вырваться, но меня несло, несло… Синее небо вертелось где-то над головой. Дома, вспышки цветов, люди мелькали вокруг. Мы кружились под немую музыку.

*  *  *

Сегодня или никогда. Я вышел на улицу, привычной дорогой направившись к площади. Немигающие птицы глазели с деревьев. Дома стояли, запертые изнутри. В голове осталась одна мысль: шарманщик.

Я вышел к площади, и она оказалась пуста. Не было ни его, ни прохожих. Я бродил вокруг памятника около часа и уже собирался уйти, как на площадь вышел шарманщик. Я обрадовался: наконец он один! Ведь теперь он, наверное, согласится пойти со мной…

И вдруг вышел еще один, затем – другой. Они шли еще и еще, как две капли воды похожие друг на друга. Сотни шарманщиков вышли на площадь (не считая тех, что продолжали выходить). Они подавали друг другу руки, запрокидывали головы, обнажая белые зубы. Казалось, огромные зеркала стали разговаривать друг с другом и смеяться. Этот смех сливался в гул. Я попытался закричать, но вышел тот же смех, нелепый и нервный. Я испуганно вскинул глаза и увидел сотни шляп.

– А папа, папа? Я так хотел, чтобы он увидел тебя, – шептал я смеющимся лицам, мелькающим перед глазами.

– Да, папу жалко, он бы так обрадовался, увидев тебя, – шептал я под нарастающий гул, уткнув взгляд в землю.

Шарманщики стекались со всех улиц. Я видел, как они шли – музыки не было, – вращая извечную ручку. Они сцепились в большой хоровод и стали ходить вокруг меня. Я вжался в памятник. Они кричали солнцу: «Слезай!», грубо насмехаясь над ним. Я зажмурил глаза…

*  *  *

«Сегодня я точно приведу его», – думал я, но свинцовое тело едва позволило мне встать. Я хотел было побежать, как прежде, – но кое-как дохромал до стола. Что же?

На столе лежала, небрежно рассыпавшись, горсть апельсиновых зерен. Я вздрогнул. Неужели вышло? Неужели он был здесь? Я попытался позвать: «Папа!» – но вырвался только хрип.