* * *
С.
Не маслом вниз, прошу тебя, давай,
На плоский мир, сорвавшийся с буфета,
Гляжу и не дышу, и ты права,
Наш бутерброд летит без спецэффектов.
Не маслом вниз, шепчу и берегу
Твои слова, не брошенные следом,
На крае, на краю, на берегу,
Съедим что есть, потом за речью съедем.
Я глух и нем, прошу, не маслом вниз,
А до конца Вселенной будем рядом
С тобой. Пусть каждый завтрак, чёрт возьми,
Летит – и больше ни черта не надо.
И пусть размазан день, как будто дань
Мне выдана и съедена до боя.
Яичница, конечно, божий дар,
Поскольку приготовлена тобою.
НАУШНИКИ
С.
собой щербинку грею
лёгкую
заметную едва
на миг
ещё замёрзшую я щёлкаю
звезда с звездою там немы
но сквозь звенящее молчание
сквозь двадцать между нами лет
летят и кружатся мечтательно
слова что прежде на земле
не слышал я в них столько свежести
что можно на морозе грызть
произношу а значит есть ещё
наш разговор и наша жизнь
* * *
С.
Держу на своей ладони
Твою линию жизни.
И страшно мне, и доволен,
Что вместе по ней бежим мы.
Дрожит и вот-вот прервётся…
Её подхвачу дыханьем,
Чтоб не потерялась… Вот же!
Травинкой потом мы станем.
И двое других сорвавших
Пробившуюся сквозь вьюгу
Травинку, травой не ставшую,
Пускай сберегут друг друга.
* * *
С.
Имя твоё – мой храм,
Произношу, входя.
Всё, что не проиграл, –
Имя, в котором я.
Всё, что не произнёс,
Не растерял за век.
Имя твоё вопрос?
Имя твоё – ответ.
Звуки не изменить:
В каждом – и стыд, и звон,
Вытянут из меня,
Что не сказал, не смог.
Сколько таких имён
Брошено в брань и бред,
Может быть, и в моё,
Кто-то войдёт, как в свет.
* * *
А.
Стеклянные яблоки в инее на морозе,
Чуть тронешь – пристыли к векам, примёрзли к ветвям.
Сощурюсь, ты появишься ненамного,
Из суеты повседневной сорвать меня.
А помнишь, ты мне предлагала, когда созрело,
Пока было спелым и соком сочилось в ладонь,
А я не решился, и с богом пошла на землю,
Запретный плод под сердцем неся легко.
Змей ничего тебе не говорит, не жалит?
Не отвечаешь, и на губах прохлада,
Уж лучше бы съел, и вдвоём сбежали б
С колхозного, но всё равно Эдемского сада.
* * *
С.
Чем старше становлюсь, тем люди дороги.
Дороже чем? Нет дороги, и всё.
Пересеклись дороги в нашем городе,
А значит, дальше вместе повезёт.
Нет, повезут! Но никаких автобусов
Не видно в опустевшем далеке,
Лишь мы вдвоём, как полюса на глобусе,
Что сплющились, чтоб встретиться теперь.
Земля, дождёмся, всё же станет плоскою –
Не площе, нет, но чтобы в двух шагах
Мы друг от друга жили, наше прошлое
Не проходило точно снег и град.
Не оставалось лишь холодной каплею,
А сохраняло прежние черты.
Тебя в себе и помнить, и накапливать.
И нет тебя дороже мне, чем ты.
ПОЗДНИЙ РЕЙС
Е.
Проснулся, засыпают поезда
И в сон летят, сквозь время и пространство,
А мне нельзя сегодня опоздать,
Иначе ждёт в ночи пустая станция.
Мой сон не сброшен полностью с небес,
Вот голова и в облаках витает.
Вокзальный вдалеке рассыпан блеск,
Дракон на нас с тобой летит в атаку.
Мне б только миг, я выдохну, смогу
И подхвачу – на час из зыбкой дрожи,
Твои «Приветы» уложу в строку,
Чтоб до конца пути мы вместе прожили.
* * *
С.
Раздеты в декабре, как календарь,
И холод чёрным цифрам не помеха.
Пускай сорвёмся вместе, коли так,
Но одному остаться непременно
Мне суждено. Во мне осталось – чуть,
А новый толстый смотрит и смеётся,
– А ты любил? – дрожа, ему шепчу –
Ушедшую наутро от меня?
Здесь
Мишура, ненастоящий снег,
Когда лежали мы под цифрой двадцать,
Не знал, что ничего страшнее нет,
Чем одному под новый год остаться.
* * *
Тому себе –
в автобусном стекле –
показываю средний палец.
А третий, словно светский лев,
на стойких пассажиров пялится.
Нам пятничная выпала печаль,
мы отраженья мятые друг друга.
Не замечать.
В себе не замечать,
как сдачи звон, проглоченную ругань.
Ты «Запроезд» зовёшься в эту жизнь,
а та, что следом, опоздает, в пробке.
И кто-то за автобусом бежит,
бросая тень на нас, давно бесплотных.
Доедем все – по семьям, до небес:
мы воробьёв шуршащих греем в кофтах.
Тому себе,
который точно есть.
Скажу: «Вылазь,
приехали.
Голгофа».