№9.2024. Алексей Бусс. Стрекозы на прищепках

ГАЛИНА

«…так беспощадно,

так зло и ненужно»

        А. Вертинский

Лет тому сотня с лишним –

миг заморожен детства.

Яркого, озорного,

где-то в дали иной.

Плодоносили вишни,

ах! – никуда не деться,

и на старинный город

летний спустился зной.

Девочка – две косички,

как тебя звали в школе?

Галочка, Галя, Галка,

модный манер – Гала?

Знает дневник о личном,

о сокровенном, вольном,

я не узнаю, жалко –

что от судьбы ждала.

Век будет страшным, Галка,

будет свирепым, Галя,

не пощадит, Галина,

он ни девиц, ни дам.

Там, где расстрелы в балках,

там, где кровавы дали,

мальчики станут глиной –

скоро и навсегда.

Что там тебе мечталось

в сказочном Ярославле,

там, на рассвете эры,

в радостный твой июль?

Что ты в ночи читала,

что почитала главным,

и для кого твой первый

самый был поцелуй?

Видно, смеялась звонко,

морщит вон нос недаром!

Да и в глазёнках тоже

смех замечаю я…

Эта смешная девчонка

на фотографии старой

так на меня похожа –

бабушка это моя.

*  *  *

Школьное фото –

галстуки в ряд,

отзвук какого-то

сентября.

Солнце сквозь шторы,

лозунг в стихах,

старый фотограф,

пьяный слегка.

Прахом рассыпан

пятый урок,

фото на память –

учёбе урон.

Елена Петровна,

вы помните нас,

предперестроечный

пятый «в» класс?

Тут мы застыли –

смешинки в глазах,

что было дальше –

увидеть нельзя.

Мы разбежимся –

круги на воде –

в школьные двери,

в давнишний день.

Мяч отбивает

родине бок,

словом солёным

украсим забор,

фуззом тяжёлым

хрипит «Агидель»,

было всё это

в далёком нигде…

Школьное фото –

галстуки в ряд.

Где же все листья

того сентября?

Фотобумагу

в руках подержи –

там, за обрезом –

целая жизнь.

БАБЬЕ ЛЕТО

Ах, до чего ж стал ласковый

солнца свет!

Как запоздалая бабочка

в траве.

Где-то в вершинах вишен, 

зелëных сплошь,

лист первый красный высветился,

как брошь.

Осень – она внезапно –

всему ответ,

будто последняя бабочка

в траве.

Будто холодным высверком

на заре

тают багрянцем искорки

в костре.

Так вот бывает странное

естество

встретить своë не раннее

колдовство,

сердце щекочут крылышки

всех подряд

этих последних бабочек

сентября.

СУШИЛКА

Было лето, был черёд

по мячу бить кедом

крепким…

Мама вешала бельё:

и – стрекозы

на прищепках!

Почему порхали тут

над носками и трусами?

Может, простыней уют

им казался парусами?

В их брильянтовых глазах

отражался двор кленовый,

вот они – стрелой сквозят,

и в сушилку – снова, снова…

Пахнет славно чистотой,

порошком «буддийским»

«Лотос».

Мама крикнет мне:

«Постой!»

Ткнусь в передник

потным носом…

Мама, знаешь – там игра!

«Штандер» или «Выбивалы»,

интересно, жарко – страсть!

Лучше лета –

не бывает…

Надувает паруса

лето новое полнее.

Буду вешать стирку сам,

когда мама заболеет.

Чуть стыжусь своих друзей,

аккуратен я не слишком:

разбросаю поскорей

по верёвкам то бельишко.

Брата шорты с якорьком,

две моих футболки мятых

заколышет ветерком

вместе с маминым халатом.

Он весёлый и цветной,

он по-летнему наряден,

отмахнусь, и всё равно

на него стрекозка сядет.

В нём такая теплота!

Что же ты, судьба слепая…

Нет, ребята, это так…

Видно, мошка

в глаз попала.

Краем простыни утрусь,

оглянусь: никто не видел?

Крылья вздрогнут на ветру:

маме тех стрекоз не видеть...

Та сушилка в две доски,

красно-жёлтая, былая,

маминой тепло руки,

лето – где оно? Не знаю…

Мама, мама…

Те года

Память держит

в хрупких слепках…

Как вернуться мне туда,

где стрекозы на прищепках?

*  *  *

Приснилось мне, что прошлое – прошло

и больше нас по следу не догонит.

Встаёт рассвет на красное крыло,

не слышен крик раскатистый вороний.

Не слышен крик, не слышен вечный гул

сомнений и волнений бесконечных.

И ангел сел на лоджии на стул

и закурил, сложив крыла беспечно.

Приснилось мне: печатаю стихи

на старенькой изношенной «Любаве»,

а под окном вздыхают лопухи,

мы всё начнём сначала и исправим.

Я вытру стол, посуду, ты – ложись.

С утра пораньше начинаем жить.