Еще тогда, будучи маленьким мальчиком, я даже не мог и подумать, насколько же сильно моя мама любит меня и мою сестру Нину. Я раньше никогда не задумывался об этом. За это мне жутко стыдно.
Накануне Нового года, тогда мне было где-то лет пять, мы: моя мама, сестра и я – решили провести праздник у бабушки. Скромной, довольно небольшой семьей. Сидя на чемоданах, мы с моей сестрой все ждали, когда мама придет с работы. Моя мама работала на нескольких работах, чтобы хоть как-то прокормить нас. Отца у меня не было. Он повесился, когда мне еще и не было пяти. И я мало что помню о нем. Толком-то и не получится рассказать хоть что-то о нем. Знаю лишь, что он был хорошим человеком.
А бывало и так, что из-за того, что мама постоянно была на работе, мы с Ниной частенько оставались дома одни. Но это не мешало нам заботиться, любить и ненавидеть друг друга всей душой. Моя сестра была ровно на год младше меня, и, как полагается, я должен был играть роль старшего брата. Но дело в том, что, скорее всего, это она была для меня «старшим братом», опорой и поддержкой. Она часто готовила для меня, убиралась дома и мыла посуду. Хотя, признаться честно, готовить она не умела. По части готовки я был ас. Но это вовсе не мешало ей раз за разом пытаться изваять что-то съедобное для нас двоих. Однажды она даже попыталась приготовить суп взамен уже приевшейся яичницы с луком и колбасой, но у нее так ничего и не вышло. Только потратила продукты впустую. К счастью для нас всех, мы не вылили этот суп в унитаз нашей маленькой квартиры, потому что, придя с работы, мама – тогда мне показалось это каким-то волшебством – смогла исправить этот ужас в довольно, к моему удивлению, съедобный суп. Да, этот вечер был хорош. Суп был вкусный.
И вот войдя за порог нашей квартиры, мама сказала лишь одну фразу, после которой мы спешно надели наши куртки и сапожки и ринулись на улицу, где нас уже ждало такси. И довольно приветливый таксист. Тогда я был жутко рад, что мама пришла, и теперь мы можем поехать к бабушке, что даже не подумал о том, что моя усталая мама тащит все наши сумки совершенно одна. С пятого этажа нашего панельного дома, медленно перебирая напряженными ногами, она, наконец, вышла на улицу, где вовсю разгулялась зима.
Падающий снег мне очень забавлял. Я всегда любил зиму за ее неповторимую красоту, мороз, пробирающий до костей, и довольно скользкую землю, покрытую свежим снегом, на котором можно валяться, пока либо ты не замерзнешь, либо не промокнешь с ног до головы. Но, как правило, все это происходит одновременно, и там уже совершенно неважно, мокрый ты или просто-напросто замерзший. В детстве не думаешь о таких мелочах, как мокрые штаны или же простуда. И лишь только с возрастом я перестал радоваться зиме так же, как радовался ей, когда был маленьким.
Я лежал на земле, ловя языком снежинки. Ни одна так и не попала мне в рот, зато все мое лицо было в снегу. Мне казалось, еще чуть-чуть и меня полностью заметет. Но это не останавливало меня.
Тот же снег, но уже не такой веселый, падал на мою сестру, смотрящую на меня, как на идиота, и мою маму. Он покрывал и их с головы до ног, но не веселил так же, как и меня. Мне стыдно признаваться, но тогда я даже не обратил внимания, пристального внимания, на свою семью. Я и сейчас редко это делаю. Но тогда я был рядом, мне стоило быть серьезнее.
Пока я валялся в снегу, спускаясь по лестнице, мама случайно уронила одну из наших сумок. Заметив это, таксист подошел, поднял сумку и предложил маме помощь. На что моя мама тихо сказала: «Спасибо».
Сложив все сумки в багажник, водитель открыл переднюю дверцу со стороны пассажирского сиденья для моей мамы, взял мою сестру на руки и также посадил ее в машину. А в это время я все еще валялся в снегу и резвился, как сумасшедший. Лежа на земле, я заметил, что водитель посмотрел на меня так, будто хотел мне что-то сказать, но я услышал лишь:
– Малой, садись, тебя одного ждем. Ты вообще ехать собираешься? – сказал он, и открыл для меня дверь.
Услышав это, я подумал: «Он явно хотел мне что-то сказать, но точно не это». Меня не удовлетворили его слова. Я ждал чего-то большего. Решив не заморачиваться над какими-то словами, я так же скупо ответил:
После чего, быстро поднявшись с земли, побежал к машине. Сев рядом с сестрой, я начал жутко доставать таксиста расспросами. На что он жутко злился, но, почему-то стараясь не показывать этого, отмалчивался.
В течение нашего пути мне стало скучно. И я не придумал ничего интересного, кроме как последовать примеру сестры и просто поспать. Не прошло и получаса, как я уже спал как убитый. И думается мне, что водитель был очень рад тому, что я наконец замолчал.
Моя мама не издала ни звука за всю поездку. А все потому, что она тоже спала, не обращая внимания на весь шум, издаваемый мной, пока я мучил таксиста. Я, конечно, не знал, когда она уснула, но скорее всего, спала она почти с самого начала нашего путешествия.
Поездка оказалась не такой уж и долгой, как мне тогда показалось. Машина остановилась на перекрестке, так как произошла какая-то поломка. До деревни осталось каких-то пятнадцать километров. Наверное, поэтому, проснувшись, мама решила, что мы сможем дойти пешком. Водитель уверял, что поломка незначительна и стоит подождать, ведь на улице жуткий холод. Но моя мама была полна решимости.
– Мы пойдем. Сумки я оставила, а когда починишь машину, сразу же догоняй нас. – сказала мама, и мы пошли по заснеженной дороге.
– Хорошо, я мигом. – уверенно произнес водитель.
Спустя час, я уже не был таким веселым, как в самом начале, когда еще валялся в снегу у дома. Я начинал замерзать. Ветер, будто мелкая стеклянная пудра, резал мне щеки. Пальцы ног сковало в единый ласт, что казалось, еще чуть-чуть и я их склею. Тогда я еще не знал этого выражения, но точно знал, что оно ничем не лучше, чем отбросить копыта.
Сестра, прижавшись к маминой шее, была невероятно спокойна. Она была тихой, как мышка, не издала ни единого звука. Сейчас меня бы это взволновало, но тогда, не знаю почему, я не обращал внимания. Держа маму за руку, я лишь наблюдал за ними, но недолго. Привыкший смотреть под ноги и вдоль дороги, по которой иду, я воодушевленно пытался разглядеть сквозь бурю, что нас ждет впереди. Но к сожалению, на тот момент у меня уже было посажено зрение, так что дальше моих рук ничего не было видно.
Когда холод уже пронизал меня от пяток до макушки, а снег в ботинках больше не радовал своим скрипом, я сказал:
– Мам, я замерз. Долго нам еще идти?
– Еще немного, совсем чуть-чуть. Потерпи, мой хороший, – произнесла так же замерзшая мама. – Смотри, твоя сестренка тоже замерзла, но она терпит, потерпи и ты совсем немного. Осталось пару шагов.
– Мам, но она плачет, – сказал я, чудом заметив это.
– Правда? – удивленно взглянув на Нину, произнесла она. – Ты чего, солнышко?
Но Нина молчала. Лишь изредка всхлипывала она слюной изо рта.
– Хочешь, я включу музыку, чтобы тебе стало веселее?
На это Нина так же ничего не ответила, лишь кивнула, слегка улыбнувшись.
– Вот и хорошо, так и сделаем, – произнесла мама, стуча зубами.
Держа мою сестру на руках, она медленно потянулась к карману пальто. Трясущейся рукой, спустя несколько неудачных попыток, все-таки достала свой на тот момент хороший Samsung и включила стандартную музыку. Но тогда эта музыка была для нас самой вдохновляющей, хоть это и были лишь рингтоны.
Мы всё шли. Прошёл уже час, может, полтора. Ноги тонули в снегу заметенной дороги. Каждая снежинка в ботинке успела растаять и снова замерзнуть бесчисленное множество раз.
Смотря на маму, я видел, как она замерзла. Уставшая после работы женщина буквально тащится по дороге с двумя детьми. И лишь мысль о них не дает ей упасть. Ее губы окрасились в цвет синяков, цвет сирени, а глаза стали совершенно стеклянными, скованные льдинками замерзших слез на ресницах. Вид этой женщины вызвал бы чувство спокойствия, будь она мертва. Можно было бы подумать, что она умерла со спокойной душой. Но моя мама вовсе не была спокойна. Хоть внешне это никак не проявлялось, внутри нее бушевал огромный пожар. А холод лишь подбрасывал дрова в этот костер, чем невообразимо закалял мою маму.
Мало кто знает, но моя мама самый смелый и великолепный человек, которого я когда-либо знал.
Шли еще очень долго. Мне уже машинально хотелось танцевать по звуки рингтона, что я и делал, чтобы хоть как-то согреться. Даже в тот момент я был безумно рад, потому что, казалось бы, такое незначительное действие смогло вызвать улыбку моей мамы. Мороз принял нас в свои объятия довольно давно и никак не хотел отпускать.
Не знаю, почему, но я знал, что моя мама тоже очень рада. Она была довольна, что даже в такой сложной ситуации мы сплотились против общего врага на тот момент – холода.
Спустя еще полчаса на горизонте появились яркие огоньки фонарных столбов. Это обрадовало нас еще больше. Мы знали, что осталось буквально чуть-чуть, пару шагов. Но ускорить шаг так и не получалось. Мы жутко замерзли, а снежные сугробы все тянули нас вниз, вцепившись в ноги. Будто бы холод и снег хотели, чтобы мы остались с ними навсегда. Но огонь, горящий в груди моей матери, оказался жарче тысячи солнц, он не позволил нам задержаться ни на секунду.
Когда мы добрались до дома, время уже подходило к полуночи. Еще совсем чуть-чуть, и мы окажемся в Новом году. Но пока, подбираясь все ближе к крыльцу дома, мы не могли остаться застывшим воспоминанием уходящего года.
– Возьми сестру за руку и скорей бегите в дом, не оглядываясь, я зайду следом, – остановившись, произнесла мама и протянула руку моей сестры. – Зайди в дом, там вас ждет бабушка.
Это были ее последние слова. Больше я ее никогда не видел. Но даже тогда я ее не послушал. Отдаляясь от нее шаг за шагом, я обернулся, но все равно шел вперед, держа сестру за руку. Ее четкий силуэт постепенно растворялся на моих глазах. Я до сих пор не знаю, было ли это лишь частью моей близорукости или все-таки холод не смог ее отпустить, оставив в своих цепких объятьях.