№4.2021. Алсу Халитова. Муравейник. Повесть

Алсу Салаватовна Халитова родилась 13 декабря 1982 года в с. Максютово Кугарчинского

района. Окончила БашГУ. Работает учителем русского языка и литературы в МБОУ СОШ № 1

с. Мраково Кугарчинского района. Ее рассказы и статьи печатаются в районной газете «Кугар-

чинские вести».

Весело начался учебный год. После уроков домой совсем не хочется. Видимо, я просто соскучился по одноклассникам. Далековато ходить в школу, ведь мы живем на конце деревни. Но теперь я не переживаю: атай[1] купил мне велосипед.

– Ты теперь в доме за старшего, Камиль. Будешь табун встречать на велосипеде, – наказал атай.

Агайым[2] ныне студент, поэтому его заботами живу я. Ходить вечером за скотиной, поить телят за огородом, пасти гусей, топить баню – это самые важные поручения во дворе! Только успеваешь уроки сделать, как вечер настает. А вечером еду навстречу табуну: такое пропустить нельзя. Впереди бежит мекающее стадо, а позади – тяжелая артиллерия: сытые, с полным выменем коровы, важно ступающие по улице деревни. От своих коров далеко не еду: все должны видеть, что именно наши кормилицы дают много молока. Оно так и струится из вымени, не дожидаясь, пока эсей[3] его выдоит. Пригоняю коровушек домой, и в сарае начинается деревенская песня. Если прислушаться, так вся деревня поет песню парного молока. Начинается она громким звучанием струи, а завершается тихо – молочной пенкой.

А где же веселые уроки? Даа, что-то я ушел от темы. Вернемся в школу! У нас в классе появился новенький. Зовут его Артур. С Артуром вечно случаются интересные истории. Вот, допустим, недавно на уроке литературы был случай.

– Какие животные были в этой сказке? – спросила учительница.

– Бабушка, дедушка! – закричал Артур. Вот так всегда, когда Артур хотел быть первым…

Класс грохотал, а Тимур, сидящий в дальнем углу, даже упал со стула.

– Что ты такое говоришь? – завелась с полуоборота Алия Талгатовна. – Какие бабушка и дедушка?

– Ну вы ведь сами прочитали «дед да бабка».

– Я же про животных спрашиваю, – запылала Алия Талгатовна, ее лицо напомнило большой спелый помидор. Но этого разговора уже никто не слышал, все были под впечатлением очередного ляпа Артура. Вчера на уроке географии он тоже, стараясь опередить других, на вопрос учителя: «Кто пойдет к доске?» выкрикнул: «Не я, не я!» Посмеялись вдоволь, пока Алия Талгатовна не хлопнула журналом по столу. Не успели мы опомниться, как прозвенел звонок. Все побежали в столовую, а Артура учительница оставила в кабинете на беседу.

На другой день на первом уроке Артур лежал на парте, будто спал. И после слов: «К доске пойдет…» Лилия Маратовна, завидев спящего, сказала: «К доске пойдет Артур!» Он медленно встал, вышел к доске, повернулся к классу лицом, а ребята с задних рядов вытянулись, как суслики из норок, и замерли. В кабинет вошла тишина, а дверь ей открыл стоящий у доски ученик. На лицах девочек появились ехидные улыбки, говорившие: ага, попался! Сейчас будет пара! Но не тут-то было. Артура словно окатили холодной водой, он проснулся и начал отвечать. Учительница открыла рот от удивления.

– Ах ты лиса, – подумал я про Артура. Во дает! Он ведь выучил все назубок. Лилия Маратовна даже вопросов не стала задавать, поставила пятерку. А девчата взглядом проводили его до парты, по их лицам читалось: ай да егет!

В тот день после урока труда нас с Артуром оставили дежурить в мастерской. Мы должны были подмести стружки под станками. Я не выдержал:

– Интересно ты придумал сегодня, притворился спящим, а сам-то был готов к уроку.

– Если бы не так, меня бы не спросили. Пришлось.

– И где ты такому научился?

– Этому научил меня атай, когда был еще живой.

– Почему был? А что теперь он неживой?

– Нет, – оборвал разговор Артур. В этот момент было совсем невесело. Зато я понял, что наше знакомство началось именно с этого разговора.

– В первую неделю ты был какой-то тихий, что класс тебя даже не замечал. А сейчас ты делаешь такое, чтобы все на тебя обратили внимание.

– Не все, – ответил мне Артур, – только учителя. А молчал, потому что изучал класс. Оказалось, что он такой же, как и все. В каждом классе есть плакса, молчун, петушок-задира, пончик или два пончика, ябеда, ботаник, красотка и другие.

Последние слова Артура я обдумывал, когда ехал домой со школы. У нас ведь и вправду есть ботаник Барый, который знает все о насекомых, собирает коллекции засушенных жучков и бабочек, а если разговор заходит о любимом занятии, то тут он царь. Слово не даст сказать никому – все должны слушать царя. Барый не только ботаник, он и плакса. Если что пошло не по плану: помарка, ошибки или пять с минусом – выжимай платочек. Тимур – бутуз от рождения, он зимой и летом ходит в свитере. Тимур и есть пончик. Зато он самый добрый у нас в классе, чего не скажешь о Хадисе. Хадису обходят стороной, даже за одной партой сидеть не хотят, да потому что ябеда еще та. Молчун – Ирек, задира – Булат, а за красотку – Зиля, сидевшая за партой, словно княгиня с картины прошлого века.

Артур был прав, он точно изучил весь класс. Интересно, а кто же я в его списке?

В пятницу после уроков старшая вожатая обещала классу поход в школьный музей, поэтому разговоры всю неделю были только об этом. Мы никогда там не были. Видимо, старшая вожатая решила, что мы уже повзрослели и можем попасть в этот дальний по коридору кабинет, именовавшийся музеем. Уроки закончились, весь класс, собравшись в коридоре, ждал Хадису, пока та дежурила в кабинете. Мы с Артуром сидели на скамейке у окна и тихо беседовали.

– Артур, ты хочешь, чтобы учителя обращали на тебя внимание. Зачем это тебе? Иногда даже лучше, если тебя не видят на уроке, сидишь себе тихонечко. Ирек вон у нас вообще, как невидимка.

– Хочу, чтобы меня хвалили на родительских собраниях, представляешь, какая эсей будет довольная. Она ведь у меня редко бывает радостная. Как папы не стало, мама будто подвязала платок из печали. Даже наш переезд в деревню не помог ее развеселить. Правда, не всегда меня хвалят учителя, но ничего, я сделаю все, чтобы дома мной гордились и плакали только от радости.

– А я тебе в этом буду помогать, друг! Договорились?

– Договорились!

Тут послышался командный голос вожатой: «Класс, стройся! Сейчас мы идем в школьный музей. Экскурсию проведу я. Все внимательно слушают и запоминают. Потому что после экскурсии вы должны будете выпустить стенгазету и выступить с докладом на совете школы. Старшим будет Барый, он же и замыкающий».

Школьный музей начинался с длинного стола, на котором лежали выпускные альбомы. Все стали искать на фото знакомые лица. Мои родители не учились в этой школе, поэтому я помогал Артуру искать его отца.

– Вот моя мама.

– Вот мой дядя.

– А это мой папа. – Кто нашел родственника, радовался и показывал остальным, громко читая, что написано рядом с фотокарточкой. Долго мы искали выпускное фото папы Артура, он уже было отчаялся, как увидел знакомую до боли выправку.

– Атай! Атай! Мой атай! – вскрикнул он. Всем было интересно посмотреть на фото: класс окружил Артура. «Мы будем создавать будущее страны», – гласила надпись под фотокарточкой. Выпускники выстроились на пороге школы в три ряда. Папа Артура стоял вторым справа: грудь с комсомольским значком колесом, мускулистый, на лице едва растут усики, но, несмотря на это, с уверенным волевым взглядом. Теперь понятно, в кого Артур! Долго изучая выпускной альбом, он стоял у стола. Тем временем мы уже рассматривали орудия труда, посуду, одежду, казавшуюся такой древней. Тимур крутил ручную мельницу, Барый изучал заржавевший утюг, Булат хотел распробовать кольчугу на зуб, Зиля с Хадисой рассматривали старинные украшения – все чем-то были увлечены. Старшая вожатая рассказывала о героях-земляках, отдавших жизни на Великой Отечественной войне.

– Из нашей деревни на фронт ушло тридцать семь человек. Живыми вернулось всего шестеро. Хамит-агая Батырова вы знаете, мы частенько ходим к нему отрядами помогать. Это его «секретки» – письма с фронта. И вожатая показала на конвертики, лежащие под стеклом. Одно из писем Хамит-агай разрешил читать школьникам. «Прочти, пожалуйста, нам его, Камиль», – сказала вожатая. Я стал читать «секретик». Как оказалось, письмо было совсем коротеньким, но таким душевным. Одноклассники слушали, как я читаю, а последние слова «За измученный наш советский народ, за вас, мои родные!» Барый даже громко повторил. Тут настала такая тишина, у меня аж мурашки по телу пробежали.

– Вот такие письма приходили родным с войны, ребята. Были еще весточки, которые получить боялись все. Это похоронки, где говорилось о гибели солдата. У нас в музее есть одна похоронка. – Ее прочитать тоже было велено мне.

– Это же просто порванный листочек, – возмущенно сказал я.

– Да, он порван. Что только не сделаешь с известием о смерти любимого мужа. Читай.

– «Извещение. Ваш муж, Сагитов Набиулла Валеевич, уроженец деревни Тугайлы, в БОЮ ЗА СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ ОТЕЧЕСТВО, ВЕРНЫЙ ВОЕННОЙ ПРИСЯГЕ, ПРОЯВИВ ГЕРОЙСТВО И МУЖЕСТВО, погиб при выполнении боевого задания 17 июля 1943 года», – громко прочел я.

– Эта похоронка пришла с Курской битвы Аклиме-иняй Сагитовой, – не успела сказать вожатая, как черт меня дернул добавить:

– А это та самая бедная бабка, живущая вечно одна на том конце деревни! – после моих слов у Артура брызнули слезы, и он молнией выбежал из школьного музея.

– Что это с ним? – спросил Ирек.

– Аклима-иняй – бабушка Артура. Хотела рассказать вам о его дедушке, но Камиль, видимо, меня опередил, – протяжно выдавила из себя вожатая.

– Какой же я дурак! Откуда я мог знать, что Артур приехал именно к этой бабке. И как они там вообще живут в этом крохотном черном домике?

Естественно, после моих слов экскурсия закончилась. Нас отпустили домой. Как-то нехорошо получилось, ведь у меня не было до этого близких друзей, и тут я такое ляпнул. Что только не передумал, пока мама не пришла с работы. Нужно было обязательно с ней поговорить, потому что я не мог представить, как мне загладить вину перед Артуром. Сможет ли он простить меня?

До вечера не мог придумать, с чего начать разговор с мамой. Дождался, пока она пойдет доить коров, присел рядом и начал:

– Эсей, а ты знаешь бабку Сагитову Аклиму?

– Конечно, улым[4]. Кто же не знает Аклиму-иняй (тетя – с башк.)! Какая же она бабка? Она – Аклима-иняй. Это же бабушка твоего нового друга. А почему ты о ней спросил?

– Эсей, знаешь, я ведь и не думал, что она бабушка Артура, и сегодня в школе опозорился перед классом. И самое ужасное в том, что я опозорил своего друга. Получается, что он приехал к этой Аклиме-иняй и живет теперь в этом крохотном страшном домике? Эсей, они бедняки?

– Камиль, не нужно так сразу судить о людях. А ты знаешь, что дедушка Артура – Набиулла-агай, пал смертью храбрых на Курской битве, убивая фашистов. Он был танкистом. Аклиме-иняй до сих пор не известно, где похоронен ее муж, поэтому каждый год летом ездит на поле его последнего танкового сражения. Говорят, что пенсия у иняй маленькая и она весь год собирает деньги на поездку.

– Артур говорил, что его папа умер.

– Да, у Аклимы-иняй был всего один ребенок. После смерти мужа она не вышла больше замуж. Папа Артура был шахтером, говорят, его завалило на шахте.

– Ну почему Артур сразу об этом не рассказал? И как мне теперь смотреть ему в глаза после всего?

– Такими вещами не хвастают, улым. Высказался бы позже. Ты же неглупый мальчишка, подумай, как извиниться перед товарищем.

После разговора с мамой я долго не мог уснуть. Впереди выходной, значит, Артура я увижу нескоро. Как же быть-то? Так, складывая картинки в голове, я пролежал почти до утра. А заслышав мычание коров поутру, подскочил и решил, что нужно идти к бабушке Артура!

Артур жил на другом конце деревни. Дом его бабушки был самым маленьким и неприглядным. Подъезжая к домику, я увидел сидящую на скамейке Аклиму-иняй. Испугался и проехал мимо. Только вот куда мимо-то: деревня заканчивалась. Повернул обратно и слышу голос:

– Камиль, улым, ты к Артуру приехал?

– Да, – пропищал я. А коленки дрожали, отказываясь крутить педали.

– Ты рано. Он еще спит. Идем, пока поможешь мне гусей выгнать. Аклима-иняй говорила со мной, будто мы живем в соседях и часто видимся. Это удивило меня. Неужели Артур ничего не поведал о моем скверном поступке? Она дала мне длинную палку с куском материи, привязанным на конце, а сама открыла ворота. Гуси вырвались на свободу, как ученики, долго ждавшие каникул, загоготали понятные только им песни и весело побежали к оврагу за домом. Около часа я с Аклимой-иняй просидел на берегу оврага, наблюдая, как гуси довольно купаются. Раньше об этом я и подумать не мог. Самая бедная, одинокая и несговорчивая бабка вдруг оказалась очень даже приятной иняй. Почему я раньше ее боялся? Видимо, маленький был. Тут вдруг осмелел и спросил:

– А почему вы живете в таком маленьком и страшненьком доме?

– Это тебе он кажется таким, Камиль-улым. А для меня пребывание в нем – один из дорогих эпизодов жизни. Каждая частичка дома сделана руками моего покойного Набиуллы. Первый год после никаха мы жили с родителями, но нам очень уж хотелось свое гнездышко иметь. И пока Набея не призвали в армию, родственники помогли нам поднять сруб. Он был еще меньше, всего одна комната, половина которой – печка. В нынешнее время у людей вон бани даже больше того нашего домика. Как сейчас помню, зимовали первый год в своем доме, мороз трескучий был за окном. Продувало все насквозь. Кругом никаких строений, окна сковало льдом, печь топили круглые сутки. Папе Артура было тогда месяцев пять или шесть. Заболел наш малай, пролежали мы с ним в больнице в деревне, которая была за двадцать пять километров от нашей. Приехал Набиулла навестить нас на лошади с санями, как знал, что домой отпустят. Закутал меня с малышом в тулуп и увез домой. Вон с той горы была раньше дорога в деревню напрямик (Аклима-иняй показала рукой в даль горы). Как с вершины показался наш домик, стоящий тогда еще в сторонке от деревни, так меня в слезы и бросило. Плакала до самой двери: скучала страшно по двору нашему, по печке, по скрипучему полу, да и еда из своих мисок вкуснее казалась. Это потом мы пристроили еще комнату, с тех пор и стоит дом Набиуллы Сагитова сколько лет без него. Ушел в армию, а оттуда страшное известие пришло, что забрали его прямиком на фронт.

– Зачем я только об этом спросил, Аклима-иняй! Вон вы какая грустная стали.

– Теперь уж вспоминать только остается о тех временах. Ни дня не проходит без мыслей о прошлом, улым. Ладно хоть Артур с килен переехали ко мне, что бы я без них делала. Не молодею ведь с годами.

– Смотри-ка, сидят тут вдвоем без меня. Даже не разбудили! – послышался голос Артура. – Камиль, друг, а ты что так рано приехал?

– Приехал прощения просить, – расхрабрился вдруг я. – Важные дела нужно с утра пораньше делать – учит меня мама. Ложиться надо с курами, а вставать с петухом!

– Молодец, Камиль-улым. Гоните гусей домой, а я пока пойду самовар растоплю.

Погоняя палками, мы направили гусей к дому. Артур насыпал корму им в кормушки и пошел умываться. Все как-то легко получилось, чего я боялся? Зато теперь строго-настрого решил себе, что больше не буду позорить друга и уж тем более давать в обиду.

Аклима-иняй накрыла на стол. Страшненький со стороны домик оказался очень даже уютным. На кухне, как и говорила иняй, стояла большая беленая печка. В другой комнате – урындык и стол с железной кроватью, по всей видимости, это был угол, оборудованный для Артура. Мы пили чай с пышными блинчиками и земляничным вареньем. Было очень вкусно. Выпили по три чашки.

– Я такие толстенькие блинчики никогда не ел.

– Толстенькие. Смешно ты их назвал. Моя бабушка часто печет такие. Она говорит, что их рецепт знают все бабушки. Твоя разве не знает?

– У меня же нет бабушки и дедушки ни со стороны атая, ни со стороны эсей. Они детдомовские, там познакомились, там и поженились.

– Ничего страшного, моя бабушка может быть и твоей! – оживленно предложил Артур.

– Конечно, Камиль-улым, приходи почаще, мы будем только рады, – радушно добавила Аклима-иняй.

А ведь еще до вчерашнего разговора с мамой я думал совсем по-другому – сегодня уже сижу у нее за самоваром, да еще внуком прозвался. Думаю, нужно чаще разговаривать со взрослыми, они многому научат!

После чаепития мы направились ко мне домой, чтобы сделать мои каждодневные дела. Родителей не было дома: уборка – горячая пора в колхозе. Эсей оставила для меня записку на столе. Переделали все поручения мамы и сели пить катык. Я взбил большую миску катыка с сахаром, и мы быстро умяли его с маминым хлебом. Тут же договорились, что табун пойдем встречать сегодня вдвоем. А если атай разрешит, то ночевать будем у Артура.

Историю в школьном музее мы больше не вспоминали, с тех пор прошло уже два месяца. Артур стал мне как брат, да и бабушка теперь была у нас одна на двоих. Я часто ночевал у них. Вечером пока Аклима-иняй с мамой Артура вязали, мы готовили уроки. Алия Талгатовна задавала много читать, но деваться было некуда. Друг желает, чтобы о нем в школе говорили только хорошее, значит, и мне нельзя отставать!

Будильником в доме Сагитовых было радио. Иняй вставала раньше всех, а пикающий звук радио будил на утреннюю зарядку. Однажды я проснулся раньше радио, меня разбудил треск в печи. Оказывается, так приятно слышать разгорающийся огонь. На улице мороз, в доме к утру становится прохладнее. Лежишь себе под одеялом, высунув голову. Глаза еще закрыты, а уши уже слышат, и нос уже пытается уловить разные запахи. У Артура я всегда спал на раскладушке. В этот день мой нос учуял незнакомый сладковатый запах. Почему-то в голову сразу пришла мысль о поле с подсолнухами. Они такие яркие, что глаза от света приходится прищуривать. Аклима-иняй готовила кашу в чугунке. Каша была пшенная с тыквой. Нюх меня не подвел! Приятные звуки и запахи подсказали, что такого лакомства я еще не ел. Мама, конечно, готовит каши, но в печке они совершенно другие, разваристые и пропитанные своеобразным ароматом.

В этот день вожатая-апай собрала нас после уроков, чтобы сделать объявление:

– Ребята, после нашего похода в школьный музей я долго думала и поняла, что мало мы знаем о жителях нашей деревни. Почему тогда в музее так вышло? Потому что Камиль не знал ничего об Аклиме-иняй. А ведь ее муж Набиулла Сагитов жизнь отдал за наше с вами будущее. Если мы мало знаем об участниках и ветеранах войны, значит, и помощь мы им тоже не оказываем.

– Правильно вы говорите, вожатая-апай, – добавил Барый. – А давайте возьмем под свою опеку Аклиму-иняй Сагитову!

– Пригласим ее в школу. Может, она нам про танкистов расскажет, – сказал Булат, интересующийся военной техникой.

– У бабушки в сундуке много чего есть, что было бы интересно школьникам. Эти вещи могли бы пополнить школьный музей, – оживился Артур.

– Вот и хорошо. Договорились. Я еще поговорю с директором школы, а Артур пока подготовит Аклиму-иняй к встрече.

Через три дня в школе появилась стенгазета с объявлением о встрече с Сагитовой Аклимой – вдовой участника Великой Отечественной войны Набиуллы Сагитова. Артур с волнением ждал того вечера. Даже мама его пришла, хотя времени у нее было мало, ведь она работала дояркой на ферме. В спортзале школы народу, как пчел в улье, и одноклассники пришли все.

– Здравствуйте, ребята. Вы просили меня рассказать про Набиуллу-агая. Вот я и пришла. Ну, расскажу уж, что помню, – начала иняй. (А помнила она все до мелочей!) Служил мой Набей в городе Николаеве. Писал мне часто, письма эти храню до сих пор. Был в том городе большой судостроительный завод, где собирали и танки. Первое время новичков не подпускали к танкам, занимались с ними, словно в школе. Затем уже начали отбирать способных парней. Среди способных оказался и дедушка Артура.

Я украдкой взглянул на друга. Он сидел точно, как его атай на фотокарточке. Слушал бабушку, выдвинувшись вперед всем телом. Гордости не было предела.

– Набиуллу назначили механиком-водителем танка. Командиром танка был Сашка, заряжающий – Толик, радист – Никола, про них он уже писал с фронта. Пришло известие о том, что началась война, плакали всей деревней. Тогда и не думали, что она затянется так надолго и унесет жизни родных. Так с армии Набиулла ушел прямиком на фронт, сына даже и не видел. Тот вырос без отца, видел его только на фотографии. В музей школы сын отдал похоронку, думая, что мне станет легче от этого. Но это не все, что я храню уже много лет. На поле последней битвы Набиуллы были найдены эти вещи. (Аклима-иняй достала из большой сумки кусок железа и шлем танкиста.) Может быть, они вовсе и не моего Набея, но так хотелось верить, что этот шлем носил именно он. Хочу передать его в ваш музей, «говорящая шапка», как называют танкисты. А это, ребята, не просто кусок железа. Это часть гусеницы танка. Именно они в Курской битве сорвали наступление германских войск.

– Я знаю, я знаю. Это называется трак, – подпрыгнул с места Булат. – Можно потрогать, Аклима-иняй? Это не просто железо, это сплав. Еще его закаливают, чтобы тверже был. В начале войны танков не хватало, их даже из тракторов переделывали. А потом уже техника пошла из бронированной стали.

– Молодец, улым. Как тебя зовут? – обрадовалась иняй. – Нужно интересоваться историей, ребята.

– Я Булат Латыпов. И про Курскую битву я тоже читал. Там шесть тысяч танков пятьдесят дней вели сражение. Именно после него наши солдаты перешли в наступление. Значит, Набиулла-агай не зря пал смертью храбрых! – после этих слов Булат даже примерил шлем танкиста. Иняй передала принесенное старшей вожатой. Казалось, что лежавшие на дне сундука «ценности» – тяжелый груз, отдав который, Аклиме-иняй стало легко на душе. Она говорила, словно избавляясь от ноши, которую хранила долгие годы где-то глубоко-глубоко. Сожженное фашистами село, огненная дуга, первый салют во время войны, музеи Курской области – многое узнали мы в тот вечер от бабушки Артура. Останки Набиуллы Сагитова так и не были обнаружены, поэтому, объездив все земли Курской области, она все равно чувствовала, что он где-то рядом.

После того вечера в школе я увидел странный сон. Будто рисую в альбоме красками. Листы альбома темные, местами даже черные, но стоит мне провести по ним кисточкой, как они становятся яркими. Волшебство какое-то: альбомные листы во всех цветах радуги. За утренним чаем с лепешками рассказал сон маме. «Что бы он мог значить?» – крутилось в голове.

– Из темного должно получиться светлое или даже яркое и цветное – правильно я думаю, эсей?

– Думаю, ты прав, улым. Только это должно получиться не само по себе, а твоей рукой.

После этих слов я стал зрячим! В школе прямиком пошел к вожатой-апай и заявил:

– Мы должны сделать дом Аклимы-иняй красивым, – и рассказал ей сон.

– Камиль, идея, конечно, хорошая, – задумалась старшая вожатая.

– Но мы же не можем его, как во сне, покрасить. Дом мазанный глиной. Давай сначала подумаем, как быть, а потом решим. Ты молодец, раз уж взяли под опеку Аклиму-иняй, значит, будем помогать.

На совете класса Артур предложил провернуть дело летом, когда иняй поедет на Курскую землю. Ведь узнай она об этом, согласия бы точно не дала. Подготовка велась втайне. Сбор макулатуры взяли на себя девочки, старшей поставили Хадису. Ябедничать теперь у нее не было времени. Мальчики собирали металлолом, старшим выбрали меня. Весной срывали ольховые шишки, березовые почки, кору дуба. Тут уж наш ботаник Барый царствовал. Опорой в непростом деле оказался и колхоз. Старшая вожатая жила по соседству с председателем колхоза, и за Аклиму-иняй, проработавшую всю жизнь телятницей в колхозе, просить помощи было не стыдно. Краски, купленные на собранные нами деньги, были приобретены еще до отъезда бабушки Артура. Колхоз выделил доски для обшивки дома иняй, о том, что они уже готовы, похвастался тайному обществу опекунов Булат. Его отец работал на колхозной пилораме.

Вот так пролетел учебный год, мы закончили пятый класс. На последней линейке директор школы хвалил наш класс: Артур и его команда успевают и старикам помогать, и учиться! Надо было видеть нас со стороны: в этот момент мы стояли, как электрические столбы. Было ощущение, что у нас даже шея не гнется. Приятно слышать похвалу, но самое ответственное дело предстояло впереди. Начались каникулы, и мы ждали, когда Аклима-иняй уедет. Едва Артур сообщил дату ее отъезда, папа Булата собрал мужиков на пилораме. Они первыми начинают работу, а потом уже маляры-пятиклассники должны довести дело до конца.

Неделю дом Сагитовых был муравейником. Тимур работал безустанно и даже снял свой свитер – это заметил весь класс. Ирек так же продолжал молчать, но в работе ему не было равных. Теперь это был не Ирек-молчун, а Ирек-золотые руки. Чтобы дело шло быстрее, помощников кормили тут же во дворе. За готовку отвечали вожатая-апай и мама Артура. Большой казан испускал вкусные запахи, девочки, расстелив на земле одеяло, колдовали над обедом. Главной помощницей вожатой была Зиля. Оказалось, она вовсе не княгиня с картины, а хозяюшка. Приятно было наблюдать со стороны за одноклассниками. Вроде бы пятиклассники-муравьишки, а такое дело вершили.

Дом небольшой, но дела было хоть отбавляй. По расчетам Артура, Аклима-иняй должна была приехать через два дня, поэтому покраску девчата начали рано утром. К следующему вечеру маляры почти завершили свою работу, остались только ставни. Председатель колхоза привез белую краску и сел пил чай во дворе с ребятами.

– Великую работу вы проделали, малайлар[5], кыззар[6]. Все село на уши подняли. И никто ведь не отказался, трудились быстро, дружно. Вожатая у вас молодец, сумела побудить ведь!

– Нет, председатель-агай, это не моя идея, – покраснела старшая вожатая. – Все началось с Камиля.

– Нет, апай, все началось с экскурсии в школьный музей. Если бы вы не повели нас в музей, я бы не увидел тот сон, тогда некому было бы сейчас сидеть на травке и любоваться этой красотой, – добавил я. И тут в воротах показалась Аклима-иняй. Мы за разговором не услышали скрип ворот, и тут наступило затишье. Иняй развернулась обратно и вышла на улицу. Опустив сумку до земли, она пошла в сторону оврага. Мы выбежали за ней. Из глаз слезы дождем, сумка волочится по земле – так Аклима-иняй дошла до оврага и села на берегу. Одноклассники обступили ее, но сказать ничего не смели.

– Эсей, ну, ты что. Сейчас тут речка из берегов выйдет из-за твоих слез, – обняла иняй мама Артура. – Пойдем домой. Смотри, сколько у нас сегодня гостей. – Подняв Аклиму-иняй с земли, повела во двор. А та заговорила, только как отхлебнула чая из чашки:

– Не дожил мой Набиулла до такого праздника. Видел бы он свой дом. Я ведь чуть мимо не прошла, не узнала его.

Слезы тоски по мужу и сыну постепенно превратились в слезы радости. Бабушка Артура стала не только моей бабушкой, но и всего класса и многих деревенских. Разговоров о ремонте дома Сагитовых хватило еще на год. Наш класс уже строил новые планы, а мы с Артуром стали друзьями на века.

[1] Атай (башк.) – отец.

[2] Агайым (башк.) – мой брат.

[3] Эсей (башк.) – мама.

[4] Улым (башк.) – сынок.

[5] Малайлар (башк.) – мальчики.

[6] Кыззар (башк.) – девочки.