+12 °С
Дождь
Все новости
Проза
13 Мая 2019, 00:18
Дотанская Ольга. БашГУ, журналистика, 4 курс. Совещание студенческих литобъединений
Ольга Дотанская БашГУ, журналистика, 4 курс Проза на русском языке Ловушка (Мы падаем, как в кино, Не было бы грустно – Было бы смешно). И мы будем навсегда (Как всегда – Бог и Дьявол заодно). Вместе. Слот – Кома
Ольга Дотанская
БашГУ, журналистика, 4 курс
Проза на русском языке
Ловушка
(Мы падаем, как в кино,
Не было бы грустно –
Было бы смешно).
И мы будем навсегда
(Как всегда – Бог и Дьявол заодно).
Вместе.
Слот – Кома
Ему не нравятся её стоны во время секса. В них ему чудится что-то до жути вульгарное, не сочетающееся с актом любви абсолютно. Экаяпошлая банальность, разрушающая тонкую эстетику момента - вот что он думает про сладостные звуки, берущие своё начало где-то в грудной клетке и вырывающиеся из гортани прямиком ему в лицо. Наверное, стоило бы смириться, но не выходит. Его обволакивает раздражение, которое она наивно путает со страстью - когда тонкие пальцы мёртвой хваткой вцепляются в глотку. Постфактум ему, конечно, становится стыдно. Ему становится стыдно каждый раз, но в тот момент, когда её стоны проникают в его уши, он не помнит об этом.
Это нежелание мириться можно было бы простить, если бы он не любил. Если бы она была кем-то вроде многоразовой девочки на одну ночь, но она не была ею. Она была той, ради которой жить хотелось настолько же сильно, насколько хотелось умереть.
После всего, где-то в полумраке спальни с задёрнутыми на окнах занавесками, она прижмётся к нему настолько плотно, насколько сможет, возвращая ему с лихвой то прекрасное, за которое он её полюбил. Тогда-то он и раскается - будет лежать молчаливый и задумчивый, делая вид, будто уже спит, но на самом деле - поджидая, пока её саму сморит сон. Потом он встанет и на цыпочках уйдёт на кухню - где, не включая свет, будет наполнять пепельницу окурками, пока от табачного привкуса во рту не начнёт тошнить.
С утра она сначала учует стойкий запах никотина, а потом увидит наполненную до отказа жестяную банку из-под кофе, которая в этом доме используется в качестве последнего пристанища погибших сигарет. И, конечно, снова не поймёт, что с ним происходит. Снова задаст вопрос - но только себе - что же с ним, чёрт возьми, не так. Что же с ними, чёрт возьми, не так. Ответа не обнаружится, и тогда она поставит на плиту турку.
Так начнётся её утро - горькое, как крепкие сигареты и кофе без сахара. Но размеренное, плавно-апатичное, тянущееся, как песни группы Радиохэд.
Его утро будет совершенно другим. Его утро застанет его врасплох - сначала чередой чересчур резких будильников, потом осознанием, что нужно идти на работу. Банально-нелюбимую, не вяжущуюся со специальностью, значащейся в дипломе о высшем образовании, абсолютно. Он выползет на кухню - к тому моменту она будет сидеть там накрашенной и приодетой. К тому моменту она тайком выкурит сигарету из его пачки и зажуёт зубной пастой. К тому моменту она будет готова сказать не "Доброе утро", а:
- Я сегодня не останусь у тебя.
В её голове это звучало не так грубо, как воплотилось в речь. Это была третья вещь, которая застала его врасплох этим утром. Это была третья вещь, которая оставила привкус горечи на языке.
Она смотрит на небо сквозь ветки только-только зацветшей сирени. Она смотрит на небо сквозь благоухающие белые цветы, чтоб его гнетущая серость не раздавила её полностью. В пасмурной погоде есть что-то особенное, даже что-то красивое, но упиваться ею в чистом виде, без примеси майского настроения, - чересчур. По крайней мере для неё чересчур. Ей нужна точка опоры, напоминание, что на дворе весна, а не осень. Иначе она потеряется, растворится в днях, меняющих друг друга, и уже не сможет найти себя.
Дальше по обеим сторонам тротуара нет сирени. И вообще никаких деревьев нет. Наверное, поэтому так страшно пройти ничтожно короткий путь до остановки. Так страшно отпустить единственный ориентир. Она долго собирается с силами, чтобы сделать это. Она долго настраивает себя, чтобы отвести взгляд от мелких белых цветочков, облепивших ветви, и шагнуть вперёд. Что было дальше - она не помнит. Наверное, заглянула по дороге в магазин. Так или иначе, с того дня в её сумке появилась пачка сигарет.
Когда ты выкуриваешь пару сигарет в месяц - это ещё не зависимость, так, баловство и только. Но если ты тратишь на это деньги - всё, считай, пропал. Она знала это, потому что он так говорил.
В какой-то другой жизни, лет пять или семь назад, он тоже попал в ловушку первой купленной пачки, и так и не смог бросить. За первой пачкой всегда идёт вторая. После десятой ты уже начинаешь разбираться в марках сигарет и определяешь, какая тебе больше по вкусу. Именно в тот момент, когда у тебя появляются любимые сигареты, ловушка захлопывается. Ты уже курильщик, и никуда не деться.
Иногда он задумывается, глядя на тлеющую сигарету в руках. Задумывается о том, насколько это глупо и бессмысленно - намеренно вдыхать в себя медленный яд, да ещё и платить за это деньги. В такие моменты он резко бросает почти целую сигарету. В такие моменты он решает хотя бы ограничиваться двумя-тремя штуками в день, чтобы потом бросить окончательно. Ему хочется пожить ещё.
Особенно в те дни, когда по улицам города гуляет редкая в этом году хорошая погода. В те дни, когда солнце не только светит, но и согревает своими лучами кожу. Он смотрит с балкона на спешащих по своим делам людей и понимает, что сегодня безнадёжно опоздал на работу.
Это тоже своего рода ловушка - если в голову приходит мысль, то нужно додумать её до конца. Потому что всегда есть шанс, что мысль ускользнёт и больше никогда не вернётся. А вдруг она была важной? Вдруг она была способна изменить его жизнь раз и навсегда? Нет, он не может себе позволить упускать из виду собственные мысли.
Он стремительно срывается с места, стараясь заглушить в себе мыслительный процесс. Стараясь продумывать лишь собственные текущие действия. Вот он выходит с балкона, вот он поправляет причёску, глядя в зеркало, вот он брызгает шею одеколоном, и вот он выходит из квартиры. Думать на ходу можно - это факт. Но ему это обычно мешает. Не хватало ещё обнаружить себя где-то не в том месте.
Она хорошо помнит ход своей унылой жизни. Она считает, что хорошо помнит собственное прошлое. Она может рассказать, в какой школе училась, как звали одноклассников, как выглядела подруга из детства и как они с ней познакомились. Она расскажет о своей жизни всё, что спросят. Любой факт и любую деталь. Но это только если спросят.
Иногда, - например, в очередной раз, когда ей приходится проделывать привычный путь от дома до работы, сидя в душном автобусе - она даже не может воспроизвести в голове собственное имя. Или цель своего присутствия в этом месте и времени. В голове создаётся абсолютный вакуум. Потом, правда, - например, когда приходит время выходить из общественного транспорта - она не помнит это состояние. Она его даже описать никогда не сможет.
Совершенно точно она может сказать лишь одно - ей не знакома ловушка мысли. Поэтому ей никогда не понять его и его стремление уйти в себя. Когда ей случается уйти в себя, она попадает в другую ловушку - ловушку вопроса.
Кто я? Где я? Что я делаю? Зачем? Это страшно настолько, что хочется кричать, но крик остаётся внутри. Он заполняет черепную коробку, вызывая учащённую пульсацию в области висков. Она не пытается высвободить его - это бессмысленно. Внешнее проявление этого крика не имеет никакого значения. Это состояние забывается так же, как и тотальное безмыслие. Но, в отличие от последнего, оно оставляет след - след необоснованной тревоги, страх перед чем-то непонятным.
Она не понимает, но на самом деле, этот страх живёт в ней перманентно. Иногда он тише, иногда громче, иногда ненадолго засыпает, но не уходит, не оставляет её ни на секунду. Потому что он есть она сама. Он есть её единственное внутреннее наполняющее.
Признаться в этом себе - значит, окончательно сойти с ума. Поэтому она без устали повторяет фразу "Во мне есть любовь. Любовь живёт во мне". Она верит, что любит его.
Он знает, что любви в ней нет. В ней есть что угодно, но не любовь. И дело даже не только в них двоих: он уверен, что она не любит ничего в этом мире. А вот мир её почему-то любит, и объяснения этому нет никакого. Каждый раз, когда он начинает думать об этом, ловушка мысли захлопывается на долгое время. Он вроде что-то делает - исполняет какие-то действия, отточенные до автоматизма - но это фоном. Мысль выходит на передний план, стирая значимость всего происходящего.
- Этот мир любит тебя так, как будто ты его создатель, - изрекает он однажды.
К тому моменту она уже попалась в ловушку курильщика - обзавелась любимой маркой сигарет. Она курила часто - сама не понимая, зачем. Может, чтобы заполнить голову дымом.
- У него горький привкус, - только и отвечает она.
И эта фраза подтверждает его слепую уверенность - она не любит этот мир. И его она не любит тоже, но это уже отдельная история. Отдельная мысль, стоящая того, чтобы обдумать её в одиночестве.
В ту ночь она не стонет во время секса. Ему кажется, что он трахает неодушевлённую куклу и одновременно с этим в нём живёт ощущение, что он занимается любовью с богиней. Ему не страшно - в нём восторг вперемешку с жадностью. Ему хочется, чтобы она принадлежала только ему и никому больше в этом мире.
Наутро эти ощущения стираются, возвращая жизнь на круги своя. Он думает, она курит. Ему всё резко, ей - горько. Это их базовые состояния, в которых они могут пребывать несчётное количество времени. Может, недели, может, годы. Они будто подвисают в бездействии, замаскированном под действия, и в бессознании, замаскированным под сознание.
А потом случается ловушка вопроса, но не такая, какой она была раньше. В эту ловушку она ловит его вопросом:
- Как меня зовут?
Имя - банальность, не имеющая значение, банальность, которую он прокручивает в голове много тысяч раз ежедневно. Но вопрос застаёт его врасплох - по какой-то причине он не может ответить. Она считывает по взгляду - он тоже в этой ловушке, и ей становится как-то радостно. Так радостно, будто она только что обнаружила, что это не она сумасшедшая, а мир безумен. В её глазах - пламя, бешеное и искрящееся. Он отвечает:
- Тебя зовут Джулия.
В этот момент мир должен вернуться на место, но он не возвращается. Не в этот раз. Она впервые почувствовала возможность обыграть его. Она впервые почувствовала свою власть надпроисходящем и поэтому, не задумываясь, она спрашивает его:
- А как меня звали вчера?
Он мог бы ответить, что тоже Джулия. И сегодня, и вчера, и позавчера, и всегда её звали Джулия. Но это неправда. Когда он начинает думать, он понимает, что это неправда. Вчера её звали Евгения, и глаза у неё были не карие - голубые. А волосы рыжие, а не тёмно-каштановые. И кожа светлая, усыпанная веснушками - а не смуглая.
- Как так выходит, что ты меняешь облик и имя, но это всё равно ты?
Ему должно быть страшно, но ему не страшно. Даже ей не страшно. Впервые ловушка вопроса не вызывает внутренний крик.
- А вот это уже другой вопрос, на который я не могу ответить. Ты тоже меняешься. Вчера ты был Игорь, сегодня Итан.
Так оно и есть. Он тоже это помнит, если хочет помнить. Но легче прожить без этого знания. В противном случае можно провести в ловушке мысли целую вечность, а толку от этого не будет никакого - внятного ответа на вопрос, почему они каждый день меняют имена и внешность, он найти не может. И она, судя по всему, тоже.
В следующий раз этот разговор начнёт уже он сам. В следующий раз, когда мысли о том, что она создала этот мир, станет тесно в его голове. Он так и выпалит - резко, импульсивно, может, даже громковато:
- Ты создала этот мир. И меня. Не знаю, как и зачем, но я уверен в этом.
Она пожмёт плечами - в этот раз плечи у неё широкие, а нос длинный. Губы, обхватывающие фильтр сигареты, тонкие.
- Но ведь ты существуешь без меня. Ты можешь существовать без меня, мыслить, совершать какие-то действия. Ты не плод моего воображения. Ты не оказываешься в небытии каждый раз, когда я закрываю дверь. И ты думаешь больше, чем я. Может, всё наоборот?
Всё то, что она сказала, было верно. И было бы разумно поверить, что это он создал мир и её, но существовала одна несостыковка - слишком весомая, чтобы не брать её в расчёт.
- Если бы я создал этот мир, он был бы оживлённее. Он был бы резким, быстрым, а не таким тягуче-горьким. И потом, разве это бытие? Разве я существую?
В этот момент она закричит. Впервые в жизни во внешнюю сторону, а не внутрь. Впервые в этой жизни, которая, возможно не жизнь. Нет. Которая совершенно точно не жизнь. Ему не будет дискомфортно от этого крика - он воспримет его как что-то обыденное, само собой разумеющееся. И когда этот крик смолкнет, он обнимет её и скажет:
- В этом мире нет никого, кроме нас. Если ты подумаешь, ты вспомнишь. Ты создала только меня. Но как и зачем - непонятно.
Ночью они всё равно займутся любовью, а когда они заснут, она увидит странный сон. В этом сне у неё есть устойчивое имя и внешность, время там идёт по-настоящему, а не создаёт иллюзию того, что оно проходит. И всё там так, как должно быть. Всё там правильно. Кроме одного - его там нет. Ни в каком облике, ни под каким именем. Она уверена в этом на все сто процентов. Его там нет, и этот фактор всё обессмысливает.
- Знаешь, мне достаточно открыть глаза, и я окажусь в другом мире.
Она осознает эти слова, пока говорит, и говорит их, пока осознаёт.
- Нужно сильно постараться, и тогда получится, - добавляет он. - Я тоже пришёл к этому выводу.
В этот момент в её горьком мире впервые появляется что-то чересчур стремительное и резкое для неё, что-то сладкое, что-то, напоминающее надежду.
- Ты тоже можешь сделать это?
В этот момент его стремительность, его резкость исчезает, уступая место первой для него горечи:
- Нет. Я же сказал, что это твой мир. Меня не существует.
Она обнимает его. Обнимает так крепко, как может. Она вдыхает его аромат - такой новый для неё, но такой родной. Она чувствует, как бьётся его сердце. Она говорит:
- Значит, я лучше останусь с несуществующим тобой.
И она остаётся. Она остаётся, чтобы курить, пока он думает. Чтобы он думал, пока она курит. Чтобы любить его, пока он любит её. И чтобы он её любил, пока она любит его. Ловушка вопроса исчезает вместе со страхом. В этом мире остаётся лишь любовь, и они двое.
***
Она открывает глаза в больнице. Она открывает глаза в том пространстве и времени, в котором она живёт, в котором она должна жить. В котором нет его и никогда не было. Она возвращается из пространства, где были только они вдвоём и их любовь. И теперь она одна.
Здесь есть то, что принято называть жизнью. Здесь есть то, ради чего все, кто находится в её состоянии, стремятся сюда. Но ей здесь нечего делать. Ей здесь не место. Его здесь нет.
Спустя какое-то время - настоящее время, время, которое идёт, а не толчется в ступе - её выпишут из больницы. Доктор придёт накануне и сообщит об этом. Именно в этот вечер она впервые вспомнит его и его ловушку мысли.
Вечером она выйдет в коридор и будет бродить по больничному крылу, не замечая ничего и никого. А потом она застынет около двери в какую-то палату. И захочет её открыть.
Она оглянется - медсестёр не окажется поблизости. Поблизости не окажется никого - будто бы она снова оказалась в том горьком мире, где существовали лишь он и она. И она откроет дверь.
Когда она пройдёт в палату и сядет около кровати, она уже будет знать, почему она здесь. Она будет чувствовать. Она поймёт это сразу.
Когда она сядет около кровати, она заплачет, но даже не заметит это. Слёзы будут бессмысленно течь по щекам, игнорируемые ей целиком и полностью. Она скажет - зачем-то скажет вслух:
- Мы вдвоём создали этот мир. Не я одна. Мы.
Она будет смотреть на него очень долго - на него с устойчивой внешностью и именем. На него - реального, существующего в этом мире. На него - отрицающего, что он может открыть глаза.
Читайте нас:
© 1998-2024, «Бельские просторы» - литературно-художественный и общественно-политический журнал. Издается с декабря 1998 года. Относится к категории «литературных толстяков», таких, как «Новый мир», «Наш современник», «Знамя», «Дружба народов», «Урал».
Передавая рукописи в редакцию журнала, авторы соглашаются с условиями договора оферты, размещенного на сайте belprost.ru. Рукописи не рецензируются и не возвращаются. Редакция не вступает в переписку с авторами. Положительное решение сообщается. Мнение редакции не всегда совпадает с точкой зрения того или иного автора. При перепечатывании материалов ссылка на «Бельские просторы» обязательна.
____________________________________________________________________________
Свидетельство о регистрации средства массовой
информации ПИ № ТУ 02-01564 выданное
Управлением Федеральной службы по надзору
в сфере связи, информационных технологий
и массовых коммуникаций по Республике
Башкортостан от 31 октября 2016 года.
Главный редактор: Горюхин Юрий Александрович
_________________________________________________________
Единый телефон доверия для детей, подростков и их родителей: 8-800-2000-122 (звонок бесплатный и анонимный для всех жителей России).
Телефон доверия Республики Башкортостан: 8 (800) 700-01-83.
Телефон психологической поддержки детей и родителей: 8-800-347-5000.
Телефон
(347)292-77-62
Эл. почта
Адрес
450079, Республика Башкортостан, г. Уфа, ул. 50-летия Октября, 13, 9 этаж, каб. 912, 923
Рекламная служба
(347)292-77-62
Редакция
(347)292-77-62
Приемная
(347)292-77-62