№12.2023. Виктор Шагиахметов. Редкозубый русский алфавит

*  *  *

                Я истекаю степью и именем...

                                         В. Хлебников

1

тихо тихо душа

тихо тихо дыша

слово замерло на устах

о продли ему жизнь

о замедли шаг

ты всего

торжество и крах

ещё раз позволь

из летейских волн

встать во весь

великанский рост

лицедей и волхв

он узнал закон

языка лебедей и звёзд

он держал миры

как песок в горсти

но пусты чужие глаза

тихо тихо степь

тихо тихо стих

его голос сто лет назад

2

я спускаюсь в подвал

бедной памяти день

находя где бреду одинок

терпкий запах смолы

благодатная тень

хруст валежника –

лёгкий упрёк

лес оставлен – и вот

утонул в ковыле

отголосок звериной тоски

как единый народ

припадая к земле

дышат вольные колоски

и воздушной волной

омывается взор

и стихами приходят

сквозь мир

мерный топот копыт

голубиный простор

тальниковая ветвь

велимир

*  *  *

                       Елене Жамбаловой

Когда я рассчитаюсь с пустотой,

остановлюсь у ветра на постой,

то загадаю очередь с повинной

перед травой, дорогой, пустырём…

Я начерчу послание углём

к судьбе невосполнимо половинной.

Когда гроза внезапно озарит

наш редкозубый, русский алфавит

и наши избы, срубленные наспех,

я расскажу, что знал секундный свет…

У слова нет пристанища, но след

его ведёт к обители несчастных.

Когда увижу бабочки крыла

сложенные, сожженные дотла,

над крашеной железной арматурой,

то разразится музыка стиха

бренчанием воздушного стекла,

заговорившей вспять литературой.

Когда я доживу до тридцати,

останусь незначительным… «Прости,

прощай!» – я говорю тебе до срока.

Свободу наизусть не повторишь.

Всё станет ясным, только замолчишь.

Всё будет так – пустырь, трава, дорога…

*  *  *

Покидая окраиной этот сон,

озарённый неласковым, резким светом,

повернись напоследок к нему лицом,

преисполнись летом.

На краю огорода – фантом шоссе,

реденький частокол, давленая малина.

Там тропинка расходится на все семь,

вновь сходящихся около магазина.

Местный хор одомашненного зверья

завывает то жалобно, то свирепо.

В отражении мыльного пузыря

придорожная зелень смешалась с небом.

У соседей на заднем дворе – бассейн,

где купаются девочки, а над крышей –

реет ястреб. Опасности нет, но все

поднимают взгляд выше.

Это – русская готика, сторона,

окружённая дымчатыми лесами.

День сгорает и где-то внутри меня

Отзывается детскими голосами.

*  *  *

                    максиму глазуну

палка палка крестик нолик

вот и вышел из меня

светлоликий алкоголик

ангел алчущий огня

что же ты солдат бумажный

не по возрасту обрюзг

твой язык живой и влажный

стал бесстыден как моллюск

серый голубь чёрный город

ждёт бессмысленный рассвет

ветер сыплет снег за ворот

пальцы ищут сигарет

только нет в кармане пачки

у прохожих прикури

алчи-алчи что ж ты мальчик

бога нет

внутри

*  *  *

река закрывается на карантин

в локдауне стайка ундин

амур замурован в тюрьму для сардин

и ты моя радость один

в простые силки изловив соловья

отчизна берёт на слабо

исчезни давнишнего страха струя

струись под мостом мирабо

довольно печалиться гоголь идет

а с ним и красавец-апрель

он снимет с проспекта крутой гололёд

сорвёт продувную шинель

довольно кручиниться пушкин идёт

бессмертный как тайный агент

он спрятал жену у никитских ворот

и сердце под бронежилет

бросай или правь свои строки до дыр

но жизнь не оценивай в грош

уснули джон донн и уильям шекспир

и ты моя радость уснёшь

так чтобы склоняясь дуб тёмный шумел

и голос таинственный пел

по небу полуночи ангел летел

не знающий физики тел

*  *  *

Рано светает. Ровно настолько, чтобы

чёрные фигуры у остановки

снова стали деревьями.

Белая королева пала,

но ещё лежат

снега в неприметных углах,

словно раненые.

Не автобус движется – дорога стала

мутной рекой, потоком гнили.

В спёртом воздухе тянет болотным

дыханием пассажиров.

Едва город сбросил ледовый панцирь,

пробилась трава, калеча брусчатку.

Уже год, как я убедился –

«март» и «Марс» –

это одно имя.

Сырость, слякоть, скверна. Толкая в спину,

бешеный ветер вздымает шапку.

Вывернутый зонтик лежит на газоне,

как ворон, убитый током.

«Это весна!» – поют поэты.

«Это весна!» – вещают все СМИ.

«Это весна!» – говорят в народе.

Я им не верю.

*  *  *

рядом клёны и рябины

рытвины и котловины

обернётся куст иной

опалимой купиной

ржавый ветер осторожный

острый ножик выкидной

проходи скорей родной

переулочек безбожный

всё известно прежде срока

прежде сказано у блока

тем томительнее ждать

и в надежде повторять

словно изморось по коже

гроздья ярче тени строже

в просветлевших небесах

тишина в мгновенья эти

и любовь ко всем на свете

так что слёзы на глазах