* * *
Живу, не поражая силой
и необычностью речей:
со мной мой ангел белокрылый
вороной белой на плече…
Мы с ним приятели такие:
повздорив, миримся тотчас…
И наша родина – Россия –
не очень обижает нас…
* * *
По осени, на дождик разозлясь,
бреду домой, растаптывая грязь,
и нежу мысль о совершенстве духа,
которому предшествует разруха
и ненадёжность быта...
Жаль, что быт
счастливый
нынче намертво забыт...
Итак, ноябрь и дождь,
и грязь повсюду...
Прислушиваюсь к каменному гуду
большого города, и смутно на душе:
я жду его победного туше!..
Да время мчит… Мы выиграли раунд
с названием шикарным: «андеграунд»!..
Но почему разрушили мы сдуру
всё то, что обещало нам культуру?!
Осень
Алле
В бесконечность уходило время,
тяжесть яблок ветви вниз свела –
это виноватость перед всеми
утверждала: жизнь не так светла…
Прошлое ль в разорах виновато
или неприятье бытия?
Или наступление заката
с тучами в уральские края? –
кто бы знал…
Но время подступало
в бездорожье осени людской,
где под светом лунного опала
мы брели по городу с тобой,
впитывая в грудь далёкий прочерк
птиц, спешащих в тёплые края,
или в старых письмах нервный почерк,
прошлые обиды затая…
Мы тогда с тобой ещё не знали,
что нас ждёт в извечной кутерьме,
и на всякий случай замирали,
чтобы не забыть о тишине…
Казалось…
Казалось, слов мелькнёт транзит,
и следом мысль тебя пронзит,
как рана ножевая,
а в ране кровь живая…
Но нет, не потревожит шум
высоких слов, высоких дум,
и не изменит взгляда,
и крови им не надо…
* * *
Ах, не кончатся заботы
под закрутками бровей:
глянут в спину с поворотом
морды старых фонарей...
Проскрипят: «Послушай, парень!
Зря торчишь на голове –
мир не так уж лучезарен,
как хотелось бы тебе!»
Я не верю, я не верю,
я-то знаю, всё не так:
мне повсюду настежь двери,
и нигде цепных собак!
Прихожу к теплу, к улыбкам –
и к улыбкам ухожу...
Этот мир, возможно, зыбким,
но прекрасным нахожу!
* * *
Где и как мы своё обнажим существо?
И какие нам выйдут награды?..
– Не скатился до лжи,
не упал в воровство, –
вот праздник душе,
вот и рады…
Значит, светит ещё злато-чистая нить
в напряженье душевного тока,
значит, можешь ещё
жить и, значит, творить,
значит, правда – не так одинока…
Пусть орда и дымы, гарь и смрад нечистот,
вместо душ – комья грязи и глины:
пусть не всходит заря,
и готов эшафот,
и вздымается нож гильотины…
Но колючей звездой прорывается луч,
прозревает ослепшее племя,
и не сможет его мириадами туч
удержать пролетевшее время…
* * *
Почём одиночество?
– Стоимость – жизнь…
Расплата берётся в рассрочку:
за стены отчаянья крепче держись,
старайся не всхлипывать ночью…
Тебе ль, бедолаге, судьбу проклинать?
Ты вымерял, взвесил и понял,
что временно это:
и дом, и кровать,
и вспышки веселия в доме…
…Всё просто и мирно в семейном кругу,
и смыслом проникнута осень,
и песни поются про злую пургу,
что мир её смутен и грозен…
И жизнь-то пурга,
да и мир наш – пурга:
тяжёлая трудная вьюга…
Куда ни бросайся –
всё степи, снега,
и трудно отыскивать друга…
Рискни и приблизься!..
Ладонью к щеке
и взглядом встречающим – в душу…
(А песни опять о «степном ямщике»…)
И я отступаю,
я трушу…
Проклятье моё!
Сердце! Ну! Шевельнись!..
Рука рвёт у горла сорочку…
. . . . . . . . . .
Почём одиночество?
Стоимость – жизнь…
Расплата берётся в рассрочку…
* * *
Когда снежок хрустит и нет надежды,
что в берег ткнётся утлая ладья,
и мир плывёт в распахнутые вежды
бессонницей ночного бытия,
припомни всё в морозном одночасье:
веселья смех и пустоту ночей,
всю муку неприкаянного счастья,
всю радость слёз неправедных очей…
Жесток и прост скрип снега под ногой,
таинственен, и смутен, и тревожен,
и мир в своем величье невозможен:
он дряхл и юн под вечною луной.