№1.2024. Александр Рыжков. Перчатка Пушкина

*  *  *

Любителя начать сначала

Ждет судьбоносный понедельник.

Останется в конце квартала

Многоквартирный муравейник.

И он, повенчанный с удачей,

Забудет всех, поднявшись выше.

Но, если посмотреть иначе,

Остался шаг до края крыши.

И что бы то ни означало,

За чередой забот недельных

Любителя начать сначала

Вновь ожидает понедельник.

*  *  *

На кафеле снежное тесто,

И в лифте сожжённые кнопки.

Недавно был выкуп невесты –

Остались разбитые стопки.

Повсюду железные двери.

В глазок кто-то смотрит прицельно.

Сегодня мы чаще не верим,

Хоть рядом живем, но отдельно.

Где масса сомнений критична,

Закончились мирные темы...

И грустно, что это привычно.

Мы – часть неисправной системы.

*  *  *

На дне колодца серого двора

У мусорки два пьяницы кричали,

Хабар делили, спорили с утра.

Толпой уже промчались заводчане.

Закинули бутылки и картон,

Жестянки да заношенные кеды,

И в банке недоеденный бульон

Заботливо оставили соседи…

Всё понимают. Выродилась злость.

Хрущёвки, как панельные бараки.

Как бы самим под старость не пришлось

Осваивать те мусорные баки.

*  *  *

За окнами высится храм

С колоннами и куполами.

В квартире потёртый диван,

Зажатый между шкафами,

Вещами заваленный стул,

Завязаны стопками книги,

Бесформенный пыльный баул,

Икон невесёлые лики.

На полке пылится стакан,

В нём горстка рублей и копеек.

Соседствует старый варган

С будильником без батареек.

Здесь брошены на пол ковры,

Они прослужили полвека.

Портрет одинокой норы.

Но нет уже человека.

ПЕРЧАТКА ПУШКИНА

Не все воспитаны примером

Любви, надежды, добрых дел.

Что называют беспределом,

Порой – трагический предел.

Под тяжестью весомых знаний,

С уже холодной головой,

Бескомпромиссной той весной

Пошли вперёд без колебаний

С осколками воспоминаний

О ней – Великой мировой,

До той, что назовут Родной

За Рубиконом пониманий.

Мы сами выбрали одно –

Проверенное самовластье.

Пробьёт двусмысленное дно

Звезда, взошедшая на счастье.

Потомкам выпала она.

И в непонятные рисунки

Они запутают слова.

На трансформаторные будки

Взгляните – там их имена.

БОРЬБА

На встречу с милицией в мрачных пустых коридорах,

Бывало, туда, где не пишет, а режет перо,

Меня заносило. Порой просыпался я в скорой.

Кем стану в дальнейшем, мне было тогда всё равно.

Я помню кураж бессмысленной массовой драки,

Как топчет толпа дурака, что явился один.

Те злые клыки, и как вырвали их у собаки...

И много других пятаков для копилки седин.

В романтике улиц катились мы вниз по наклонной,

А нам же казалось, идёт всё своим чередом.

Отделались многие лишь приговором условным –

И, вырастив дерево, сына, построили дом.

Иные сегодня царят в головах идеалы.

Затянуты шрамы глубоких моих ножевых.

В спокойствии спят неспокойные прежде кварталы,

И на пустыре та берёза живее живых.

АДРЕСАТЫ

Вспоминаю квадратные метры,

Где на окнах в стаканах окурки,

Где с фасада поволжские ветры

Обдирали слои штукатурки…

В каплях краски скрипучие ножки

Табуретки на лестничной клетке,

Где таскали подвальные кошки

Из фарфоровых блюдец объедки.

Там внутри, за обшарпанной дверью,

В малой комнате время застыло.

Может быть, я вернусь и поверю,

Счастье... кажется, здесь оно было.

*  *  *

На площади утки. Для них раскидал

Остатки черствеющей булки.

Маршрутку из старого центра я ждал –

Мой дом здесь, мои переулки…

Касается куполом неба Собор.

Гудит колокольное эхо.

Старинных фасадов белеет фарфор.

Маршрутка пришла. Я уехал.

Всё дальше от центра… Смотрю сквозь окно

Железной брюзжащей коробки.

И чувство такое, что еду на дно.

Водой прибывают высотки.

А в пасмурной серости тонет квартал.

Пора выходить из маршрутки.

В бетонную глубь мой путь протекал.

Сюда не слетаются утки.

ТАЛАЯ ВОДА

Весна. Знакомая окрестность.

В свалявшемся снегу бычки.

Лубок, умеренная бедность,

Смотрю сквозь темные очки.

Провинциальная картина:

Бетонный рубленый фасад.

Ворчит соседка Валентина:

«Вернуть бы Сталина назад…»

Играют дети на площадке,

Сидит на лавочке старик.

За остовом кирпичной кладки

Освоил угол борщевик.

Шпана гуляет под гитару

На трубах в глубине двора.

Шансону вторят провода.

Несёт ручьём по тротуару

Кораблик талая вода.

МОЛОГА

Над стенами затопленной святыни

Кружились чайки и цвела вода.

Читал молитву ветер там, а ныне

Виднеться перестали купола.

Под тёмной гладью Рыбинского моря,

Где стали дном широкие поля,

Бессмысленно с колоколами споря,

Цеплялись за руины якоря.

Покорной жертвой для великой цели,

Заложницей решительных времён,

Осталась памятью, пусть воды потемнели,

Молога, облик чей был сохранен.

Он сохранён ушедшими сынами,

Кто брёвнами перевозил дома,

С мологскими кто просыпался снами,

А сны уже записывал в тома.

Их чувства в полной мере не представить.

Родительский, казалось, близок двор...

Но взгляд уже там к небу не направить,

Ведь небо пашет лодочный мотор.