*  *  *

 

Когда-нибудь в небе рваном,

Оттуда, где красный лед,

Придет караван с шафраном,

К тебе караван придет.

 

И клены порежут кроны

О бритвенную синеву,

И станет закат зеленый –

Отчаянно наяву…

 

И рухнет с плечей рутина,

Что вынесли на веку,

И блудная Русь, как льдина,

Прибьется к материку…

 

А что до ответа где-то

На смертном, читай, одре,

То кровь не имеет цвета,

Когда она на заре.

 

Мне это сказал священник,

Мне это сказал судья,

Мне это сказали тени,

Которыми падал я,

 

Прибой мировой и ветер,

Что берег мой истончил.

А больше никто на свете

Мне это не говорил.

 

 

НА ТРАКТЕ

 

На тракте от деревни в полумиле,

тождественные горю от ума,

олигофрены бабочку ловили,

похожую на марку от письма.

 

А бабочка красиво пролетала

между ладоней, хлопающих в такт, –

а бабочка курсивом трепетала

в конце строфы пересекая тракт.

 

Она звала их прямо в сверхземное,

она была как на глазу бельмо.

Но что-то до мурашек основное

до них не доходило, как письмо.

 

Они бежали вслед, олигофрены,

но в бабочке, летящей напролаз,

не видели трепещущей Вселенной!

Я с ними был. Я был один из нас.

 

 

Я ПРИДУ

 

Я приду к тебе с повинной

по душе – не по уму,

потому что ночи длинной

не прожить мне одному.

 

А в окно стучат рябины,

будто гости под хмельком,

окаянные рябины

деревянным кулаком.

 

Я приду к тебе с повинной,

будто ливень в вертоград, –

за разлуку ночью длинной

я хочу быть виноват.

 

Я хочу, себя изранив,

душу выплеснуть рекой –

в бурю горькую в стакане

угодил я головой.

 

И декабрь с половиной

без вины иду ко дну.

Ты пусти меня с повинной,

ты мне выдумай вину!..

 

 

УСТЬЕ

 

волга впадает в каспийское море – как впрочем все реки

в мировой океан впадают обе америки

дух и сын воскресли на грех в человеке –

так говорит всевышний

сам-третий. лишний?

 

белое солнце пустыни впадает в белое небо

белая река лета впадает в моря хлеба

медведи белой зимой впадают в спячку

белые люди впадают в белую горячку

влюбленные белой ночью впадают в детство –

так говорят индейцы

вращая каменный небосвод

но знают – наоборот.

 

ты говоришь:

белая река впадает в каму –

а думаешь:

в кому –

подобно белому кому

снега – остыв на выдохе года

века

сроду воды впадают в природу.

 

а то, что тела впадают одно в другое?

а то, что в одной воде мы одной ногою?

ты говоришь: в реки не входят дважды.

но если такая жажда...

 

одна нагота у нас – одно на двоих устье

из одних уст лета пьет наши тени

сердце само угадает путь

к месту впадения.

 

 

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

 

На границу трех миров –

Пашни, облака и леса –

Вышел плотник Топоров

Из астрального подъезда.

 

О, окраинный подъезд,

Пребывающий в столетьях,

Что приходят после третьей

Тем, кто третью не заест!

 

Выбрал плотник Топоров

Из волос колючки терна –

Озаренья ждал, наверно,

Терпеливый Топоров.

 

А потом, как метроном,

Ухватив за хвост мгновенье,

Он ударил топором,

Будто Карло по поленью.

 

И взошли мы, как цветы,

По его топорной воле,

Потому что я и ты –

Только призраки, не боле.

 

Только признаки воды

На всемирной карте суши –

Непохожие, как Пушкин,

На тревоги суеты.

 

 

ПАРАШЮТИСТ

 

За плечо заброшу ангела-хранителя,

обескрывленный на взлетной полосе.

До чего ты, жизнь, бываешь удивитель, на.

Если жить не удлиннительно, как все.

 

Улыбнусь зениту с точки заземления.

Ток пущу светилу на восток...

Лепестроки шепчутся в растениях.

Луг слезится. И уместен Бог.

 

 

*  *  *

 

В лесах начались соловьи –

По щучьему, что ли, веленью –

Прологами к стихотворенью

В лесах начались соловьи.

 

Как пух от земли до земли

Летит тополиный в июле –

На горькие губы твои

Упали мои поцелуи.

 

Тому, чья настала весна,

Молчанье пристало едва ли.

А прежде была тишина.

И нас соловьями не звали...

 

 

*  *  *

 

зачем мне соловей в золотой клетке?

заведу я себе серебряную пулю.

тоже свистит и тоже летает.

буду слушать, как поет пуля.

буду показывать пулю любимой.

 

зачем мне пуля в золотой клетке?

отпущу я пулю на вольную волю.

пусть летит, все равно вернется.

найдет меня благодарная пуля.

судмедэксперт будет показывать ее любимой.

 

 

CREDO

 

Хорошо в трехмерной лодке –

С небольшим стаканом водки,

С небольшим окурком «Примы» –

Берегов красивых мимо.

 

Не любить, не ошибаться –

Плыть да плыть, да ухмыляться –

Простирать в седой простор

Свой широкий кругозор.

 

 

*  *  *

 

Отдай швартовы, старина,

ковчег опять сошел со стапеля,

и тварей бессловесных штабели

рассажены по именам.

 

Струятся воды наудачу,

и ты, добросердечный Ной,

стоишь на палубе враскачку

с добросердечною женой.

 

А ночь черна, как на пожаре.

Сверхновый пишется Завет.

И каждой твари есть по паре,

и каждой сволочи – билет...

 

 

*  *  *

 

Есть территории, где обитают

Люди – как отражение нас:

Они так же плавают и летают

И тот же вдыхают инертный газ.

 

С теми же жабрами и плавниками,

Теми же крыльями за спиной,

Теми же плачущими очами

И обжигающейся душой.

 

Им тоже больно, что падают листья,

Им так же верится в чудеса…

 

И говорят, они пишут письма

Нам – но путают адреса

 

 

*  *  *

 

Заблудилось счастье на земле,

что присуще смертным от начала –

чтобы пища булькала в котле,

чтобы рядом женщина молчала,

 

чтобы небо капало в угли

дождиком незваным на пороге,

чтобы ночь бежала от земли

прочь по млечной каменной дороге,

 

чтобы вдаль не ввинчивались мы

на ветру, как бешеная лопасть…

 

Чтобы накрепко обжитый мир

не свернулся в бесконечный глобус.

 

 

*  *  *

 

В последний день Помпеи свет

сменился тьмой по праву – ибо

упал в оттиснутые кипы

помпейских утренних газет.

 

И о политике и деньгах,

что суть одно – как ни скажи,

достойно рассуждали в термах

достопочтенные мужи.

 

А там, где падала вода,

зубцами мельница стучала,

и время в ней – и не случайно –

не торопилось никуда.

 

С поклажей дельной шел осел.

Ему вертели уши дети.

 

Напоминало о бессмертье

в последний день Помпеи – все.

 

*  *  *

 

С тела небесного, солон и юн,

свет – погляди с-под руки! –

сквозь пулевые отверстия лун

льётся на материки.

 

Каждому, каждым – убитым во рву,

новорождённым в хлеву –

свечка, поставленная во главу –

снится Луна наяву.

 

За океаном, стирая бельё

пальмово-южной весной,

женщина видит двойною её –

в раме оконной двойной.

 

Вспыхивая, верстовые столбы

дышат под нею – и на

семидесятых по кругу судьбы

ходят шаман и Луна…

 

Тысячелетье уходит в песок,

с Богом квитается Бес –

души объемлет подсоленный сок

раненных в брюхо небес.

 

Мы, потаённые в каждом штрихе

стёртых Луною теней,

в космосе, чреве, в любови, грехе –

как на ладони под ней.

 

И неизбывен взимающий дань

с нас – от могил до могил –

ангел-охотник, что тонкую ткань

тайны – навылет пробил…

 

*  *  *

 

В дозревающих вишнях

таился Всевышний –

таился,

троился –

всествольный,

престольный –

в каждой ягоде – лишний,

в каждой вишне – невольный,

но – окольный,

но – краеугольный!..

 

Храм такой

несусветной листвой облачён,

примагнитил дорожек садовых канвы –

каждый был причащён –

и спасён,

на алтарь не сходя из травы…

 

 

*  *  *

 

Ангелы, отряхнувшие пыль с крыльев,

ангелы с нафталиновым запахом,

уже поднимают свои эскадрильи

и будут здесь завтра.

 

открывая поцелуями двери,

глядя сквозь зеркала…

и, собственно, дело не в вере,

а в том, что любовь зла.

 

они сочтут, что последний вечер

тих, как эдемский сад.

они войдут – и настанет вечность

для тех, кто прятал глаза.

 

они покушают белого хлеба.

зачтут Сверхновый завет.

они пройдут – и настанет Небо

для тех, кто смотрел вослед.

 

и будет военное бездорожье,

и ноги устанут в стремени,

когда полосатый перст Божий

остановит машину времени.

 

никто не захлопнет дверей пурге,

ибо, повинные головы,

с дьяволом мы на короткой ноге –

пифагоровой…

 

и с пирамид, как случайный образчик

всего человечьего Было,

посмотрит в небо хтонический мальчик

глазами, полными Нила.

 

 

Клото

 

Научите пищу петь

научите смерть потеть

научите бога быть

научите водку пить

парк остриженный под панк

научите волком выть

научите из себя

душу в небо выходить

 

научите паука

ткать невидимую нить

 

 

Погост

Памяти деда

 

Пешеходы, года. Немота

Сонатину играет с листа –

Партитура из чистого снега,

Метит знаками наст высота.

И какая-то дикая нега

Заполняет, точась на уста,

Контур умершего человека,

В подземелье достигшего ста.

 

И трава, превозмогшая гнёт.

И последние соки – в неё.

С бытиём примиряется музыка –

Так, наверное, ангел поёт.

Всё валит из небесного кузова.

Хлопья, хлопья – по стали креста.

Говорю тебе, Господи: музыка!

Доживают же, Боже, до ста.

 

А на липах листвяная медь

Начинает под ливнем кипеть.

Мне в обратную снова дорогу –

То ещё не успеется ведь.

А на старом погосте убогом

Раздаются не колокола,

Но музыка! и липы дотла

Облетают подставленным боком…

 

 

*  *  *

 

Вдали, где смутных деревень

Огни едва уже мигают,

Обнять полынь – и не вставая

Свежерождённый встретить день.

 

Среди густых еловых круч

Отметить смутное движенье,

Поймать – в минуты просветленья

Небес – зелёный звонкий луч.

 

Всю красоту в себя вобрав,

Вдруг до поэзии – до горя! –

Принять, как многолетних трав,

Всей жизни многолетней горечь…

 

 

Соната

 

На свадьбе у соседа

Разделав триста грамм,

Я вышел из подъезда,

Не помочившись там.

 

Дощатый и неровный,

С деревьями вразлёт,

Как будто перевёрнут

Казался небосвод.

 

А звёзды, не моргая,

Не падали со дна…

Бетховену такая

Не снилась тишина.

 

 

*  *  *

 

А вы сумели бы любить

Реки лавсановую нить

И заплетаемые в нить

Огни на пароходе?

— За что, — вы скажете, — любить?

— За то, что жизнь проходит.

 

Жизнь отлетает, будто дым.

«Не буду больше молодым», —

Вскричал Есенин.

И не услышала трава.

Но забродили дерева —

Иглой по вене…

 

Вы не любили никогда,

Как в будущие города,

Где будет схвачена вода,

Где будет взорвана руда,

Приходят люди?

За что — скажите невпопад.

За то, что будет город-сад.

А нас не будет…

 

Вы, хлеборобы ржи земной —

Передо мною и за мной —

Одной идущие стеной,

Единоверцы…

Но поезда за крутизной

Стучат, как сердце!

Из архива: июль 2015г.