№8.2023. Николай Зиновьев. Стрекоза на рукаве

В Год наставника и педагога Совет молодых литераторов Союза писателей России выпустил книжную серию «Запрещённая русская поэзия». В неё вошли авторы, писавшие в последние тридцать лет, чьё творчество является вершиной современной русской поэзии, но почти не представлено в книжных магазинах страны: Юрий Кузнецов, Светлана Сырнева, Михаил Анищенко, Николай Зиновьев, Николай Дмитриев. Создатель серии – предприниматель Сергей Козубенко, художник – Никас Сафронов. Книги серии предназначены для распространения среди студентов и старших школьников, чтобы познакомить их с образцами настоящей поэзии, привить художественный вкус, приобщить к ценностям подлинной русской литературы.

«Зиновьевское мировосприятие по сути своей трагическое, но при этом оно лишено уныния. Поскольку его вера в то, что человеческое в человеке несокрушимо даже в самые бесчеловечные времена, придаёт, скажем так, невесёлой интонации зиновьевской поэзии значение жизнеутверждающее и воистину вечное», – написал представитель редакционной коллегии серии Николай Дорошенко.

Кроме Николая Дорошенко в редакционную коллегию серии вошли Елизавета Мартынова, Григорий Шувалов, Андрей Тимофеев.

*  *  *

Наконец я дождался вечерней поры.

Зазвенели, столпившись вокруг, комары,

И впиваются с жадностью в тело мое –

Хоть кому-то полезно мое бытие.

На закате

Солнце красное садится

Ненадолго, до утра.

На кого, за что сердиться?

Жизнь убийственно мудра.

На один, что нынче прожит,

Дней уменьшился запас.

Не обидел я, быть может,

Никого. Но и не спас.

День окончен. Солнце село.

Что тут скажешь, кроме: «Эх!

Руки целы, ноги целы.

А душа – болит у всех».

Жажда

Великой жаждой обуян,

Он продал старенький баян –

Свою последнюю отраду.

И выпил две бутылки кряду.

Пришел домой в дымину, в стельку,

Сел на убогую постельку:

Великой жаждой обуян,

Забыл, что пропил свой баян.

И мнимые ремни накинул,

И мнимые меха раздвинул,

И пальцами затеребил,

И всех забыл, и все забыл.

Одну мелодию лишь помнил

И ею комнату заполнил.

Хоть пустоту рука встречала,

Звучала музыка, звучала.

И с ужасом жена глядела

На столь невиданное дело.

Новый мавзолей

Солдат, убитых на войне, – 

Одно хотя бы отделенье –

Похороните на Луне,

Пусть их тела не знают тленья.

О душах их не сожалей,

Они теперь в раю воспетом…

Ты кружки выжившим, старлей,

Наполни синим лунным светом.

Мы возродим свою страну

С Господней помощью, не сами.

И каждой ночью на Луну

Креститься будем со слезами.

*  *  *

Я гляжу на стожки, на болотину,

На курган у реки, на поскотину.

И сильнее, чем прадед и дед,

Я люблю свою малую родину…

Потому что большой уже нет.

*  *  *

Или с речки дохнуло прохладой,

Или пряно пахнуло кугой?..

С луговины станичное стадо

Плавно тронулось пыльной рекой.

Видишь, дали дымятся багрово.

Видишь, облако в той стороне,

Как набухшее вымя коровы,

Волочится по теплой стерне.

Поэт

Все в мире заняты делами.

Какое множество судеб!

Кто камни делает хлебами,

Кто в камни превращает хлеб.

Найдите дело мне, поэту:

Лишь я один – ни то ни се,

Сижу, верчу в руках планету,

Где происходит это все.

*  *  *

Приходят мысли, но не те,

Которым радоваться можно.

Сияют звезды в высоте,

А на земле темно, безбожно.

Кто я, сидящий у воды,

Пекущий до утра картошку,

Когда с той звездной высоты

Россия кажется с ладошку?

*  *  *

Ветер стих. Звезда блеснула,

И другая вслед зажглась.

Стих поток дневного гула.

Стал слышнее Божий глас.

Утка низко пролетела,

Просвистела, как стрела.

Все, чего душа хотела,

Обрела.

*  *  *

Я в нашей комнатке прохладной,

Проснувшись рано по утру,

Ступал на солнечные пятна

На голом крашеном полу.

Она спала, нагие груди

Укрыв распущенной косой,

А я, счастливый и босой,

В постель ей нес пирог на блюде.

Спешил на кухню ставить чайник…

Все это вижу как в кино.

Увы, мы встретились случайно.

Увы, расстались мы давно.

И жизнь, как прежде, непонятна.

И я, как нищий на балу.

Но эти солнечные пятна…

Но эти солнечные пятна

На голом крашеном полу!..

Счастье

В обнимку с утренним туманом

Течет под ивами река.

Сиди и тешь себя обманом,

Что счастье есть наверняка.

А что твое не объявилось,

Ты не труби о том, как лось.

Наверно, где-то зацепилось

И, как блесна, оборвалось…

Безделье

Я весь день лежу под ивой,

Мне в глаза летит пыльца.

Я порой рукой лениво

Муравья смахну с лица.

Облака ползут волнами,

Но не жжет мне душу стыд –

Знаю: нашими делами

Бог уже по горло сыт.

Филин

Я птица ночного простора,

За плачи глухие мои,

Быть может, во времени скором

Меня заклюют соловьи.

Они станут вашим кумиром,

Я ж буду забыт, словно тать,

Но плачи глухие над миром

Все будут летать и летать.

Вы их не поймаете в сети

Веселого сна своего.

Как вам ни хотелось бы, с этим

Поделать нельзя ничего.

*  *  *

Когда, измученный тревогой,

Начну придумывать беду,

Я к речке тропкою пологой,

Как к другу верному, иду.

…Вернусь оттуда, как из детства:

Нет глупых мыслей в голове,

Нет зла в душе, нет боли в сердце,

Лишь стрекоза на рукаве.

*  *  *

За рекой звонят к вечерне.

Ставят сетку мужики –

Шнур, натянутый теченьем,

Потопил все поплавки.

У насосной сыч хохочет,

Он нашел себе приют

Над плотиной, старый плут.

Где-то женщины поют.

Умирать никто не хочет.

Николай Александрович Зиновьев родился 10 апреля 1960 года на Кубани. Член Союза писателей России с 1993 года. Лауреат премий «Хрустальная роза», «Имперская культура», Бунинской премии, Большой литературной премии России, Патриаршей литературной премии. Герой труда Кубани (2020). Публиковался в журналах «Наш современник», «Подъем», «Дон», «Москва», «Сибирь», «Сельская новь» и др. Автор книг «Я иду по земле», «Полёт души», «Седое сердце», «На самом древнем рубеже», «Я наследник любви и печали» и других. Живёт в городе Кореновске Краснодарского края.