+12 °С
Дождь
Подписывайтесь на Хронограф в Яндекс. Дзен! Подписывайтесь на наш канал Яндекс. Дзен!КоРифеи
Все новости
Проза
23 Января 2019, 17:00

№10.2017. Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза. Повесть временных лет. Часть III

Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза
Повесть временных лет
Продолжение. Часть I в № 4. 2015. Часть II в № 5. 2016
Часть III. Трамвайное депо № 1. Год 1988
Глава первая
Трамвай на морозе
6 января
Почесывая правой рукой лысину, а левой – круглый, как Земной шар, живот, в большую столовую комнату вошел Генка:
– Что, новогодний подарок людям приготовил? – равнодушно кивнул на Генерального секретаря в телевизоре.
Антонина примерила на голову Радика только что связанную шапочку. Радик сорвал с себя красный колпачок с желтым помпоном и забросил его на старинный резной буфет Прасковьи Луковны.
– Ба! Город Брежнев обратно в Набережные Челны переименовал! Это опять, значит, все канцелярские бумажки будут переделывать! – Генка подтянул тренировочные штаны, но они тут же соскользнули с живота вниз.
– А чего их переделывать! Достанут из шкафов старые бланки с печатями и будут себе справки выдавать, как выдавали! С ноября восемьдесят второго года прошло-то совсем ничего – шесть лет каких-то! – Антонина встала на цыпочки и стянула шапочку с буфета.
Шерстяная шапочка собрала всю пыль, скопившуюся за сто лет, Антонина чихнула, чихнул Генка, чихнул Радик, чихнул Михаил Сергеевич:
– Эх, Антонина! Шесть лет для нее совсем ничего! Я тоже раньше думал: пятилетний план выполнили – и слава богу, то есть слава КПСС, конечно! А сегодня за утреннем кофе меня Раиса спрашивает: «Помнишь, как тридцать один год назад из роддома нас с Ириной забирал?» Я аж круассаном поперхнулся: «Как, говорю, тридцать один?! Только что ведь маленький невесомый сверток дрожащими руками с великой осторожностью к себе прижимал!» Раиса рассмеялась, сдержанно, конечно, как она умеет: «Через две недели уже твоей внучке восемь лет! Что Ксюше дарить будем? Может быть, вместо калькулятора полноценный компьютер купим?» Я опять удивился, но слабины не дал: «Решили калькулятор, пусть будет калькулятор!» Улыбка с лица Раисы…, впрочем, что это я разболтался! Геннадий ваш, кстати, вроде бы похудел, а живот у него вырос, ему бы обследоваться в стационаре, а потом кумыс попить в санатории «Юматово».
Антонина несколько раз ударила желтым помпоном об колено и опять чихнула:
– Это он после новогоднего застолья с друзьями-трактористами аппетит никак не восстановит.
Генка снова подтянул штаны, обернулся и крикнул в спальню Валентины Петровны:
– Валь! Завтракать будем или… Хотя чего завтракать, если есть неохота…
– Хорошо, если так, – осторожно согласился с Антониной генсек.
14 января
Утром после бессонной ночи Старого Нового года Люся Кренделькова и Люба Лесопосадкина решили, что хватит! Так и сказали завгару Шишкину:
– Хватит! Надоело! Пусть Горбачев горбатится в троллейбусном депо номер два, а мы уходим в трамвайное номер один! Зарплата такая же, а нагрузки никакой – два рычага – вперед-назад, газ-тормоз! А тут руки к концу смены от рулевого колеса сами в рычаги превращаются! А дуги, в дождь и снег с проводов слетающие?! А у трамвая ничего не слетает! Катишь себе по чугунным рельсам и позваниваешь.
И положили на расстеленную на столе завгара передовицу газеты «Правда» два заявления с абсолютно одинаковыми орфографическими ошибками. «Прямо мне на лицо! – жаловался потом Антонине Генеральный секретарь ЦК КПСС, – двоечницы безграмотные! Легкой работы захотели за те же деньги! А колхозники хлеб растят за еще меньшую зарплату! И горячей воды у них нет и туалет на улице! Я вот свой первый орден, когда получал на Ставрополье, так даже и не думал искать более легкую работу, так и планировал комбайнером всю жизнь в селе Привольном на ордена зарабатывать! Это уж партия потом с комсомолом поручили, доверили, возложили… Но опять же! Ничуть не более легкую, а куда как поответственнее…»
Антонина выключила радиоприемник – «сто раз слушала!», Люся собрала чайной ложкой со дна вазочки малиновое варенье, сваренное Валентиной Петровной по старинному рецепту рода Загубиных:
– И тогда мы с Любкой, прямо ему на стол два заявления – бац!
– А он чего? – Антонина поставила вазочку в раковину.
– Ну остолбенел, конечно, стал нас пугать, что там премии меньше, очередь на автомобиль «Таврия» длиннее и совсем убил: среди трамвайщиков мужиков нет! – захохотала Люся.
– А вы чего? – Антонина вытерла вазочку полотенцем.
– А мы ничего! – бодро начала Люся и вдруг загрустила: – Как будто нормальные мужики в другом месте есть! Я покурю в форточку, Радик же большой уже?
Антонина махнула рукой:
– Кури, – и опять включила приемник.
«…и решили мы на Политбюро: пусть-ка поработает министром без портфеля… и скажи своим подругам самое для них главное: мужиков-то в трамвайном депо – раз-два и обчелся!» Антонина вдруг вскипела: «Да не нужны вы нам!»
Люся испуганно затушила сигарету о спичечный коробок и суетливо засобиралась домой:
– Побежала: надо комнату сдать, обходной подписать, химку обновить, маникюр восстановить, у Соньки на дальнюю дорогу погадать… Ты, это, витамины какие-нибудь принимай…
***
– А министр без портфеля – это хорошо или плохо? – спросила Антонина, положив голову на плечо Леве Сидорову.
– Ты про Ельцина, что ли? Да, дожимает нашего Борю Горбачев! В Госстрой замом бросил! Борю не на строительство надо, его наоборот – людьми руководить, городом, областью, может быть, даже… Эх! Не будет жизни в этой стране! – Лева встал, слегка оттолкнув голову Антонины.
– В какой этой? – не поняла Антонина.
– Да вот в этой! – Лева топнул ногой по полу, – черт! выиграть бы американскую грин-карту и свалить отсюда!
Антонина грустно ухмыльнулась:
– Люська с Любкой тоже валят! Им трамвайное депо имени Степана Зорина грин-карты выписало на перевод без отработки.
– В смысле? – перестал махать руками Лева и встал столбом, – как грин-карты?! Люське с Любкой – грин-карты?!
Антонина прыснула в ладошку, Лева быстро сообразил, перестроился, приобнял Антонину и в такт хихикнул:
– Ну ты даешь! Ну поддела! Тихоня-тихоня, но шпилька всегда наготове! А я не расслышал и не понял сначала! Чего они там делать-то будут? В трамвайном депо мужиков-то, наверное, вообще нет!
– Ой, этого добра! Да и нужны вы им, нам, то есть! – весело ответила Антонина, но голову на плечо Левы больше класть не стала.
22 января
В бильярд играли в шапках-ушанках, толстых свитерах, а Васька Загогуйло так даже в связанных Антониной шерстяных перчатках. В Красном уголке общежития троллейбусного депо № 2 стоял такой стылый воздух, что заглянувший в большую комнату с красным знаменем в углу капитан Лампасов возмутился:
– Кто позволил курить у святыни?! – и зачем-то тряхнул за древко тяжелое бархатное полотно, отделанное по периметру желтой бахромой.
Изо рта Лампасова, как и у всех присутствующих, тоже пошел пар.
– Вот и товарищ участковый закурил! – съязвил Серега Шептунов.
Но поднявшееся от красного знамени густое облако пыли быстро вобрало в себя белые клубы мнимых курильщиков.
Загогуйло чихнул и промазал верный шар в лузу. Шар перелетел борт, ударился о ребро чугунной батареи и лопнул пополам.
Серега Шептунов, зажав нос двумя пальцами правой руки и отгоняя от себя пыль ладошкой левой, уверенно констатировал:
– От мороза лопнул! Помню, в ПТУ на практике сунул в жидкий азот разводной ключ, потом бросил его на бетонный пол, так он, словно сосулька, на мелкие кусочки разлетелся!
– Все дело в перепаде температур, – добавил Ричард Ишбулдыевич, щуря в сером облаке глаза, – шар промерз до сердцевины, а когда ударился о горячую батарею, его поверхность расширилась, но ядро внутри все еще оставалось скукоженным, поэтому он и разорвался, как брошенное в кипяток яйцо из холодильника! Ведь так, товарищ капитан?
– Какие еще яйца в жидком азоте и сосульки в кипятке?! – закашлялся участковый Лампасов, – вы что, гестаповцы?! Товарищи! Налицо порча казенного имущества! При свидетелях! Особо замечу: близким родственником лица, находящегося под пристальным наблюдением недремлющего ока внутренних органов!
– Чего?! – возмутился Загогуйло.
– В силу вышесказанного, – продолжил Лампасов, – предлагаю пройти для превентивно-профилактической беседы на свежий, но в то же время теплый воздух находящейся в соседней комнате библиотеки.
***
В библиотеке воздух был относительно свежее, но нисколько не теплее, чем в Красном уголке. Укутанная в пуховую шаль, в накинутой на плечи шубе из модного красного стекловолокна, Соня Иванова пыталась расписать замерзшую шариковую ручку в томике Достоевского. Антонина стояла рядом и терпеливо ждала заполнения читательской карточки, она взяла по совету Левы Сидорова «Муху-Цокотуху» для умственного развития Радика и, ничего не сказав Леве, первую часть «Тихого Дона» для собственной разгадки тайны писателя Шолохова.
– Вам чего, товарищи? – не поднимая головы, спросила вошедших Соня.
– Опять порча государственного имущества! – возмутился Лампасов.
Родион Раскольников вынул из пришитой к подкладу пальто петли топор, взмахнул им обеими руками и несильно ударил обухом по голове старуху процентщицу.
– Это списанные «Преступления и наказания», они даже без обложки, – равнодушно парировала Соня и перевернула несколько страниц.
– Преступления списанными не бывают! – строго возразил Лампасов. – А наказания – тем более! Мы проведем в вашей библиотеке небольшую политинформацию на уголовную тему. Рассаживайтесь, товарищи!
Родион Раскольников услышал, что в комнате, где была старуха, ходят, схватил топор, выбежал из спальни и ударил топором беременную сестру старухи Лизавету.
Соня пожала плечами:
– Сколько угодно. В минус тридцать два только Загубина может за книжками прийти и участковый – про американских шпионов рассказывать.
Антонина хотела возмутиться, но не успела вклиниться.
– Боюсь, вы недооцениваете ухудшение криминогенной обстановки в стране, – с тревогой в голосе ответил капитан милиции, и объявил: – Сегодня пришло оперативное сообщение о столкновении под нашей столицей двух организованных преступных группировок – долгопрудненской и люберецкой. Когда такое было, товарищи?! Нет, я понимаю: в деревнях ходили стенка на стенку, пацаны шли в чужой двор бить ухажеров своих девчонок, но, чтобы физкультурники из клубов «В здоровом теле – здоровый дух!» срастались с рецидивистами, сколачиваясь в преступные группировки, а потом на пустырях под Москвой, там, где наши отцы с Мамаем воевали, делили родину на сферы влияния, калеча и убивая друг друга! Такого ж, тебе говорю, Степан Загогуйло, и твоему братцу, никогда не было! Даже в 1913 году дореволюционного царизма!
– А мы с брательником при каких делах?! – огрызнулся Загогуйло.
Все обернулись и внимательно посмотрели на Загогуйлу, предполагая, что они со Стасом, конечно, не при делах, но, быть может, Васька специально разбил бильярдный шар о батарею?
– При каких, спрашиваешь?! – Лампасов взял с полки «Анти-Дюринг» Фридриха Энгельса. - А где твой брат?
«Что он сторож брату своему?» – тихо сказал кто-то из глубины библиотеки с самых дальних полок, на которых скапливался весь ветхозаветный хлам.
– Ой! – вскрикнула Соня Иванова, – осторожнее с ним, его на моей памяти еще никто с полки не доставал, вдруг, как Достоевский, рассыплется!
Соня Мармеладова молча выложила на стол перед Катериной Ивановной тридцать целковых, накрыла голову драдедамовым платком и легла на кровать лицом к стене. Катерина Ивановна, целуя ноги Сонечки, весь вечер простояла перед ней на коленях. Пьяненький Мармеладов наблюдал за ними сквозь опущенные ресницы.
– Вы, товарищ капитан, главное его, как знамя, за древко не трясите! – опять съязвил Серега Шептунов.
Но Лампасов пропустил мимо ушей слова ничего не значащего для него человека и продолжил:
– Где, повторно задаю вопрос, товарищ Загогуйло, организованное Георгием Кукиным и вашим братом Станиславом, преступное сообщество, выманивающее у честных граждан слабоалкогольный газированный алкоголь? Где твой так называемый завскладом Уфимской швейной фабрики «Мир»?
– Вот в чем сыр-бор! Верка-буфетчица накапала! Новогоднее шампанское простить не может! Решила счеты свести с Загогуйлами! – вдруг догадался Серега Шептунов в чем дело.
– Ага! – еще один подельник образовался! – Лампасов ткнул указательным пальцем в Серегу и выронил «Анти-Дюринг».
«Анти-Дюринг», словно проклеенный на Полиграфкомбинате в ночную смену «Блокнот агитатора», веером рассыпался по полу, вместе с пожелтевшими страницами выпала непонятно как там оказавшаяся тщательно отретушированная фотография генералиссимуса в белом парадном кителе. Гнев вдруг охватил Антонину, развернулась она на добросовестно подшитых Генкой валенках и прожгла взглядом Лампасова:
– Так вы, товарищ капитан, воровку пришли защищать! Рабочий класс пугаете! Энгельса топчете! Красное знамя руками трогаете! Да я сейчас Генеральному секретарю Коммунистической партии Советского Союза лично сообщу о том, как участковые Орджоникидзевского района города Уфы сначала бесплатно пожирают за раз по три порции пельменей, которые лепят матери-одиночки, а потом Верок, бессовестно обирающих этих матерей-одиночек, подло покрывают!
Антонина шагнула к висящему на стене сетевому радиоприемнику и включила его на полную мощь. Приемник зловеще зашипел. Все замерли в тихом, безмолвном ужасе.
– Лампасова расстрелять, Верке-буфетчице – десять лет без права переписки, свидетелей за недоносительство – на рытье канала под Ла-Маншем, – раскурил трубку Иосиф Виссарионович.
Соня чихнула:
– Говорила же: осторожнее! Теперь еще Энгельса списывать.
– Гражданочка, – почти шепотом обратился Лампасов к Антонине, – вы не нервничайте, за пельмени я с первой же квартальной премии рассчитаюсь, ваш сигнал на индивидуального предпринимателя Верку э… – забыл фамилию – мы проверим! Не надо про алкоголь никому сообщать, даже про слабоалкогольный, даже про газированный, мы же тут все свои, у нас всего лишь дружеская профилактическая беседа, чего выносить из избы, так сказать, пустые бутылки из-под шампанского? Ведь так, товарищи? Товарищи, наш диспут подошел к концу, о следующем круглом столе будет объявлено заранее, всем спасибо, все свободны, благодарю за внимание.
Народ, уважительно обходя Антонину, вышел. Капитан Лампасов быстро собрал с пола листки «Антидюринга» и протянул Соне:
– Немного подшить, чуть-чуть подклеить – и еще сто лет простоит!
Соня Иванова наконец расписала ручку и большими концентрическими кругами закрасила склонившихся над воскрешением Лазаря Соню Мармеладову и Родиона Раскольникова.
Иванова вынула библиотечные вкладыши из «Мухи-Цокотухи» и «Тихого Дона», занесла над ними ручку и задумчиво посмотрела на Антонину:
– Аванс вчера давали или позавчера? Сегодня двадцать первое или двадцать второе?
– Ну ты, Загубина, даешь! – не дали ответить Антонине Горбачев с Фридрихом Энгельсом, Сталин пыхнул трубкой и пустил к потолку одобряющее никотиновое колечко, Лазарь не сказал ничего, просто воскрес.
Глава вторая
Агонизирующий организм
13 февраля
– Мужиков в трамвайном депо и правда нет! – Люся намазала большой ломоть упругого с хрустящей корочкой иглинского хлеба деревенской сметаной, поверх сметаны положила три ложки белого липового меда и с удовольствием его надкусила, – один только Варданян из ремонтного цеха симпатичный, но у него пунктик – с чего бы ни начал, все своим Карабахом кончает!
Антонина поставила перед подругой полулитровую кружку чая:
– Карабах – это кто?
– Народ какой-то армянский в горах Азербайджана живет, – Люся с еще большим удовольствием впилась крепкими широко расставленными зубами в ломоть хлеба.
– Живут плохо или правду ищут? – Антонина тоже намазал себе бутерброд медом.
– Да откуда я знаю! Ашот говорил, что у них сегодня в Степанакерте митинг начался по отделению от Азербайджана и присоединению к Армении, – мед с бутерброда потек по рукам Люси вместе со сметаной.
– А разве так можно?! – удивилась Антонина.
«Конечно, нельзя! – вмешался Михаил Сергеевич, – так и до отделения от СССР додумаются! Но, с другой стороны, не запрещать же многочисленным народам Страны Советов высказывать свои волеизъявления!»
– Сейчас все можно, скоро Аляску Америке отдадим! – большая белая капля соскользнула с бутерброда Люси и приземлилась ей на коленку, – блин! Новые колготки! Первый раз сегодня надела! Меня же Ашот в кинотеатр «Искра» позвал!
– Сейчас застираем, не верещи! Снимай с себя все, я тебе халат принесу – Шишкин вчера подарил, под конец рабочего дня в промтоварах выбросили, по одному в руки давали, Шишкин говорит сначала жене за желтеньким отстоял, потом мне, представляешь, сиреневый купил! – Антонина побежала в комнату.
Осторожно ступая, на кухню бесшумно вошел Радик и, открыв в изумлении рот, встал оловянным солдатиком – он первый раз в жизни увидел голую женщину.
– Тьфу, напугал! Чего уставился?! – Люся неожиданно покраснела и попыталась прикрыть обильное белое тело свежим номером газеты «Вечерняя Уфа», – еще один васька загогуйла растет!
***
– Да ты что, Тоня! Мы Аляску продали еще в 1867 году за семь миллионов двести тысяч долларов, а не продали бы американцам, ее англичане с французами у нас отобрали бы! Они же не только на Севастополь, но и на Петропавловск-Камчатский нападали во время Крымской войны! – Лева развеселился и положил в кофе к двум кубикам рафинада щепотку соли, – сегодня в память о героической осаде Севастополя по-турецки пить буду.
17 февраля
Генка угас в три дня. Прилег пятнадцатого февраля на кушетку Валентины Петровны и задремал, утром шестнадцатого февраля открыл глаза и тихо попросил не тормошить его до обеда, в обед выпил полстакана воды и попросил не тревожить его до ужина, на ужин допил воду в стакане и сказал, что вставать смысла нет, все равно скоро ложиться, а утром семнадцатого открыл глаза и сказал Валентине Петровне:
– Я ведь, Валь, мечтал на подводной лодке плавать, к американским авианосцам незаметно под водой подкрадываться и топить назло империализму. А Колька-брательник, баянист чертов: «На тракториста учись – это самая лучшая в мире профессия! Все бабы с огородами твои будут!» Надо у Тоньки спросить, сколько в двигателе самой большой атомной подлодки тракторов Беларусь в лошадиных силах вмещается – она быстро в твоей тетрадочке доходов и расходов карандашиком вычислит.
Валентина Петровна расправила слипшиеся волосики на бледном сократовском лбу Генки:
– Вот приедет на выходные, и спросим.
– Ты уж не забудь, обязательно спроси… – Генка закрыл глаза и помер.
***
– Боюсь я что-то, мама! Генка, кажись, партийный был! – Антонина накинула черный платок на зеркало в коридоре.
– Сиротой он был, а не партийным! Как Кольку Лилька-почтальонка отравила своим самогоном, так им и стал, никого у него, кроме меня, тебя и Радика, не было, – Валентина Петровна всхлипнула и застегнула верхнюю пуговицу на рубашке хитро щурящегося в потолок Генки, – как живой! Люська твоя не подведет, настоящего батюшку привезет?
Антонина хотела возразить, что они с Радиком никаким боком Генке не приходились, но передумала и тоже всхлипнула:
– Обещала! Они у него с Любкой и Сонькой тайно крестились, Алексеем зовут – молодой, симпатичный, веселый…, грамотный, то есть. Мам, ты рубашку расстегни, чтобы поп крест увидел, а то не увидит, разгневается и не будет Генку на тот свет отправлять.
Валентина Петровна вытянула за белую нитку из-под рубашки Генки новенький алюминиевый крест и положила сверху:
– Так лучше? Гена тебя перед смертью вспоминал, просил передать, чтобы мать слушалась, хозяйство вела, как в Белоруссии его ведут, чтобы тоже завела тетрадь расходов и доходов и все туда карандашиком записывала.
«Что ж вы его совсем напоказ-то вытащили?! – возмутился Михаил Сергеевич, – любой Хома Брут сразу догадается, что крест минуту назад на партийного тракториста надели».
– Приемник! Приемник выключи! Грех! – всплеснула руками Валентина Петровна.
***
Отец Алексей приехал в Иглино с Людмилой Крендельковой. Кренделькова прихватила с собой Любовь Лесопосадкину, за Лесопосадкиной потянулся Василий Загогуйла, за Василием – Ричард Ишбулдыевич. Вместе со всеми приехали фарцовщик Жоржик и спецкор «Трезвости – нормы жизни» Непролевайко.
– Проходите! – запустила в дом отца Алексея с товарищами усопшего Валентина Петровна и шепнула Антонине: – Мальчик же совсем! У него и бороды-то нет – три волосинки торчат, как у Генки на лбу!
– Я же говорила, что молодой и пока еще симпатичный… – потупилась Антонина.
Мужчины сняли шапки, женщины сделали испуганные лица.
Отец Алексей вошел в большую столовую комнату, строго осмотрел столпившихся у гроба иглинцев и приехавших уфимцев, зажег свечи, замахал кадилом и тоненько речитативом запел отходную.
– Терапевт Крамарова и фельдшер Спартак Ильгизович сказали – рак печени. Ну с чего у него мог быть рак печени, он же пил только по праздникам и на День пограничника! – шепотом рассказывала на ухо Любке Валентина Петровна.
– Им бы только на рак все свалить, – шмыгала носом Любка, – сами насморк вылечить не могут.
***
Похоронили Генку рядом с братом Колькой. Сваренную из листового железа пирамидку памятника Кольке венчала выкрашенная в красный цвет звезда, а сваренную из такого же листового железа пирамидку Генке – православный крест, братья застенчиво улыбались с овальных фотографий, сделанных перед выпускными экзаменами бессменным школьным фотографом дядей Костей. Муж тети Шуры дядя Костя тоже неподалеку застенчиво улыбался с овальной фотографии. Кто фотографировал дядю Костю, не знал никто, но похоронила его Александра Павловна торжественно – тогда она еще была классной руководительницей Антонины и привела попрощаться с супругом весь 10 «Б».
***
Поминки прошли быстро. Несмотря на то, что на кладбище завьюжило и все основательно промерзли, пили мало. Василий так тот даже отказался от предложения напарника Генки тракториста Ильдуса продолжить поминание товарища в теплом гараже на машинном дворе.
– Из этих теплых гаражей потом не выползешь – проходили, – говорил он потом в холодной электричке Ричарду Ишбулдыевичу.
Ричард Ишбулдыевич кивал:
– А выползешь, дороги не найдешь – в сугробе околеешь. И потом, нас в общаге Выдов ждет, у него тоже какой-то друг по Свердловску помер!
– Да, он еще обижался: у меня – поэт Башлачев, а у вас – тракторист Генка! – усмехнулся Василий.
– В смерти все равны – и поэты, и трактористы, – тихо сказала сидящая напротив Антонина.
Василий задумался, Ричард Ишбулдыевич открыл рот, чтобы адекватно ответить, но Лесопосадкина, плюхнувшись рядом с Антониной, объявила:
– Мальчишки, а я в депо возвращаюсь! Надоели эти трамваи на железном ходу, хочу опять троллейбусы на резиновом! Там у них, представляете, на всех баб один нормальный мужик, и тот – Ашот.
– Ты моего Ашота не тронь, предательница! – усаживаясь, Люся сдвинула задом подругу вплотную к Антонине.
– Кстати, девчонки, – анекдот! – аккуратно присел рядом с Ричардом Ишбулдыевичем спецкор «Трезвости – нормы жизни» Непролевайко, – поехали Чапаев с Петькой в Японию.
Мальчишки и девчонки развеселились, мать тети Шуры тетя Клава взяла за руку внука Валерика и пошла в тамбур, чтобы успеть слезть на платформе 1646 километр, где проживала ее двоюродная сестра тетя Лена, с которой можно было обсудить мировые новости и почти всех родственников. Ни тетя Клава, ни Валерик не расслышали сквозь звонкий смех глухой голос машиниста, объявившего, что вечерняя электричка с сегодняшнего утра является скоростной и перед Уфой остановится только в Тауше.
***
Лева участливо спросил:
– Замерзла?
Антонина растроганно кивнула головой, но Лева уже шагал из угла в угол в ее маленькой кухне:
– Да, вот судьба какая! Один всю жизнь жил как все, снег убирал, огороды пахал и умер, как все, – от цирроза печени! Другой протестовал против этого «как все» и, не выдержав беспросветности, в двадцать семь лет выбросился с восьмого этажа душной кухни! Одного звали Генка, другого…, впрочем, имя это тебе ничего не скажет, ты ведь так далека от современной рок-культуры!
Антонина вздохнула, она как-то сразу догадалась, о ком речь:
– Поэт Башлачев был и твоим другом тоже? А на счет «как все», так Шишкин рассказывал, что первый завгар нашего депо Комариков три раза с пятого этажа протестовал. Ничего, хорошую пенсию получает.
Лева растерялся:
– Какой еще Комариков! Ты откуда про Башлачева знаешь?! Тебе кто?.. Что значит: тоже? В нашей Уфе только Юра Шевчук был его другом! Неужели я о ком-то не знаю?.. Погоди, кажется, я утюг не выключил! – и убежал к себе выключать утюг.
23 февраля
День Советской армии и флота Люся Кренделькова решила встретить нетривиально. Сначала она предложила Любке Лесопосадкиной посидеть со своими парнями в кафе на улице Коммунистической с загадочным названием «Гриль-бар». Но Любка, задумавшись:
– С кем? Не с Васькой же Загогуйлой! – тут же решительно отказалась: – Нет. Я ведь только что в депо вернулась, лучше по старинке в общаге с мальчишками как-нибудь.
Потом Люся предложила Соне Ивановой, но Соня сказала, что Сашка Антонов ей сказал, что никакой это не праздник и лично он, Сашка, этот праздник отмечать не будет, а будет заседать в комитете обкома комсомола по развитию индивидуально-трудовой деятельности и кооперативного движения. Ну а без Сашки она точно никуда не пойдет, поэтому закроется в библиотеке, чтобы книжки подклеивать и карточки, плохим почерком заполненные, хорошим почерком переписывать. «Опять будет на трефового короля гадать, на Сашку, то есть» – догадалась Люся, но ничего не сказала, а пошла к Антонине.
– Двадцать четвертого девять дней Генке… - возразила Антонина.
– Ну так не двадцать третьего! – парировала Люся.
– А с кем? – спросила Антонина.
– Васька в общаге будет бухать, Шишкин с женой Лелей и тещей праздновать, сама решай, кого звать! – кивнула в сторону квартиры напротив Люся.
И Лева неожиданно согласился:
– А что, место приличное, там такой полумрак, кабинки, коктейль «Старый Таллин», да и дядя Гриша уезжает на Павловское водохранилище обучать делегацию с берегов Средиземного моря подледному лову.
***
– Мы имеем полное юридическое право! – кричал Ашот, - Областной совет Нагорного Карабаха большинством голосов проголосовал за переход из состава Азербайджанской ССР в состав Армянской ССР!
– Это решение нелегитимно, – посмеивался Лева, – ваш областной совет превысил свои полномочия! Прямо как в анекдоте: город Урюпинск объявил войну Соединенным Штатам и через полчаса сдался вместе со всей своей территорией на милость победителю!
– Сам ты анекдот! – Ашот вцепился в лацканы Левы и, страшно вращая глазами, тряхнул того.
Бокал с коктейлем упал на бок, «Старый Таллин» липкой лужицей растекся по столу, бокал, прокатившись по гладкой поверхности, нырнул между ногами Антонины и Люси в черную пустоту. На звон разбитой посуды из соседних кабинок выглянули любопытные посетители. Антонов прервал рассказ о том, как его друг из идеологического отдела Кайбышев ездил в Свердловск, побывал на концерте группы «Агата Кристи», привез их первую кассету, и эта кассета – закачаешься, какая альтернативная, – лежит у него, Сашки, в квартире, в которой случайно никого нет. Комсорг троллейбусного депо Александр Антонов и медсестра депо Алена Синицына тоже выглянули из своей кабинки.
– Сейчас милицию вызову! – лениво крикнул бармен Славик.
Антонина и Люся испуганно огляделись и прижались друг к другу. Подошедшая официантка Марго уперла руки в широкие бока и, глядя в потолок, сказала, что за бокал надо расплатиться немедленно. Люся и Антонина суетливо схватились за сумочки, раскрыли их и полезли внутрь.
– Не надо, девушки! – остановил их Ашот. – Я разбил – я плачу!
– Ну как же, – вмешался Лева, – это и моя вина, значит, половину суммы понесенного ущерба возмещаю я.
– Э, дорогой, перестань! – стоял на своем Ашот. – Я уронил – я заплатил!
– Позвольте, спровоцировал-то вас я! Девушка, возьмите у меня половину суммы! – не сдавался Лева.
– Девушка, не бери у него половину, возьми у меня всю! – стал вращать глазами Ашот.
– Девушка, возьмите половину! – Лева упорствовал.
– Возьми всю, говорю, девушка! – Ашот вскочил.
– Половину, будьте добры! – Лева был тверд, но на всякий случай отодвинулся вглубь кабинки.
– Всю держи! – Ашот вывернул карманы и вывалил на стол мятые купюры, белую и желтую мелочь.
Официантка Марго оторвала взгляд от потолка, сняла руки с боков, шагнула назад и крикнула через плечо бармену:
– Славик, вызывай наряд! Клиент платить отказывается! Еще и цирк устраивает в хулиганской форме!
29 февраля
– А мой Ашот улетел! – сказала Люся Радику.
Радик пристально посмотрел на Люсю и плюнул себе на слюнявчик. Антонина вытерла платочком губы Радика, Радик недовольно забасил, Антонина толкнула подшитым Генкой валенком санки:
– Сейчас пойдем с горки кататься! Куда улетел?
– Армян своих защищать, их азербайджанцы громить стали, – Люся пошла рядом с Антониной к детской горке.
– В Карабахе? – ужаснулась Антонина.
– Нет, в Сумгаите, – вздохнула Люся.
– Сейчас с горки скатимся, сейчас! Не кричи! А где это? – Антонина ускорила шаг.
– Ашот сказал, где-то около Баку, у них, как и у нас, много смешанных семей было, сейчас по живому режут! – всхлипнула Люся.
– Так надо же что-то делать! Они же не в эфэргэ живут, а в эсэсэсэре! – возмутилась Антонина.
Репродуктор на столбе возле дворца Машиностроителей спел бодрую песню голосом Льва Лещенки и голосом Михаила Сергеевича строго сказал:
– Ты, Загубина, горячку не пори! Мы тут не Ашоты Варданяны, чтобы дрова ломать, а потом расхлебывать! Может, там рассосется все, само уладится, а мы перед всем миром опозоримся – пошлем каких-нибудь милиционеров из Рязанского десантного училища для защиты жен от мужей и наоборот, а там тишь да благодать!
Люся рассмеялась.
– Ты чего? – удивилась Антонина.
– Да Винокур смешно Горбачева пародирует! – сквозь смех ответила Люся.
– Раньше за такие шутки на Колыму золото для гонки вооружений мыть отправляли, а теперь все можно – свобода слова и действия, желания и хотения, замысла и поступка, базиса и надстройки! – подошел к подругам Идрисов.
– Как? – удивились Антонина с Люсей, – вас уже выпустили?
– А чего его держать? – возразили Горбачев, Винокур и репродуктор, – он же не буйный!
Глава третья
Во цвете сил
2 марта
Валерик скучал, его бабушка и тетя Лена пили чай. Телевизор ничего интересного не показывал, двоюродные сестры, в сотый раз обсудив несчастливую жизнь матери Валерика и будущую несчастливую жизнь самого Валерика, устало замолчали.
Вдруг Игорь Кириллов торжественно, но очень радостно сообщил телезрителям:
– Коллектив Ивановской трикотажной фабрики сердечно поздравляет Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева с днем рождения!
Включилась прямая телетрансляция из Ивановской трикотажной фабрики, и передовая мотальщица Зульфия Коромыслова чуть не забыла вызубренный текст:
– В этот сердечный, то есть торжественный день сердечно, в смысле торжественно поздравляем вас и желаем нам… вам… им… Ой, Михайло Сергеевич! Давайте я своими словами скажу: не болейте, зарабатывайте хорошо и жену свою, нашу Раису Максимовну, любите почаще, сильно, то есть!
– Так он по гороскопу рыба, Клавка! – всплеснула руками тетя Лена, – вот поэтому Шурке, мамаше твоей, – тетя Лена дала Валерику не сильный, но обидный подзатыльник, – так не везет в общественной и личной жизни!
***
– Уроки все сделал? – спросила Шура у Валерика вечером.
– Все, – неуверенно соврал Валерик.
– Дневник в порядке? – зевнула Шура.
– В порядке, – добавил в голос солидной хрипотцы Валерик и на всякий случай еще соврал: – Дневники на проверку собрали, завтра или даже на следующей неделе отдадут.
– Это хорошо, – потянулась Шура, взяла со стола газету с программой телепередач и отчеркнула ногтем художественный фильм после программы «Время»: – Чего у тети Лены делали?
– Ничего, – успокоенно буркнул Валерик.
– О чем говорили-то? – включила телевизор Шура.
– Ни о чем, – опять буркнул Валерик.
– Так уж и ни о чем, – равнодушно не поверила сыну мать.
Валерик увидел в телевизоре Горбачева:
– Тетя Лена сказала бабушке, что ты несчастная, одинокая и беспутная, потому что он по гороскопу карась!
Шура возмущенно встрепенулась:
– Сам ты карась, и тетя Лена твоя – старая курица! Вечно не в свои дела лезет! – но призадумалась: – А ведь точно – рыба! Надо еще кому-нибудь рассказать!
***
Увидев Валентину Петровну, Радик захлопал в ладоши. Валентина Петровна радостно расцеловала внука:
– Пока на станцию шла, встретила Таньку с почты, одноклассницу твою, разговорились, замуж собирается.
Антонина занесла тяжелые сумки с продуктами на кухню:
– Она со школы замуж собирается.
– Ваша бывшая классная Александра э-э…, ну Шура которая, ей звонила на переговорный из Тавтиманово, тоже хорошо живет.
Антонина стала выкладывать из сумок банки, мешочки, пакетики, Радик подбежал к матери и сказал:
– Дай!
– Танька говорит, что Шура где-то прочла, будто конец света скоро, потому что Горбачев водяной знак и всемирного потопа не избежать! – зашла следом за Радиком на кухню Валентина Петровна.
– Мама, ты уже говорила, что все в Библии наперед написано! Какой он водяной?! У него, между прочим, сегодня день рождения – 57 лет! – Антонина раздраженно поставила на стол трехлитровую банку с ядреными солеными огурчиками.
– Ну я не знаю, какой он водяной! За что купила эту рыбу, за то ее и продаю! – слегка обиделась Валентина Петровна.
Радик дотянулся до стоящего на подоконнике приемника и включил его.
– Да не обращай внимания, Антонина! Сейчас все свихнулись на этих знаках зодиака! Ну а что поделаешь, в коммунизм веру потеряли, зато в хиромантию нашли – это и есть свобода совести!
– Странная какая-то у совести свобода, Михсергеич… – прошептала Антонина.
– Ты чего, доченька? Я же так! Да пес с этой Шуркой-самогонщицей и ее рыбой! Не расстраивайся ты так! – испуганно всплеснула руками Валентина Петровна.
– Ыба! – сказал Радик.
Глава четвертая
Бег
8 марта
Михаил Сергеевич долго шипел, трещал, издавал какие-то кошачьи звуки, потом ясным и твердым голосом сказал Антонине:
– Поздравлять с праздником не буду – не до поздравлений! Слушай, чего произошло – в лицах рассказываю!
***
– Интервью в Лондоне будем давать только за деньги! – подытожил план побега Василий Овечкин.
Братья, все «Семь Симеонов», посмотрели на Нинель Овечкину. Мать промолчала. Тогда три сестры посмотрели на мать, а десятилетняя Ульяна спросила:
– Что же ты молчишь, мама?
Нинель Овечкина поднялась с табурета, сколоченного покойным мужем Дмитрием, и встала посреди комнаты:
– Дети мои! Раз выпало вам несчастье с душой и талантом родиться в СССР, то делать нечего, одна у нас дорога – в Лондон!
***
– Почему в Лондон, Михсергеич, они же в Токио на гастроли ездили? – удивилась Антонина.
– Хоть у нас с японцами мирный договор не подписан, Загубина, скажу тебе по правде: англичанин нас не любит во сто раз больше, чем японец! А любимая пословица у англичанина какая? Правильно: враг моего врага, мой друг! – пояснил глава государства.
– А как же Маргарет Тэтчер? – еще больше удивилась Антонина.
– Ты Марго не трогай! Ей самой, знаешь, как от своих англосаксов достается! Она им экономику поднимает, они ее в газетках пропечатывают! Но ты меня не перебивай, дальше слушай! – повысил голос Генеральный секретарь.
***
– В Лондоне джаз любят! – подтвердил Дмитрий Овечкин и стал отпиливать у двустволки часть ствола так, чтобы она поместилась в контрабасе.
– В Нью-Йорке его любят больше! – возразил Олег Овечкин, отпиливая ствол у одностволки.
– До Нью-Йорка далеко, не долетим из Иркутска! – Василий аккуратно положил собранную из подручных материалов бомбу в контрабас и отогнал девятилетнего Сергея: – Провода не замкни, а то раньше времени взлетим!
Нинель Овечкина погладила Василия по кудрявой голове:
– Мастеровитый! Весь в отца! Зря вы его тогда на майские праздники его же табуретом с Димкой избили, может бы не помер потом через неделю.
– Так он же забухал по-черному! Тебя слушаться перестал! – запротестовали Александр и Игорь Овечкины.
– Так-то оно так, – согласилась мать, но вздохнула: – Сегодня бы пригодился, наверное, еще какую-нибудь бомбу на всякий случай смастерил бы!
***
– Так их что, Михсергеич, в аэропорту не досматривали, опять разгильдяйство со спущенным рукавами?! – возмутилась Антонина.
– Досматривали, конечно, – поморщился главнокомандующий, – но футляр контрабаса в металлодетектор-то не лезет! А он, этот семейный джаз-банд «Семь Симеонов», уже как бы звездный стал! И по радио в саксофоны дудят, и в газете о них репортаж за репортажем, кому придет в голову детей по полной шмонать, если только что их по телевизору показывали?!
***
На высоте десять тысяч метров Василий молча передал записку стюардессе Тамаре Жаркой. Дмитрий и Олег достали обрезы, Нинель приказала всем пассажирам оставаться на своих местах.
– Никак не долетим до Лондона! – Вышел к «Симеонам» бортинженер Иннокентий Ступаков. – Нужно у финнов дозаправиться!
– Так садись и заправляйся! – навел на Ступакова обрез Дмитрий.
– Авиалайнер производит посадку на дозаправку в аэропорту финского города Котка, – объявил по громкой связи командир корабля и посадил самолет на полосу военного аэродрома Вещево.
– Наши! – Тамара Жаркая увидела в иллюминаторе солдат, бегущих к самолету.
– Может быть, финны? – предположила Нинель Овечкина.
– Звезды красные! – стиснул зубы Василий Овечкин.
– Обманули падлы! – завыл Дмитрий Овечкин и в упор выстрелил в Тамару Жаркую.
– Стреляй, как договорились, и в меня, – сказала Нинель Овечкина старшему сыну.
Василий убил мать, убил брата Дмитрия, убил брата Олега, убил брата Александра, взорвал бомбу и застрелился сам.
***
– Михсергеич, может, отпускать всех этих с душой и талантом куда подальше, а то зверства от них больно много? – жалобно спросила Антонина.
Библиотекарю Соне что-то почудилось, и она тревожно оглядела стеллажи.
– Да я тоже так думаю, – хмуро согласился генсек, – пусть катятся в адисс-абебы со своими контрабасами! Не подозревают кудрявые, что еще чуть-чуть, еще вот-вот – и у нас тоже будет по сто сортов колбасы в одном отдельно взятом магазине!
«Кремлевский мечтатель», – выписала из томика Герберта Уэльса Соня Иванова. Задумчиво погрызла кончик авторучки и решила, что для зачета по научному коммунизму в автодорожном техникуме достаточно. Захлопнула толстую общую тетрадь, захлопнула «Россию во мгле» и всхлипнула – после того, как Люська Кренделькова и Тонька Загубина ей по-товарищески рассказали, что видели в «Гриль-баре» ее Сашку с медсестрой Аленой, и после того, как она высказала Сашке все об его моральном облике и все об внутреннем мире и внешнем достоинстве метелки Синицыной, Сашка до сих пор у нее не попросил прощения.
11 марта
Антонина собрала волю в кулак и робко постучала этим кулачком в дверь бытовки Шишкина.
– Да-да! – радостно прокричал Шишкин.
– Можно, Павел Семенович? – Антонина совсем робко просунула голову.
– Можно, Загубина! – Шишкин расплылся в улыбке.
Антонина замялась, потом расстегнула две верхние пуговицы пальто и вынула из-за пазухи сложенный вчетверо желтоватый лист бумаги канцелярского формата.
– Вот… – положила она перед завгаром заявление о переводе.
Накануне подруга Люся позвала Антонину к «нам, трамвайщикам!». Завгар трамвайного депо имени Степана Зорина Раис Абдрахманович Кильмаматов встретил ее с распростертыми, как железнодорожные рельсы, объятиями: «Тоже с троллейбуса? Давно пора! С маленьким ребенком? Берем! Ясли? Есть! Пионерлагерь – будет! Турбазу – строим! Премия, матпомощь, доска почета! Все в комплекте! – прокричал он ей в лицо, – когда выходишь?!»
– Вот… – повторила шепотом Антонина.
– Молодец, Загубина! – Шишкин приобнял Антонину и написал в углу «Не возражаю».
Антонина удивленно подняла на Шишкина глаза:
– Павел Семенович…
Шишкин подкрался к забитому пыльными папками шкафу, вытянул одну из них и достал из глубины початую бутылку «Плиски»:
– У меня ведь тоже повод есть! Давай за новую жизнь! – предложил завгар, сверкая глазами.
Тут же замелькало перед Антониной платье в горошек, она схватила заявление и отпрянула к двери:
– Нет!
– Правильно! – радостно согласился Шишкин, пряча бутылку в шкаф. – Мне ведь теперь тоже нельзя! Угадай, на чем я к тебе сегодня заеду?!
– Неужели? – спросила Антонина уже из коридора.
– А то! – услышала она через дверь.
***
И Шишкин заехал.
– Ты чего не слышала, как я тебе снизу сигналил? Минут пять клаксонил! – Шишкин сиял.
– Может, чай, с земляничным вареньем, как вы любите? – предложила Антонина.
– Да что чай, Тоня! У моей «Таврии» по паспорту максимальная скорость 158 километров в час! А если бы у меня был двигатель не один и два, а один и три, то максимальная скорость была бы 165 километров в час! А вазовская девятка так может?! Нет, ты мне, как шофер шоферу, скажи, может?! – распалялся Шишкин.
– Не знаю, Павел Семенович, я же только на троллейбусе ездила, сейчас на трамвае буду, еще Генка покойный на Беларуси своем давал порулить… – не вступала в полемику Антонина.
– Ну какой трамвай – он же на электричестве! Какой Беларусь – он же на солярке! – махал рукой Шишкин, - ты знаешь, какой у нее расход?! Не знаешь?! А пять и три на трассе и семь и три в городском режиме не хочешь?!
– Не хочу, то есть хочу, я в смысле бензина, – запуталась Антонина.
Шишкин вскочил:
– А если бы у меня был двигатель один и один, то по трассе на скорости 90 километров в час расход был бы четыре и шесть! Это два раза заправил тридцатидевятилитровый бак – и уже в Москве! В гостях у Игорешки со Светкой!
Антонина устало присела:
– А цвет какой?
– Что значит какой?! Ты еще ни разу в окошко на нее не посмотрела?! – возмутился Шишкин.
Антонина встала и подошла к окну.
– Вон та белая? – спросила она.
– Слоновая кость, – поправил Шишкин.
– Что-то наша шпана цыганская вокруг нее крутится.
Не успела Антонина произнести свои слова, как Шишкин без пальто, шапки и в домашних тапочках бросился к своей машине вниз.
Через пять минут Шишкин без тапочек, в одних носках влетел назад.
– А где тапочки? – спросила Антонина.
– Вызывай милицию, дура! – заорал на нее Шишкин. – Бензобак открыли, шланг в него чуть не засунули, колеса пинали, наверное, и дверь хотели открыть! Надо сигнализацию ставить!
– Как же я ее вызову, у меня телефона нет! – обиделась Антонина. – И, по-моему, вы сами ненормальный!
– Все! Поехал в автомагазин на Индустриальной, там, может быть, сигнализацию продают! – судорожно впихивая ноги в ботинки, сказал Шишкин вышедшему из комнаты Радику.
***
– Не твои? – спросил Лева, протягивая тапочки Антонине, – опять пьяный Загогуйла пешком по лестнице спускался?
– Нет, пацаны во дворе новую Таврию Шишкина разглядывали, – поблагодарила за тапочки Антонина, оба протерла влажной тряпкой и тут же предложила их Леве, – проходи.
– Других нет? – брезгливо поморщился Лева и тут же поделился новостью: – Французы-то с помощью ракеты Ариан-3 сразу два спутника запустили со своего космодрома Куру в экваториальной Гвиане!
– А мы что? – спросила Антонина.
– Мы? – удивленно переспросил Лева и пожал плечами. – Не знаю, ничего, наверное.
Усмехнулись Михаил Сергеевич с Игорем Кирилловым, и Игорь Кириллов объявил Советскому Союзу, что с рассекреченного не так давно приполярного космодрома Плесецк с помощью ракеты-носителя «Космос-3М» были выведены восемь спутников одновременно: «Космос-1924», «Космос-1925», «Космос-1926», «Космос-1927», «Космос-1928», «Космос-1929», «Космос-1930», «Космос-1931».
– Не буду я эти тапочки надевать! – вдруг вскипел Лева и ушел к себе.
Игорь Кириллов еще раз усмехнулся, Михаил Сергеевич пожал плечами.
– Зато он Радику журавлика сделал из тетрадного листа в клеточку, – заступилась за соседа Антонина.
Глава пятая
Принципы
13 марта
Обходной лист Антонине никто не подписывал, все куда-то суматошно бежали.
– Потом, – отмахнулась от Антонины председатель профкома Ольга Львовна.
– Не до тебя, – даже не остановилась библиотекарь Соня Иванова.
– Ну какой обходной в этот тревожный и судьбоносный момент?! – поднял палец вверх комсорг депо Саша Антонов.
Антонина сначала чуть не расплакалась от равнодушия окружающих, а потом испуганно растерялась.
– Я у тебя спрашивал «Советскую Россию»? – вырос перед Антониной Загогуйла.
– Нет, – Антонина поняла, что, если Вася Загогуйла спрашивает «Советскую Россию», то что-то действительно произошло, потому что в «Советской России» голых мэрлин монро не печатали и в каждый нечетный номер по чекушке не заворачивали.
– Ну так спрашиваю! – Загогуйла протянул совковой лопатой натруженную ладонь.
– Всем в актовый зал, Калмыков экстренное собрание созвал! – опять пробежала Соня Иванова, но уже в другую сторону.
– Доигрались! – тихо вышел из мужского туалета Идрисов. – Принципы, они, поважнее хозрасчетов будут! Сейчас мы вас, шпионов американских, быстро по пальцам пересчитаем! Всех врагов народа на стройки народного хозяйства отправим!
– Масгут, так ты же сам первый баламут! – хлопнул Идрисова по плечу Серега Шептунов.
Идрисов аккуратно снял со своего плеча ладонь Шептунова:
– Мы с вами, гражданин Шептунов, в одном классе учились или на брудершафт пили? Не Идрисов, а Масгут Мударисович, не баламут, а тайный сотрудник Комитета государственной безопасности СССР, внедренный в троллейбусное депо номер два для проверки на вшивость мелких комсомольских активистов.
Шептунов на мгновение побледнел, но быстро сообразил, что к чему:
– Чуть не напугал, товарищ майор! Пошли в актовый, а то директиву от Нины Андреевой пропустим!
***
Калмыков свернул газету «Советская Россия» в трубочку и прицельно хлопнул ею по отогревшейся на мартовском солнышке мухе, муха взлетела, Калмыков попытался сбить ее на лету, муха увернулась.
– Не попал, – нагло и во всеуслышание ухмыльнулся Серега Шептунов.
Калмыков смерил Шептунова взглядом:
- Значит так! – Калмыков развернул газету, - тут черным по белому: не тем путем, товарищи! Опять же наш дорогой Леонид Ильи… Тьфу! Михаил Сергеевич однозначно процитирован, вот зачитываю… Черт! Где это? Ольга Львовна, где вы отчеркнули?! А, нашел: «мы должны и в духовной сфере, а может быть, именно здесь в первую очередь, действовать, руководствуясь нашими, марксистско-ленинскими принципами. Принципами, товарищи, мы не должны поступаться ни под какими предлогами»! То есть, сказано, процитировано, дана оценка, товарищи, в указанном направлении. Ну однозначно, одним словом! Кто хочет высказаться по наболевшему вопросу?
Высказаться после кивка Калмыкова захотел Антонов:
– Тогда как некоторые товарищи решили, что уже все, мы со всей ответственностью заявляем: совсем не все, товарищи! Наш паровоз вовсе не на запасном пути, в руках у нас все та же хорошо смазанная, готовая к бою винтовка, и мы все знаем, где наше единство противоположностей, а по закону отрицания отрицания в какой политической формации наша конечная остановка!
Первой захлопала Алена Синицына, Соня Иванова демонстративно фыркнула, но зал бурно подхватил аплодисменты Синицыной, а Калмыков даже привстал в президиуме:
– Про паровоз с винтовкой это ты хорошо сказал, молодец, можешь, когда от сердца! Шептунов! А ты чего не хлопаешь?!
– А у нас свобода самовыражения! – вдруг звонко сказал Серега, не вставая с места.
Оборвались аплодисменты, тишина повисла в актовом зале.
– Ольга Львовна, запиши, – Калмыков ткнул пальцем в Шептунова.
Серега заерзал на стуле.
Через ряд от Сереги Идрисов внятно пояснил завгару Шишкину:
– Шпион! На Рональда Рейгана работает!
Серега неуверенно поднялся со стула.
– Шептунов, – Ольга Львовна занесла ручку над белым листом бумаги, – продиктуйте ваше полное имя и отчество так, как записано в вашем паспорте.
– Как в паспорте?.. – Серега нервно сглотнул.
Все услышали звук пересекающей на бреющем полете актовый зал одинокой мухи.
– И адрес проживания, надеюсь, он у вас совпадает с адресом прописки? – добавила Ольга Львовна.
– Товарищи! – глухо произнес Серега, – вы меня не так поняли, я за свободу самовыражения всех прогрессивных людей нашей голубой планеты, таких, как старший преподаватель Ленинградского технологического института имени Ленсовета химик Нина Александровна Андреева, таких, как начальник нашего депо Алексей Кузьмич Калмыков, таких, как вы Ольга Львовна, председателей профкома, таких, как мы все здесь прогрессивно собравшиеся! Не надо меня в черные списки на белом листе, я тоже против этого бесконечного: репрессии, репрессии! Как будто и тем других нет! Лучше про достижения науки чего-нибудь рассказали бы, про инопланетян каких-нибудь или про Марс! Когда мы наконец на Марс полетим, товарищи?! Ведь ничего не говорят – молчат средства массовой информации!
– Ладно, – согласился Калмыков, – не записывай, Ольга Львовна, шариковой ручкой, на карандаш только возьми! Кстати, товарищи! Мы с другими начальниками депо на выходные собрались на рыбалку по последнему льду, пришли на наше любимое место у Князевского острова за мостами у Шакшинской тюрьмы, ну, перекусили, лунки стали сверлить и видим, начальник первого трамвайного депо Шарунас не даст соврать, летающая тарелка под автомобильным мостом раз, потом под железнодорожным два – и в небо! Глазом не успели моргнуть – одна звездочка осталась. Космонавтика! А клев какой был! Никому баклешек не надо, а то весь холодильник забит?
– Не о том, Алексей Кузьмич! – укоризненным шепотом остановила начальника Ольга Львовна.
***
– Может, мне пока не поступаться принципами и не переходить к трамвайщикам? – спросила Антонина Михаила Сергеевича.
– Какие принципы, Загубина! Троллейбусы и трамваи в нашей стране одинаковые! И те, и другие железные, социалистические! – вместо Генерального секретаря сомнения Антонины развеяла Люся.
А Калмыков, выводя в левом углу ее заявления «В приказ», даже напутствовал:
– Шарунас – мужик хороший! Передавай ему привет, будем дружить депами… депопами… В общем, скажи этому Шарунасу, пусть блесну, зараза, вернет! Попросил, понимаешь, в сентябре два раза к камышам закинуть, так и унес на своем спиннинге!
***
Сосредоточенный и озабоченный Лева окликнул Антонину с остановки:
– Ты откуда?
Антонина весело махнула обходным:
– С экстренного собрания рабочего коллектива!
Лева в ответ не улыбнулся:
– Что, уже стали резолюции принимать на фабриках и заводах? Предупреждал меня дядя Гриша: не болтай в этой стране языком! Если что, я тебе ничего не говорил!
– Чего не говорил? – не поняла Антонина.
– Да так!.. – отмахнулся Лева и открыл перед Антониной дверь подъезда на тугой ржавой пружине.
– Вы там, Загубина, не паникуйте! – протяжно скрипнул Михаил Сергеевич вместе с дверью. – Мы тут с Яковлевым тоже не дремлем, на днях Политбюро соберем и…
– Ничего не могут! Даже петли смазать! – Лева в раздражении шагнул в темноту.
– Осторожно! – крикнула Антонина.
Но Лева уже споткнулся о мирно посапывающее на ступеньках тело Стаса Загогуйлы.
15 марта
Прошел день. Страна тревожно покупала в киосках «Союзпечати» центральные газеты, но ни разъяснений текущей ситуации, ни директив к исполнению не было.
Антонов вернулся к Соне. Пришел в библиотеку, сел в углу за стол, положил слева и справа от себя две стопки бумаги, достал из верхнего кармана пиджака для платочков две ручки и торжественно объявил:
– Наверху велели доклад к отчетно-выборному собранию написать.
Соня молча прикрыла ладошками затертую колоду карт.
– Велели сразу два писать, ввиду двусмысленности ситуации и дуализма обстановки.
Соня незаметно выдвинула ящик стола и столкнула в него карты.
Антонов вывел на левом листе бумаге: «Враг не пройдет!», подумал и на правом листе тоже вывел: «Враг не пройдет!»
– А Синицына ненадежной оказалась и аполитичной, я ей говорю: «Сейчас главное не ошибиться, гайки все еще на болтах сидят, можно в одну сторону крутануть, а можно в другую, поэтому следи за новостями, товарищ комсомолец!» А она мне: «самая главная новость – доклад НАСА в США о темпе разрушения озонного слоя». Тьфу!
Соня задвинула ящик стола и замерла.
Антонов написал на обоих листках: «Тогда как» и задумчиво спросил:
- Вот ты за кого, Соня? За Андрееву или за капиталистический мир во всем мире?!
Соня влажно посмотрела на Антонова:
– Я как ты, Саша.
17 марта
Василий Загогуйла ругался, включал микрофон, объявлял остановки, отключал микрофон и опять ругался. Антонина сидела в его кабине и ждала, когда он объявит «Сельхозинстут», чтобы выскочить из чужого Васькиного троллейбуса, перебежать по подземному переходу на другую сторону проспекта Октября, немного вниз по Давлетшиной, нырнуть в Зоринское депо и сесть в свой единоличный – Люся не считается – трамвай.
– Что за шпана в твоем подъезде завелась? – вдруг спросил Василий, после того как обматерил вставший перед ним на светофоре жигуленок.
– Кроме твоих дружков, никто из новых не попадался … – удивилась Антонина.
– Стас-брательник жаловался, – Загогуйла выкрутил рулевое колесо. – Зашел к вам немного обогреться, а его мужик, зверь какой-то, испинал всего, с ним еще, говорит, баба была, он в темноте их не разглядел. Когда лампочку в подъезде вкрутите?
– Так вы же со своим несчастным Стасом ее и разбили! – возмутилась Антонина. – Забыл, что ли! Отобрали у мальчишек во дворе рогатки и стали по лампочкам стрелять – детство вспомнили, во всех подъездах нашего двора лампочки перебили, защитники Отечества!
Загогуйла смущено замолчал и даже ничего не сказал вслед обогнавшему его автобусу двадцать девятого маршрута, только перед остановкой «Сельхозинститут» осторожно спросил: «Это мы на двадцать третье февраля или на Восьмое марта?»
– Тормози! – вскрикнула Антонина.
Василий вжал педаль тормоза в пол, народ в салоне троллейбуса повалился друг на друга, испуганные лица за стеклом двадцать девятого автобуса отпрянули назад, Загогуйла остановился в пяти сантиметрах от заднего бампера. Антонина непонятно отчего стала судорожно перечитывать данные ЗиУ-682В на металлической пластине, намертво прикрепленной алюминиевыми клепками к водительской панели: пассажирских мест для сидения – 30, включая стоящих пассажиров – 91, максимальных – 126.
***
Вечером по телевизору опять ничего не сказали, как жить стране дальше. Кириллов лишь сообщил, что в городе Уфе троллейбус рейса номер два с девяносто одним стоящим пассажиром на борту чуть не столкнулся с автобусом рейса номер двадцать девять с неизвестным количеством пассажиров на борту. Жертв, благодаря умелым и профессиональным действиям капитана троллейбуса Загогуйлы, удалось избежать. В это же время из колумбийского города Кукута в другой колумбийский город Картахена вылетел Боинг 727 рейса 410 компании Avianca, через 25 километров после взлета, самолет врезался в гору Эль-Эспартильо, вместе с экипажем погибли 143 человека.
21 марта
Телеведущие программы «Взгляд» хитро переглянулись и предупредили телезрителей, чтобы те не выключали телевизор, потому что сейчас они увидят самого Кашпировского! Антонина так вымоталась за день, что не послушалась молодых, симпатичных, словоохотливых ребят, нажала на упругую красную кнопку и зарылась в больших пуховых подушках.
24 марта
Люба Лесопосадкина была не в настроении, поэтому всю дорогу до «Сельхозинститута» говорила Антонине, какая она, Загубина, дура, что поддалась на уговоры Люськи, ушла из депо и теперь ни свет ни заря таскается на работу с Курочкиной горы за швейную фабрику «Мир». Антонина молчала, спорить с Лесопосадкиной было бесполезно, потому что день 24 марта на висящем за ее водительским креслом календаре был остервенело закрашен красным фломастером.
– А за проезд что, платить не собираемся?! – вдруг гневно спросила Любка, когда Антонина шагнула из ее кабинки.
Антонина безропотно достала пятачок и положила на панель справа от спидометра. Любка открыла переднюю дверь, Антонина выскочила, и Любка тут же дверь закрыла. Дверь захлопнулась перед самым носом главврача роддома № 3 Вехновского. Напрасно Вехновский стучал в дверь тростью, подаренной ему на юбилей зав отделением Розой Ибрагимовной. Лесопосадкина замигала поворотником и резко бросила свой троллейбус влево.
***
Дурное расположение передалось и Антонине, она включила перемотанный изолентой «ВЭФ 202» и строго спросила:
– Михаил Сергеевич! Вы когда с Андреевой решите?! Устал народ от неопределенности!
– Да второй день на Политбюро твою Андрееву обсуждаем! – ответил вместо Михаила Сергеевича Дмитрий Тимофеевич, – а в это время израильтяне Вануну восемнадцать лет одиночки присудили за то, что рассказал миру правду об их ядерных бомбах!
– Какому Вануну? – растерялась Антонина.
– Какому-какому! Мордехаю, конечно! Выкрали его с помощью девки моссадовской из суверенного Рима и впаяли по полной! Наверное, чтобы других своих техников-ядерщиков запугать до полусмерти! – прохрипел министр обороны и хохотнул в кулак: – А то мы не знали, что они уже 400 бомб у себя в Димоне нахимичили!
– Загубина! То есть, генерал армии Язов! – строго вмешался в разговор главнокомандующий. – Вы меня будете слушать, как бороться с химиком Андреевой или Загубиной про официально неподтвержденные атомные заряды рассказывать?
– Ну вас, конечно, товарищ Генеральный секретарь ЦК КПСС, – пробасил Язов и тут же шепотом добавил Антонине: – Сейчас еще полтора часа будет Сталина разоблачать.
– Загубина! Ты кого слушаешь, меня, твоего непосредственного начальника или шипение своего радиоприемника?! – строго спросил завгар трамвайного депо Кильмаматов, – я ей тут про политическую обстановку в мире, про Мордехая Вануну, а она радиоприемник свой крутит! Ты что услышать хочешь, Горбачева что ли?
– А как вы догадались, Раис Абдрахманович? – искренне удивилась Антонина.
Кильмаматов покраснел от возмущения:
– Да ты еще шуточки шутить! А с виду такая тихоня, такая простушечка! Иди к Шарунусу – вызывает!
***
– Чего тебе? – спросил Шарунус.
– Так вызывали, Юзефас Адомайтисович, – Антонина попятилась назад к двери.
– Зачем? – нахмурился Шарунас, но тут же исправился: – Ну как осваиваешься на новом месте? Рельсы от шпал научилась отличать? Электричества не боишься?
– Так у нас в троллейбусном тоже электричество, – возразила Антонина и вдруг вспомнила: - Калмыков просил передать, чтобы вы ему блесну вернули, которую еще в прошлогодний сентябрь порыбачить взяли!
– Какую блесну?! – взвился Шарунус. – Да он мне ее сам подарил, так и сказал: «Дарю тебе, друг Шарунус, на долгую память!» У меня, Загубина, если хочешь знать, ее уже племянник, гад, стырил и утопил на Кандрыкуле! В общем, так и передай своему Калмыкову – фиг ему с маслом, а не блесну! Мы не в винно-водочном магазине, подарки возврату не подлежат!
– А в винно-водочном подлежат? – совсем удивилась Антнонина.
– Иди, Загубина! Не мешай работать! Вечно придут с утра со своими просьбами, жалобами, то им не это, это им не так! – махнул Шарунус рукой в направлении двери, вывалил на стол карандаши из стаканчика и стал их по очереди очинять с помощью прикрученной к столу большой, похожей на мясорубку точилки.
***
Референт бесшумно появился из узкой боковой двери, скользнул к Генеральному секретарю и положил ему на стол сложенный вдвое лист бумаги. «От Раисы Максимовны», – сказал он одними губами и бесшумно выскользнул в противоположную боковую дверь.
– Засиделись мы, товарищи! Ужин давно осты… Ведь есть еще и другие неотложные дела, товарищи! Не одной же Андреевой заниматься! Моей внучке Настеньке, к примеру, через три дня годик исполняется! – Михаил Сергеевич сложил белый лист бумаги вчетверо и положил во внутренний карман, члены Политбюро раскрыли блокноты в кожаных переплетах и записали в них черными ручками с золотыми перьями: «Через три дня дн. ржд. внучки – не забыть!!!», – в общем, Александр Николаевич, готовь отповедь этой учительнице химии в нашей главной газете! Если конкретных замечаний и возражений по существу нет, то объявляю наше плодотворное заседание закрытым.
Яковлев кивнул головой, референты подскочили к встающим членам Политбюро и отодвинули тяжелые стулья. За окнами Кремля стремительно смеркалось.
Глава шестая
Поступление принципами
31 марта
Валентина Петровна бросила сумки у порога и, не снимая сапог, пробежала мимо Антонины и шагнувшего к ней Радика, прямо к телевизору.
– Мама, ты чего?! Война что ли?! – испугалась Антонина.
– Хуже! То есть лучше! – Валентина Петровна включила «Горизонт» и присела у него на детский стульчик Радика, – ученый Кашпировский операцию по телевизору делает! Сам в Москве сидит, а больная в Киеве!
– Так не бывает! – не поверила Антонина.
– Ага! В бога не веруете, в экстрасенсов не верите и в науку верить не хотите! – возмутилась Валентина Петровна и тут же торжествующе добавила: – А профессор Кашпировский сказал по телемосту пациентке, что ей не больно, и той преспокойненько без всякого наркоза грудь через телевизор отрезают! Вон, сама смотри, она еще и песни поет!
– Кошмар! – поразилась Антонина. – Чего показывать стали!
Усмехнулась Валентина Петровна:
– Для кого кошмар, а для кого – новая, незамутненная недугами жизнь! Кашпировский за пять телесеансов в Киеве вылечил всех украинских детей от энуреза! У тебя Радик писается?
– Ну, как все в его возрасте… – растерялась Антонина.
– Вот, пусть тоже здоровье впитывает! – Валентина Петровна ласково, но настойчиво повернула голову внука к телевизору: – Смотри на дядю Толю, не пугайся, он только с виду на Емельяна Пугачева похож! Если долго его будешь слушать, то от всех болезней вылечишься, станешь сильный и умный, как Ленин!
Радик вдруг схватился обеими руками за спинку своего стульчика и грозно потребовал:
– Отдай!
***
Бывший корреспондент газеты «Ленинское знамя» Аллан Владимирович Чумак раздраженно выключил телевизор – он узнал психотерапевта сборной СССР по тяжелой атлетике Анатолия. «Каков, однако!» – сам себе сказал Аллан Владимирович. Он задумчиво снял полиэтиленовую крышку с трехлитровой банки пива, поднял банку на уровень глаз, полюбовался на играющие в янтарном напитке солнечные лучи, коснулся указательным пальцем белой, нежной пены, облизал палец и решил: «Мы пойдем другим путем!» Чумак вылил пиво в раковину, залил в банку холодной воды, поставил на подоконник и целый час, сидя на табурете, следил за поднимающимися со дна банки тоненькими струйками пузырьков воздуха.
5 апреля
– Блин! – сказал Радик и затолкал себе в рот обеими руками сочащийся сливочным маслом блин.
Антонина и Валентина Петровна умилились. Радик вытер руки о новую фланелевую рубашечку, схватил чашку с кофейным напитком «Утро», отхлебнул сколько мог, остальное выплеснул себе на живот.
– Поросенок! – сказали дочь с матерью и тут же встревожено спросили: – Не обжегся?!
***
– Блин! – сказал Калмыков, развернув газету «Правда».
– Блин! – в досаде сказала Ольга Львовна, не обращая внимания на вызов Калмыкова по селектору. Шикарные югославские сапоги на десятисантиметровых каблуках, принесенные Веркой-буфетчицей, никак на ее икрах не сходились.
«Блин, – подумала Верка, – теперь осталось только Лесопосадкиной предложить».
– Ну что за блин! – прошептал Шишкин, отпустил податливый локоток молодого водителя Луизы и крикнул в микрофон селектора: – Бегу-бегу, Алексей Кузьмич!
***
– Вот блин! – пришел Антонов в библиотеку к Ивановой.
– Опять Андреева письмо в «Советскую Россию» написала?! – встревожилась Соня.
– Нет, – Антонов небрежно, но демонстративно бросил на стол новую фетровую шляпу, привезенную из Москвы другом Кайбышевым и оказавшуюся тому маловатой. – Яковлев в «Правде» накатал «Принципы перестройки, революционность мышления и действий»!
– И что? – Соня восхищенно погладила мягкие, слегка бархатистые поля.
– Ну как чего! – Антонов водрузил на Соню свой головной убор: – Тебе идет! А мне теперь комсомольскую линию корректировать, разоблачать этот «манифест антиперестроечных сил»! Я тут где-то второй вариант своего доклада оставлял, никуда не убирала?
Соня крутанулась перед висевшим на стене овальным зеркалом:
– Ты же сказал порвать на мелкие кусочки и сжевать, не запивая! Весь твой доклад номер два в кладовке в полиэтиленовом ведре для мусора лежит.
Антонов открыл маленькую дверку в темный шкаф для технического инвентаря и, опрокинув два звонких оцинкованных ведра, вытянул синее беззвучное, поднял его за болтающуюся на одном боку ручку и вывалил на стол два огрызка яблока, засохший пирожок с повидлом, пивную пробку, пять смятых фантиков от карамелек, истыканную булавкой библиотечную карточку Алены Синицыной и свой доклад, тщательно разодранный на кучу мелких квадратиков.
***
Телевизор тоненько и очень противно свистел.
– Нет, Загубина, тут и разговора никакого не может быть! – не поддавался на уговоры Антонины Генеральный секретарь ЦК КПСС, – нельзя таких, как Андреева допускать до работы с молодежью!
– А жить ей на что? – не сдавалась Антонина. – Ей же до пенсии еще пять лет работать, она ведь не водитель троллейбуса, ей льготная не положена!
– Ничего, ничего, Загубина! Андреева – химик? Вот пусть и идет на какой-нибудь химкомбинат! – Михаил Сергеевич был тверд, как гранит мавзолея Владимира Ильича, – кстати, Яковлев, Загубина, тоже считает, что таким место только на стройках народного хозяйства! А то, времени много у этих преподавателей – расписались, понимаешь, развели демократию, как будто гласность с ускорением для них придумали!
– Так кто ж ее возьмет в ее пятьдесят лет на химзавод реактивы взрывоопасные и сильноотравляющие смешивать! – всплеснула руками Антонина.
В дверь два раза настойчиво позвонили.
– Не в моих традициях, Тоня, поддерживать Политбюро, – сказал стоящий на пороге Лева Сидоров, – но в данном случае всецело поддерживаю друга Михаила Сергеевича Александра Николаевича.
– А я, Тоня, в чьей прямой обязанности парторга поддерживать ЦК КПСС, не могу поступиться принципами и возражаю! – возразил тоже стоящий на пороге Павел Семенович Шишкин.
Шишкин с Левой посмотрели друг на друга с классовой неприязнью и одновременно удивились:
– Чего у тебя телевизор так орет?!
Удивились и одновременно попытались шагнуть в маленький коридор Антонины, но Антонина захлопнула перед ними дверь, два раза повернула замок и накинула цепочку. Радик нажал своим маленьким пальчиком на красную кнопку выключателя телевизора и сказал:
– Блин!
8 апреля
Один из «восьми бессмертных Коммунистической партии Китая» Дэн Сяопин приобнял другого из «восьми бессмертных Коммунистической партии Китая» Яна Шанкуня, коснулся своей правой щекой его правой щеки и шепнул на ухо: «Я буду следить за тобой, товарищ Ян, сдается мне, что ты с симпатией поглядываешь на возню русского медведя в марксистской берлоге!». Дэн Сяопин отпустил из своих объятий слегка побледневшего Шанкуня и широко улыбнулся миллиарду своих соотечественников:
– Сегодня Всекитайское собрание народных представителей сделало исторический выбор, проголосовав за избрание Председателем Китайской народной республики Яна Шанкуня!
***
Выдов перегнулся через Любу Лесопосадкину, дотянулся до тумбочки, вытащил из лежавшей на ней пачки сигарету, взял зажигалку и опять откинулся на подушку.
– А что! Давай поженимся! – пустил он к потолку два никотиновых кольца.
Лесопосадкина замерла, потом осторожно взяла из пальцев Выдова сигарету и глубоко затянулась:
– Мы же только вчера помирились.
Выдов забрал сигарету назад:
– Ну помирились же!
Люба опять взяла сигарету у Выдова и на всякий случай, как советовала Люся Кренделькова, которую научила Соня Иванова, прочитавшая толстую переводную книжку «Как управлять мужчинами», осторожно возразила:
– Так тебе же сначала развестись надо.
Выдов закашлялся, чертыхаясь про себя: «Когда успел проболтаться!», снова перегнулся через Любу и взял с тумбочки еще одну сигарету:
- Что-то не накурился! Ну так съезжу в Свердловск, разведусь!
Люба сжалась стальной пружинкой и зло вдавила сигарету в тумбочку:
- Терпеть не могу, когда в постели курят!
10 апреля
– Христос воскрес! – сказала Люся Кренделькова.
– Воистину! – ответила Соня Иванова и потянулась к Люсе для положенных поцелуев.
– Любку видела? – спросила Люся после первого поцелуя.
– Пьет с Васькой, Ишбулдыичем и Шептуновым – подлость Выдова заливает, – ответила Соня после второго поцелуя.
– А Выдов чего? – в третий раз чмокнула в щечку подругу Люся.
– Да ничего, тоже вместе с ними пьет, – Соня достала платочек. – Ты меня своей помадой не испачкала?
– А ты меня?! – испугалась Люся и тут же озаботилась: - куда пойдем яйца крашенные есть?
– К Тоньке, куда еще, - тщательно вытерла щеки Соня.
16 апреля
Стас подлил Василию еще пятьдесят грамм для храбрости. Братья Загогуйлы одновременно замахнули.
– Ты главное не дрейфь! – взбадривал брата Стас, – там делов-то! Я уже все разведал.
Василий, потряхивая казацким чубом, сосредоточено молчал – он взвешивал предложение Стаса пробраться в здание ЖЭУ через полуподвал слесарки сантехников и пошуровать потом где-нибудь на втором этаже в бухгалтерии. Сквозь пыльное окно подъезда Василий смотрел на детвору, игравшую возле расползающейся в холодную лужу ледяной горки, и никак не мог сложить в голове уравнение из своего уже немальчишеского возраста, хронической невезучести брательника, смутной, негарантированной добычи и вполне реального срока через знак равенства.
***
Молодые выжидающе смотрели на Фоссу, самый авторитетный из оставшихся боевиков молодежного крыла «Красных бригад» молча собирал тщательно вычищенную беретту. Первой не выдержала недавно влившаяся в «Союз Сражающихся Коммунистов» первокурсница Миланского университета Кэприсия:
– Может быть, не будем убивать Руффилли? А как раньше было принято в «бригадах» – дадим очередь по коленным чашечкам?
Фосса вскипел.
***
Второй человек в Организации освобождения Палестины после Ясира Арафата – 53-летний Халиль аль-Вазир Абу Джихад сидел в своем кабинете и думал. Хитрый лис Арафат отжимал его от ООП с двух сторон. Молодой полковник Абу аль-Тайеба создал по поручению Ясира спецподразделение «Отряд-17» и стал вовсю претендовать на его Абу-Джихада место в ФАТХ. В тоже время на юге Ливана хитроумный Ясир создал новое движение, назначил руководителем верного себе Абу Таарк Хаувари, и теперь тот проводит теракты против Израиля, миную его, Абу-Джихада! Будто не он, Абу-Джихад, двадцать лет руководил диверсионными операциями! Не он угонял самолеты, захватывал заложников, обстреливал ненавистный Израиль самодельными ракетами!
***
Стас весело толкнул брата кулаком в плечо:
– Помнишь, как на летних каникулах после седьмого класса киоск в санатории «Зеленая роща» подломили?
Василий в тысячный раз прочел выколотое на фалангах пальцев синее имя брательника и рассеянно кивнул:
– Помню: две пачки «Опала», кофейный напиток «Утро» и семьдесят две копейки медяками.
– Зато сколько готовились! Как потом по копейке на кон до утра в секу резались!
***
Фосса вскипел:
Ну тогда иди к старикам в их «Коммунистическую Сражающуюся Партию», стреляй вместе с ними по коленкам – это как раз бабское дело! Мы в «Союзе Сражающихся Коммунистов» стреляем только наповал!
Фосса вставил обойму в «беретту» и обернулся к остальным:
– Ведь так, парни?!
– Так, - хмуро прохрипели парни.
Кэприсия вскипела.
***
Абу Джихад поднял телефонную трубку, гудков не было. Абу Джихад чертыхнулся: «Шайтан!» Несмотря на район Сиди Бо-Саид – самый престижный в пригороде столицы, – связь прерывалась по нескольку раз на дню.
Трое арабов, поселившиеся в центре Туниса под ливанскими паспортами, в один и тот же поздний час вышли из своих отелей, сели в арендованные ими микроавтобусы Фольксваген и выехали в неизвестном направлении. Чуть позже к берегу Туниса пристали несколько резиновых лодок «Шаетет-13» спецподразделения Генштаба Израиля «Сайерет Маткаль». Двадцать спецназовцев пересели в подъехавшие Фольксвагены и поехали в сторону виллы Абу Джихада. В это время агенты МОССАД при помощи специального оборудования отключили телефонную связь на вилле и в ближайшем к ней полицейском участке.
***
Смеркалось. Братья Загогуйлы допили бутылку и оставили ее на подоконнике, стакан аккуратно спрятали за батарею отопления – пригодится.
– Пошли! – вдруг решительно согласился Василий.
Стас обнял брата:
– Вот хоть ты мне и двоюродный, а люблю тебя больше, чем родного! Вроде вначале всегда выкобениваешься, а потом раз – и человек! Щас махом все обустроим!
***
Кэприсия вскипела:
– Бабское?! А про Маргариту Кагол ты забыл, Фосса?! Если забыл, то вспомни: в 1975-м – еще до этого проклятого раскола – в тюрьме Монферрато томился наш вождь, зачинатель «Красных бригад» Ренато Курчо! И 18 февраля его верная жена Маргарита вошла в эту тюрьму, распахнула перед этими кобелями охранниками свое шикарное пальто от Армани, но не ее прекрасное белое тело они увидели! А черное дуло беспощадного автомата! Так освободила баба Маргарита своего мужика, нашего вождя Ренато!
– Героическая была женщина! – согласились молодые, полные нерастраченных сил боевики, – с распахиванием пальто она здорово придумала!
Фосса представил увешанное автоматами белое тело Маргариты Кагол и тоже, поиграв желваками, согласился:
– Выдающаяся! Со мной пойдешь, Кэприсия, на стреме будешь в машине сидеть! Пальто только надень…
***
Часть бойцов «Сайерет Маткаль» окружила виллу и перекрыла близлежащие дороги.
Получив последнее подтверждение, что Абу Джихад находится в своем кабинете, МОССАДовцы дали отмашку. Первым был убит личный телохранитель, дремавший в автомобиле, припаркованном у ворот виллы. Ворота взломали гидравлическим домкратом, проникли во двор и тут же убили второго телохранителя, мирно сидевшего на ступеньках дома Абу Джихада, а потом убили третьего телохранителя, тоже мирно сидевшего на ступеньках дома Абу Джихада рядом со вторым телохранителем, после чего искрошили автоматными очередями дверной замок и ворвалась внутрь виллы.
***
Дверь в полуподвал была не заперта. Стас с Василием беспрепятственно вошли в слесарку, одновременно споткнулись о валявшиеся на полу кирзовые сапоги и одновременно шарахнулись от телогреек, висящих на гвоздях, вбитых в стену. Успокоились и, осторожно ступая по бетонным ступенькам, медленно поднялись на второй этаж ЖЭУ. У двери с табличкой «Бухгалтерия» остановились, подались назад, потом с разбегу выбили плечами дверь. Братья влетели в небольшое помещение с тремя столами, платяным шкафом у одной стены и стеллажами, забитыми распухшими папками, у другой. Одинокие полированные столы отражали тусклый фонарный свет из окна, приставленные к ним пустые стулья не отражали ничего, просто навевали грусть.
– Даже несгораемого шкафа нет, – шепотом оценил обстановку Василий.
– Щас! – вытянул ящик письменного стола Стас.
Карандаши, ручки, бумаги с круглыми печатями и угловыми штампами рассыпались по полу.
– Щас! – Стас вытянул остальные два ящика из письменных столов.
– А чего мы ищем?! – вдруг громко спросил Василий брата, – тут же одна канцелярия!
– Во! – Стас поднял над головой портянку серой бумаги, разлинованную на мелкие квадратики, и сощурился: – Талоны!
– На водку хоть?! – тоскливо поинтересовался Василий.
– Не! – Стас бросил талоны на пол, – на мыло!
– На бельевую веревку поищи! – внезапно вспыхнувший в комнате свет резанул братьям Загогуйлам по глазам, бригада слесарей-сантехников с тяжелыми разводными ключами, кувалдами и огнетушителями наперевес грозно ввалилась в бухгалтерию. – Вяжи мазуриков!
***
– Наконец-то! С утра вас жду! – сенатор Роберто Руффилли сам открыл дверь и махнул рукой в сторону журчащей где-то в конце коридора воды, – нельзя ли побыстрее, мне надо успеть принять душ, прежде чем идти к премьер-министру Чириаку де Мита! Надеюсь, вам известно, что я его советник! И, вообще, сенатор! Но это так, к слову.
Фосса в оранжевой униформе водопроводчика, с чемоданчиком в правой руке и разводным ключом в левой шагнул за порог. Руффилли, прежде чем захлопнуть дверь, встретился с напряженным взглядом сидящей за рулем маленького Фиата Кэприсией. Девушка понравилась:
– Крошка с вами? Ну тогда я беру свои слова обратно, я бы в вашем случае и сам не торопился ко всем этим кранам, смесителям, канализациям – тьфу! Позовите ее, я полчаса назад открыл бутылочку кьянти и вино уже подышало!
Фосса вздрогнул и побледнел:
– Нет! Она не пьет!
– Да полноте, молодой человек! Нельзя быть таким ревнивцем! Всего глоток солнечного кьянти! Скажу вам по секрету: кто ревнует, у того рога растут! Ха-ха! – Руффулли высунул голову за дверь и весело крикнул: – Крошка! Бокал вина, козий сыр, оливки, хрустящая французская булка! Неужели вы откажетесь?!
Кэприсии вдруг стало не хватать воздуха, она часто испуганно задышала и, несмотря на строжайший запрет Фоссы привлекать какое-либо внимание, завела тут же взревевший на весь квартал двигатель старенького Фиата. Руффилли опять расхохотался:
– Молодой человек, я все знаю!
Фосса медленно поставил чемоданчик на пол. Руффилли снова хохотнул:
– Вы со своей девушкой из одной деревни и только что нашли в городе работу сантехников! Ха-ха!
Фосса сунул руку за пазуху. Руффилли оборвал смех:
– Уважаемая сельская молодежь! В большом городе нельзя быть такими буками! – и возмущенно посмотрел на чемоданчик: – Что же вы его на пол поставили?! Я вам еще полчаса назад сказал, что опаздываю! Меня премьер-министр…
Фосса вдавил в солнечное сплетение Роберто Руффилли ствол никогда не подводившей его беретты и стал нажимать на спусковой крючок до тех пор, пока не выпустил всю обойму.
***
Абу Джихад, услышав шум, сразу все понял. Он резко выдернул ящик стола, на пол упали карандаши, ручки, бумаги, любимая беретта, Абу поднял пистолет и подскочил к двери кабинета. Его четырнадцатилетняя дочь и жена с двухлетним сыном тоже все поняли, выбежали из спальни на балкон и стали заклинать Аллахом охранников, полицию, сердобольных соседей. Фешенебельный пригород, возможно, не спал, но заниматься делами этих увальней-полицейских, не понятно за что получающих их, налогоплательщиков, деньги, не спешил, в полицейском участке тоже не спешили заниматься делами этих увальней-телефонистов, не понятно за что получающих деньги из городского бюджета, который один на всех.
Семья кричала, спецназовцы с первого этажа стреляли из всех видов оружия по кабинету Абу Джихада на втором. Несмотря на шквальный огонь, Абу Джихад выскочил из-за дверей, но выстрелить не успел, потому что автоматной очередью ему отсекло руку с его любимой безотказной береттой. К упавшему Абу Джихаду подошел командир «Сайерет Маткаль» Моше Яалон. Умирающий Абу Джихад взглянул на Яалона и прошептал предсмертные слова:
– Офицер, раз ты меня, Халиль аль-Вазира Абу Джихада, смог выследить и убить, то быть тебе министром обороны Израиля! – набрал в легкие воздух и выдохнул в последний раз: – Лет так через двадцать пять, конечно…
18 апреля
– Загубина! – усмехался вечером Михаил Сергеевич, – нет, ты только послушай этого премьера Ицхака Шамира! Об убийстве врага израильского народа, говорит, я узнал из сегодняшних утренних газет!
Антонина всхлипнула в радиоприемник:
– Ваську заарестовали, Михсергеич! Он не виноват, он слабохарактерный! Это его брат двоюродный Стас-уголовник с понталыги сбил! Может, Ваську на поруки отдадут трудовому коллективу? Он исправится!
Но главнокомандующий Страны Советов не слушал Антонину:
– А о семидесяти пулях, извлеченных из тела Абу Джихада, ему что, утренние газеты сообщили? Мне, например, зам председателя КГБ Крючков докладывал – думаю, кстати, осенью его в председатели двинуть, – что наши советские «утренние газетчики» в Тунисе обо всем знали еще вечером! Еще, говорит, американцы сегодня задумали операцию «Молящийся богомол» против Ирана, за то, что ихний фрегат «Сэмюэль» на иранской мине четыре дня назад подорвался. Но я думаю это вряд ли, чего американцам в ирано-иракскую войну влезать, ведь чужими руками воевать всегда проще!
– Васька как же? – Антонина продолжала всхлипывать.
И Михаил Сергеевич вскипел так, будто он не Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза, а член «Союза Сражающихся Коммунистов»:
– Твой Васька водку пил перед тем, как распределительные талоны народного добра грабить?! Пил! Так вот! Это раньше алкоголизм был смягчающим обстоятельством, а теперь пьянство усугубляет всю низость преступления, и карающий меч правосудия будет глубже входить в язву на теле светлого будущего! Поэтому пусть-ка твои Загогуйлы, изобличенные в групповом сговоре и отягощенные пьяным видом, получат по всей справедливости: одному, как рецидивисту, – три года, другому, как начинающему, – год колонии-поселения!
***
Взвыла Антонина.
Эскадренные миноносцы американской группы кораблей «Браво» начали артиллерийский обстрел из 127-милимметровых орудий иранской нефтяной платформы «Сассен».
Антонина взревела.
Иранцы ответили огнем из зенитных установок ЗУ-23.
Проревев с полдня, Антонина успокоилась.
Отряды морской пехоты США с помощью ударных вертолетов «Кобра» высадились на иранскую платформу и захватили в плен единственного оставшегося в живых иранского солдата. После эвакуации морской пехоты платформа с помощью подрывных зарядов была полностью уничтожена. Операция «Молящийся богомол» победно завершилась.
Глава седьмая
Пролетариат всех стран
22 апреля
Штаб по спасению Васьки Загогуйлы заседал в библиотеке.
– Сашка сказал, что надо характеристику написать комсомольскую! – объявила подругам Соня Иванова.
– А мне Ольга Львовна посоветовала – коллективное письмо от трудящихся! Оно, говорит, действеннее! – возразила Люба Лесопосадкина.
– А Лева у дяди Гриши своего спрашивал и выяснил, что самое верное средство по вызволению из ежовых рукавиц советского правосудия – это несовершеннолетние дети на иждивении, которых надо кормить, поить и воспитывать из них строителей коммунизма! – оттарабанила Антонина и пустила слезу уже от себя, – а еще они беспомощные!
– Так в чем же дело?! – спросил штаб у Антонины, – записывай своего Радика на Ваську, регистрируй его своим супругом, спасай, одним словом, человека от злого рока!
Девушки решили время не тянуть и всей гурьбой пошли в двести четырнадцатую комнату к томящемуся подпиской о невыезде Ваське.
***
– За подписку, потому что она во сто раз лучше, чем СИЗО! – поднял стакан плодово-ягодного вина «Солнцедар» Ричард Ишбулдыевич и выгреб серой алюминиевой ложкой всех оставшихся в консервной банке килек в томате.
– Эх! Елы-палы! Я тут жирую, пью под закусь, а брательник Стас сейчас в камере баланду хлебает! – грустно кивнул Василий, запрокинул голову и влил в себя вино. Василий побледнел, подавляя усилием воли рвотный рефлекс, но, только занюхав спичечным коробком, смог окончательно проглотить солнечный напиток.
– Чего надо?! – строго спросил ввалившуюся в комнату гурьбу женщин Ричард Ишбулдыевич.
– Сейчас будут спасать! – догадался прозорливый Василий.
Женщины смущенно потупились, но быстро взяли себя в руки.
– Василий, мы нашли выход! – шагнула вперед Люба Лесопосадкина.
– Тебе нужен весомый аргумент для судебного снисхождения! – встала рядом с Любой Соня Иванова.
– Только жена-комсомолка с младенцем на руках помогут тебе! – протиснулась между подругами Люся Кренделькова.
– Вася! Женись на мне с Радиком! Мы станем ячейкой общества, и тогда Михаил Сергеевич нам поможет – он обещал! – крикнула из-за широких, развитых тяжелым физическим трудом женских спин Антонина Загубина.
Ричард Ишбулдыевич взял из рук Василия Загогуйлы спичечный коробок, изготовленный на уфимской фабрике имени 1 Мая, ткнулся в него носом и глубоко вдохнул целебный запах фосфора, серы и бертолетовой соли:
– Вы чего, девушки? – вдохнул он еще: – Зачем ему трамвай с прицепом? – и еще раз вдохнул: – Василий, тебе это надо?
– Пошли в …!!! – взревел Загогуйла. – Не знаете, к кому своего спиногрыза пристроить?! Нашли папашу! К Шишкину идите! К Леве своему зубоврачебному! К Шарунусу трамвайному! Сколько там по счету?! Спасатели, елы-палы! Да я лучше десять лет отсижу!
Девушки вспыхнули одновременно:
– Сам пошел! – крикнула Люба. – Козлом был, козлом и остался!
– На зоне таким кобелям самое место! – взвизгнула Люся, – ведь всю общагу перепахал! Производитель!
– Мы в таком контексте можем и другое ходатайство написать! – пригрозила Соня.
– Эх Вася, Вася! Тебе ли не знать, каким ты был по счету! – всхлипнула Антонина. – Еще песни пел про любовь до гроба!
***
Антонина включила телевизор.
Лидер канаков, выпускник Сорбоны Жан-Мари Тжибау не хотел брать заложников, но партизаны на острове Увеа уже захватили двадцать семь судей и служащих французской жандармерии. Пришлось Тжибау в очередной раз потребовать предоставление Новой Каледонии в обмен на освобождение французов полную политическую независимость от протектората Франции. В ответ, французский военный корабль «Мокез» открыл огонь по поселению канаков, проживающих на другом острове Меланезии – Пуэбло. Тжибау приказал освободить несколько заложников.
Антонина выключила телевизор.
1 мая
Трамваи скопились на кольце между остановкой «Строительная» и остановкой «Юрюзань» – по проспекту Октября шла демонстрация трудящихся. «За мир во всем мире!» – предлагал трудящимся приятный баритон. «Ура!» – соглашались с предложением Игоря Кириллова трудящиеся. «Ура», – солидарно с трудящимися согласилась скучающая в своей кабинке Антонина. «Что же ты, Загубина, сама себе ура шепчешь?» – строго спросил ее Горбачев из ящика с инструментами. Антонина повязала на торчащую антенну радиоприемника «ВЭФ-202» красный бант:
– Я пролетариат жду и примкнувшую к нему интеллигенцию, чтобы после искреннего пешеходного волеизъявления развести их во все концы нашего очень протяженного города, – спокойно ответила Антонина.
Генеральный секретарь засвистел и затрещал:
– Мне бы твои заботы! Вон в Польше чего делается! Металлургический завод имени нашего Ленина в Кракове бастует! Гданьская судоверфь имени тоже нашего Ленина бастует! Тысячи людей на демонстрацию без спроса вышли! Легализацию профсоюза «Солидарность» им подавай! Все этот их электрик! Нобелевский лауреат, прости господи! Валенса! Елы-палы, как говорит твой Васька!
– А что нам Польша? – удивилась Антонина.
– Что значит что?! – возмутился генсек, – она же на подступах к нашей Родине! Это же страна СЭВ! – продолжал распаляться главнокомандующий. – Варшавский договор против НАТО где был подписан?!
– Где? – растерялась от неожиданного напора Антонина.
– Ну совсем наш рабочий класс соображать перестал! Где может быть подписан Варшавский договор?! В Варшаве, елы-палы!! – столице Польской народной республики! У вас комсорг Антонов когда последний раз политинформацию проводил?! – генеральный свистнул так пронзительно, что у Антонины заложило в ушах.
– Я ж теперь, Михсергеич, не под Сашкой Антоновым! Ушла я из троллейбусов, в трамваях теперь, забыли разве? А в нашем депо имени Зорина комсорг Дилечка Миниахметова из декрета вышла и тут же опять в него ушла, потому что у нее жених из армии пришел. Любка Лесопосадкина, временно ее исполняющая, месяц поруководила молодежью, но заскучала и к нашим троллейбусникам вернулась, – ответила Антонина и грустно добавила: – Может, мне тоже вернуться, а то в самом деле скучно без мужского откровенного взгляда, короткого емкого слова, не забитого дешевыми духами однозначного аромата?..
5 мая
– Господин министр, – помощник министра обороны Франции Жан-Поль остановился в дверях.
– Чего тебе? – хмуро спросил вымотанный предвыборными гонками Андре Жиро.
– Верховный комиссар Новой Каледонии запрашивает, начинать операцию «Виктор»? – Жан-Поль оценил состояние министра и остался стоять в пяти метрах от его огромного стола, - спецназ рвется отомстить за унижение наших соотечественников этими э… канаками.
– Какая Каледония?! Какой «Виктор»?! Какие канаки?! Ширак с Миттераном ноздря в ноздрю идут, никто не знает, кто президентом станет! Через неделю в моем кресле может, тьфу-тьфу-тьфу, другой министр обороны сидеть! Пусть делают чего хотят!
Жан-Поль кивнул, подумал и добавил:
– Мой знакомый – Лев Борисович из русского посольства – говорит, что в Кремле тоже очень обеспокоены предвыборной ситуацией. Не знают под кого агентуру готовить.
Андре Жиро махнул рукой:
– Пусть, как Рейган, у астрологов своих жен поинтересуются.
Жан-Поль усмехнулся и вышел.
***
Радиоволны, как обычно, несли нестройные звуки с бестолковыми обрывками человеческой речи, вдруг Антонина услышала внятное пиканье азбуки Морзе.
– К вам Крючков из КГБ, – наклонился к Генеральному секретарю помощник.
– Чего тебе? – Горбачев хмуро спросил Владимира Александровича.
– Пришла шифрограмма от третьего секретаря посольства Франции Льва Борисовича, – четко начал Крючков, – докладывает, что на Елисейских полях полная чехарда, все в ожидании результатов выборов, никто никаких решений не принимает.
– Кто у них там в кандидатах?.. – от обилия мировых проблем у главнокомандующего голова шла кругом.
– Ширак с Миттераном ноздря в ноздрю идут! – напомнил Крючков.
– Да знаю! Забыл просто немного, – генсек подавил зевок: – А мы за кого?
– Ширак – правый, Миттеран – социалист… Хотя, если честно!.. – начал Крючков.
– Не надо твоих «честно»! – остановил его Михаил Сергеевич, – иди, Владимир Александрович, продолжай свою кропотливую работу на невидимом фронте.
Крючков шагнул к дверям, но приостановился:
– Лев Борисович докладывает, что его знакомый Жан-Поль из министерства обороны сообщил, будто французы готовят спецоперацию в Новой Каледонии, может быть, нашей атомной подводной лодке всплыть невзначай у какого-нибудь из островов?..
– Не надо всплывать! Готовят и пусть себе готовят! – раздраженно махнул рукой главнокомандующий, – у нас что, дел мало?! Надо и с Афганистаном заканчивать и с Рейганом ракеты сокращать! Кстати, астролога его жены так и не удалось завербовать?
– Работаем, Михаил Сергеевич! – вздохнул Крючков.
***
Под покровом ночи французские спецназовцы высадились на острове Увеа, незаметно прокрались к гроту, в котором удерживались заложники, и сразу пошли на его штурм. Канаки сдались почти сразу, но это не спасло их от сурового спецназовского возмездия – все девятнадцать борцов за независимость были тут же расстреляны при попытке к сопротивлению.
8 мая
Худой, но очень высокий прокурор Идрисов потребовал для рецидивиста Станислава Загогуйлы пять лет с конфискацией имущества, а для попавшего под его влияние Василия Загогуйлы – два года с возмещением нанесенного ЖЭУ-37 ущерба. Зал охнул, Антонина в ужасе спрятала лицо в ладонях.
– Позвольте! – сказал маленький круглый адвокат Сидоров.
Масгут Мударисович Идрисов наклонился к Сереге Шептунову и доверительно прошептал: «Прокурор – мой близкий родственник, если что, обращайся».
Лева Сидоров положил на колено Антонине чистый носовой платок: «Я узнавал у дяди Гриши про адвоката – не из наших».
***
– Где? – спросил Владимир Вольфович.
– Прямо на платформе Кратово, – ответила Валерия Ильинична.
– Где-где?! – нахмурил брови Владимир Вольфович.
– На метро до Выхино, потом пересаживаетесь на Раменскую электричку, не перепутайте с Гжельской и Лыткаринской! Проезжаете Люберцы, Томилино, Малаховку, Удельное, Быково и, не доезжая двух станций до Раменского, выходите! – объяснила Валерия Ильинична.
– Не! Я, наверное, не смогу! У меня тут всякие мероприятия внутри Садового кольца запланированы, – Владимир Вольфович проделал в своей голове весь длинный замысловатый путь.
Валерия Ильинична решила, что мужчины с ярко выраженными ораторскими способностями просто необходимы «Демократическому союзу», и попыталась уговорить Владимира Вольфовича:
– Молодой человек! Чтоб вы знали, в наш союз на платформе Кратово вольются: «Демократия и гуманизм», «Доверие», «Мемориал», «Перестройка», демократы из семнадцати городов СССР! Будут Царьков, Скубко и Дебрянская от лесбиянок!
– От лесбиянок? – оценил информационный повод Владимир Вольфович. – Ну ладно, я перенесу, скорректирую, перепланирую, перестрою стратегию для участия в учредительном съезде.
***
– Ну? – спросил министр обороны Франции Жиро своего помощника Жан-Поля.
– Миттеран – пятьдесят четыре, Ширак – сорок шесть, – ответил Жан-Поль.
Андре Жиро ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу:
– У тебя есть «запасной аэродром»?
Жан-Поль неопределенно махнул в воздухе рукой.
– Я тоже каким-нибудь консалтингом займусь. – Министр откинулся на спинку кресла. – Знаешь, как нашего Ширака прозвали его женщины?
Жан-Поль знал, но изобразил на лице любопытство:
– Как, господин министр?
– «Три минуты, включая душ»! – расхохотался Андре Жиро.
Жан-Поль скользнул взглядом по пустой бутылке кальвадоса на полу у массивного стола и улыбнулся чуть менее сдержанно, чем обычно.
***
Судья был суров: «путем поглощения менее строгого наказания более строгим наказанием…», но справедлив: «принимая во внимание…» Прокурор Идрисов наклонился к адвокату Сидорову:
– Раньше прокуроров на такую ерунду не вызывали, давали по пятнадцать суток и вывешивали на доску «Они позорят коллектив предприятия!», а теперь целый выездной судебный процесс! Тьфу!
Адвокат Сидоров осторожно кивнул головой:
– Ну так, то раньше! Теперь другие времена…
Прокурор немного подумал и добавил:
– Да, поднимают головы алкоголизм и сопутствующая ему преступность! Правильно говорит Генеральный секретарь ЦК КПСС, сечь надо эти головы! Вы как, согласны со мной?
– Я согласен с Генеральным секретарем ЦК КПСС, – нежно улыбнулся адвокат.
Судья нахмурил брови и зыркнул в сторону шептавшихся коллег, потом сделал паузу в двадцать семь секунд и назначил Станиславу Загогуйле наказание в виде двух лет общего режима, а Василию в виде года колонии-поселения.
– Вася! – крикнула сквозь слезы Антонина.
Масгут Мударисович Идрисов вскочил и зааплодировал, завгар Шишкин оторвался от толстой промасленной книги «Ремонт ЗАЗ-1102 «Таврия», встал и тоже зааплодировал, старший диспетчер Зинаида, поймав краем глаза движение, оборвала на полуслове наставление молодому водителю Луизе, встала и зааплодировала, бригада ремонтников на среднем ряду встала вслед за Зинаидой и зааплодировала, задние ряды недоуменно переглянулись, дружно поднялись и зааплодировали. Весь зал встал и зааплодировал. Адвокат посмотрел на длинного прокурора и на всякий случай привстал, прокурор поймал взгляд кругленького адвоката и зааплодировал, адвокат положил потертый пузатый портфельчик на стул рядом с собой и тоже три раза хлопнул в ладоши.
– Это они кому?! – спросил Василий Загогуйла Станислава Загогуйлу.
Брат пожал плечами.
***
Семенящие по Кратовской платформе пассажиры электричек неодобрительно косились на странных людей, толпившихся у пригородных касс. Странные люди на кратовский демос не обращали никакого внимания, они выбирали Центральный координационный совет.
– В совет вступлю, – почти согласился с выдвижением Владимир Вольфович, - а в партию «Демсоюз» погожу!
– Кто за то, чтобы признать основной задачей нашей партии изменение общественного строя СССР?! – Валерия Ильинична спросила так зычно, что у половины депутатов подкосились ноги от осознания причастности к возможному подвигу.
Сержант Шаймарданов на подходе к платформе тоже услышал вопрос, тянущий по его соображению лет на десять, он побледнел и расстегнул кобуру. Но неприметный человек в неприметной курточке, в неприметной кепочке шагнул ему навстречу и неприметно шепнул: «Все под контролем!»
– Чего?! – рявкнул сержант Шаймарданов, вытаскивая пистолет Макарова.
Неприметный человек окинул Шаймарданова стальным взглядом, перевернул прижатую к сердцу ладонь и увидел Шаймарданов знаменитое красное удостоверение с золотыми буквами по нижнему краю.
Сержант пересчитал все буквы на корочке удостоверения, сам себе удивленно сказал: «семь» и, приставив пистолет Макарова к виску, отдал честь неприметному человеку:
– Служу Советскому Союзу!
Неприметный человек незаметно сел в неприметный «жигуленок», сержант Шаймарданов пошел разгонять маленький стихийный рынок из старушек около продуктового магазина.
«Железнодорожник, я Семафор, доложите обстановку!» – кто-то спросил из недр «жигуленка».
«Семафор, я Железнодорожник, наш человек успешно внедрен», – ответил приборной панели «жигуленка» неприметный человек.
– А еще, товарищ генеральный секретарь, они приняли декларацию с требованием упразднить политотделы в МВД и КГБ, – докладывал два часа спустя зампредседателя КГБ Крючков.
– Правильно, нечего им там у вас делать, – кивнул генсек.
– Расформировать КГБ и создать вместо него новую службу безопасности на новой идейной и кадровой основе, – продолжил Крючков.
– Почему бы и нет? – опять кивнул генсек.
– Отменить смертную казнь, – голос Крючкова чуть изменился.
– Еще не отменили?! Я же европейцам обещал! – вскинул голову глава государства.
– Предлагают похоронить тело и дело Ленина! – повысил голос Крючков.
– Ну это они погорячились, рано еще об этом, – миролюбиво сказал генеральный.
Красные пятна выступили на лице Крючкова:
– А руководителей государства судить, как преступников, совершивших преступления против человечности!
– Хм, – хмыкнул Горбачев, – думаю, проблему смертной казни надо еще обсудить, у нас в стране вон сколько Азии, чего нам все на Европу смотреть!
***
– Андре? – спросил в телефонную трубку Шевенман.
– Кто это? – Андре Жиро, конечно же, узнал голос ненавистного Шевенмана.
– Это я, новый министр обороны Франции, – сладко и с удовольствием проговорил Жан-Пьер Шевенман.
– Указа еще не было, поэтому я!.. До тех пор, пока!.. Я еще!.. – Жиро задохнулся от ярости, хотя мысленно сто раз проигрывал этот диалог.
– Да полно, Андре!.. – расхохотался Шевенман, – держи себя в руках!
– Все дела, господин Шевенман, будут вам переданы согласно протоколу, – собрался Жиро.
– Так-то лучше! – хохотнул Шевенман, – кстати, свою любимую бронзовую пепельницу можешь забрать на память – я все равно не курю!
Жиро раскрыл портфель, вынул из него антикварную пепельницу, подаренную ему Шираком, и почти бросил ее на стол.
Глава восьмая
Будни империи
1 июня
Радик капризничал. Антонина носилась из комнаты на кухню и обратно – она опять опаздывала.
– Раз ты так, – взвизгнула Антонина, – то пойдешь без манной каши! В яслях за государственный счет невкусным геркулесом позавтракаешь!
Радик взревел, примерно через час взревел завгар трамвайного депо номер один Кильмаматов:
– Загубина! Опять опоздала! Где шлялась?! Все, кончилось наше с Шарунасом терпение, лишаешься квартальной премии!
– У меня ребенок! – жалобно всхлипнула Антонина.
– И у меня ребенок! И у Шарунаса двое! И Ашот, пока в Карабах не уехал, алименты платил! Нечего безмолвными и невинными херувимами прикрываться! – Кильмаматов бушевал.
На помощь подруге пришла Люся:
– У вас, Раис Абдрахманович, взрослые школьники, за которыми и учителя с дворниками, и милиционеры с пожарниками приглядывают, а у Антонины Радику всего полтора годика!
– Радику?! – обомлел Кильмаматов и тут же обрадовался: – Что ж ты сразу не сказала! Моего дедушку, папиного папу тоже Радиком звали! Не будем тебя премии лишать! Мы тебя только в «Молнии» нарисуем, чтобы Шарунас, когда о мерах пресечения безобразий будет спрашивать, не сердился. Вот Кренделькова и нарисует, она же у нас культмассовый сектор!
– Ой, не надо! – сильно испугалась Антонина.
– Да не бойся ты! – успокоила подругу Люся, – уж лучше нарисованной быть, чем без премии!
***
Президент США Рональд Рейган и Генеральный секретарь ЦК КПСС СССР Михаил Горбачев вышли на Красную площадь и, сладко жмурясь на летнем солнышке, весело помахали советскому народу ладошками. Антонина подняла голову от расстеленного на кухонном столике ватмана и тоже помахала им в ответ. Люся дернула Антонину за рукав назад к ватману:
– Ну как?
– Что ж ты, Люся, мне нос картошкой нарисовала?! – возмутилась Антонина.
– Какой есть, такой и нарисовала! – огрызнулась Люся.
– Тогда и комсомольцам, показывающим на меня указательными пальцами, тоже рисуй носы картошкой! В нашем депо у всех носы одинаковые! – Не сдавалась Антонина. – А то мне – картошку, а им – орлиный профиль, как у Рейгана.
Рональд Рейган встрепенулся и удивленно посмотрел на Антонину, но его тут же окружили случайные прохожие.
– Господин президент, – обратились к Рейгану случайные прохожие на хорошем английском, – вы по-прежнему считаете Советский Союз империей зла?
– Ну нет, что вы! – миролюбиво ответил Рональд Рейган и подмигнул Антонине. – Это я про старый СССР говорил, а нынешний – он уже и не империя никакая!
– Что ты все в телевизор пялишься! Мы так стенгазету никогда не дорисуем! Пойми! Это же «Молния»! А ты отрицательный персонаж, тебя положено рисовать как пьяниц в «Крокодиле»!
По пустой Красной площади от ГУМа к Мавзолею Ленина деревянной походкой шел отобранный среди передовиков АЗЛК молодой отец семейства Многолетов, за руку он вел сына Витю. Где-то посредине Красной площади Многолетов встал, поправил на голове сына белую панаму, шепнул самому себе: «раз-два!», четко повернул на девяносто градусов, и повел Витю к группе весело беседующих людей в серых костюмах и ослепительно белых рубашках.
– Какой замечательный мальчик! – обрадовался Михаил Сергеевич.
Группа людей тут же расступилась, и два руководителя супердержав с умилением посмотрели на мальчика.
– Это ваш? – спросил Михаил Сергеевич Многолетова.
– Никак нет, Витей зовут! – Мнологетов снял панаму с головы сына и смял ее в кулаке.
Рональд Рейган поздоровался с мальчиком за руку и рефлекторно улыбнулся Многолетову:
– Припекает, может быть, панаму лучше вернуть на голову мальчика?
– Ду ю спик инглиш, – согласился с американским президентом Многолетов, расправил панаму и надел на голову сыну.
Рейган удивлено посмотрел на своего переводчика, переводчик шепнул, что русские для связки слов каких только выражений не употребляют. Михаил Сергеевич поднял мальчика Витю на руки и охнул про себя: «Какой тяжелый, зараза!», нашел взглядом возвышающегося над толпой офицера Драгина и возмущенно нахмурился. Драгин вздохнул и пожал плечами, как бы оправдываясь: «Раиса Максимовна сказала, что нужен спокойный, симпатичный славянин и чтобы обязательно со здоровым духом в здоровом теле!» Горбачев вздохнул, а Многолетов продолжил:
– Ребята с бригады просили зарплату повысить, начальника цеха уволить и чтобы войны не было!
– А ты, можно подумать, такая вся положительная! – съязвила Антонина. – Ничего, придет моя очередь «Молнию» рисовать, я тоже тебя изображу с перпендикулярными ушами и двойным подбородок вместо шеи!
– Где ты у меня двойной подбородок нашла! – взбеленилась Люся и в бешенстве вылила тушь на бегущую по белому ватману к проходной трамвайного депо Антонину, – сама себя рисуй, раз такая раскрасавица!
Люся выскочила из кухни и закрылась в туалете. Мимо туалета прокрался Радик. Он подошел к матери и, потребовав: «Дай!», вытянул из ее рук кисточку. Радик размазал черную лужицу туши сначала в черные волны, потом в черное солнце, потом просто размазал чернила по всему ватману, полу вокруг и только что постиранным шортикам.
– Эх, Антонина! – крякнул Михаил Сергеевич, – жила бы ты поблизости, мы бы твоего Радика запустили на Красную площадь, он же у тебя легонький совсем, не то что этот двухпудовый Витя с папашей! Через час договоры по уничтожению малых и средних ракет подписывать, соглашения всякие, а у меня рука онемела – дрожать будет в ответственный момент!
7 июня
Шишкины ехали по проспекту Октября к универмагу «Уфа», в котором, по расчету Лели, должны продаваться необходимые к стремительно надвигающемуся сентябрю школьные ранцы, тетради, ручки, карандаши и счетные палочки. Леля вращала рулевое колесо, муж Лели Павел сидел рядом на пассажирском сиденье и вращал выпученными глазами. Леля давила на педаль тормоза, Шишкин одновременно с Лелей остервенело давил ногой в черный резиновый коврик.
– Налево! – шептал Шишкин, одновременно вспоминая про ноющий зуб и тещу. – Ты же маму хотела взять советоваться.
– Без тебя знаю! – рявкала Леля и поворачивала направо.
– Налево! – стонал Шишкин и показывал пальцем поворот на улицу Шафиева.
– Не загораживай обзор своим пальцем! Опять грязь под ногтями! – Леля резко бросала «Таврию» влево, Шишкин давил ногой в черный резиновый коврик, водители, ехавшие на своих автомобилях параллельно с шишкинской «Таврией», давили на клаксоны.
Жоржик Кукин тоже протяжно просигналил, еще более протяжно выругался и чудом успел проскочить на своем жигуленке между трамваем Антонины и автомобилем Шишкиных. В зеркало заднего вида Жоржик увидел, как нежный бок белой «Таврии» со скрежетом прижимается к могучему боку красного трамвая.
Антонина не поверила «Маяку», когда тот рассказал ей об успешной стыковке космического корабля «Союз ТМ-5» с орбитальным комплексом «Мир»:
– Отчего тогда скрежет такой, дорогой «Маяк»?! – прямо спросила Антонина любимую радиостанцию, остановив трамвай перед светофором на перекрестке улиц Шафиева и проспекта Октября.
И тут же получила ответ:
– Куда прешь на своем паровозе, дура! – кричал ей выскочивший из «Таврии» Шишкин.
Дверь со стороны Лели Шишкиной была прижата к трамваю, поэтому она не могла выскочить из машины, но по ее перекошенному бардовому лицу Антонина поняла, что ругалась она еще более длинными и еще более несправедливыми словами, чем ее муж.
– Ой! Извини, дорогой «Маяк», – прошептала Антонина, – и вы, товарищ командир Соловьев, товарищ бортинженер Савиных, товарищ болгарский космонавт-исследователь Александров, извините – плохо о вас подумала! Это, оказывается, ко мне Шишкины успешно пристыковались!
– Ничего, бывает! – дружелюбно ответил командир Соловьев и, конечно, улыбнулся, решила Антонина, по-гагарински!
– Не переживай, уважаемая вагоновожатая, ты же не виновата, что Шишкины в тебя врезались! – поддержал Антонину космонавт-исследователь Александров, - а как наступит у тебя отпуск, возьми в охапку Радика и приезжай к нам в Болгарию, у нас, знаешь какие помидоры! – широко улыбнулся космонавт-исследователь, и Антонина знала, что тоже по-гагарински!
– Чего ты смеешься, полоумная?! – бесновался Шишкин. – Новенький автомобиль изуродовала – и хохочет!
Но развить мысль Шишкин не успел, неожиданно словно из-под земли рядом с ним вырос родной дядя участкового Лампасова старшина Лампасов и сказал:
– Так-так!..
– Как вы быстро! Мы даже позвонить не успели, – удивился Шишкин.
– Работа такая, – снисходительно объяснил инспектор ГАИ Лампасов. – Документы на автомобиль, водительское удостоверение, медицинскую справку, талон техосмотра будьте добры!
Шишкин нырнул в салон автомобиля и прошептал жене:
– Леля, сейчас, все улажу! – вынул из бардачка кипу бумаг и опять вынырнул к Лампасову: –- За рулем был я, жена не при чем!
– Как же она оказалась на вашем месте?! – не поверил инспектор.
– Пересела, чтобы, если что, контролировать ситуацию с помощью педали тормоза и сцепления! Вот у водителя трамвая Загубиной спросите, она подтвердит! Подтвердишь, Загубина?! – Шишкин стал так интенсивно подмигивать Антонине, что ей показалось, будто у него случился нервный тик.
Но и в этот раз не произошло продолжение разговора, потому что словно из-под земли вырос завгар трамвайного депо номер один Кильмаматов:
– Товарищ инспектор, это наш начальник Шарунас вас вызвал, а меня послал! Что ж вы делаете, товарищи! Трамваи по всему проспекту Октября стоят! Народ передвигаться не может и нервничает в статическом состоянии!
– Ничего, пусть на троллейбусах передвигается, они комфортнее, быстрее, водители у нас квалифицированные, не врезаются на каждом перекрестке в новые честно заработанные автомобили трудящихся! – парировал завгар троллейбусного депо номер два Шишкин.
– А! – узнал конкурента Кильмаматов. – Так, значит?! Зафиксируйте, пожалуйста, товарищ инспектор, всю подлость этого троллейбусного завгара! – обратился к Лампасову Кильмаматов.
Старшина поморщился:
– Не надо нагнетать, товарищ! Без вас разберемся!
Но Раис Абдрахманович не сдавался:
– Хорошо! Пусть наши пассажиры за причиненные им неудобства пишут жалобу первому секретарю обкома КПСС Хабибуллину! Пусть откровенно, без прикрас обрисовывают обстановку в нынешнем свете нового мышления! Ведь напишите, товарищи?! – просунул голову Кильмаматов в открытую дверь трамвая Антонины.
– Напишем! – пообещали изнутри трамвая четыре школьника, два садовода, один временно безработный и один командированный на Уфанефтехим инженер-технолог из Ханты-Мансийска.
– Э… – задумался Лампасов.
– Товарищи! – воззвал Шишкин.
– Гласность! – развел руками Кильмаматов.
Через десять минут пробка из красно-желтых трамваев на проспекте Октября рассосалась, инспектор ГАИ Лампасов выписал Шишкину штраф, примчавшаяся на место происшествие теща успокоила дочь и потребовала у Павла Семеновича водительские права, доверенность и ключи от автомобиля с гаражом, чтобы впредь неповадно было!
***
Вечером нетрезвый Шишкин пил кружку за кружкой крепкий индийский чай, выскабливал из вазочки земляничное варенье мамы Антонины Валентины Петровны и в сотый раз говорил:
– Нет у меня к тебе претензий, Тоня!
Антонина давно перестала слушать завгара, но Шишкин все повторял:
– Но ущерб налицо, Тоня! Опять же жена Леля с тещей, мамой, то есть! У тебя больше варенья нет?
– А?.. – Антонина удивленно взглянула на Шишкина, она слушала, как по всему Союзу Советских Социалистических Республик раздается колокольный звон – Валентина Петровна накануне ей рассказала, что в далеком Загорске в Троице-Сергиевой лавре Поместный собор отмечает тысячелетие крещения Руси. Антонина знала, что космонавты Соловьев, Савиных, Александров тоже радуются со всем православным народом и сверху по-гагарински улыбаются.
Глава девятая
Мировая нестабильность
12 июня
Люба Лесопосадкина сидела за столом, плотно уставленным бутылками, салатами, соленьями, нарезками, и ревела. Выпивала рюмку самодельной клюковки, закуривала «Золотое руно», отодвигала локтем «Оливье», роняла голову на руку – и ревела. Любу Лесопосадкину никто не поздравлял с тридцатилетием. Мужская половина общежития сослалась на непреодолимые обстоятельства и битком набилась в Красном уголке перед телевизором, болея за сборную СССР на чемпионате Европы по футболу. Женская половина, пообещав доделать несколько пустяковых, но неотложных дел и тут же вернуться, заперлась в библиотеке Сони Ивановой, чтобы у маленького переносного телевизора в подробностях разглядеть всех претенденток на звание «Московской красавицы» первого в Стране Советов конкурса красоты.
Через полтора часа дверь в комнату Любы все же распахнулась:
– Ты чего хнычешь?! – удивился Выдов, – мы же выиграли! Один – ноль! Гуллита с ван Бастеном обыграли! Пятнадцатого с ирландцами будем играть! Ладно, потом расскажу, как все было! – и убежал дальше по коридору радостно распахивать двери.
Следом за Выдовым робко постучала Антонина и тихо вошла:
– Я с Радиком, поэтому ненадолго. Поздравить только – и домой.
– Проходи, Загубина, – Лесопосадкина криво усмехнулась: – На безрыбье и Радик кавалер! Давай, хоть с тобой выпьем!
Антонина нахмурилась, протянула Лесопосадкиной шоколадного зайца, оставшегося от новогоднего подарка Радику, подняла рюмку с клюковкой и решила тоже криво усмехнуться:
– Не плачь, Люба, Лева Сидоров сказал, что тридцать лет – это бальзаковский возраст, а он для мужчин самый лучший, потому что женщина на четвертом десятке начинает мудреть и перестает капризничать!
– Это у меня бальзаковский возраст на четвертом десятке?! – вскипела Лесопосадкина, – это я мудреть буду?! Это я капризничать перестану?! Молодуха нашлась! Да на таких, как ты, только Васьки-уголовники зарятся да женатые завгары-подкаблучники!
Побледнела Антонина, но не успела выдать Лесопосадкиной в ответ длинный мужской список троллейбусного депо номер два, потому что в комнату влетели общаговские женщины и мужчины:
– Ни кожи ни рожи! – фыркнула Соня Иванова.
– Вася Рац – красавец! – цокнул языком Ричард Ишбулдыевич.
– Жердь малолетняя – 183 сантиметра! – пискнула молодой водитель Луиза.
– Как он подключился по левому флангу! – поддержал Ричарда Ишбулдыевича Серега Шептунов.
– Десятиклассница, 1971 года рождения! Они бы еще детишек из яслей привели! – Люся положила себе на тарелку салат горкой, зацепила вилкой несколько кружков колбасы и надкусила большой сочный огурец.
– С угла штрафной, под правую штангу! А вратарь только руки развел! – Выдов налил себе полстакана клюковки, – ночью под утро непременно стишок сочиню – но близок, близок миг победы, ура! мы ломим; гнутся эти…
– Улыбка до ушей, корона малюсенькая – чуть с головы не свалилась! Машей зовут, Калининой! – Соня, Луиза и Люся попытались разъяснить Лесопосадкиной суть дела.
– Какой-такой Калинин?! – бурно вмешались Ричард Ишбулдыевич, Серега Шептунов и Денис Выдов, – это Рац гол забил! Давай, Люба, выпьем за наш первый гол! Давай, Лесопосадкина, за твой удачно совпавший день рождения, за Ваську Раца!
Антонина взяла за руку Радика, сказала всем «до свидания» и вывела сына из галдящей комнаты. Ее уход не заметил никто, лишь Люба Лесопосадкина молчаливым взглядом проводила Антонину до дверей, развернула шоколадного зайца и откусила ему голову.
Летний вечер был мягок и необычайно уютен, теплый ветерок шелестел в молодой листве, воробьи веселой гурьбой купались в пыли, грузные голуби гукали и ходили кругами, молодая мама держала мальчика за маленькую ладошку, они жмурились от удовольствия и нежно улыбались друг другу.
25 июня
– А я знал, что проиграют! – говорил Лева Сидоров под скрип качелей, на которых Антонина раскачивала Радика, – ну никак они не могли два раза у голландцев выиграть!
– Люся говорит, войска ввели в Армению с Азербайджаном, ей Ашот шепотом по секрету в телефон сказал, – жалобно поскрипывала качелями Антонина.
– Этот секрет во всех утренних газетах! Ну что, скажи мне, могла сборная СССР предпринять против Гуллита?! Ничего! Какой он гол забил! Да погоди ты скрипеть, – поморщился зубной врач Сидоров и добавил: – А войска давно надо было вводить, пожар гасят, когда он только начинается, а не тогда, когда вовсю полыхает!
«Ишь, какой вумный! – скрипнул Михаил Сергеевич. – То этим стоматологам демократию подавай ускоренными темпами, то, понимаешь, топчи кирзовым сапогом огоньки свободы!»
– Это он, Михсергеич, просто нервный и очень непостоянный, – тихо скрипнула в ответ Антонина и печально спросила Леву: – Зачем же они воюют? Мы ведь в одном эсэсээсэре живем!
Радик сполз с качелей и побежал к песочнице давить маленькой ножкой девчоночьи куличи из песка. Скрип прекратился, Лева облегчено вздохнул:
– Не беспокойся, Тоня! Сейчас рынок наступит, он все выправит, все на место поставит! – и опять с удовольствием вспомнил: – А какого красавца ван Бастен во втором тайме положил в наши ворота!
28 июня
Антонина задумчиво пересчитывала в уме сдачу, ей показалось, что в домовой кухне за молоко с диетическим творожком с нее взяли больше, чем обычно. Неожиданно перед ней вырос Идрисов и преградил путь:
– Слышала новость?!
– Васька?! – вдруг екнуло сердце Антонины.
– Ельцин с трибуны потребовал политическую реабилитацию! – грозно ответил Идрисов.
– А с Загогуйлой что?! – не успокоилась Антонина.
– Да откуда я знаю! – вспылил Идрисов. – Ты чего, девятнадцатую партконференцию по телевизору не смотришь, по радио своему не слушаешь?! Конституцию переписываем, съезд народных депутатов назначаем, а она – Васька Загогуйла! Таким, как Васька, не место в светлом ближайшем будущем, там народные депутаты заседать будут!
Антонина развернулась и пошла назад в домовую кухню требовать недоданную сдачу.
3 июля
Командир иранского лайнера Airbus A300B2-203 рейса IR655 Мохсен Резайян был в прекрасном расположении духа, из Тегерана в Бендер-Аббас долетели в штатном режиме, осталось простейшее – подняться до 4300 метров, потом по прямой в Дубай, снижение и посадка. С его 7000 часов налета никакой иракский истребитель Саддама Хусейна не сможет ему помешать. В дубайском торговом центре он купит жене праздничную паранджу, детям игрушечные пистолеты, а себе… Мохсен задумался, чего бы купить себе – новую автомагнитолу в старенький Пежо или большой позолоченный кальян, такой же, какой подарили на свадьбе внучатому племяннику двоюродной тети?
***
Капитан ракетного крейсера «USS Vincennes» Уильям Роджерс Третий был в скверном расположении духа. С утра погнались за наглыми иранскими катерами, обстрелявшими вертолет с их крейсера. Иранцы, похоже, вообразили, что флот США не имеет права находиться там, где он захочет. Видишь ли, их территориальные воды! Еще эта новая управляющая система «Иджис», недавно установленная на Vincennes ботаниками из информационного отдела, с которой никто из команды разобраться не может! Иракцы с иранцами воюют, а его экипаж психует, офицеры хнычут, маскировочное затемнение командного центра им мешает, не видят они ничего! Набрали в военно-морской флот дефективных салабонов, скоро бабы начнут крейсерами командовать, а то и в президенты баллотироваться!
***
– Скажи мне, Бехруз, – ласково спросил Мохсен стюарда, – почему по твоей нерасторопности мы опять опаздываем? Сегодня на двадцать семь минут позже расписания вылетели!
– Двести девяносто человек на борту, командир Резайян, одних детей шестьдесят пять, пока всех рассадишь, успокоишь, упросишь по салону не бегать, заставишь ремни пристегнуть… – взволнованно ответил стюард.
– Командир, мы отклонились от курса на пять километров! – сообщил первый помощник.
– А куда ты, Зхубин, смотришь?! – возмутился Мохсен, но тут же благодушно махнул рукой: – Ничего страшного, воздушный коридор Amber 59 – международный, тут мы с Ираком не воюем.
***
– Неопознанный самолет отклонился от воздушного коридора Amber 59 на пять километров, возможен заход на атаку! – доложил дежурный офицер Вальтер Скотт капитану Уильяму Роджерсу Третьему.
– Лейтенант Кизи, срочно идентифицируйте тип самолета по справочнику! – нахмурил брови капитан.
– Профиль самолета похож на иранский F-14, но от этого маскировочного затемнения в командной рубке ничего не видно, я не уверен… – неуверенно ответил лейтенант Кен Кизи.
– Посылайте запрос! – нервно отдал команду Роджерс Третий – с каких пор очкариков на флот стали брать?! Дьявол вас всех побери!
***
– Командир! От американцев радиозапрос на военной частоте! – доложил первый помощник Мохсену Резайяну.
– Это, Зхубин, не нам – мы гражданские! Это они, наверное, разведывательному «Ориону» запрос послали, он где-то здесь крутится, за иракцами следит.
***
– Цель на запросы не отвечает, подозрительное движение продолжает! – доложил капитану Роджерсу Третьему дежурный офицер Скотт.
«А может, и не F-14…», – сам себе прошептал лейтенант Кизи.
«Как в прошлом году! – Роджерс Третий вдруг с ужасом вспомнил обстрелянный иракским «Миражом» фрегат «USS Stark», – тогда наших тридцать семь человек погибло, корабль чуть не затонул! Командира корабля хотели судить за бездействие!»
– Сбивайте его, сынки! – хрипло сказал Уильям Роджерс Третий, – пока не поздно...
***
– Что будем делать, Михаил Сергеевич? – мрачно спросил главнокомандующего министр обороны СССР Язов.
Закаменел лицом главнокомандующий:
– Осуждать! – подумал и добавил: – Осуждать и еще раз осуждать! Без всяких там компромиссов!
– Но, Михсергеич… – робко заметила Антонина, – и все?..
– Никаких но, Загубина! – отрезал Генеральный секретарь, – осуждать и еще раз осуждать!
11 июля
Парторг троллейбусного депо № 2 Павел Семенович Шишкин и комсорг этого же депо Александр Витальевич Антонов остановились около киоска «Союзпечать».
– Нет, каково! – обратился Шишкин к Антонову. – На добровольной основе, этот Рейган говорит, денег семьям погибших дадим, а юридической ответственности не признаем!
– Оправданная оборона, заявил! – согласился с Шишкиным Антонов. – Виновными себя не считаем, иранцы, мол, сами виноваты!
– Надо будет еще добавить на политинформации, что его вице-президент Джордж Буш Старший сказал, что США никогда ни за что не будут ни перед кем извиняться, – Шишкин сложил только что купленную газету в трубочку.
Торопливо шагающий в бухгалтерию ЖЭУ врач-стоматолог Лева Сидоров не мог не остановиться около беседующих на животрепещущую политическую тему, он переложил расчетную книжку с абсолютно неверным начислением ему квартплаты за июнь месяц из правой руки в левую и вытянул указательный палец в сторону свернутой в трубочку газеты Шишкина:
– Это вы про случайно сбитый иранский самолет, осуществлявший провокацию американского крейсера?
– Сам ты провокация! – купил в «Союзпечати» пачку сигарет водитель троллейбуса Денис Выдов.
– А может и провокация, – вынырнул из-за угла временно безработный активист Масгут Мударисович Идрисов, – на пять километров же отклонился от курса!
– Пять километров – это ерунда! – закурил Выдов и дал закурить подошедшим Ричарду Ишбулдыевичу с Серегой Шептуновым, – это не пятьсот километров, на которые в 1983 году влетел к нам корейский Боинг.
– Вот, кстати! – поднял вверх указательный палец Лева Сидоров. – Рейган пообещал каждой погибшей в авиакатастрофе иранской семье по 250 тысяч долларов, а вы ни одному сбитому корейцу ни копейки не дали!
– Мы?! – переспросили Ричард Ишбулдыевич и Серега Шептунов.
– Вы, вы! – ответил за Леву стоящий около него Идрисов.
А Лева вдруг вошел в раж:
– Да! За свое преступление, как сказал тогда Рональд Рейган, против человечества, которое никогда не должно быть забыто! Вы заплатили?! Семье погибшего конгрессмена Ларри Макдональда соболезнование выразили?!
– Позвольте, гражданин хороший! – протиснулся между Ричардом Ишбулбыевичем и Серегой Шептуновым слегка выпимший собкор газеты «Трезвость – норма жизни» Евгений Непролевайко. – Мы, значит, не имеем права реагировать на пятисоткилометровое нарушение границы, а если среагируем, то это преступление против человечества, а вы, находящиеся в чужих территориальных водах, можете сбивать отклонившийся на пять километров пассажирский самолет, потому что это оправданная оборона?!
Евгений Непролевайко вдруг выхватил из рук парторга Шишкина свернутую в трубочку газету и ударил ею Леву Сидорова по лбу.
– Бей его! – крикнул стоящий около Левы Идрисов и ударил ему в ухо маленьким кулачком.
– А!!! – закричал Лева, – всех все равно не перебьете! – выскочил из испуганно расступившегося круга политических оппонентов и побежал в противоположную от бухгалтерии ЖЭУ сторону.
Непролевайко хотел вернуть свернутую в трубочку газету Шишкину, но тот замахал руками и быстрым шагом ушел прочь.
– Вот так, – сказал Идрисов вслед Шишкину, – первым все начал, драку затеял и первым сбежал с поля боя!
***
– Всей толпой, представляешь, навалились на одного! – не мог успокоиться Лева.
– А ты как же? – Антонина гладила Леву по голове, – не болит?
– Ну раскидал их, конечно! – раздувал ноздри Лева, – но какая темнота! Какая узость мышления! А этот мне по голове со всего размаха! У него, кажется, дубинка была такая специальная для драк! Потом другой кирпичом в ухо – у шпаны такой прием известный, потом еще этот же кирпич купить заставляют! Но не на того напали! Что-что, а удар я держать умею! Включи телевизор, что там?
«Ну что я могу сказать по поводу этого локального инцидента у киоска «Союзпечати», – сказал глава государства, – осуждаю!»
– Весь советский народ осуждает, – строго сказал Игорь Кириллов советскому народу, сделал паузу и печально добавил: – и соболезнует.
***
– Не переживай, Вилли! – позвонил Уильяму Роджерсу Третьему вице-президент США Джордж Буш Старший, – сейчас эта трескотня с шумихой улягутся, мы тебя за успешную службу родине к ордену «Легион почета» представим.
3 августа
Без ненужного шума отсидевший чуть больше года вместо положенных четырех лет был освобожден Матиас Руст. «Это я в честь подписания с Рейганом договора о нераспространении ядерного оружия, – пояснил Горбачев Антонине и добавил: – И в знак доброй воли, конечно!».
Глава десятая
Женихи и просто приятные во всех отношениях мужчины
10 августа
Антонина уже сорок минут стояла в продмаге на Вологодской за турбаслинскими бройлерными курами.
– И жарятся быстро! – говорила очередь Антонине, – варятся еще быстрее! А по вкусу!.. Побольше перца, чеснока с луком и ни за что не отличишь от настоящих!
– И заметь, Антонина, – добавлял Горбачев из выплевывающего чеки кассового аппарата, – стоят эти страусята дешевле, чем обычные куры по талонам!
– Ешь ананасы, рябчиков жуй! День твой последний приходит, буржуй! – позвякивая в авоське «Жигулевским» пивом, прошел вдоль очереди пролетарский поэт Денис Выдов.
– Загубина! – подмигнула Антонине председатель профкома троллейбусного депо № 2 Ольга Львовна, – ты предупредила очередь, что я перед тобой стояла?
Очередь грозно загудела, Антонина в растерянности захлопала глазами:
– Нет…
– Спокойно, товарищи! – властно приструнила очередь Ольга Львовна. – Не видите, девушка беременная! В таком состоянии любая забудет! Правда, мамаша? – Ольга Львовна спросила стоящую в конце очереди Мотю Крамарову.
Вся очередь посмотрела на Мотю, Мотя густо покраснела и, не веря своим собственным словам, прошелестела сухим языком:
– Правда, любая забудет…
Очередь смилостивилась. Ольга Львовна показала продавщице на Антонину:
– Ждем девочку! – и взяла в одни руки вместо положенных двух бройлерных цыплят, четыре синих тушки с полуметровыми ногами.
– Я же не беременная, Ольга Львовна, – Антонина вышла из магазина вместе с председателем профкома.
– Какие твои годы! – вздохнула Ольга Львовна. – Будешь! Моя Катька тоже говорила, что не беременная, теперь срочно жениха ищем! У тебя, кстати, нет какого-нибудь завалящего очкарика на примете?
– Я полтора года, как Радика родила, – тоже вздохнула Антонина, – а из очкариков один Лева на примете, но он в женихи не хочет, в товарищи только…
– Не о тебе речь, – поморщилась Ольга Львовна, но тут же переключилась: – Полтора годика, говоришь? В отпуск этим летом уже ходила?
– Я же недавно в трамвайщики перевелась, рано мне в отпуск, по графику зимой пойду, – грустно ответила Антонина.
– С полуторогодовалым зимой?! Ну, Загубина, ты даешь! – Ольга Львовна даже умилилась. – Ладно, решу твою проблему, пиши своему эстонцу заявление с понедельника! Как миленький подпишет!
***
Начальник трамвайного депо № 1 Юзефас Шарунас был мрачен с утра, точнее с предыдущего вечера. Поехали в воскресенье на рыбалку в Татарию, и надо было послушать этого идиота Калмыкова и свернуть к Нижнекамскому водохранилищу перед Мензелинском, а не после него! В итоге заехали в обычную с виду лужайку, поросшую обычной с виду осокой, потом полдня пытались вытащить увязший в болотине уазик своими силами, потом полдня ждали трактор, потом ночью, грязные и мокрые, возвращались домой. Удилища даже не расчехляли!
– Кого-кого в отпуск?! – Шарунас поднял трубку телефона и возмущенно переспросил Ольгу Львовну.
Сидящие на оперативке подчиненные встрепенулись.
– Это мне решать, кому и когда! – рявкнул Шарунас.
Подчиненные уважительно закивали головами.
– Я вовсе не кричу, товарищ старший инспектор! – Шарунас смягчил тональность.
Подчиненные переглянулись.
– Штраф не только предприятию, но и мне лично?! – тихо изумился Шарунас.
Подчиненные замерли.
– Я читаю КЗОТ, товарищ старший инспектор, каждый день читаю… – залепетал Шарунас.
Подчиненные вписали в пустые бланки нарядов: «срочно прочесть КЗОТ!». Некоторые поставили три восклицательных знака.
– В свете ускорения, гласности и нового мышленья не пройду аттестацию?!.. – с ужасом переспросил Шарунас.
«Хм», – сказал кое-кто из подчиненных про себя и поставил рядом с восклицательными знаками еле заметный знак вопроса.
– Так прямо сейчас, при вас, то есть заочно, конечно, и подпишу! Я тоже за демографический взрыв в нашей стране, республике, отрасли и нашем депо, товарищ старший инспектор! Всегда на проводе! Всегда готов на любые вопросы! Был рад! Премного! Все усилия! – Шарунас положил трубку и вытер пот со лба, потом вынул из коробочки новый карандаш, разломил его пополам, поочередно вставил каждую половинку в прикрученную к столу большую точилку и очинил их.
Подчиненные привычно следили за сосредоточенными действиями начальника.
– Загубина в минтруд телегу накатала! – хрипло объявил Шарунас, – взяли, блин, троллейбусный кадр! Знал ведь!.. Тебе говорю, Кильмаматов! Знал ведь, что, если от Калмыкова, то жди: либо свинью в минтруд напишет, либо вся рыбалка коту под хвост! Так что, Кильмаматов, давай, оформляй ей отпуск, может, еще путевку куда-нибудь, ну и матпомощь обязательно, и продуктовый набор дайте, который для ветеранов. Инспекторша сказала, что я, мы, то есть, вы все, одним словом, под контролем! Так что ухо востро с этими беременными, матерями-одиночками, многодетными, да и с практикантками тоже востро! Варданян! Тебе гово!.. Что, не вернулся еще из своего Карабаха?! Может, и к лучшему…
***
– А как же я? – остановила на проходной Антонину Люся Кренделькова, – мне что, одной в феврале на лыжах кататься?
Антонина переложила «ВЭФ-202» из правой руки в левую:
– А что я могу? Михаил Сергеевич сказал Шарунасу, чтобы тот с большим вниманием о будущих инженерах трамвайных путей сообщения заботился, вот он нам с Радиком и дал летний отпуск для поддержания здоровья и умственных способностей!
***
– Сегодня, – объявил телезрителям Игорь Кириллов, – население Азии впервые превысило три миллиарда человек!
– Мы же тоже немного Азия, нас посчитали? – спросила Антонина у задумавшегося за ее кухонным столом соседа Левы.
– А?.. – встрепенулся Лева, – мне бы твои проблемы!
«Нашу азиатскую часть населения считали?!» – строго спросил Горбачев Кириллова. Кириллов испуганно пожал плечами. «Ну как они могли нас не посчитать, Михсергеич! – усмехнулся генерал армии Язов, – у нас одна Красноярская РЛС всю Азию вместе с Тихим океаном сканирует!»
– Посчитали, – удовлетворенно сообщила Антонина Леве.
– А?.. – ответил Лева и озабоченно поведал: – Позвали вот в гости к каким-то дальним родственникам дяди Гриши.
– Зачем?
– Ну, у нас иногда так зовут… И дядя Гриша сказал, чтоб обязательно сходил, иначе ему неудобно будет перед Ольгой Львовной.
– Сходи, раз дядя Гриша просит, – пожала плечами Антонина.
– Сам просит, а сам говорит, чтобы ухо востро держал! – Лева опять нахмурился.
– Тогда не ходи, – Антонина выключила Игоря Кириллова и включила Аллу Пугачеву.
– Как не ходи! Просит же! Обязан он чем-то этой Ольге Львовне! – Лева раздраженно смахнул ладонью хлебные крошки со стола на пол.
Антонина вдруг рассмеялась:
– Наша Ольга Львовна из депо тоже, наверное, молодых людей в гости зазывает – дочка ее Катя забеременела! Теперь отца ищут, хоть какого-нибудь!
– Катя?! – удивился совпадению Лева, – не может быть! Ольга Львовна – высокая, дородная, дымчатые очки, две золотые коронки, каштановый парик?!
– Она… – обомлела Антонина.
17 августа
Калитка, жалобно скрипнув, распахнулась и тут же скособочилась, повиснув на одной петле. Старый, посеревший от времени забор, охнул и слегка качнулся.
– Валентина Петровна! – крикнул со двора бывший напарник Генки-тракториста Ильдус-тракторист, – гвозди давай, молоток давай, закуску готовь, забор чинить буду!
Валентина Петровна выскочила на крыльцо в одной ночной рубашке, всплеснула руками и охнула:
– Что ж ты ни свет ни заря пришел?! Перебудишь всех!
Ильдус оглядел хозяйку, улыбнулся и цокнул языком. Валентина Петровна зарделась и, довольная, убежала назад в дом.
– Ильдус, – пояснила Валентина Петровна поднявшей голову от подушки Антонине.
– Какой, зачем?! – недовольно спросила сонная Антонина.
– Ответственный! Обещал с утра – и с утра пришел! – удовлетворенно ответила Валентина Петровна. - Калитку чинить будет, может, еще чего-нибудь починит! Надо картошку варить поставить, банку огурцов открыть, как думаешь, грузди уже засолились?
– Опять! – вздохнула Антонина и уронила голову в подушку.
– Да, доча, опять! – вдруг взвилась Валентина Петровна, – попробуй без мужика в сельской местности!
– Без мужика, мама, и в городской местности скучно, – миролюбиво согласилась Антонина.
***
Через три с половиной часа Ильдус крякнул, поставил пустую рюмку на стол и остановил ладонью порывистое движение Валентины Петровны:
– Грибов не надо!
Валентина Петровна удивленно поставила глубокую тарелку с белыми, подобранными один к одному груздями обратно на стол:
– Под сметаной и с хренком?.. Крепкие, плотные! Хрустят так, как огурцы пупырчатые не хрустят!.. И Колька покойный любил… И Генка, упокой, Господи, его душу, тоже очень жаловал…
– Мы, – Ильдус положил себе в тарелку с лапшой длиннющую ногу турбаслинского бройлера, привезенного Антониной, – грибов не едим! Нам либо дичь подавай, либо кумыс, либо с киргизами повоевать!
– С какими киргизами, у нас их отродясь не было! – удивилась Валентина Петровна и щедро положила груздей Антонине с Радиком.
– Кайсаки, которые! – обглодал ногу бройлера Ильдус, – у нас с ними исторический армяно-азербайджанский конфликт!
«Ну тогда тебе надо было не в трактористы идти, а в охотники или еще лучше прапорщиком в танковые войска!», – вступил в беседу Генеральный секретарь ЦК КПСС.
– Вон чего делается! – ткнул в сторону телевизора куриной костью Ильдус, – опять Горбачев с Рейганом атомные бомбы взрывают, теперь уже совместно!
– Сколько ж можно?! – спросила Валентина Петровна небо.
Давно не беленный потолок промолчал. Антонина тоже вопросительно посмотрела на жестикулирующего в телевизоре главнокомандующего. Михаил Сергеевич снисходительно вздохнул: «Это наш с Рональдом эксперимент по верификации».
– Верификация, – внятно произнес Радик, протянул маленькую ручку и стащил с тарелки Ильдуса соленую помидорку.
– Эй, малай! – возмутился Ильдус.
– Радик! Отдай дяде помидорку – у него рюмка налита! – зашумели мама с бабушкой.
Но Ильдус умилился:
– Ладно! Пусть ест, пока не пьет! Правильно мальчика назвали!
Ильдус замахнул рюмку и закусил огурчиком:
– Хотя лучше Салавата имени нет, моего отца Салаватом звали! Когда я был маленьким, как Радик, он в Эстонию уехал, там, говорят, в тюрьму сел, а после, вообще женился!
– Верификация! – возразил Радик и положил надкусанную помидорку обратно на тарелку Ильдусу.
– Товарищи! – снисходительно улыбнулся телеведущий Игорь Кириллов, – чтобы отказаться от испытаний ядерного оружия, надо научиться контролировать друг дружку! Вот мы и тренируемся совместно – сначала взрываем, а потом с американцами, каждый на своих приборах, смотрим, как этот взрыв отображается!
– Ну так бы сразу и сказал! – Ильдус закусил надкусанной Радиком помидоркой. – У меня тоже верификация была, когда я в Уфе на тракториста учился: иду как-то в вашей Черниковке по улице Кольцевой к себе в общагу, никого не трогаю. Вдруг! Валентина Петровна, плесни! Стоит на углу красивая девушка и сумку тяжелую держит. Ну помочь, конечно, хочу. Чего, спрашиваю, такое тяжелое в сумке прячешь? А она достает красный кирпич и говорит: «А помоги, маленький батыр, купи кирпич, пожалуйста!» Ну я, конечно… Валентина Петровна, плесни! А она меня хулиганами стала пугать, тогда в Черниковке семья такая была, Загогуйлы называлась!
Антонина вздохнула:
– Пересажали всех!
– Да ну?! – удивился Ильдус, выгреб столовой ложкой из миски остатки свиного холодца, спросил Валентину Петровну: «Халяль?» – и продолжил: – Решил, одним словом, помочь девушке, купил за три рубля кирпич, иду дальше. Кирпич, раз он стал моей собственностью, решил пожертвовать народному хозяйству и бросил через забор на стройку какую-то. Иду дальше. Валентина Петровна, плесни! Стоит на следующем углу здоровый рыжий мужик – самый старший и самый страшный из Загогуйл. Спрашивает меня этот Загогуйла, зачем я выбросил кирпич, проданный его невестой мне от чистого сердца? И предлагает мне купить такой же кирпич у его младших братьев. Я, конечно, возмутился сначала, почему это за точно такой же кирпич с меня требуют не три рубля, а уже пять! Валентина Петровна, плесни! Дали рассмотреть кирпич у самого носа и со всех сторон… Убедили! Валентина Петровна, плесни! У вас где-нибудь сеновала нет, подремать немного?
Валентина Петровна вскочила и распахнула дверь в соседнюю комнату:
– Диванчик есть в спальне! Зачем сеновал?
Ильдус отрицательно помотал головой из стороны в сторону, погладил голову Радика и тяжело поднялся из-за стола:
– Я диванчики не люблю, я сеновалы люблю. Пойду поищу…
***
Антонина мыла посуду, Валентина Петровна ее вытирала полотенцем и ставила на полку, Радик крутился под ногами, Ильдус храпел в спальне, свернувшись калачиком на диване.
– Уморился, – грустно вздохнула Валентина Петровна и спросила дочь: – У тебя когда отпуск заканчивается?
– Сколько всего пережил человек! – согласилась Антонина и ответила: – Каждый день спрашиваешь. Мам, ты тарелку не протерла, мокрую в сервант поставила!
– Щас, как дам кирпичом в ухо! – кому-то пригрозил во сне Ильдус.
– В результате взрыва, – вздохнул Игорь Кириллов, – летевшие в одном самолете «Геркулес С-130» президент Пакистана генерал Мохамад Зия уль-Хак и американский посол Арнольд Рейфел погибли. В последний момент отказавшийся лететь этим же самолетом генерал Аслам Бег доложил о трагедии руководству страны, и оно ввело в Пакистане чрезвычайное положение.
7 сентября
Ричард Ишбулдыевич выкрутил кончиком кухонного ножа все винтики из задней панели радиоприемника «ВЭФ-202», поддел ее все тем же ножом, панель затрещала, кончик ножа обломался, Ричард Ишбулдыевич выругался. Радик удивленно повторил незнакомые слова, Антонина вздохнула, Михаил Сергеевич возмутился: «Что это, Загубина, твой мастер-ломастер при маленьком строителе общества с человеческим лицом чертыхается матерными словами?!» Ричард Ишбулдыевич посмотрел на Радика и извинился:
– Блин, вырвалось! – взглянул на Антонину и спросил: – Зачем тебе этот хлам? Говорил же, отдай на запчасти!
Панель опять затрещала, под давлением обломанного ножа, и отскочила. Ричард Ишбулдыевич сдунул с конденсаторов, резисторов и транзисторов пыль.
«Ни в коем случае, Антонина! – чихнул вместе со всеми Генеральный секретарь ЦК КПСС СССР. – Сейчас такие приемники перестанут выпускать, а в светлом будущем, вообще, такую дрянь начнут производить, что можно будет сразу на помойку выбрасывать, не распаковывая!»
– У меня отпуск заканчивается, на работу выхожу, мне в трамвае надо, помимо припадочных пассажиров и заполошных диспетчеров, новости слушать, за мировыми событиями следить! А приемников таких выпускать больше не будут! – ответила Антонина.
– Кто это тебе сказал, что выпускать не станут? Кто тогда нам радиоприемники делать будет? – Ричард Ишбулдыевич набрал в легкие воздух и еще раз дунул на конденсаторы, резисторы и транзисторы.
Опять поднялось облако пыли и радиоприемник ответил Ричарду Ишбулдыевичу:
– Это я сказал! А делать их нам будут китайцы, вьетнамцы и, может быть, даже кхмеры!
– Ну вот, готово! – Ричард Ишбулдыевич захлопнул панель ВЭФа и высыпал в ладошку Антонине маленькие шурупчики, – закрутить не могу, инструмент сломался! Изолентой замотаешь – как новый будет!
Антонина обняла приемник, вопросительно посмотрела на Ричарда Ишбулдыевича и прислушалась к потрескиванию в приемнике. «И чего задумалась?! – спросил из приемника Михсергеич. – Ты же отлила этому радиомастеру в чекушку маминого самогона, который Ильдус не допил?! Вот и отдай! У меня сегодня родному брательнику Александру сорок один год, я и то не парюсь! Посоветовались с Раисой Максимовной, обсудили варианты, я предложил полковника дать, Раиса Максимовна возразила, что хватит ему в ракетных войсках стратегического назначения радиацию впитывать, пусть в наградном отделе Министерства обороны поработает! Думаю, воплотим!»
– Вот! – Антонина протянула Ричарду Ишбулдыевичу чекушку.
Ричард Ишбулдыевич взвесил на ладони маленькую бутылку:
– Нож сломал, пыли наглотался…
Радик вдруг внятно повторил всю связку недавно услышанных матерных слов, Ричард Ишбулдыевич поперхнулся и спрятал чекушку во внутренний карман пиджака:
– Но не корысти ради! По-товарищески! Заходи, Тоня, если сломается что! И ты, Радик, заходи, не ругайся только…
20 сентября
«Идрисов», – Антонина опознала в размахивающей руками фигуре избранного народом и снятого медкомиссией начальника депо. «Не к добру», – мысленно добавила Антонина, спускаясь с крыльца домовой кухни.
– Триста тысяч эстонцев вышли на демонстрацию! Требуют независимости! – кричал Идрисов поэту Выдову, пускающему никотиновые кольца над головой Масгута Мударисовича.
– Если у эстонцев отнять детей, стариков, психбольных и русских, то их и трехсот не наберется! – негромко возражал Выдов.
– А не надо отнимать! Я вот, например, солидарен! И, если бы жил по соседству, то вышел бы в едином порыве! – продолжал кричать Идрисов в открытое лицо Выдова.
«Неужели опять обсчитали в домовой кухне!» – Антонина достала из кармана мелочь и тщательно пересчитала. «Нет, – удовлетворенно сказала сама себе Антонина, – на этот раз точно!»
– Во! Загубина! – вырос перед Антониной Серега Шептунов, – выручай! Дай сорок четыре копейки до завтрашнего утра! По зарез нужно! У тебя, я вижу, как раз наберется!
Серега Шептунов ссыпал из мягкой, податливой ладошки Антонины себе в волевую, мозолистую ладонь всю мелочь и побежал к ожидавшему его с пустой трехлитровой банкой Ричарду Ишбулдыевичу.
– Рубль за мной! – не мелочась, пообещал на ходу Серега. – С получки сразу же!
– Не отдаст, – тихо сказал подошедший завгар Шишкин, – получка только что была.
Антонина шмыгнула носом: «Не к добру!» и пошла домой, Шишкин зашагал рядом.
– Игорешка со Светкой из Москвы приехали! – торжественно объявил Шишкин.
Антонина шмыгнула.
– Представляешь, Тоня, у них в Химках сортовой разруб мяса на рынке! – продолжил Шишкин.
– Вы, Павел Семенович, уже сто раз про этот разруб говорили! – раздраженно вздохнула Антонина.
– Да, но ведь у нас ни на Колхозном, ни на Центральном его до сих пор нет! – распалился Шишкин.
Антонина подумала, что, может быть, попросить у Шишкина двадцать копеек на хлеб, но сразу же поморщилась.
– А еще Игорешка говорит, чтобы я свою «Таврию» продавал и копил деньги на подержанную иномарку из Германии, их сейчас начинают через Польшу гнать! – Шишкин перешел на конфиденциальный шепот. – Лучше всего брать Ауди-80, в народе ее бочкой называют, но она, конечно, никакая не бочка, у нее просто бока такие закругленные, наши такие еще делать не научились, но главное – кузов! Представляешь, ну совсем не ржавеет! А движок!..
– Чего шепчетесь?! – Идрисов втиснулся между Шишкиным и Антониной.
Шишкин и Антонина вздрогнули, Идрисов продолжил:
– Слыхали?!
– Эстония? – у Антонины голова заболела еще больше.
– Что Эстония! – Идрисов одновременно приобнял Антонину и Шишкина, – Маргарет Тэтчер не хотите?!
– Хочу, в смысле померла что ли?! – Шишкин попытался интеллигентно высвободиться из объятий Идрисова.
– Не померла, а заявила! На Совете Европы! Всем странам-участницам ЕЭС! – Идрисов поднял указательный палец вверх. – Движение к политическому и экономическому объединению Европы – это есть безрассудство!
– Почему безрассудство? – спросила Антонина.
– А ты вокруг посмотри, Загубина! – Идрисов нарисовал указательным пальцем над своей головой нимб, – кругом одна центробежность! Вот теперь я расскажу про Эстонию!
– Нет! – одновременно сказали Антонина и Шишкин.
– У меня Радик не кормлен, – добавила Антонина и прибавила шагу.
-– А у меня Игорешка со Светкой шашлык без костей требуют! – поддержал Шишкин Антонину, свернул к своей «Таврии», открыл ее и тут же полез под руль отключать душераздирающую сирену противоугонного устройства.
***
– Не надо отдирать изоленту от радиоприемника, в нем и так после дяди Ричарда ни одного шурупа не осталось! – Антонина поставила «ВЭФ-202» на полку так, чтобы Радик не мог до него дотянуться.
Радик захныкал.
«Да не переживай ты, Загубина! – подбодрил Антонину Михсергеич, – у нашего народа после отпуска всегда вошь на аркане! А у вас еще почти целая буханка с прошлого раза осталась! Порежь ее на ломтики, поставь в духовку ненадолго, и будут у тебя тостеры с хрустящей корочкой – мне всегда такие подают! А с Идрисовым твоим, то есть с Маргаритой, я согласен, ничего хорошего в этих союзах нет – конфликты одни, протесты да демонстрации! Раиса, правда, со мной, с Идрисовым, то есть, почему-то не очень…
Глава одиннадцатая
Власть. Единогласно
26 сентября
– Во второй декаде октября, – объявил телезрителям Игорь Кириллов, – состоится официальный визит главы государства Председателя Президиума Верховного Совета СССР Андрея Андреевича Громыко в Северную Корею.
– Как главы государства? – выронила чайную ложку с детским питанием Антонина.
Радик удивленно закрыл пустой рот.
– У нас же Михсергеич главный! – возмутилась Антонина.
– Успокойся, товарищ Загубина! – отечески улыбнулся Игорь Кириллов, – Громыко всего лишь глава нашего государства, а Горбачев – глава нашей партии, которая руководит всем государством, которым руководит Громыко!
– Значит, Михсергеич главнее?! – с сомнением уточнила Антонина.
– Ну, конечно, – Лева надкусил второе яблоко, привезенное Антониной из Иглино, – хотя формально он всего лишь секретарь партии, у которой по шестой статье конституции руководящая роль. А что такое руководящая роль никак не расшифровано, не прописано и не расписано!
Антонина осталась в тревоге.
29 сентября
– Сегодня, – торжественно объявил телезрителям Игорь Кириллов, – глава государства Председатель Президиума Верховного Совета СССР Андрей Андреевич Громыко подписал Указ о созыве Внеочередной сессии Верховного Совета СССР!
– Опять! – Антонина выбежала на лестничную площадку, нервно забарабанила в дверь к Леве Сидорову и тут же вспомнила, что Лева ушел к дяде Грише играть в лото по десять копеек на кон.
Лестничным пролетом ниже у самого мусоропровода фарцовщик Жоржик Кукин в засос целовался с дочкой Ольги Львовны Катериной. Жоржик оторвался от жирных губ Катерины, поднял голову и измазанным помадой ртом сказал Антонине:
– Ты бы к Ваське в Стерлитамак съездила – посылочку подвезла. Пацана подогреть надо, думаешь на стройках большой химии лафа?
30 сентября
– Андрей Андреевич Громыко обратился в ЦК КПСС, – Игорь Кириллов сделал паузу, – с просьбой о переходе на пенсию...
В дверь позвонили, Антонина открыла дверь.
– Здорово! – сказал бригадир и поэт Выдов, – сегодня в Союзе писателей Айдамолодцов выдвигался на премию Салавата Юлаева – прокатили! Дай стакан на пять минут!
– Нет у меня стаканов! И чайные чашки все перетаскали! – возмутилась Антонина и захлопнула дверь.
Выдов позвонил в квартиру Левы Сидорова, Антонина сделала Игоря Кириллова погромче.
– Пленум удовлетворил просьбу Андрей Андреевич Громыко и освободил его от обязанностей члена Политбюро ЦК КПСС, – торжественно продолжил Кириллов.
1 октября
– Внеочередная сессия Верховного Совета СССР, – Игорь Кириллов выдержал традиционную паузу, – освободила Андрея Андреевича Громыко от обязанностей Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
В дверь Антонины позвонили. Антонина, сидевшая на табурете обняв колени, не шелохнулась.
– Депутаты единогласно приняли Постановление Верховного Совета СССР об избрании депутата Горбачева Михаила Сергеевича председателем Президиума Верховного Совета СССР, – с расстановкой зачитал Кириллов и вместе с телезрителями всего Советского Союза с умилением стал наблюдать за продолжительными аплодисментами депутатов.
Антонина умилилась вместе со всеми:
– Ну слава богу!
– Довольна?! – спросил Антонину сияющий Горбачев.
– Конечно! – радостно ответила Антонина и тут же потупилась: – Андрея Андреевича только жалко, он ведь столько для вас сделал! В восемьдесят пятом году в Генеральные секретари назло Гришину и Романову выдвинул!..
– Тьфу! – Настроение нового главы государства подпортилось. – Вообще с тобой больше говорить не буду!
В дверь застучали. Радик вопросительно взглянул на мать.
– Пусть стучат, – сказала мать сыну, – надоели эти обыватели со своей простой, скучной жизнью! У них даже ковров нет, чтобы под ними борьбой заниматься!
В дверь забарабанили:
– Эй! Соседи! Мать-перемать! Щас дверь ломать будем! Три этажа уже затопили!
2 октября
В Таллинском городском концертном зале был аншлаг.
– Господа! – воззвал Эдгар Сависаар к учредительному съезду. – Необходимо выбрать руководителя нашего Народного фронта! Имея большой организационный опыт, предлагаю свою кандидатуру на эту нелегкую, хлопотную и даже опасную роль.
– Марью Лауристин в председатели! Она еще в 1980-м подписала письмо сорока против русификации Эстонии! – зашумел съезд.
– Абсолютно не против! – миролюбиво согласился Сависаар. – Предлагаю возложить нелегкую обязанность председателя сразу на два плеча, то есть на четыре! На плечи Марью Лауристин и вашего покорного слуги. Кто за Лауристин и покорного слугу? Единогласно!
3 октября
– Александр Николаевич, у тебя есть кто на примете? – спросил главнокомандующий Яковлева.
– Бакатина, может быть? – предложил Яковлев.
– Нет, но каков этот Власов! Ничего не сказал, просто взял и организовал девятнадцать отрядов милиции особого назначения в двенадцати городах страны! – возмущался главнокомандующий.
– Да, нехорошо получилось, от нас во всем мире либерализма ждут, а тут на тебе – ОМОН! – Яковлев согласно нахмурился. – От таких названий дети заиками становятся! Кстати, не докладывали, появился экстрасенс Чумак и лечит от заикания и всех болезней водой заряженной!
– Говорили же от энуреза? – возразил главнокомандующий.
– От энуреза и облысения – это гипнотизер Кашпировский! – поправил Яковлев.
– Гипнотизер? Может?.. – заинтересовался главнокомандующий.
– Не стоит! – Провел ладонью по обширной плеши соратник. – Люди уже привыкли, начнут домысливать, версии придумывать, зачем нам с тобой это надо?
– Ну ладно, – согласился главнокомандующий, – не надо, так не надо! Кого, ты говорил, вместо Власова – Бакатина? Что ж, на стройках смог, на партийной работе не подкачал, значит, и милицейским министром справится!
7 октября
– С сегодняшнего дня, – объявил Председатель Верховного Совета Литовской ССР Витаутас Астраускас, – литовский язык на территории нашей республики является государственным!
Глава двенадцатая
Тесто
16 октября
За ночь тесто подошло, оно подняло и сбросило на пол тяжелую железную крышку большой ведерной кастрюли. «А?!» – проснулась Антонина. «Что?! Что такое?!» – вскочила с раскладушки Валентина Петровна. «Хны-хны!», – сквозь сон произнес Радик и тут же опять сладко засопел. «Вставай, Загубина! – бодро начал новый день Михсергеич, – через пять минут гимн Советского Союза запущу! Вам с мамашей всего полтора часа времени осталось пирожков напечь и на автовокзал к первому автобусу в Стерлитамак успеть!»
– Ты чего? – Валентина Петровна щелкнула ручкой выключателя, – опять радиоприемник всю ночь слушала?
– Я чуть слышно, – смутилась Антонина, – под шепот внешней и внутренней политики спится лучше.
Валентина Петровна осуждающе покачала головой:
– Вылезай из постели, пора пирожки стряпать! Не успеем, твой Васька-уголовник голодный останется! Радика не разбуди!
– Василий не уголовник, он попавший под влияние и оттого случайно оступившийся! – возразила Антонина.
Валентина Петровна и Михаил Сергеевич вздохнули.
***
Работа шла споро, за какой-то час Антонина с Валентиной Петровной напекли три десятка румяных пирожков с картошкой, капустой, луком и яйцами, яблочным вареньем и нажарили на сливочном масле двенадцать беляшей с золотистой корочкой. Пирожки с беляшами завернули в несколько слоев «Вечерней Уфы» так, чтобы в каждом свертке был только один вид кулинарного изделия: «Чтобы Загогуйла не путался и матерно не ругался в малознакомом обществе!».
Валентина Петровна помогла Антонине донести большую хозяйственную сумку до остановки, к которой тут же подъехал троллейбус. Заспанный Выдов открыл переднюю дверь и впустил Антонину в кабину.
– Сумку не забудь обратно привезти! – помахала вслед мама и отчего-то всплакнула.
– Куда в такую рань? – равнодушно поинтересовался Выдов.
– Загогуйле передачу везу! – многозначительно и даже гордо ответила Антонина.
– А… – кивнул Выдов, – это… Привет передавай!
Минут через сорок троллейбус остановился на «Универмаге “Уфа”», Антонина сунула руку в сумку, вытащила еще теплый пирожок с картошкой и улыбнулась:
– Угощайся!
Выдов удивленно посмотрел на Антонину, вытер пальцы о штанину, аккуратно взял пирожок указательным и большим, надкусил и неожиданно покраснел:
– Вкусный! Маманя такие же пекла!..
– Мы долго стоять будем?! – в стекло кабины гневно забарабанила сухеньким кулачком теща Шишкина Серафима, – у меня зять главный троллейбусный начальник! Я ему доложу, как вы посреди маршрута обеденные перерывы устраиваете! Он вас всех в Магадан отправит лес валить! Шишкин его фамилия!
***
– Похудел-то как! – всплеснула руками Антонина.
– Чего раньше не приезжала?! – хмурый Василий сел напротив.
– Не знала… Думала, в тюрьму не пускают. А тут у вас и на тюрьму не похоже… – заволновалась Антонина.
– Какая тюрьма! Это колония-поселение! – Василий поморщился. – Привезла чего?
Антонина стала доставать из сумки свертки и выкладывать их на стол:
– Конечно, привезла! Утром с мамой пекли, еще теплые! Ешь, тебе поправляться надо! И вообще за здоровьем следить! У вас, говорят, все болеют!
Василий чуть не сплюнул:
– Ты что, блин?! Какие, блин, пирожки?! Мне чай нужен плиточный для чифа и обычный для чаепития, консервы, сахар, курево, мыло, зубную пасту, носки теплые черные, футболку с коротким рукавом черную, с длинным рукавом черную!
Антонина захлопала глазами и стала испуганно складывать свертки обратно в сумку:
– Откуда же я знала, Вася? Ты же не писал ничего!
– Спросила бы! Вокруг столько знающих людей, которые по не первому разу! – Василий встал с табурета и взял из рук Антонины сумку. – Ладно, и на том спасибо!
– Сумку!.. – слабо запротестовала Антонина.
– Я что, в руках твои пирожки понесу?! – рявкнул Загогуйла, но сжалился и снисходительно приобнял Антонину: – Не переживай! Тут пацаны сто лет домашнего не ели – сгодится! – и пошел на выход.
***
– Ой, мама, только не ругайся! – Антонина вошла в квартиру под звуки вечерних новостей.
– Ой, доча! До чего интересный фильм стали показывать! Жалко, что ты не посмотрела! Но ничего, там еще много серий будет, а первую я тебе сейчас расскажу! – Валентина Петровна повесила плащ Антонины на вешалку.
– Я сумку у Васьки в колонии оставила! – Антонина решила сразу выслушать все о своей никудышности, безвольности, упущенном шансе выучиться на медсестру.
Но Валентина Петровна усадила ее за кухонный стол, налила полную тарелку борща и начала:
– Фильм называется «Рабыня Изаура»! Она, конечно, рабыня, но как бы и не рабыня, потому что, не как некоторые, хорошее образование получила и культурным манерам обучилась! Но тут появился злодей Леонсио, он как бы ее хозяин, а потому хочет ею овладеть без ее спроса!
– Если он хозяин, а она рабыня, зачем ему ее спрос? – Антонина макнула в горячий суп сухарь ржаного хлеба.
– Как у тебя все просто! – возмутилась Валентина Петровна. – А я с первых минут фильма плакать начала, потому что искусство и правда жизни! Не пропустить бы завтра вторую серию! Теперь слушай начало во всех подробностях!
***
17 октября над второй серией плакали Валентина Петровна, Антонина, забежавшая на секунду Люся Кренделькова, зашедшая за ней Люба Лесопосадкина, потерявшая их Соня Иванова, всхлипывал Радик и даже Михсергеич – Антонина знала, – когда в кадре появлялся злодей Леонсио, хмурился.
30 октября
Айртон Сенна на Гран-при Японии стартовал лишь шестнадцатым, его напарник по команде и соперник по чемпионату Ален Прост был спокоен – победить в гонке с такого места невозможно.
Трамвай Антонины Загубиной подъехал к остановке «Госцирк» одновременно с троллейбусом Любы Лесопосадкиной. Вдруг Лесопосадкина, Антонина потом клялась Люсе Крендельковой: «Ну мамой клянусь, Радиком, Михсергечем!», нарисовала на стекле улитку и презрительно усмехнулась. «Это мы еще посмотрим!» – Антонина в ответ показала Любе язык и двинула ручку тормоза в одну сторону, а ручку движения вперед – в другую.
Айртон Сенна сразу же обошел несколько болидов. Ален Прост уверено шел впереди.
На остановку «Горсовет» Антонина пришла первой. Лесопосадкина опять ей стала показывать что-то неприличное. Антонина сделала каменное лицо и отвернулась.
Айртон Сенна обошел еще двоих гонщиков. Ален Прост был почти так же спокоен, как в начале гонки.
На остановке «Юрюзань» первой оказалась Лесопосадкина, она несколько раз издевательски – Антонина не сомневалась – посигналила ей. Антонина закусила губу: «Ничего!»
От Алена Проста Айртона Сенну отделяли всего трое гонщиков. Ален Прост слегка занервничал.
К остановке «Строительная» Лесопосадкина и Антонина подъехали одновременно. Лесопосадкина еще раз посигналила и, когда Антонина посмотрела в ее сторону, покрутила указательным пальцем у виска. «Сама такая!» – огрызнулась Антонина.
Айртон Сенна сидел на хвосте Алена Проста, Ален Прост перекрывал Айртону Сенне любую возможность обгона.
На «Бульваре славы» Антонина уже отъезжала от трамвайной остановки, когда к троллейбусной подъезжала Лесопосадкина. Антонина торжествовала, Люба долго и протяжно сигналила ей вслед.
И все-таки Ален Прост ошибся на повороте, Айртон Сенна проскочил в чуть приоткрытую «калитку», обогнал напарника, выиграл Гран-при Японии и в первый раз стал чемпионом мира Формулы-1!
На «Дворце “Синтезспирта”» Антонина зазвенела параллельному транспорту и стала поворачивать свой трамвай направо, когда неожиданно троллейбус Лесопосадкиной перекрыл ей путь.
– Ты меня обязана пропускать, я – трамвай! – выскочила из кабины разъяренная Антонина.
– Я тебе, припадочная, уже сколько остановок сигналю и показываю, чтобы ты притормозила на минуту! – тоже выскочила из кабины разъяренная Лесопосадкина.
– Я – трамвай… – зачем-то повторила Антонина и растерялась.
Люба бросила в руки Антонины большую хозяйственную сумку, вскочила в кабину и, перед тем как резко тронуться вперед, крикнула в открытую форточку:
– Аленка Синицина с Луизкой в Стерлитамак ездили, к Загогуйле ходили, он их попросил тебе сумку передать, а то, говорит, ты из-за нее чуть не разревелась!
Всю дорогу до стадиона «Гастелло» Антонина шмыгала носом: «И не ревела я вовсе! И не из-за сумки совсем! Нашел через кого передавать! Всех девок в свой Стерлитамак созвал! Бабник! Алкоголик! Уголовник! Ищи ему черные футболки!»
А Лесопосадкину тут же остановил небрежным движением полосатого жезла инспектор ГАИ старшина Лампасов и потребовал объяснения по какой причине водитель троллейбуса, являясь «хрупкой женщиной, эффектной внешности, работающей явно не по призванию и, очевидно, не знающей, что делать сегодня вечером», устроила затор на опасном перекрестке?!
Глава тринадцатая
Прогресс
15 ноября
Красная кнопочка мигнула, Антонина взяла утюг с подставки и с материнским удовлетворением стала гладить фланелевую рубашечку Радика. Утюг давил белые ромашки на зеленом поле и с удовольствием шипел. Глава Советского Союза шептал в такт утюгу: «Загубина! Включи телевизор! Включи телевизор, тебе говорят!» Антонина капризничала: «Не хочу, Михсергеич! «Рабыня Изаура» кончилась, а больше ничего смотреть не желаю!» На влажном воротничке рубашечки утюг зашипел еще сильнее: «Включи!..»
В дверь позвонили. «Не забудь меня на подставку поставить!» – взволнованно прошипел утюг.
– Телевизор включи! – с порога крикнул Шишкин.
– Да что вы все со своим телевизором! – возмутилась Антонина.
Шишкин заглянул в комнату, в ванную и на кухню:
– У тебя же нет никого!
И тут же постучал сосед Лева давно условленным стуком: тук-тук, тук-тук-тук, тук.
– Телевизор… – начала Лева и увидел Шишкина: – Здрасьте, давно не виделись! Как ваш «Запорожец», бегает?
Павел Семенович проигнорировал Леву.
Антонина для разрядки обстановки решила телевизор все-таки включить!
Первый советский многоразовый космический корабль «Буран» в сопровождении истребителей садился в беспилотном режиме на полосу аэродрома «Юбилейный» около Байконура.
– Вначале четыре полета будут беспилотные, а следующие четыре – с космонавтами! – объявил Шишкин Антонине.
– Какой-то он некрасивый… – протянула Антонина, – нос картошкой и черный какой-то!
– Слизали с американского шаттла, а оформили по-советски! – согласно ухмыльнулся Лева Сидоров.
«Некрасивый! – щелкнул утюг и стал опять нагреваться, – это специальные панели из композиционных материалов, выдерживают до 1650 градусов, американцы до таких еще не додумались!»
– У нашего грузоподъемность в полтора раза выше, – снисходительно возразил Леве Павел Семенович, – десять космонавтов на борт можем взять, против ваших семи! В автоматическом режиме летаем, а вы только в ручном!
«Про ожидаемый экономический эффект в шесть миллиардов не забудь, Шишкин! – добавил утюг. – Про запускаемый в производство самый большой самолет в мире Ан-225, который будет «Буран» перевозить, добавь!»
– И когда это чудо техники поднимет в Космос наше народное хозяйство? – с сарказмом спросил Лева утюг.
– В 1991 году полет 2К1 на станцию «Мир»! – утюг раскраснелся. – В 1992 году полет 2К2 на втором корабле! В 1993 году полет 1К2 на первом корабле, в 1994 году пилотируемый полет 3К1 на третьем корабле!
Лева демонстративно и оттого натужно расхохотался. Антонина, чтобы прекратить спор, выдернула вилку утюга из розетки.
Глава четырнадцатая
Если завтра война
21 ноября
Антонина открыла свой железный ящичек, но переодеться после смены не успела – к ней подскочила взволнованная Люся:
– Ашот приехал! Раненый!
– Не могу, Люся! – сразу ушла в глухую оборону Антонина и закрылась ВЭФом, – у меня Радик! А мама в Иглино, ее Ильдус на день рождения пригласил, а чтобы она не тащила соления с закуской к нему через весь поселок, предложил справить его появление на свет у нее дома.
– Ясно, – сникла Люся и задумчиво спросила: – Ты что, приемник каждый раз туда-сюда носишь?!
– Мне не тяжело, я привыкла, - смутилась Антонина и спросила шепотом: – Сильно раненый?
– Голова обвязана, кровь на рукаве, – рассеянно проговорила Люся, оглядывая раздевалку в поисках подмены, – в бытовке с мужиками сидит, сходи, посмотри.
Ашот наливал коньяк на донышки стаканов, закрывал бутылку и прятал ее во внутренний карман.
– Настоящий! – размазывал языком по небу густую, терпкую жидкость Кильмаматов.
– Букет! – соглашался Шарунас, втягивая носом сложный коктейль из запахов, перемешанных в стакане, из которого чего только не пили.
– Как ты, Ашот? – жалобно спросила Антонина.
Ашот коснулся рукой перевязанного уха:
– Стреляет! – и кивнул на радиоприемник: – Включи-ка, чего там нового?
Антонина включила. Незнакомый голос без чувства и выражения зачитал:
– В Баку, Кировабаде, Нахичевани, Ханларе, Шамхоре, Шеки, Казахе, Мингечауре и других населенных пунктах произошли погромы армянского населения!
Антонина испугалась: «Михсергеич! – позвала она одними губами. – Вы где, тут такое творится!»
– Да здесь он! – ответил Антонине незнакомый голос.
«Здесь я, – подтвердил главнокомандующий, – думаем с товарищами, как консенсус найти!»
Незнакомый голос продолжил:
– Начата полная депортация всех азербайджанцев, проживающих в Армении!
– А сколько их у вас? – спросила Антонина Ашота.
Ашот взял пустой стакан, дунул в него, протер край ветошью, налил на донышко чуть заметную лужицу и протянул Антонине:
– Как считать! Бывает, что мать – армянка, отец – азербайджанец, а бывает, что отец – армянин, мать – азербайджанка! Как их посчитаешь?!
«Да двести тысяч азербайджанцев в Армении!» – встрял в разговор министр обороны Язов.
– Давай, – поднял стакан Ашот, – за победу!
22 ноября
Антонина покачивалась в кабине своего трамвая, вместе с нею покачивались пассажиры в вагоне.
– Введенный сегодня в строй «Севморпуть» – самый крупный из четырех когда-либо построенных в мире невоенных торговых судов с ядерной энергетической установкой, – удовлетворенно сообщил радоислушателям ВЭФ-202.
Антонина смотрела в зеркало заднего вида, пассажиры проездных талонов не компостировали, лишь покачивались.
– Спроектирован атомный лихтеровоз ленинградскими конструкторами в ЦКБ «Балтсудопроект», а построен украинскими инженерами в Керчи на заводе «Залив», – ВЭФ-202 был горд за советское судостроение.
«Ничего, – зловеще думала Антонина, – не компостируйте! Сейчас зайдут неожиданные контролеры, замаскированные под обычных советских людей, и попросят вас предъявить талончики!»
– Судно предназначено для транспортировки грузов в лихтерах и контейнерах в отдаленные северные районы. Способно самостоятельно следовать во льдах, толщиной до одного метра! – восхищался новым советским атомоходом ВЭФ-202.
Антонина еще издали увидела знакомую ей группу контролеров, стоявших на остановке «Медучилище». «Попались, голубчики! – злорадно подумала она и в охотничьем азарте даже не стала объявлять остановку, – не спугнуть бы только!»
– Раз-так его и так! – вдруг громко выругался председатель Президиума Верховного Совета СССР, – я им атомный лихтеровоз «Севморпуть», а они мне – голодовку! Ну, скажи, Загубина, чего этим студентам в Тбилиси надо? Уж чего я только нашей молодежи не дал! Еще больше пообещал! Нет, подавай им то не знай что! Доголодаются они у меня, получат «Кузькину мать»!
Пассажиры в вагоне вдруг встрепенулись, поспешно подошли к висящим между окон компостерам и все как один пробили свои проездные талончики.
26 ноября
Пилотируемый космический корабль Союз ТМ-7 с командиром корабля Волковым, космонавтом Крикалевым и Жан-Лу Жак Мари Кретьеном успешно стартовал с космодрома Байконур и стыковался со станцией «Мир». Жан-Лу Кретьен был произведен в генералы, и ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
1 декабря
Якшиянц выкрошил из папиросы «Беломорканал» табак, забил гильзу коноплей и сел на корточки. Рядом сели Муравлев, Вишняков, Анастасов и Джафаров. Косяк пустили по кругу.
– Сейчас сядем в автобус, – растягивая слова, произнес Якшиянц, – подъедем к какой-нибудь школе, заманим детей в салон, а дальше по плану.
Джафаров хихикнул.
– Что, Тофик, торкнуло? – медленно спросил Якшиянц.
– Просто прикольно! По плану, говоришь, а мы тут как раз план курим! – опять хихикнул Джафаров.
Анастасов с Вишняковым тоже хихикнули.
– Зону не топтали – слабые! – затянулся Муравлев и прошептал, ловя кайф: – Два миллиона, ЮАР! Там негритяночки – доллар штука! Паша! – бессмысленно посмотрел Муравлев на Якшиянца, – давай три миллиона потребуем!
***
Автобус подъезжал к школам, дети садиться в него не хотели, пятеро не внушавших доверия дядей вращали глазами с расширенными зрачками, матерились и ехали дальше. Наконец, у республиканской типографии Якшиянц заметил выходящих учеников.
– Мальчик, ты из какой школы? – Якшиянц послал на разведку самого молодого, еще похожего хоть и на потрепанного, но все же комсомольца, двадцатидвухлетнего Вишнякова.
– Из сорок второй! – крикнул беспечный пионер.
– Так садись скорее, место занимай самое лучшее у окошка – автобус за вами прислали! – осклабился из водительского окна Якшиянц и вписал в путевку корявым почерком: «Орджоникидзевская средняя школа № 42».
– Куда это вы моих детей собрались везти?! – строго спросила Вишнякова классный руководитель Наталья Ефимова.
– В ЮАР… – честно ответил Вишняков.
– Шефы из ОПАП № 1 автобус прислали, – Якшиянц, не выходя из кабины, протянул Ефимовой через окно путевой лист, – школа номер сорок два? Ну, так рассаживайте своих учеников! Нам с товарищами еще надо туда-сюда, то-другое, в аэропорт наконец!
– Дети! – строго крикнула классный руководитель, – в школу возвращаемся не общественным транспортом, а присланным за нами автобусом! Организованно, не толкаясь, – мальчики пропускают вперед девочек – садимся на свободные места!
***
Переговоры шли час за часом. Якшиянц с подельниками на уступки не шли, детей не выпускали, требовали: два миллиона, самолет, оружие, бронежилеты, ЮАР с дозаправкой в Израиле.
– Упертые! – полковник КГБ Шереметьев вернулся от автобуса с заложниками ни с чем.
– Подразделение «Альфа» готово на штурм в любую минуту! – в очередной раз доложил штабу командир спецподразделения КГБ Карпухин.
Ждали решения Москвы.
– Да отпустите вы их, Михсергеич! – предложила Антонина прямо в телевизор, – а то получится, как с музыкантами Овечкиными! Людей только зря постреляют!
– С Израилем, товарищ главнокомандующий, договорились! – доложил недавно назначенный председатель КГБ Крючков, – примут как положено, выдадут, несмотря на отсутствие дипломатических отношений! Одно но…
– Какое но, Владимир Александрович?! – главнокомандующий возмущенно хлопнул ладошкой по столу, – нет, Загубина, похоже, будем штурмовать!..
– Настаивают, чтобы мы к захватчикам не применяли смертную казнь, вдруг они за права евреев борются! - закончил Крючков.
– Так вот в чем дело! Это никакое не но, товарищ Крючков! Я и сам вместе со всей прогрессивной Европой против казней, против этого узаконенного убийства, даже если оно за другое убийство! – главнокомандующий махнул рукой: – Пусть летят! Загубина, пусть летят! Все равно этих наркоманов с незаконченным средним образованием нам вернут, а мы им – по пятнадцать лет тюремного режима!
***
Несколько раз ходил к автобусу с измученными детьми полковник Шереметьев, он перенес бандитам деньги, восемь бронежилетов, четыре пистолета и один автомат. Все пятеро захватчиков под прикрытием детей перешли в «Ил-76». Самолет взлетел и совершил посадку на военной базе в Израиле, там подельников арестовали и поместили в знаменитую тюрьму Абу-Кабир.
– Ну и слава богу! – вздохнули Антонина, родители детей, силовики, руководство страны и мировая общественность.
Усмехнулись Шамиль Басаев с Салманом Радуевым.
7 декабря
– Манфред, ты это слышал?! – спросил директор ЦРУ Вильям Вебстер Генерального секретаря НАТО Манфреда Вернера.
– Ушам своим не верю, Вильям! – ответил Вернер.
Меж тем Генеральный секретарь ЦК КПСС продолжал с высокой трибуны ООН: «…мы обязуемся в одностороннем порядке сократить вооруженные силы на пятьсот тысяч военнослужащих! Из Восточной Европы будут выведены тысячи танков!»
– Что это, Дмитрий Тимофеевич? – спросил маршал Ахрамеев министра обороны СССР Язова.
– Пока не знаю, Сергей Федорович… – озадаченно ответил Язов.
– Что это, сенатор, не хитрая ли ловушка Советов? – спросил Даниэля Мойнихэна корреспондент «Нью-Йорк Таймс».
– Это самое поразительное заявление в истории о капитуляции в идеологической войне! – ответил американский сенатор и добавил: – Или очень хитрая ловушка!
– Михсергеич! – Заломила руки Антонина. – Миленький! Остановись, пожалуйста, не сокращай больше наших солдатиков!
– Действуя согласно принятой мною с самыми близкими товарищами Программе ослабления противостояния, Советский Союз в одностороннем порядке сокращает свои вооруженные силы на десять процентов! – главнокомандующий Страны Советов высоко поднял голову над трибуной ООН и оглядел рукоплещущий зал.
В это время к Горбачеву подошел помощник, одной рукой поставил справа от микрофона стакан с минеральной водой «Ессентуки-17», а другой положил перед ним сложенный вдвое лист бумаги.
– Товарищи! – Горбачев развернул лист и опять поднял голову. – Случилась беда! Сегодня в Армении произошло страшное землетрясение! До основания разрушен город Спитак и пятьдесят восемь сел, двадцать пять тысяч человек погибли, пятьсот тысяч остались без крова, 40 % промышленного потенциала советской республики выведено из строя! Вынужден закончить свое выступление, свернуть обширную программу в США и отправиться в разрушенные районы Армянской ССР для непосредственного овладения ситуацией и принятия быстрых конкретных решений!
Антонина прижала ладонь к губам.
Глава пятнадцатая
Ну, здравствуй, Новый год!
21 декабря
Спецкор газеты «Трезвость – норма жизни» Евгений Непролевайко делал летучий спецрепортаж у общежития троллейбусного депо № 2, он останавливал прохожих, показывал свое красное удостоверение и совал им под нос редакционный диктофон.
– Девчонки! – остановил он Любу Лесопосадкину и Люсю Кренделькову, – как будете Новый год встречать?
– Ну… – ответили девчонки.
– А Рождество Христово? – напирал Непролевайко.
– Ну… – отвечали девчонки.
– А 23 февраля и 8 Марта? – не отставал Непролевайко.
– На 23-е мы подарим своим мужчинам… – Люба с Люсей переглянулись и задумались, – а на 8 Марта мы хотим… – Люба с Люсей опять задумались.
– Чего к девушкам пристал?! – Вышел из общежития Серега Шептунов. – Неизвестные террористы над шотландским городом Локерби взорвали американский Боинг! Погибло двести пятьдесят девять человек на борту самолета и одиннадцать – на земле! А ты – Новый год!
Непролевайко бросил Любу с Люсей и подбежал к крыльцу общежития.
– Как это – неизвестные?! – Вышел из общежития, а заодно и из себя Идрисов. – А кусочек зеленого пластика! Швейцарская фирма его опознала и созналась, что делала из этой пластмассы таймеры для ливийской разведки!
– Кусочек?.. – закурил на крыльце Ричард Ишбулдыевич.
– А как вы относитесь… – попытался задать вопрос Непролевайко.
– Ты мне свой диктофон не суй! – вспомнил давнюю подставу спецкора Ричард Ишбулдыевич.
Люба с Люсей, немного потоптавшись, недоуменно переглянулись и пошли дальше к Соне Ивановой гадать на Новый, 1989 год какими-то хитрыми картами Таро.
– А брюки и зонтик в чемодане, где бомба лежала! – Идрисов встал между Ричардом Ишбулдыевичем и Непролевайкой. – Кто их купил в бутике на Мальте?! Опознали голубчика – глава службы безопасности авиакомпании, а на самом деле сотрудник спецслужб Ливии Абдель аль-Меграхи!
Непролевайко, почувствовав обострение обстановки, вернулся к прохожим.
– Чем вам запомнится сегодняшний день? – спросил Непролевайко девушку, везущую в санках закутанного бутуза.
Девушка остановилась, Радик произнес:
– Самолет!
– Да, – согласилась с сыном Антонина, – самолет!
– Самолет уже был! – поморщился Непролевайко и отключил диктофон.
– Сегодня, передали по радио, был запущен самый большой и грузоподъемный самолет в мире Ан-225 «Мрия», – с выражением сказала в выключенный диктофон Антонина, – его спроектировали и построили на Киевском механическом заводе!
– На киевском? – встрепенулся Непролевайко и включил диктофон.
– Да, – с выражением продолжила Антонина, – его специально сделали для космического корабля «Буран», чтобы наши космонавты не на парашюте в круглой бочке спускались, а как американцы, это мне сосед Лева Сидоров рассказывал, в комфортабельных условиях, словно в первом классе самолета!
– Ну что ты, Тоня! – Остановился около Антонины и спецкорра Лева Сидоров. – Совсем не так я тебе рассказывал! Никогда нам не догнать Америку!
– Молодой человек, – перенаправил свой диктофон Непролевайко, – не могли бы вы…
– Ни в коем случае! – выставил вперед ладошку Лева. – Я в этой стране интервью не даю!
– Так ты же вчера сетовал, что помрешь, а по телевизору в этой стране никогда не покажут! – удивилась Антонина непоследовательности Левы.
31 декабря
Ильдус занес с мороза пушистую елку и тряхнул ее посреди комнаты.
– Чего ж ты снег на пол стряхиваешь?! – Валентина Петровна деланно замахнулась на Ильдуса тряпкой и принялась ею вытирать уже образовавшиеся лужи.
– Радику! – улыбнулся Ильдус Радику и протянул елку Антонине: – Подержи вертикально!
– Долго? – Антонина с удовольствием вдохнула запах хвои.
– До 1989-го! – Ильдус улыбнулся еще шире. – До прощания Горбачева со старым и встречей нами Нового года осталось совсем ничего!
Радик вслед за матерью тоже схватился за липкий от смолы ствол и тут же захныкал, уколовшись об иголки. Антонина положила елку на бок и стала дуть на маленькую ладошку сына.
«Прав ваш Ильдус, – издалека начал новогоднее поздравление глава государства, – новое надо начинать со старого! Поэтому, Загубина, не будет больше городов имени Черненко, а будут старые добрые Шолданешты в Молдавии и Шарыпово в Красноярском крае!»
– За Шолданешты не скажу, а Шарыпово – это он правильно вернул! – Внес из сеней в комнату тяжелую дубовую крестовину Ильдус. – Вашу Черниковку заодно не переименует?!
– Не знаю, – Антонина подняла елку и воткнула ствол в вырезанное по размеру отверстие в центре массивных поперечин.
«Да причем тут ваша Черниковка! – рассердился главнокомандующий. – И, вообще, я же не бессердечный злодей, оставим в честь Константина Устиновича улицу – чать, не абы кем – Генеральным секретарем ЦК КПСС был! Мы с Раисой Максимовной думаем в Астрахани ему выделить тихую, спокойную, без транспорта!»
– Во! Тютелька в тютельку! – довольно оглядел елку Ильдус, – сегодня на мехдворе в столярке с мужиками две крестовины выстругали, хотели и третью, но подустали! Когда за стол, Валентина Петровна?!
– Тоня с Радиком елку нарядят, – Валентина Петровна постелила на стол белую, пахнущую одновременно лавандой, нафталином, порошком «Ариэль» скатерть и стала раскладывать тарелки, – дослушаем речь Горбачева, тогда и сядем.
Михаил Сергеевич согласно кивнул головой:
– …общие интересы человечества, как основание внешней политики СССР и, в значительной степени… Валентина Петровна! Ты же вилки неправильно кладешь, нож должен быть справа, а вилка – слева! …настоятельную необходимость принципа свободы выбора, как универсального принципа, в котором не должно быть никаких исключений…
– Михсергеич! С Новым годом! – Антонина повесила на лохматую зеленую ветку маленький заснеженный домик из тонкого раскрашенного стекла.
– …в этом контексте у нее должна быть… И тебя, Загубина, с Новым годом! А Ильдус-то ваш уже пьяненький пришел! За Радиком, за Радиком смотри! Сейчас елочный шар разобьет – порежется! …общепризнанная доктрина, которая отражала бы права народов, их право на свободу выбора, права человека…
Продолжение следует
Читайте нас:

© 1998-2024,  «Бельские просторы» - литературно-художественный и общественно-политический журнал. Издается с декабря 1998 года. Относится к категории «литературных толстяков», таких, как «Новый мир», «Наш современник», «Знамя», «Дружба народов», «Урал».

Передавая рукописи в редакцию журнала, авторы соглашаются с условиями договора оферты, размещенного на сайте belprost.ru. Рукописи не рецензируются и не возвращаются. Редакция не вступает в переписку с авторами. Положительное решение сообщается. Мнение редакции не всегда совпадает с точкой зрения того или иного автора. При перепечатывании материалов ссылка на «Бельские просторы» обязательна.

____________________________________________________________________________

Антитеррор

Свидетельство о регистрации средства массовой информации ПИ № ТУ 02-01564 выданное Управлением Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций по Республике Башкортостан от 31 октября 2016 года.

Главный редактор: Горюхин Юрий Александрович

_________________________________________________________

Единый телефон доверия для детей, подростков и их родителей: 8-800-2000-122 (звонок бесплатный и анонимный для всех жителей России).

Телефон доверия Республики Башкортостан: 8 (800) 700-01-83.

Телефон психологической поддержки детей и родителей: 8-800-347-5000.

Телефон
(347)292-77-62
Эл. почта
Адрес
450079, Республика Башкортостан, г. Уфа, ул. 50-летия Октября, 13, 9 этаж, каб. 912, 923
Рекламная служба
(347)292-77-62
Редакция
(347)292-77-62
Приемная
(347)292-77-62
Яндекс.Метрика