* * *
пятно
синее-синее
на размазанной по тротуару
грязи́,
посмотри, –
это я
лежу, весь испачканный,
навзничь.
обойти
не получится,
там, впереди,
ещё хуже –
растекаются
пятна
всё шире, всё ярче.
и всё синче,
всё гибче дорога
и тротуар,
и, как медленно ни иди,
ни смотри ты под ноги – упасть
не составит
труда.
* * *
проутюжена
хижина
старая –
вдоль и поперёк,
сверху вниз
самосвалами,
экскаваторами –
и засыпана
камнепадами,
мандаринами.
георгинами
и надгробиями
удобрена,
сожжена дотла
хижина
зам вандалами,
перепрыгнута
хижина
небоскрёбами.
* * *
Христос воскресе
в Кобулети,
а я на набережной
мочу ноги
в талой воде.
если есть справедливость на свете,
то где?
к дереву рядом
обращаю свой взор –
половина апреля минула –
а ему нипочём
ни жара, ни
внезапный холод,
как дети под ним
резвятся, смотрю –
они тычут в то дерево
ножичками
и срывают с него
гроздья хвороста,
и кидают
друг в друга –
это дерево жизни
или же
просто
дремлющий ствол
без ветвей, червей
и кроны?
дунет ветер
в одну из холодных ночей
и вырвет его
под корень.
* * *
над столом никотин –
никотиновый дым над столом –
сидим на бревенчатых стульях
и пьём –
мы с тобой –
последние в мире люди.
мы остались вдвоём,
над столом никотиновый дым
летает при свете вольфрамовой лампы,
часов миллиарды и звёзд мириады
в тесном бокале нас ждут,
как дома, бывает, не ждут старики,
что руки друг другу всё жмут
из порядка,
нужна разнарядка
на пару рубашек и брюк,
чтобы не выглядеть глупо, включи
меня в список надёжных людей
с хорошей кредитной историей,
и тогда я, возможно, не убегу,
а буду лежать на земле
у входа в прокуренный бар,
как забытая пачка «Цетрина»,
ожидая, что ты подберёшь
меня.
над столом никотиновый дым,
мы сидим – последние люди в мире –
ждём, когда закончится
кислород
в нашей
субмарине.