№7.2024. Алексей Шихалёв. Гул долголетий

Индустриальный сон

Лети, мятежная душа,

Иди дорогами прямыми.

В небесный плац вбивая шаг,

Над заводскими проходными.

Над миром, где людской ручей

Спешит домой со смены поздней.

И в горнах доменных печей

Уснули утренние звёзды.

Притихли шестерни в пазах,

Забег окончили турбины.

Машины спят и видят сны.

Прекрасен тихий сон машинный.

А я на ветреном крыле,

Лечу

И думаю о вечном.

Что быть машиной на земле,

Добрее

Даже человечней.

Вращает втулки маховик,

Движение радости природа.

Не для наград,

Не для интриг,

А для развития завода.

Убегу

Убегу в золотые поля,

Там под крышей небес голубых

Деревеньки вращает земля

В хороводе столбов верстовых.

Убегу и забуду про то,

Как в висок барабанят дела.

Пусть висит в гардеробе пальто.

И пиджак,

Полинялый едва.

Убегу от надутых вельмож, 

От авралов мирской суеты.

Я уйду в недозрелую рожь,

Как, смиряясь, уходили в скиты.

Утону в златоглавой глуши,

Позаброшу печали невзгод.

Убегу!

Осуждать не спеши.

В добрый путь!

Пусть поможет Господь.

Завтра

Когда откроет ночь глухие двери

И нитки снов сплетутся в узелки,

Я буду по-особенному верить,

Что место есть мечтам в конце строки.

Я буду по-особенному клясться,

Оправдываться:

«Я почти того,

Вот завтра в семь ноль-ноль,

Ах нет, в двенадцать,

Достоин буду образа Его»,

Что завтра непременно,

Очень точно,

На зорьке ранней.

Утром.

Ровно в пять.

Исправлю все грехи свои заочно

И новые не буду совершать.

Уже рассвет.

Я снова в этом мире.

Шёл мокрый снег,

Гудели провода.

Однажды я усну в своей квартире,

И завтра не наступит никогда.

Дед

Небо.

Разлитая полночь

Тучей скрывает рассвет.

Дед мой Григорий Егорыч,

Тридцать с копейками лет.

День над излучиной длинный. 

Ночь.

Середина реки.

Дед мой в степях Украины

Пишет войны дневники.

Как мне хотелось с тобою.

Рядом,

Подставив плечо.

Спать после трудного боя.

Но я

Не родился ещё.

Слышу лишь гул долголетий,

Кровь раздаётся внутри.

Чувствую твой сорок третий

Сердцем.

И мне сорок три.

Небо.

Разлитая полночь

Тучей скрывает рассвет. 

Осень.

Вернулся Егорыч.

Больше вернувшихся нет.

Тени

Падают странно тени,

Ветер листву уносит.

Рано на этой сцене

В новом сезоне осень.

Тени крадутся тихо,

В стенах домов неспящих.

Чёрный пожарный выход.

Серый почтовый ящик.

Утро.

Кафе «Юпитер».

Между людей маячат.

В старый тенистый свитер

Шеи худые прячут.

Тени садятся ближе,

Трутся о стол боками.

Свет отражённый лижут

Серыми языками.

В сонный трамвай заходят.

Купят билет как будто.

Ищут глаза знакомых

На городских маршрутах.

Тонут в толпе прохожей,

В лужах прохладных мнений.

Вы на меня похожи,

Странные люди-тени.

Вечер прозрачно-синий

Сны собирает в стаи.

Тени в углах застыли.

Медленно исчезали.

Тихо в небесной сини,

Тесно, как птицы в клетках,

Души живут босые.

Тени забытых предков.

Память

Вижу белое солнце в зените,

Там под звуки серебряных струн, 

Разорвав вековые граниты, 

По ущелью грохочет Аргун.

Вижу между высоток палатки,

Закопались в обрывистый склон.

Как огромные дачные грядки,

Только кончился дачный сезон.

Летний дождь да туманы сырые.

Чай индийский на дне котелка. 

Мы уходим совсем молодые,

Растворяя в себе облака. 

Нас связали суровые нити.

Каждый помнил и каждый хотел,

Чтобы ты никогда не увидел

В двадцать лет человека в прицел.

Дорога

Я видел сон на той неделе.

В подшитом ватнике своём

Идёт душа по веткам ели,

Чтоб навсегда покинуть дом.

Я вдоль иду

И понемногу,

Как ангел скорбного пути,

Кидаю ветки на дорогу,

Чтоб проще было ей идти.

Идёт она и молвит, дескать:

«Пришёл, видать, и мой черёд,

Прощай, холмы и перелески,

И луг зеленый у ворот,

Прощайте, ёлочки живые,

Прощай, дворов собачий лай,

Хлева и избы вековые,

И ты, Алёшенька, прощай».

Где проживает Звезда Рождества?

Мальчик спросил у осла и вола:

«Знаю, вы были и видели чудо,

Вы согревали младенца Христа,

Мне восемь лет, я считаю до ста».

Мальчик спросил у осла и вола:

«Где проживает звезда Рождества?»

Вол отвечает спокойно:

«Му-му,

Спим,

Тихий час,

Обратитесь к волхву».

Мальчик спросил пожилого волхва:

«В месяц библейской холодной поры

Разные вы приносили дары,

Долгий был путь,

Горы, лес, города,

Бога найти помогала Звезда».

Мальчик спросил у седого волхва:

«Где проживает звезда Рождества?»

Молвил старик:

«Я тебя не пойму,

Эта задача доступна Ему».

Мальчик спросил у Иисуса Христа:

«Боже, я болен и вижу во снах,

Тонет кораблик в бескрайних волнах,

Шансов немного,

Четыре из ста,

Чтобы спастись,

Не хватает моста».

Мальчик спросил у Иисуса Христа:

«Где проживает Звезда Рождества?»

«Да уж.

Задача.

Серьёзный вопрос, ‒

С доброй улыбкой ответил Христос, –

Трудно найти в дебрях жизни земной

То, что всегда остаётся с тобой,

Сутки, недели,

Полгода уже

К Богу ты шёл,

Со звездою в душе.

Завтра растают коварные льды,

С миром и светом небесным

Иди».

Шёл мимо дома седого волхва,

Шёл мимо спящих вола и осла,

В детских глазах, как слеза естества,

Радость сияла – Звезда Рождества.

Часовые

По просторам огромной России,

Вдалеке от житейских морей,

На пригорках стоят часовые,

В куполах опустевших церквей.

Летний зной да туманы сырые,

Иль февраль ворошит снегопад, 

На пригорках стоят часовые,

В тишине их лампады горят.

Здесь, бывало, под звуки гармошки,

Под Рязанский цветной хоровод, 

Заиграют по избам окошки 

В православный шестнадцатый год.

Здесь когда-то любили, женились. 

«Отче наш», – повторяли уста.

И на Пасху поближе садились, 

В каждом доме встречая Христа.

Налетели тревожные годы

Чёрным солнцем да криком ворон.

И никто не ведёт хороводы

На останках забытых имён.

Лишь они православной загадкой

Неизменно стоят на постах.

И, огни зажигая в лампадках,

Прячут грозы в огромных крылах.

Для того чтобы помнили люди,

Чтоб вернулись в покинутый дом.

Ты поверь!

И лампада зажжётся.

Летним вечером в сердце твоём.