№8.2021. Рафаил Зинуров. Восточная поэзия. Рассказ

Рафаил Нариманович Зинуров (26 июля 1953 года) – российский государственный и общественный деятель, правовед, писатель, скульптор. Доктор юридических наук (2003), профессор (2006). Член Совета Федерации от законодательного (представительного) органа государственной власти Республики Башкортостан (2013–2018), член Комитета Совета Федерации по международным делам. Заслуженный юрист Республики Башкортостан (2003), кавалер медали ордена «За заслуги перед Отечеством II степени», кавалер ордена Салавата Юлаева (2013), лауреат премии имени Шагита Худайбердина (1993). Член Союза журналистов (1992), Союза писателей (2004) и Союза художников Республики Башкортостан (2006), Ассоциации этнологов и антропологов России.

Восточная поэзия

Рассказ

К этому экзамену Загидуллин почти не готовился. «История политучений» – предмет так себе… Считая, что легко разбирается в перипетиях различных государственных устройств, в их политических системах, лекции он посещал редко, благо преподаватель не отмечала пропуски. Красивую, холеную и своенравную узбечку с армянской фамилией Захарян вся женская половина курса нарекла… Коброй. Загидуллин и все парни курса к ней относились терпимо, но ее бесконечные цитирования философов и поэтов древности, конечно же, не нравились и им. «Какая поэзия… вы вслушайтесь только…» И она начинала новое рубаи Омара Хайяма. С чувством опасности все ждали экзамена.

...И вот этот день настал. Загидуллин пришел с легкой душой. К его удивлению среди студентов был переполох – уже сдало десять человек, из них лишь «отличнице» Юнусовой Кобра поставила «тройку». Всех остальных она попросила прийти более подготовленными, двое попались на «шпаргалках».

Загидуллин билет взял уверенно.

– Номер семнадцать…

Ответив в ведомости, Кобра внимательно посмотрела на него. «Будто в первый раз видит… что-то вид у нее очень, как бы ни того… а может я ей симпатичен?»

С такими сумбурными мыслями Загидуллин сел и стал «готовиться». «Та-а-а-к, политические учения Робеспьера, Сен-Симона, Руссо, Жан-Поля Марата в французских революциях». Читая второй вопрос, Загидуллин повеселел: «”Социально-политические и философские взгляды Омара Хайяма”. Надо же, повезло… Начну со второго вопроса, надо быка за рога, а по первому отвечу в общих чертах».

Он любил историю. Особенно античную и восточных стран. Все курсовые у него были из этой области права. Вспомнив, как еще на первом курсе, написав курсовую по римскому праву на тему: «Правовое положение рабов и гладиаторов в Древнем Риме», удивил всех сокурсников, Загидуллин приободрился еще больше. «Найду, что сказать Кобре…»

«Хайам родился, кажется, в 1048 году в городе Нишапуре, сегодня это северо-восток Ирана, кажется, провинция Хорасан. Отец его, портной, шил и продавал торговые палатки, то же продолжил Хайям, а прозвище это означало «мастер палаток…» С мыслью: «А что, нормальный билет достался…» стал ждать своей очереди.

Сидевший перед ним Вагиз, со странной для студента из деревни кличкой Шеф, несколько раз призывно оглянулся на него. Бывшему колхозному бухгалтеру азы правовой науки давались трудно. Все знали, что на юрфак он поступил лишь с пятого захода… Великодушный Загидуллин решил ему помочь и передал записку: «Что у тебя?» Тот скоро выставил за спину руку. Загидуллин с трудом разобрал часть его спешных каракулей на ладони: «Б-ба с рел. 1 годы Сов власти…» Времени излагать в записке тему, уже не оставалось, сейчас Вагиз пойдет отвечать. Загидуллин быстро и сокращенно, как привык записывать лекции, нацарапал: «Рел. дур. для нар., не жал. поп. сада и огор.», что означало лозунг комсомольцев 20-х годов: «Религия – дурман для народа, не жалей поповского сада и огорода». Но… только Шеф успел развернуть записку, как его вызвали отвечать.

…По первому вопросу он что-то бурчал, запинался, путался, без конца вытирал вспотевший лоб. Экзаменаторша смотрела на него пристально и строго. Загидуллин поймал себя на мысли, что она действительно смахивает на кобру – почти немигающий, безжалостный взгляд, поджатые губы… Похоже, Шефу ничего не светит.

– Вы хоть что-то знаете? Готовились?

– Да…

– Ладно, давайте на второй вопрос отвечайте.

– Религия… дур … дар… – мямлил Шеф, – даром для людей, нет-нет, не для них… для народа… народ ведь выше людей стоит, – выдав эту философскую мысль, он победоносно и с надеждой посмотрел на Кобру. Почувствовав уверенность, даже лоб перестал вытирать. Но, увы, явно не успев понять суть сокращенной записки, он дальше был в тупике. Начавшим было хихикать однокурсницам Загидуллин показал кулак.

– Не волнуйтесь, начните сначала и закончите фразу, – смилостивилась Кобра с явной ноткой иронии.

Ободрившийся бывший бухгалтер, уверенно произнеся: «Религия даром для народа, – запнулся опять, но, выдержав паузу, закончил: – Не жалко огорода!» Загидуллин сам не заметил, как улыбнулся: уж очень напоминал Вагиз кролика перед удавом, вернее перед коброй. Молча протянув ему зачетку, преподаватель кивком указала Шефу на дверь. «Ничего не ответила рыбка…» – вспомнил Пушкина почему-то Загидуллин.

…Как и было задумано, отвечать он начал со второго вопроса. Услышав подробности из биографии Омара Хайяма, а на лекциях она про то речь не вела, экзаменаторша потеплела:

– А вы рубаи Омара Хайяма не знаете?

На секунду Загидуллин замешкался. Рубаи он знал с десяток, но надо же, сейчас они все вылетели из головы. Эх, была не была! Решил ей выдать свое, которое он сочинил еще в армии четыре года назад. Начитанному Загидуллину тогда казалось, что это в стиле Омара Хайяма. Откуда она может помнить все рубаи Хайяма? Их ведь у него около тысячи…

Друзья мои, все в мире смертно,

Рано ль, поздно будем там.

Но нельзя так жить инертно,

Не жалейте сердца дам…

На строгом лице экзаменатора мелькнуло секундное сомнение. Но вдруг она улыбнулась! Опершись на локти, положив подбородок на сплетенные пальцы рук, оживилась.

– Еще, пожалуйста, продолжайте.

Воспрянувший духом Загидуллин вспомнил настоящего Хайяма:

Зерна наших надежд никогда не сберем.

Уходя, не захватим ни сад и ни дом.

Не жалей для друзей своего достояния,

Чтоб недруг его не присвоил потом.

Эффект превзошел все ожидания. То ли от умиления, то ли от воспоминаний, чуть посидев с закрытыми глазами, она обратилась к притихшим студентам:

– Вот видите, какой студент есть среди вас… и тему, и великолепную поэзию Омара Хайяма знает! Что же вы раньше-то молчали?

Взгляд у нее теперь был добрый, почти ласковый.

– На первый вопрос можете не отвечать. Возьмите зачетку – пять.

Удивленный Загидуллин вышел. Радости почему-то он не испытывал. Было жалко Шефа… Он стал дожидаться окончания экзамена: с ребятами они договорились, независимо от результатов, идти «отмечать» в пивбар на Гафури. Долго прождав в соседней аудитории, выйдя, он увидел только девчонок с курса.

– А где наши ребята все?

– Ушли в пивную… Сказали, пусть идет со своей Коброй… Эх ты, Вагиза подставил, а сам-то, ничего не ответив, пятерку… На твоем фоне мы все, по ее словам, выглядели бледно. Тебя в пример ставит…

– Вы что? Я ведь…

– После тебя пять двоек поставила…

Неписаное правило Загидуллин знал: мировая – литр. «Примирение» состоялось в тот вечер, но сам он наравне с Шефом надолго стал предметом шуток всего юрфака. Как любитель восточной поэзии.