№4.2024. Лариса Абдуллина. Чёрно-белая весна

Перевод с башкирского языка Светланы Чураевой

НОВАЯ ВЕСНА

Забыть нельзя подобную весну –

Её, как песню новую, тяну,

И, утро белое не смаргивая с глаз,

Я вижу мир, как будто в первый раз.

Замёрзли пальцы, словно наяву

Живой цветок с земли впервые рву.

Произношу о мужестве слова –

Растёт погибший воин изо рва.

Впервые слышу, как из-подо льда

Идёт к реке весенняя вода,

Когда от взрыва спутник мой оглох,

И по губам его – последний вдох.

Впервые вижу, чтоб цвета весны,

Как в кадрах хроник, запечатлены.

Немыслимо прекрасная весна –

Лишь чернота кругом и белизна.

Но нет, мгновенья не стоят, пошли.

Весна идёт. Весна – всегда жива!

Смотри: встаёт из дышащей земли

Воскресшая луганская трава.

БОЛЬ

Верни мне безмятежность двора,

Чтоб кроме птиц там – тишина и покой.

Чтоб мне с тобой проснуться с утра,

К твоей руке прижавшись щекой.

Чтоб ты лежал в молчании со мной –

Всё то, что нужно, мы сказали давно.

Пусть ветер унесёт ледяной

Тревожных дней непреходящий озноб.

Пусть ночь уйдёт, с собой прихватив,

Как страшный сон, шального времени тьму

И вынимающий мне душу мотив –

Как он попал в меня, сама не пойму.

Но всё звучит внутри, как назло,

Простая песня неказистых берёз.

Видать, с тех мест поверье пришло:

Берёзы смотрят вниз как вестники слёз.

С чего взяла я, что случится беда?

У нас ведь песни эти тоже в чести.

Их пели женщины в народе всегда,

Чтоб силу духа вновь в себе обрести…

Поют с надеждой их повсюду в стране,

Мечтают бабы, как и я, об одном –

Я так хочу побыть с тобой в тишине,

Чтоб распускался новый день за окном.

ДРУГУ МОЕМУ

Мой близкий друг сейчас далёк,

Невыносимо отдалён.

Но знаю я – минует срок –

Когда-нибудь вернётся он.

Быть может, месяц, может, два –

Так верить хочется душе.

У нас тут снег,

А там уже

Из почек режется листва.

И там такая же земля,

И пахнет в воздухе весной.

Пред ним такие же поля

Раскинулись, как предо мной.

В один прекрасный день домой

Весть о победе принесёт.

Я знаю, друг мой – он такой,

Кому доверить можно всё.

Моим рассказом поглощён,

С улыбкой будет, как всегда,

Меня спокойно слушать он,

Не говоря ни «нет», ни «да»...

РАНЕНЫЙ ГОРОД

Дышали шахты, с песнями, смеясь,

И ночью все работали, и днём.

Сквозь черноту, сквозь угольную грязь

Глаза горели радостным огнём.

От взрывов вздрогнули глубины шахт,

Вдруг небо потемнело, опустев,

И в темноте большой горящий шар

Расцвёл в глазах разбуженных детей.

И покатил по улицам стремглав,

Дома сбивая, руша города...

Кто, жуткую игрушку откопав,

Ей ускоренье страшное придал?

И город стих. Над ним такая тишь –

Как над рядами боевых потерь.

Слезами, кровью? – и не разглядишь –

У шахт глаза затянуты теперь.

Да, город стих. Лежит он недвижим.

Но в лицах женщин – он ожить готов.

В глазах детей – он, несомненно жив!

Он жив – в речах спокойных стариков.

Да, город жив – всему наперекор.

Под ним опорой – рать солдатских тел.

Чтоб нам сегодня школьный детский хор

Простую песню светлую пропел.

ПРОЗА ЖИЗНИ

Весь выщербленный, как беззубый рот,

Асфальт уходит в мутный горизонт.

Сквозь непригодные для жизни города,

Сквозь гиблые пустынные места,

Где меж домов – лишь ржа и чернота.

Но вот из развалюхи в огород

Старуха твёрдой поступью идёт –

Кто две войны сумел перетерпеть,

Намерен жизнью жить своей и впредь.

Весна же ведь.

На улице – весна!

И можно сыпать в землю семена,

Пока от дома отошла война

И отступила ненадолго смерть.

Она отступит.

Будет Божий суд,

И силы чёрные, что лютовали тут,

Себя своим же ядом изведут.

Когда же сгинут навсегда они,

Опять в домах засветятся огни.

Наступит мир, уйдут тоска и страх.

Вновь будут бегать дети во дворах.

Сегодня с той старушкой вся страна

Своей надежды сеет семена.