Ринат Камал (Ринат Альтафович Камалов) родился 28 июня 1954 года в деревне Дуван-Мечетлино Мечетлинского района РБ. После окончания БашГУ работал в школах Учалинского района, Мечетлинского района, заведующим отделом критики в издательстве «Китап». В настоящее время – редактор отдела художественной литературы в издательстве «Китап». Автор нескольких
романов и повестей. За роман «Альфира» (2004) ему в 2010 году присуждена Государственная премия им. С. Юлаева. Лауреат литературной премии имени Рашита Ахтари (2002). Заслуженный работник культуры Республики Башкортостан. Член Союза писателей Республики Башкортостан.

Любовь дьявола

Повесть-притча

 

Перевод с башкирского Гульфиры Гаскаровой

 

История эта началась с подмены человеческого младенца на отпрыска дьявола. Иблис[1] решил сыграть злую шутку с Всевышним: подкинул в мир людей одного из своих самых непослушных, злобных детей.

В ту темную ночь весь мир был объят покоем, казалось, что задремали даже звезды. Стали невидимы пути между мирами, связи между странами… Аллах выставил крепких дозорных на границе между своими землями и владениями дьявола, повесил на все ворота и двери огромные замки... Иблиса задело, что Бог не хочет иметь ничего общего с ним: мол, я не знаю тебя, а ты – меня! Почернела душа дьявола от лютой злобы. Ведь Всевышний возводит на него напраслину на каждом шагу, подчеркивая, какой Иблис коварный и вероломный.

Но Иблис не из тех, кто останавливается на полпути, отказываясь от мести противнику. Ему одному известны все пути-дороги на просторах Вселенной, он один умеет перелетать через преграды между мирами и подбирать ключи к любым замкам.

И вот Иблис отправился в непроглядную ночь и легко перешел границу между своей страной и миром людей. Плевать он хотел на богатырей-дозорных, на их оружие – опоил дьявольской водой, и те погрузились в трехдневный мертвецкий сон… И подложил самого своенравного, коварного своего сына в колыбель человеческого дитяти, мать которого спала глубоким сном после тяжелого труда и бесконечных забот в течение дня. Тем не менее её ресницы дрогнули, а лицо едва заметно сморщилось, когда Иблис вынимал малыша из зыбки. Но мать не проснулась, приняв легкий шорох за возню ребенка во сне. С вечера она досыта покормила сына грудью, и до самой зари он не должен был просыпаться.

Иблис бросил своего отпрыска в колыбель, засунул человеческое дитя за пазуху и полетел к себе домой. Утомленная мать едва уловила последний визг и горький плач своего малыша, недовольного тем, что потревожили его сон. Обитатели мира людей измотаны трудом, а Иблис – бездельник, бесится с жиру, не знает, куда силы приложить. Вот и строит разные интриги против Аллаха, днем спит, а ночью только распахнет глаза и начинает придумывать новые козни. По его разумению, Аллах покровительствует только миру людей, а до страны дьявола Ему и дела нет. Вот за это и мстит Иблис Всевышнему, не зная усталости.

С раннего утра дьявольский отпрыск начал вредничать: присосался к груди женщины и начал терзать и рвать человеческую плоть. Не столько сосал, сколько кусал и царапал грудь до крови.

– Вот ведь собачий сын! – ругалась на него Янифа от боли. – Всю ночь визжал, но грудь не брал, вот и проснулся голодный как волк.

Конечно же, Янифа и не догадалась о подмене ребенка. На первый взгляд трудно отличить потомков Иблиса и Адама. Единственное отличие в цвете крови: у людей она алая, а у дьяволов – темно-коричневая…

Поэтому Янифа любила дьяволенка, как своего сына, ласкала и лелеяла. Не шлепала за проделки, не била по губам, когда он кусал ей грудь до крови, а только смеялась. Ведь мы прощаем любые выходки своих детей, со временем начинаем даже боготворить их. Нет чтобы стукнуть разок по клыкам маленького безобразника! Проучить его с малых лет!

А дьяволенок исцарапал шею Янифы, однажды даже прокусил сосок.

– Ай! – Мать бросила малыша на подушку, сама пыталась остановить кровь. Ребенок плакал на одном конце постели, она – на другом. Долго не могла прийти в себя. Не скоро зажил и сосок.

– Похоже, муж у тебя жестокий, – шутили подруги, часто замечая синяки на лице Янифы. Мать только молчала в ответ. Не могла же она сказать, что малыш – драчун, бьет по лицу, куда не попадя.

Когда он царапнул ей нос, словно бешеная кошка, не выдержал и муж:

– Почему не укоротишь руки этому негоднику?

– Он же маленький, как можно наказывать его?

– А он как терзает тебя...

Этот шрам на кончике носа останется на всю жизнь. След раны, нанесенной двумя тоненькими пальцами малыша!

Однажды сын ударил её в глаз. Искры посыпались, Янифа даже испугалась, что глаз лопнул… Два-три дня не могла открыть веки. Врачи сказали, что лопнули мелкие сосуды, посоветовали промывать глаз теплой заваркой, прикладывать лист подорожника и репейника. Так промучилась около полутора месяцев.

С той поры в деревне Янифу прозвали «косоглазой». А она тут же отучила сына от груди. Несмотря на это, тот вырос крепким, но неуклюжим мальчиком: одна рука оказалась длиннее другой, одна нога толще, чем другая. С мощной бычьей шеей и таким красным лицом, что казалось, кровь брызнет из-под кожи, если задеть его пальцем.

Мальчика назвали Хуснуллой. Позже в семье появились его младшие брат с сестрой. Теперь он взялся терзать их. Сначала выдирал волосы сестренке, потом опалил брови братику. Постоянно придумывал интересные для себя, но опасные для других забавы.

Родители сильно переживали, когда он опалил брови младшего сына, и убрали спички подальше от детей – на приступку печной трубы у самого потолка. Хуснулла стал крутиться возле большой печи, как лиса вокруг сыра. Он задумал поджечь дом, чтобы пламя поднялось до небес. Вот это будет представление! Если не успеют потушить, огонь может перекинуться и на соседей. Сгорит вся деревня! После такого геройства чертенок мог бы вернуться в мир дьяволов, явиться к родителям, чтобы поделиться своей радостью, отпраздновать первую победу! Мол, я достаточно напакостил в мире людей, разнес их жизнь в пух и прах – выполнил свой долг, так что можно и возвращать меня в свою страну!

Пытаясь залезть на печь, он упал с высоты и повредил ногу, с тех пор стал хромать. Но бегал быстро – ничуть не отставал от других мальчишек!

Утопил всех цыплят в озере, никто не понял, кто это сделал. Тогда взялся за гусят, выкинул их в туалетную яму. На этот раз его поймали за руку.

– Что за вредный ребенок?! – рассердился отец, потрепав его за ухо. И накинулся на жену: – Твоя кровь!

Хуснулла мстил матери: не будет гусят, не придется их выгуливать, не будут поручать ему пасти их. Он привык целыми днями бродить без дела, поплевывая сквозь зубы. Любил купаться в озере. Ему не было еще и пяти лет, а плавал как рыба: нырял, выныривал, опять нырял и вновь неожиданно появлялся над водой, словно утка.

На берегу того самого озера и обнаружил спички в чьем-то кармане. Прибежал домой, там никого не было.

– Попробуем поджечь только один угол, – сказал он младшим. – Вон, видите, мох свисает.

Дом был совсем новый, не успели даже обтесать бревенчатые стены, не говоря уже о штукатурке. Младшим тоже стало интересно.

– Давайте запрем дверь! – предложил Хуснулла.

– Ха, горит! – радовались малыши, прыгая от радости. Старший брат пустился в пляс.

Огонь тут же устремился вверх: сначала пополз по занавескам, добрался и до потолка. Дом наполнился дымом и гарью.

– Абзый[2], я не могу дышать! – заверещал мальчик без бровей.

– Абзый, глазам больно! – плакала девчушка с пробитой много раз головой.

Хуснулла разбил окно, пламя вырвалось наружу и тут же добралось до крыши. В мгновение ока дом превратился в огненный стог. Средь бела дня совершенно новый дом сгорел дотла.

Старший мальчишка оказался шустрее, он выпрыгнул через окно. И навсегда запомнил крики «Я тоже!» сестренки и братика, раздавшиеся ему вслед.

Бедная Янифа шла с работы домой и упала без сознания, её привели в чувства, побрызгав в лицо водой. А отец застыл, как каменное изваяние. После случившегося Кусярбай словно онемел и потерял разум: не разговаривал, не смеялся и не плакал. Позже бросил жену и ушел из деревни восвояси. Больше его никто не видел.

Лишившись двоих детей и мужа, Янифа привела в порядок баню и стала там жить с сыном Хуснуллой. Бедная женщина. Говорят, что у женщин сорок душ – одну убьешь, а еще тридцать девять остаются. Хоть раздави, как змею, хоть раскатай, словно тесто… Стоит только чуть окропить водой…

Несчастная Янифа родила еще одну дочь, оказывается, она понесла еще до того трагического дня. Поехала в больницу рожать. Думаете, Хуснулла в это время жил один в бане? Ошибаетесь! Пока Янифы не было дома, чертенок вознесся ввысь. Отправился на свою родину!

Вернувшись, Янифа удивилась, что сын прекрасно справлялся и без нее. Ухоженный и сытый, даже немного поправился, лицо сияет, глаза горят. Крепкий и бойкий ребенок. В огне не горит и в воде не тонет. Сообразительный, его не берет ни одиночество, ни голод. То ли выкован из железа, то ли из камня высечен, то ли земной человек, то ли небожитель?

Мальчик жив-здоров, а дома холодно и не прибрано, есть нечего, нет даже воды… Мать сидела растерянная, не зная, что и подумать.

– Сынок, что ж ты даже полы не подметешь? Я сама не могу – кружится голова. Дома ни капли воды.

– Я устал.

– Где ты был?

– Играл.

– Набери щепок, надо печку затопить…

Янифа с трудом ходила по дому, тут захныкал малыш. Мать поручила Хуснулле покачать колыбельку, и он затряс ее так, что вот-вот оборвется пружина. Малышка заплакала еще громче. «Чтобы ты лишилась голоса!» – пожелал ей брат и тут же убежал на улицу играть. А малютка осталась одна в окружении бесов. Проснувшись, она свалилась из колыбельки, упала лицом вниз и не могла дышать. Когда ее обнаружили, в ней едва теплилась душа.

Оказавшись во дворе, Хуснулла прошел за сарай и увидел там стайку гусей, хозяйничавших на огороде. Длинными клювами они выковыривали картошку из-под земли. И мальчик вспомнил, как несколько дней назад с вилами гонялся за соседским теленком. Вот была потеха: он колол теленка острыми вилами в спину, а тот, истекая кровью и смешно взбрыкивая, убегал. Но ему было мало этого, подняв вилы над головой, словно копье, метнул их в теленка. Воображаемое копье вонзилось в круп бедного животного, и теленок бешено ускакал.

В этот раз мальчик схватил полено и запустил им в гусака! Тот перевернулся в воздухе, шмякнулся об землю и остался лежать без движения. Что делать? Недолго думая, Хуснулла взял оглушенного гусака за крыло, оттащил его за сарай и оставил там лежать. Там тебе и место!

В другой раз вместе с мальчиками придумал очередную забаву.

– Давайте повесим черного кота Галима, – предложил Хуснулла, причмокивая губами.

– Давай!

Сидевшего на крыше кузницы кота сманили горбушкой хлеба. Как говорится, голод не тетка. Кот даже не заметил, как надели веревку ему на шею.

– Попался! – торжествовал Хуснулла.

Кота прикончили прямо за кузницей, у самой стены. Тут укромное место: заросли крапивы скрывали дорогу. Любимое место Хуснуллы. Здесь он расправился не с одним живым существом. У мальчишек глаза лезли на лоб от увиденного, а Хуснулла только ухмылялся.

Он показал такой же фокус за кузницей и соседке Гульшат. Сначала как ни в чем не бывало водил девчушку намного младше себя за руку. Достал из кармана почерневший кусок сахара и угостил ее.

– Гульшат, идем, покажу тебе кино!

– Кино? – Малышка захлопала в ладоши. – Я люблю кино! Рыбы, шарики!

– В кино бывают еще и кошки, Гульшат, – засмеялся Хуснулла. – Видела когда-нибудь кошку, висящую вниз головой?

– Нет.

– Идем. В цирке кошки висят вниз головой.

А дальше он увлекся изготовлением стрел. Проникал через окно в кузницу, пока там никого не было. За пазухой – консервные банки. Сначала большими ножницами кузнеца Кидрас-бабая разрезал их на полоски и ковал стрелы. Потом надевал стрелы на сухие стебли или камыш и открывал стрельбу. Ох и потеха! Воробьи сыпались друг за другом, попадало и сорокам… Стрелял даже в бродячих собак, бесхозных кошек.

Иногда Хуснулла ходил с ровесниками пасти коров в ночное. Узнав, что у него есть стрелы, мальчишки тянулись к нему. Если б не лук и стрелы, ходил бы лиходей, как и прежде, один. Ведь ровесники не берут его в свой круг, а кто помладше – убегают и прячутся. А новое оружие Хуснуллы привлекало мальчишек, как конский навоз – галок. Он показывал им стрелы, разрешал пострелять из лука. А лук получился на славу – из гибкой черемуховой ветки с тетивой из конского волоса! Два-три мальчика испытали свою меткость, затем решил похвастать мастерством сам Хуснулла.

– А-о-а! – Душераздирающий крик разрезал воздух, искромсал облака и поднялся до небес. – А-а-а!

– Я нечаянно! Я не хотел! – кричал обезумевший Хуснулла.

– Это Хуснулла, Хуснулла стрелял! – разбегались мальчишки кто куда.

– Нечаянно!

Да, Хуснулла случайно выбил глаз Саита, сына Гарифа. А-а-а! Достигнув горных вершин, этот крик разнесся по долинам, долетел до темных лесов и вернулся эхом. Гариф поднял на руки сына, от боли извивавшегося по земле. Стрела попала прямо в глаз, мальчику сделали операцию в больнице.

Хуснулла сбежал из деревни и прятался на болоте, ушёл за дальнее озеро. Семь дней не приходил домой, питался чем попало, ночевал в барсучьих норах, на лесной опушке. Избегал людей, держался как можно дальше от деревни, не знал, куда глаза спрятать, куда податься. Как голодная собака, жевал траву и листья, ел грибы и гнилушку. Крайне исхудал, остались от него кожа да кости.

Говорят, он якшался с болотной нечистью, подружился со змеями. Якобы видел даже русалку, она и прятала его у себя, кормила, обстирывала...

– Где тебя носит, Хуснулла? Дров не нарубил, воды не принес, повсюду беспорядок... – жалуется сквозь слезы Янифа. – Я пришла усталая с работы, дома холодно, есть нечего. Хотя бы за сестренкой смотрел. Только и знаешь, что бродить по улице…

– Я – хозяин улицы!

– Эх, сынок...

Хуснулла, здоровый детина с руками разной длины и ногами разной полноты, снова убежал на улицу. Ага, на том конце деревни мальчишки играют в городки! Большой и нескладный Хуснулла мигом оказался рядом с ребятами. Он постоял немного, почесывая затылок, и крикнул:

– Так, положите палки на землю в один ряд! Кому говорю, давайте быстрее! – И добавил раздраженно: – Чья это палка?

– Тафтизана.

– Ну-ка, покажи уши, видно, там репка выросла? – подняв Тафтизана за уши, Хуснулла кидает мальчика на дорожку из палок и хохочет. – Так-то вот. – Затем берет жертву за ноги и катает туда-сюда. – Это называется «паровоз», а палки – колеса, поняли?

От неожиданности у мальчиков глаза полезли на лоб, никто из них не засмеялся вслед за истязателем.

– Запомните, нельзя целыми днями играть в одну и ту же игру. А эта игра называется «катать паровоз».

Устав от своей «игры», Хуснулла начинает догонять других мальчишек. Бьет их ногами и кулаками. Те, как зайчата, с криком разбегаются врассыпную, а он бежит за ними. Услышав плач детей, взрослые выходят на улицу, открываются со скрипом калитки… Женщины выручают детишек и проклинают Хуснуллу. А он только хихикает в ответ и уходит на другой конец деревни, забрав все добро мальчишек: палки – в охапку, а рюхи – в карман.

Забыв об обидчике, мальчишки тут же вновь принимаются за игру. Но все же оставляют наблюдателя у переулка. Вдруг раздается резкий крик:

– Зверь возвращается! Зверь!

В мгновение ока мальчишки исчезают. Зверь появляется из переулка и уходит обратно. Он обходит улицы вдоль и поперек, бродит по всей деревне. Ходит с таким видом, словно он хозяин всего. Никому не даст спуску, никого не боится. Он – главный! Руки так и чешутся наказать кого-нибудь.

А беззаботные мальчишки и думать забыли про Зверя: увлеклись игрой, забыв не только про Хуснуллу, даже о доме, еде, обо всем на свете. У переулка в этот раз дежурил плюгавенький пацаненок. Он долго сопротивлялся, даже плакал. Но никому из старших не хотелось оставаться на посту. Все они увлеклись игрой. Особенно умело играл Махмут, который силой заставил мальчишку стоять на карауле. А «постовой» загляделся на жучков-солдатиков, гревшихся на солнце у фундамента, поэтому даже вскрикнуть не успел, когда Зверь схватил его за руку.

– Ай, ай! – Зверь выкручивал руку мальчишки.

Ребята на этот раз перебороли страх и повернули назад.

– Пацаны, давайте закидаем Зверя камнями! – крикнул Тафтизан.

Как будто только этого и ждали – мальчишки осмелели: на голову Хуснуллы посыпались камни. От боли тот был вынужден отпустить жертву.

– У-у, салаги! – Зверь спасся от града камней под крышей сарая и завыл: – Тафтизан, партизан, это только твоих рук дело…

Он не забыл обиду, поймал Тафтизана и поколотил. Теперь он подкарауливал мальчишек по одному. Исмагила преследовал с жердиной в руках, перочинным ножичком порезал резиновый мяч Гадельши, камнем пробил голову Айдара.

Мальчики чаще всего собираются у ворот старика Сагди. Как будто там сахаром посыпано. Дело в том, что у его ворот стоит старая полуторка, оставшаяся со времен царя Гороха. Ребята любили играть на ее кузове. Хозяин не прогонял их, хотя ему не нравилась эта шумная толпа. А вот Зверь появился внезапно. Он тихо и незаметно приблизился к машине, прямо как рысь. И стянул штаны с мальчика, который лез на кузов. Тот завизжал от стыда и обиды. Легко еще отделался. А Зверь уже с другого борта кузова стянул Тафтизана на землю, оцарапав его ладони и лицо о деревянный борт.

– А-ай-й!

Вместо лица – кровавое месиво. Позже братья обнаружили его без сознания. А Зверя и след простыл. Братья Тафтизана грозились отомстить ему, чтобы проучить. А Хуснулла опять сбежал из деревни.

Старик Сагди, ты должен поблагодарить Зверя за то, что он отвадил мальчишек от твоих ворот. Не будут больше лазить на полуторку и нарушать твой покой! Так и надо этим огольцам! Проучил их Зверь! Если за порядком в лесу следит волк, то в деревне на страже порядка стоит Хуснулла.

Но доставалось и самому Зверю: братья Тафтизана несколько раз кидали его в заросли крапивы, раздев догола. Отец Айдара саданул по голове уздечкой. А когда несколько мужиков высекли его кнутом, Хуснулла три дня провалялся без сил и движения. Мать причитала:

– Зачем ты обижаешь маленьких? Вот и отливаются тебе их слезы. Оставь свои проделки! Отец твой был совсем другим, даже пальцем не трогал вас… В кого ты такой уродился, чистый зверь… – Янифа тут же прикрыла ладошкой рот, сожалея о высказанном. Что же она осыпает ругательствами родную кровь, призывая проклятия на голову собственного сына?!

А Зверь не унимался:

– Я хозяин улицы, всех подчиню себе!

– О, Всевышний...

Янифа на работе от темна до темна. А верзила-сын то пропадал, то возвращался. Как Маугли, бродил по лесу, приходил через неделю домой и требовал еды:

– Я голоден.

– Надо окучить картошку!

– Хочу есть.

– Бычок не пришел с табуна...

Перекусив кое-как, двойник Тарзана лезет на чердак сарая. Проспав целый день, придумывает еще какое-нибудь развлечение. Больше никаких забот. Зверь отдыхает.

 

 

*  *  *

 

В деревне принято собираться в клубе задолго до начала киносеанса. Играют в домино или режутся в карты. Подростки и дети меряются силой и ловкостью.

Сегодня ребята постарше отделились от младших и отправились на берег реки.

– Давайте сражаться настоящими ножами! Что толку от деревянных?

Все одобрили предложение Фардиана, брата Тафтизана.

– Давай! Не будут же городские жулики нападать с деревянными ножами…

Подростки сегодня попытались учиться приемам борьбы против ножа. Сначала махали деревянными ножами… Фардиан за главного. Он знаком с приемами самбо, поэтому уговаривал парней выйти против него.

– Ну, кто первый?

Никто не может решиться.

– Давай, Ислам.

– Нет.

– Фарит... Иди, Садри! Вот ножик...

– Пусть Шамиль...

– Шамиль, давай! – Фардиан с важным видом стоит в центре круга. Никто не смеет выйти против него. Боятся самбиста?

– И-и, Зверь!.. – Садри указал пальцем на Хуснуллу, который со стороны наблюдал за старшими. – Давай ты!

Так все заметили Зверя, когда совсем было пропал интерес к игре. Хуснулла не участвовал в играх старших, маленьких бы он давно уже расшвырял, а эти – большие. Поэтому и наблюдал за ними издалека. Он любит быть щукой на мелком озере, чем мальком в большой реке…

– Ха, Зверь!.. – Фардиан поддержал Садри. – Подойди поближе!

– Не-ет! – сразу отказался Хуснулла.

– Идем, попытай счастье!

– Не-ет!

Остальные тоже стали уговаривать.

– Ты же – Зверь...

Задетый за живое, Хуснулла содрогнулся всем телом: то ли в нем заговорила кровь дьявола, то ли проснулся азарт хищника.

– Ну!

Зверь оглянулся вокруг. Брат Тафтизана Фардиан стоял напротив него с усмешкой на губах.

– Давай, Зверь! – Садри вложил холодную ручку ножика в дрожащую ладонь Хуснуллы.

– Иди, иди! – вновь крикнул самбист Фардиан. – Я готов!

Зверь до хруста в пальцах сжал рукоять ножа и рванул вперед. Все случилось в мгновение ока. Зверь прыгнул со скоростью рыси и оказался в объятиях здоровенного Фардиана. Разъяренный самбист прижал соперника к своей груди, словно пытаясь проглотить его живьем.

Тут берег реки огласился страшным воплем:

– А-а-а-й!

Когда Зверь вынул нож, его лезвие было в крови. Богатырь Фардиан опустился на колени, держась рукой за грудь.

– Он его ранил! Зарезал! – раздавалось отовсюду, Садри тут же припустил в сторону дома.

Друзья кое-как доставили Фардиана в больницу. Так печально закончилась игра. Садри, младший брат Фардиана, оказывается, сбегал за отцом, вскоре он вернулся на берег вместе с отцом Габдельхаем. Тот надрывался во все горло:

– Где он?! Душу выну у чертенка! Вся деревня из-за него слезы льет. Где нож? – кричал он, не видя никого и ничего вокруг.

Обыскали берег, обнаружили нож.

– Где Зверь?

– Убежал домой.

Взбешенный Габдельхай ворвался в баню, где жили Хуснулла с матерью, и вытащил ревущего подростка во двор, как собаку из конуры. Мужчина был готов тут же всадить в него нож.

– Сам, собственными руками прикончу дьявола! – В его руке блеснул тот самый ножик. Казалось, Хуснулле пришел конец, отец был готов отомстить за сына. Он должен был своими руками отправить Зверя на тот свет вслед за сыном! Тут кто-то схватил разгоряченного мужчину за рукав.

– Габдель... – И тут злополучный нож разрезал рукав пиджака милиционера.

Ага, это участковый помешал ему довести задуманное до конца! Он спас Зверя на этот раз. Приемом самбо бросил Габдельхая в одну сторону, нож полетел в другую.

– Своими рука-а-ми! – простонал отец от бессилия.

– Габдельхай-агай...

– Своими руками... – заплакал от досады разгневанный отец.

Зверь убежал в урему, спрятался в гуще кустарников. Никто его и искать не стал.

…Врачи районной больницы сделали операцию брату Тафтизана Фардиану. Она прошла удачно: хирург сказал, что парень будет жить. Кстати, Фардиан сам виноват, ведь это он принудил Зверя напасть на него… Ребята заигрались, а Зверь не осознавал своего поступка… С одной стороны, это и не преступление, так как Хуснулла – несовершеннолетний… Фардиан сам…

Зверь избежал наказания и на этот раз, покинув деревню почти на десять дней. Не попадался на глаза людей, не появлялся и дома.

Хуснулла возвращался «оттуда» с новыми песнями и разучивал их вместе с односельчанами. При всей нескладной фигуре пальцы у него были тонкими и длинными – как будто созданы для игры на гармошке. Стоило взять в руки гармонь, и он забывал обо всем, играл не переставая, душа улетала ввысь. Склонив голову к гармошке, покачивался на волнах мелодии, как одинокий корабль на море. И музыка лилась без остановки.

«Душа у него чувствительная, хоть сам и жестковат», – говорили в деревне о Хуснулле. Звали его на застолья, на свадьбы. Изредка гости преподносили брагу и ему – у него голова кругом, небо над ним качалось, облака начинали прыгать. Полы почему-то оказывались на месте потолка, и люди отплясывали там вверх тормашками. Разгоряченные гости с громким топотом попирали облака, небо разрывалось пополам, раскалывалась и голова.

– Бражки! – мол, не забывайте про гармониста.

– Кислухи! – вторила гармошка.

– Бражки! – Пьяные гости, пьяный дом, пьяная страна.

– Кислухи! – Куда бы бухнуться головой, чтобы она разорвалась наконец.

Хуснулла больше не будет ходить на такие застолья. Не станет он развлекать пьяных гостей. Вам нужен гармонист? Плевал он на ваши гулянки, на вашу бражку! С этими мыслями подросток продолжал играть на гармошке. Глаза сверкали, а сердце сжималось от обиды и злости на людей. Надрывался и инструмент в его руках, раздвигая свои мехи.

Нет, Янифа не покупала гармони для сына – не хватало средств. Хуснулла пристрастился ходить в клуб, там играл на гармошке, готов был дневать и ночевать там. Там же научился пить, драться, мог там же уснуть и пропустить школу. Плевать он хотел на школу, на директора, на весь белый свет! Море ему по колено, он – сирота, свободная птица, атаман. Вся деревня трепетала перед ним, вся деревня плакала… Отец его бросил, за это он мстил людям, самой жизни. Мстил номенклатуре – начальству, заведенным порядкам, законам человеческого общества, проклинал эту беспросветную жизнь; страну, которая своих граждан превращала в рабов, и её бесстыдное правительство; государство, народ которого влачил жалкое существование; строй, который не стремился осчастливить людей:

 

– Месть, месть!

В сердце подростка горел огонь мести, проклятий. Он стыдился своего сиротства, завидовал ровесникам, у которых были отцы. Поэтому и в школе придумывал разные гнусности.

Учиться ему было неинтересно, вот и находил себе развлечения. Мог сползти под парту и наблюдать за ногами молоденькой учительницы… Особенно в жаркую погоду, когда она, расслабившись, чуть раздвигала полные ноги… А на перемене хвастал перед мальчиками, якобы ему удалось увидеть её нижнее белье, даже незаметно провести по нему рукой. И в классе находились смельчаки, которые смотрели бесплатное кино во время уроков.

Однажды Зверь до смерти напугал ту самую учительницу. Принес в класс дробовик. Заигравшись, стал постукивать им о край парты. И вдруг резинка натянулась, и грохнул выстрел. Учительница побледнела и прикрыла уши ладонями…

– Кто это сделал?

– Зверь.

– Вон из класса! Чтобы я больше тебя не видела!

После этого он перестал ходить на уроки молодой учительницы и остался на второй год. Но Зверь не растерялся: продолжал играть на гармошке, участвовать на концертах в клубе, развлекать малышей на школьных утренниках:

Маленькой елочке

Холодно зимой...

Из лесу елочку

Взяли мы домой...

И вот ведь чертенок, играет-то как хорошо! За душу берет… Прямо до слез. Где только научился, окаянный?! Ведь Янифа не покупала ему гармошки! Значит, огонь жил в душе… Искорка Вселенной! Она-то и научила его играть так, что у слушателей выступали непрошеные слезы.

Скоро по деревне разнеслась весть, будто Хуснулла сам убил отца… Эта молва то стихала, то снова появлялась. Дом Зверя превратился в жуткое место. Говорили даже, что Янифа сошла с ума. Никто не искал ее мужа-бродягу, пропавшего давным-давно. Никого не осталось и из его родни, даже имя его стерлось из памяти.

Как и много других вещей в этом мире, ушли в небытие и эти разговоры. Ничего удивительного! Разве мало мусора попадает в речной поток или мало разных слухов живет под этим небом? Все проходит, все предается забвению. Вселенная бесконечна, новостей в мире несметное количество, а человек – всего лишь песчинка… В мире людей человек ничего не значит, никто его не считает высшей ценностью. Больше внимания уделяется документу… Но он – всего лишь клочок бумаги. Даже законы, соглашения – всего лишь бумажки! Человечество полагается не на человека, а на силу, на машину. Люди захватывают земли друг друга, различают других по цвету кожи и волос, сторонятся узких глаз, чураются горбатых носов, отрицают чужую веру. Тем самым они пытаются доказать любовь к «своим», слывут патриотом своей страны, своей религии. И не понимают, что все это сеет вражду между людьми. Вот и получается, что человек человеку – волк… Разве они будут сочувствовать другим, оберегать друг друга от болезней и жизненных бурь?

Вот и эти слухи вскоре стихли, исчезли подозрения. Люди вновь безо всякого сожаления бросили в объятия Вселенной безвинную жертву из своих рядов… Вселенная содрогнулась, а страна бесов торжествовала. Всевышний лишь пожал плечами, поразившись поведению людей, своих подопечных. А что он может сделать? Он сложил руки, не найдя иного выхода. Мир опять погрузился в пучину беспечности, равнодушия, безразличия.

Или же это называется терпимостью? Может быть, мир людей спасают от полного исчезновения как раз эти самые терпение и выдержка (умение закрывать глаза на добро и зло)?

 

 

*  *  *

 

Наза – худенькая тихая девочка невысокого роста. Стоит, уставившись в окно. Весь мир замер для нее. Звуки исчезли, дороги опустели. Ничто её не привлекает, ничто не интересует. Не трогайте её, не надо беспокоить!

– Ты никак деньги потеряла?

Девочка резко обернулась на голос.

– А откуда вы знаете?

– Что я знаю?

– Вы взяли? Верните! – Девочка насупила брови. Ребенок с пухлыми губками. Скромная красавица. Именно скромностью и пленила она Зверя.

– Ребёнок... – он не знал, куда спрятать огромные руки.

– Почему ребёнок? – Девушка опять нахмурилась, выпятила пухлые губы. – И дома относятся ко мне как к маленькой...

– Ты красивая... – стал тот оправдываться.

– Ха, вы шутите! У меня украли сумку... – Губы девушки задрожали, глаза наполнились слезами.

– Куда ты едешь?

 – Осталось пять минут... А у меня нет денег на билет...

– На! – Он протянул ей деньги.

– Нет!

– На, бери! Поторопись! – сказал он, подтолкнув ее к кассе.

– Агай... – протянула плачущим голосом девушка, поднявшись на подножку вагона.

– Как тебя зовут?

– Наза. Улица Космодемьянской, тринадцать...

– Найду!

Хуснулла, конечно же, нашел девушку. Наза работала на швейной фабрике, сильно скучала по родной деревне, маме. Зачем она выбрала профессию швеи? Наверное, любила шить. Бедная девушка, сама не знает, чего она хочет, к чему стремится. Бывают такие наивные девчушки, которые верят всему, что ей говорят. Вот и Наза смешно таращит глаза, когда удивляется, и порхает, как бабочка, когда радуется. Ноги едва касаются земли, когда она хлопочет по хозяйству.

Юноша не сводит с неё глаз, его охватывает дрожь, когда смотрит на девушку. Она смеется так звонко и заразительно, что он тоже невольно начинает улыбаться. Вот тебе и молчунья – голос журчит, словно ручей, прыгающий с камня на камень, сверкая на солнце хрусталем! Голова идет кругом, глаз радуется. Девчушка напоминает то бабочку, то птичку. Болтунья! Говорит, не наговорится. А парень тает, пьянеет от ее голоса. И он думает про себя: «Слушать бы ее всю жизнь, не произнося ни слова!»

Наза встречает его, забросив все дела. Легкая, как пушинка…

– Почему молчишь, агай?

– А?

– Ба, да вы уснули…

– Нет.

– Правда-правда! – Девушка заливается звонким смехом.

– Наза… – Но парень тут же прикусывает язык. Нет, только не вспугни пташку неосторожным словом! Приручай ее потихоньку! Но хватит ли у него терпения?

– Может, хотите прилечь, агай? Вот подушка…

Он кивает головой. «Агай да агай». Это слово отзывается в его ушах песней. Такая ласковая, заботливая девчушка. Не знает, как ему угодить.

А «агай» уже который раз дает себе слово даже пальцем не трогать её, не задеть обидным словом. Хуснулла уже не спал, сон пропал, когда девчушка предложила ему прилечь. Он просто лежал, неразумный, представляя себе, будто они живут вместе. Он и эта девушка-ребенок с ласковым голосом и теплыми ладошками.

Глаза мужчины наполняются слезами. Его поднимало теплой волной, исходящей от мягкой подушки. Просто рай. Ничего больше не надо, остальное – обман… Из глаз потекли слезы, сердце сжималось. Что это – слезы счастья или тает его суровая душа? Стоишь ли ты этого нежного существа, безгрешного дитя?.. Она же совсем ребенок, доверчивый и наивный. А ты – жестокий грубиян…

Но Хуснулла не может очнуться. В мечтах он обнимает шаловливую красавицу, от которой исходит нежное тепло. Тело его тает, сердце куда-то проваливается. Душа взлетает ввысь, он не чувствует своего тела. Вот так бы прижать свою красавицу к груди и растаять навсегда… Забыть все свои козни против людей… Отречься от всех дурных поступков, своей веры и цели! Он готов расстаться с прошлой жизнью перед таким совершенством, ради этого счастья. Порвать со своим миром, остаться на земле, попросить прощения у людей…

Только не лишайте его этой радости, люди! Он обещает исправиться, искупить все свои грехи перед вами. Хочет оставить злые проделки, забыть прежнюю цель мстить Всевышнему и Его пастве – людям. Он будет любить вас, люди, будет отвечать добром на добро. Да, он отрекается от мира бесов, от своих сородичей.

От распущенных волос девушки пахнет цветами. Стан у неё такой гибкий, а талия узенькая… На ней ситцевое платье, облегающее стройное тело, – сквозь него угадывается каждая линия фигуры. Девушка, видимо, ищет что-то: нагнувшись, заглянула под кровать, и открылась ее нежная шея, предстали очертания круглых бедер… Хуснулла наблюдает за красавицей, притворившись спящим. Изящная фигурка извивается, будто змея, словно у девушки и вовсе нет костей. Розовое легкое платье подчеркивает все изгибы ее тела…

Что же она ищет? Вот она встала на колени. Поднялась, снова присела. Кто ты – стройная лань или хитрая змея? Ах, Хуснулла тает, словно масло на огне. А непуганая лань ходит по комнате, мелко перебирая стройными ножками и покачивая легким станом…

У Хуснуллы кончается терпение:

– Что ты ищешь, Наза?

– А… – Девушка машет рукой.

– Вот же оно… – Мужчина тянет левую руку к ней, а правой держится за сердце.

– А? – Девчушка в растерянности.

– Вот здесь… – Он готов дыханием привлечь к себе пташку.

Кончик тонкого пальчика вздрогнул, коснувшись его деревянных пальцев. Между ними словно прошел ток и проник до сердца, связав их воедино… Девушка осела без сил, а Хуснулла продолжал затягивать птичку в свои сети. Она пыталась противиться, но не было сил – дыхание будто остановилось.

– Агг… – губы ее приоткрылись, тело ослабло, глаза невольно закрылись, – аайй… – Сплетение рук, слияние тел… Охваченные неведомым доселе пламенем, они провалились во тьму. Время остановилось, пропали все звуки.

Раз поймав птичку в силки, «агай» не спешил отпускать её. Все забылось: и чай, и понятие греха, не стало ни сегодня, ни завтра – исчез весь мир вокруг. Осталось лишь это божественное мгновение, бескрайнее блаженство и безграничное счастье. Торжествовали только эти двое, действительность просто пропала.

Утро они встретили в качестве мужа и жены – судьбы их были решены. О прежней жизни Хуснуллы девушка узнала намного позже, но дело уже было сделано. Родственники попытались противиться их никаху – мосты были сожжены, пути назад не было. Прими, что суждено, человек, подчинись судьбе. Что на роду написано, то и случится…

 

 

*  *  *

 

Зоотехник Хуснулла всех держит в кулаке. Если чем недоволен, выходит из себя и может отлупить любого.

– Где ты пропадаешь?

– Кто? – переспросил заведующий фермой. – За трактором ходил…

– Что сказал?

– Что слышал!

Хуснулла коршуном налетел на заведующего, сбил его с ног и начал бить ногами.

– Перестань, Зверь! – заверещали доярки.

– На, получай! – свирепствовал тот пуще прежнего.

Присутствующие кое-как отбили заведующего.

– Гляди-ка, что сотворил Зверь, – охали женщины.

Предупредили и Назу.

– Как же ты, дитятко, пошла за него? Ты уж хотя бы не перечь ему!

Молодую женщину охватил страх.

– Если выпьет, он теряет голову. Он… – не унимались женщины.

Заведующего положили в больницу, поведение зоотехника обсудили на парткоме. «Передаем в суд дело зоотехника или нет? – обратился к коллегам секретарь парткома. Коммунисты промолчали. – Или направим дело в прокуратуру?» Однако решили на первый случай ограничиться предупреждением, мол, молодой еще, исправится.

А Хуснулла затаил обиду на секретаря. Дома похвастал перед женой:

– Побоялись. А парткому я еще покажу.

– Не стоило, Хуснулла, так с заведующим поступать перед всем народом… – робко заметила Наза.

– Повторяешь слова врагов! – побледнел муж. – Кто научил?

– Никто! Говорю, что сама думаю…

– Тогда получай свою долю и ты! – Хуснулла сильным ударом сбил жену с ног.

Сколько бы её ни уговаривали, Наза не стала уходить на больничный, через силу ходила на работу, а потом приняла твердое решение…

…Хуснулла примчался в деревню к её родителям. Выяснилось, что Наза у них не появлялась. Уезжая домой, зять пригрозил теще:

– Передайте ей, пусть возвращается домой! Сама не вернется – найду хоть на краю земли. Пусть хорошенько запомнит: из-под земли достану!

– Зятек, сам говоришь, что любишь…

Дома Хуснулла разорвал на полоски все её платья и упал лицом вниз:

– Наза! На-за… – повторял он, стуча кулаками по полу.

Побывал в подземном мире, вознесся до седьмого неба, но не зашел в дом отца, побоялся, что сородичи станут насмехаться над ним.

Пьянствовал дома. Секретарь парткома, видно, решил навестить его. Увидев того на пороге своего дома, Зверь вышел из себя:

– Ты?!

– Хуснулла, давай поговорим…

– Вон с глаз моих!

– Как мужчины…

Зверь трижды бежал из тюрьмы, трижды стреляли ему в спину – ничто его не брало. На него прыгнула ищейка-овчарка, выследившая беглеца, и оцарапала лицо, покусала руки – и ни капли крови… Тюремная охрана была в шоке. Понял и сам Зверь: его не берет ни огонь, ни нож! Это только люди подвержены всяким опасностям.

Все это время он думал о Назе. Ради неё убегал из тюрьмы, и только поэтому ненавидел неволю. Хотя и там он был сам себе хозяин: его все звали паханом. А пахан не работает, целый день плюет в потолок. Как самый сильный и жестокий, он там был в почете, имел власть над другими… Зэки – стадо баранов – замирали от одного его окрика.

Он думал о Назе. Эта красавица забрала его сердце, лишила покоя. Может быть, она ангел, сошедший с небес? Тоже из его сородичей? Хуснулла никак не мог избавиться от мыслей о жене.

– Что ты ищешь, Наза?

– Не найду начатую вышивку.

– Она в сундуке.

– Ты – ясновидец. Откуда все знаешь? На вокзале тоже угадал, что у меня украли деньги.

– Я тебя люблю, Наза...

– Ты – жестокий...

– Наза, я обладаю как колдовством, так и большой силой. Но ради тебя готов отказаться от всего этого, стать обыкновенным человеком, если выслушаешь меня...

– Не надо ворошить пепел потухшего костра...

– Я люблю тебя...

– Ты убьешь меня...

И Наза снова пропадает из виду. Ребёнок. Пухлые губки дрожат, словно она вот-вот заплачет. Невысокая худенькая фигурка… Пугливая пташка или робкий олененок? Облегающее ситцевое платье еще больше подчеркивает стройный стан… Гибкое тело извивается, грациозно покачиваясь, словно без костей. Ах ты, нежная девочка, Хуснуллу «агая» привлекла твоя беззащитность, он хотел стать твоим заступником, полюбил твою невинность и наивность… Зачем же его тело не превратилось в груду пепла в ту первую ночь? Лучше бы он тогда сгорел дотла в пламени любви.

Зверь сбежал в четвертый раз, чтобы добраться до деревни Назы. Шел по звездам и луне, ориентируясь на движение солнца. Думал, что избавился от мира дьяволов и что любимая простила его…

Открыл глаза от ощущения теплого дыхания любимой на своей щеке – ласковых объятий Назы, нежного ее тела…

– На-за... – шепчут его губы. – На-за...

Нет ответа.

– Наза, что ты ищешь?

Она как младшая сестра для Хуснуллы... Хуснулла полюбил ее как родную сестру.

Ответа нет. Но вроде бы кто-то растирает ему щеки и льет холодную воду на голову…

– Сынок...

– Наза?

– Кто такая Наза? Это та девица с лохматой головой? – спрашивает кто-то грубым голосом...

– Ты кто? Разве не Наза? – Хуснулла ничего не понимает...

– Это я – твоя мать! – хохочет кто-то. Хуснулла раскрывает глаза.

– Ба! – Кто это перед ним? Неужели мать, бесова жена?

– Сын, ты бредишь? Неужели ты влюбился в эту девку? Как ты, дьявол, можешь поклоняться человеку?! Даже от твоих волос несет человеческим духом! Фу-у... Это запах ее волос, да?

– Мама, я жить без нее не могу...

Мать-дьяволиха резко убрала руку со лба сына и отпрянула назад.

– Ах, что ты говоришь? Равняешь человека с собой, готов целовать им ноги! Закрой рот, пока отец не услышал...

– Пусть слышит! – в сердцах выкрикнул сын-вероотступник.

Ошарашенная мать долго молчала, затем с хитрой улыбкой тихонько подошла к сыну, который попал под влияние людей.

– Ты обошел много земель, много пережил, сынок... – голос Дьяволихи стал совсем другим: мягким, ласковым. – Ты устал.

– Но не сдался!

– Тебе надо отдохнуть.

– А что такое отдых?

– Хорошо, успокойся, сынок, скоро вернется отец. Это он забрал тебя с земли. Ведь от тебя долго не было вестей. Где ты пропадал?

– Я был в таком месте, которое люди называют тюрьмой. Но даже там держал всех в подчинении.

– Наша охрана обнаружила тебя в болоте без сознания...

– Да, я бежал из тюрьмы...

– Зачем?

– Истосковался по Назе...

– Опять эта девица! Плюнь ты на неё!

…Зверь снова оказался в тюрьме. Сидит на троне.

– Пахан!

– Да, Наза...

– Пахан!

– На-за-а...

– Пахан, прибыл новый этап!

– Плевал я на них.

– Братва бушует!

– Да пусть хоть поубивают друг друга!

– Пахан!

– Пусть наступит потоп, зальет всю сушу! Пусть шар земной улетит в тартарары!

– Зверь!

– Пасть порву!

Его, как волка, обложили со всех сторон. Черная овчарка прыгнула на него. От удара Зверь полетел на болотистую землю. Голодный, обросший, в рваной одежонке, он шел в деревню любимой, хотя еле стоял на ногах. Надеялся на чудо. Ну вот – теперь на его спине стоит торжествующий пес, а он лежит лицом вниз, пытаясь уберечь лицо и глаза от когтей ищейки. Возможно, глаза и есть та самая секретная точка, о которой говорили отец с матерью? Сколько бы его ни били контролеры, никогда из носа не шла кровь, да и на лице не оставалось кровавых следов.

Арестант подумал об этом и почувствовал крайнее раздражение: как это он, чародей, представитель другого мира, лежит под лапой этой твари, ожидая свою участь? Он схватил овчарку за ногу и потянул вниз. Резвый пес укусил его за руку, но не появилось ни капли крови.

– Пахан!

– Уйди прочь!

– Зверь, сколько людей ты заставил плакать – вот их слезы и отливаются теперь тебе... Достали тебя их проклятия!

– Мама!

– Нет.

– Наза?

Пахан постепенно приходит в себя.

– Где я?

– Пахан, тебе остается всего сорок дней на зоне, поздравляем!

– Праздник! Я же говорил: будет праздник и на нашей улице.

Зона торжествует.

После прощания с сокамерниками к нему обратился начальник тюрьмы:

– Никак понять не могу: контролеры говорят, что у тебя на теле никогда не видели ни одной царапины, ни одного синяка… Что за секрет? Может, ты из другого теста?

Зверь только пожал плечами.

– Может, ты – римский гладиатор, одетый в кольчугу? А где твоя «ахиллесова пята»? Может, там твой секрет?

Пахан показал свою пятку.

– Здесь ничего не видно… – Начальник нагнулся, ничего там не заметил; он не заметил даже блеска в глазах бывшего пахана.

Тайна так и осталась нераскрытой.

Зверь понимал: тяжело жить в этом мире без женщины. Мужья – хозяева своих жен, заставляют их стирать, готовить, вести хозяйство. Даже когда они беспробудно пьют, дети ухожены, скотина покормлена. Мужчин в этом мире меньше, поэтому они катаются как сыр в масле. А Зверь оставался один, глупец. Отказывался от разгульной жизни, не хотел видеть никого, кроме Назы. Не мог забыть эту милую девушку, она засела в его сердце и ранила душу.

После тюрьмы Хуснулла не выпускал из рук гармошку. Все играл и играл, пропадал в клубе. Вокруг него – молодежь. Хуснулла не откровенничает с ними, редко говорит о том, где был, что видел. Он не мог забыть Назу. В глазах – печаль, и гармонь заливалась грустью и тоской. Гармонист покачивался в такт музыке, а рядом, словно лебеди, кружились молодые пары в танце. В клубе – танцы и игры до утра, а Хуснулла один, у него в сердце – неизбывная боль.

В деревне говорят про него, кто с сожалением, а кто и со злорадством:

– Наза была самой красивой, самой разумной из девушек – пусть теперь страдает…

– Близок локоть, да не укусишь…

Перед глазами Хуснуллы всегда стояла ладная и рассудительная Наза – он не мог избавиться от этого видения. Ее обаяние сквозило во всем ее облике. Ласковая и нежная, она оказалась еще и очень гордой… Где же она сейчас? Какие ветра ласкают ей кожу, гладят ее по волосам, целуют в глаза?

Хуснулла не мог оставаться в этой деревне. Народ здесь завистливый, готовый сожрать друг друга, не умеющий радоваться успехам других. И Хуснулла уехал в чужие края. Снова заехал в родную деревню Назы.

…В поисках любимой Хуснулла объехал много сел и городов. Только он уснет, и её тонкие пальцы гладят его по волосам, а проснется – ладони нежно касаются щёк… Глянет солнце в окошко, а ему кажется, что у окна стоит Наза и улыбается.

– Вставай, Хуснулла-агай!

– А?..

– Идем! – машет рукой ласковое дитя. Зовет за собой! И они мчатся в горы…

Взявшись за руки, забыв обо всем, они устремляются вперед. Ноги едва касаются земли, а в глазах искрится радость. На крыльях мечты они взмывают ввысь, улетают в небо. Они счастливы.

– Ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха!

Эта сказка длится без конца. Эта страна счастья не знает границ.

Наза дышит часто-часто, ей не хватает воздуха.

– Хуснулла-агай...

– Наза, любимая...

Перед глазами тонкая осиная талия – мужчина хочет обхватить ее, но не может достать. Шелковый платок вьется вокруг тонкой талии, время от времени скрывая от него красотку. Шаловливая лань! Смотрит во все глаза на него и улыбается: ее ласковый взгляд излучает свет, округлые щеки горят огнем. Она словно сказочная фея – мужчина сходит с ума. Нет, это не может быть правдой! А что, если он никогда не найдет её, никогда не долетит до своей пташки?

Лицо его потемнело, глаза ввалились. Щеки впали, выступили скулы – от него остались кожа да кости. Где его ненаглядная, его нежная подруга? Какие счастливые ветра целуют ее милое личико? Где ты, Наза? Ты все такая же пугливая, прячешься от меня?

– Я отомщу вам, люди!

Зверь проснулся мокрый от пота. Во сне он с ножом в руках гонялся за людьми в отместку за Назу. Поделом Всевышнему, будь проклят мир, созданный Им, – надежно спрятали Назу! Проклятие!

Зверь в ярости бегал за людьми, требуя вернуть Назу:

– Где Наза? Куда вы спрятали ее?

Он не различал никого и ничего.

– Смерть людишкам!

Мужчина не смог во сне догнать своих жертв, поэтому казнил самого себя, нанося себе раны. Отец и мать предупреждали его, чтобы он был осторожен, – а ему хотелось умереть.

– Месть, месть вам, люди!

 

 

*  *  *

 

Вернулся домой, а Наза – там. Ласковый ребенок. Тихоня. Хуснулла не смеет переступить через порог. Словно между ними ничего не было, Хуснулла и пальцем не трогал жену, просто долго пропадал где-то.

Наза, милое дитя, пленила сердце мужчины, даже отлучила его от сородичей. Да, изменила его душу, вытеснив дьявольский дух из него! Из-за неё Хуснулла отрекся от своего мира, своих единоверцев, лишился родителей. Рядом с Назой избавился от чувства злости и мести к людям, перестал клясть Всевышнего и созданный им мир. Впредь он никогда не будет строить козни против сородичей Назы! Он, дитя дьявола, потерял голову из-за Назы. Эта простая земная девушка сумела взять верх над его колдовской силой! Теперь сам сын Иблиса полюбил людей и был готов защищать их. С этого дня его душа и все мысли станут светлыми, он будет творить только добро.

Наза привела дом в порядок, все вокруг блистало чистотой, светилось от счастья и её собственное лицо, умытое свежей родниковой водой, налитой в серебряный тазик… Она довольна своей жизнью. Наза, ты вылечила душу, изменила мысли и помыслы мужчины. Хуснулла принял решение навеки остаться в твоем мире. Он готов молиться на тебя, стать рабом Аллаха, отрекшись от прежней веры. Теперь вы оба – Божьи дети!

...Хуснулла нашел Назу совершенно случайно, когда уже почти потерял надежду. Он вертелся на Тирлянском вокзале, где впервые увидел свою любовь. Тешил наивную мечту встретить здесь свою любимую…

Прошло много недель и месяцев, а он не оставлял надежду найти Назу. Кружил около её дома, бедолага. Чего он хочет, зачем ему нужна эта девушка – обычное человеческое дитя? Неужели больше нет никого вокруг? Он лишился аппетита, покоя в душе. Нет для него в этом мире ничего привлекательного, нет смысла самой жизни без этой девушки! Ради нее он отрекся от сородичей, его прогнали из своего мира, а вот примут ли люди, простит ли Наза? Эти мучительные мысли и привели покаянную душу на Тирлянский вокзал.

…Наза выглядела еще прекрасней. Даже ростом как будто стала выше: голову держит высоко, шагает уверенно, не оглядываясь вокруг. Гордая поступь стройной лани. Она уже не тот ребенок, готовый расплакаться по любому поводу, – она зрелая женщина, знающая себе цену... Может, даже вышла замуж?

Хуснулла следил за любимой, следуя за ней по пятам, и выяснил, что Наза не замужем.

– Наза!

– Хуснулла!

– Я… ждал тебя...

– Мама сказала…

– Наза, прости меня!

– Нет!

Дверь за ней закрылась, мужчина остался на улице. Как попрошайка, ходил от окна к окну, заглядывал внутрь в надежде увидеть хотя бы тень любимой… Каждый день одно и то же: мужчина умоляет, а девушка непреклонна.

– Наза, я раскаялся. И в тюрьме...

Не мог же он рассказывать, что оставил сородичей, бросил свой мир, отрекся от прежней веры. Не мог и доказать, что стал человеком, рабом Божьим.

– Наза, послушай...

Дома мать уговаривала Назу:

– Он любит тебя, дочка. В глазах столько боли… Изменился, похоже…

– Горбатого могила исправит!

– Ты тоже не нашла никого другого...

– Мама, не терзай мне сердце!

Дьявол-отец не выдержал, отправился на Землю… В облике старика проходил мимо дома Назы и обнаружил у забора сына-бродягу… Толкнул его в спину.

– А, Наза...

– Вставай! Шут...

– Кто? – Мужчина в недоумении взглянул на старика с клюкой.

– Не подобает мужчине валяться у порога женщины.

– Я страдаю от любовного недуга, олатай[3], видимо, уже не вылечусь никогда. Если она не простит меня, незачем и жить...

– Никогда не склоняй голову перед женщиной! – стоял на своем старик.

– Я не могу жить без нее, олатай, она завладела моим сердцем, всей душой. Сердце готово разорваться. Я отравлен любовью. Противоядие – только сама любовь, как говорят степные знахари…

– Не слушай этих… – старик чуть не сказал «людишек».

– Олатай, конченый я человек, Меджнун[4]. Когда-то, – страдалец направил взгляд в небо, – я жил в далеком мире. Затем спустился на Землю, полюбил людей – и потерял покой.

– Вижу, ты чужой в этом мире, поэтому люди не принимают тебя.

– Нет, олатай, это я слишком много пакостил людям…

– Отрекись от них, плюнь на них и иди своей дорогой! – старик взмахнул клюкой.

– Я болен, олатай...

– Доверься мне!

– Сердце мое ранено, олатай... Я – наполовину безумец, наполовину – бродяга. Меня может вылечить только вино любви… – Бродяга замолк ненадолго. – Только оно способно поставить меня на ноги...

– Меджнун!

– Да, я – Меджнун...

– Раб!

– Да, я раб любви!

– Отрекись! – Иблис замахнулся клюкой и задел за край глаза сына её острием, где находился яд, чем нанес ему смертельную рану.

На рассвете бедолагу нашли и занесли домой. Мать Назы сжалилась над зятем, валявшимся на пороге.

– Наза, быстро неси лекарства – мази!

Наступали холода, и его ноги сильно опухли. Тело горело огнем. Теща не отходила от него. Пообвыкла и Наза.

Больной беспокойно вертелся, бредил:

– Наза!

– Я тут...

– Наза, я не слышу твоего голоса!..

– Хуснулла-агай...

– Наза, я люблю тебя...

– Успокойся!

– Слышишь, любимая, ради тебя я отрекся от своего мира, сородичей и родителей. Ты где?

– Слушаю тебя.

– Ничего не слышу, не вижу, а ты слышишь-видишь меня? Ради тебя я отказался от своей веры, принял веру людей… Ради тебя лишился бесовской силы, распрощался с миром дьяволов…

– О чем ты, Хуснулла?

– Наза, я безумно люблю тебя… Знай, что во имя любви я отрекся от всех прежних поступков, дурного нрава, от всех богатств, я выбрал человеческое общество, полюбил людей… Ради тебя перестал вредить им, начал творить добрые дела...

– Хуснулла...

– Дослушай меня, родители прокляли меня и прогнали прочь из-за любви к тебе. А теперь вот я на грани смерти…

– Хуснулла, натирайся этими мазями – и встанешь на ноги. Мы снова будем вместе, заживем в ладу и мире…

– Наза, милая моя Наза, что я слышу: вернулся слух – нежный твой голос... Но не вижу! Повтори, ты согласна?

– Конечно, согласна, я – твоя...

– Любимая, мы будем счастливы...

– Мы будем жить хорошо...

– Наза, умница моя, я – твой Меджнун...

– Я так и не смогла никого полюбить...

– Моя Наза... – Из глаз Хуснуллы брызнули вместо слез – темно-коричневые капли. А Наза – на коленях у его изголовья…

– Ты выздоровеешь, любимый...

 

 

[1] Иблис (баш.) – сатана, нечистая сила.

[2] Абзый (баш.) – обращение к старшему брату.

[3] Олатай (баш.) – здесь: уважительное обращение к пожилому мужчине.

[4] Имя легендарного героя, обезумевшего от любви.