* * *
взглянуть наверх сквозь сухие ветки
и увидеть на небе трещины –
не сложнее, чем встретить едкий
дым вокруг едкой женщины.
в вопросительный знак ссутулиться
на красивом и мягком кресле –
не сложнее, чем прятать с улицы
своё тело зимой в подъезды.
не сложнее, чем, сжав в своей
руке чужую, быть одиноким.
не ищите простых путей:
лучше – сложно и понемногу.
каждый делает, что по силам:
ты гадаешь на чайной гуще –
реально ли быть в России
счастливыми и непьющими?
каждый делает, что по силам:
я – захлёбываюсь депрессией.
реально ли жить в России
без любви и больной поэзии?
СПАСИБО, МАНДЕЛЬШТАМ
сохрани мою речь, я очень тебя прошу.
пронеси все черновики сквозь тоску и шум,
спрячь в груди, защити же все мои речи.
я молю, не могу, но молю: помоги сберечь их.
сохрани навсегда все картины, стихи, все письма,
храни в памяти момент, когда я в тебя вцепился
и когда я стал мухой в плену паутины твоих волос,
сохрани все слова, что голос мой до тебя донёс.
я взвалил весь любви своей груз на хрупкие твои плечи,
и если бы я не сошёл с ума перед нашей встречей,
тогда, верно, я тебя по походке узнал бы, мой лучик,
среди десятков, нет, сотен тысяч других идущих.
сохрани мой безумный взгляд, а затем – забудь,
сожги рукописи мои. я в последний путь
отправляюсь с рябящей дымкой перед глазами,
храни в памяти то, что мы так друг другу и не сказали.
сохрани мою речь, я очень тебя прошу.
пронеси все черновики сквозь тоску и шум,
спрячь в груди, защити же все мои речи.
я молю, не могу, но молю: помоги сберечь их.
* * *
я бы выучил все языки и, возможно, смог
разделять на слова монотонную речь людей,
я везде преуспел бы, сделал все точно в срок,
помнил каждую из посетивших меня идей,
я бы бросил пить и маслом писал пейзажи,
рисовал людей и слагал бы о них стихи,
я построил бы храм среди серых пятиэтажек,
и в его тесном зале, я все б замолил грехи.
во дни сомнений, когда внутри мысли кру́жат
о твоей важности, о крепкой твоей любви,
мне не нужны ни пилюли, ни маски, нужен
голос твой, кроме него – не нужны врачи.
в моей голове чуть больше бы уместилось
адресов и имён. я бросил бы всё упрямство,
если бы только ты в ней не поселилась,
если ты не заняла бы в ней всё пространство.
mi amor
Следы за ногами тянутся
Танцем дурного пьяницы,
Я за тобой, кося́сь, идти
Очень устал, поверь.
Нет тяжелее бремени,
Чем быть в себе потерянным,
Толкая вперёд своё тело, и
Не замечать потерь.
Слух пронесётся по́ миру,
Что я уже год, как помер, но
Тело всё дышит порами,
Значит – ещё живой.
Сюжеты для грустных комиксов
Одним бесконечным комплексом
Растут, а идеи копятся,
Буквы – пчелиный рой.
Нет тяжелее бремени,
Чем жить и не быть уверенным,
В своём неземном умении
Молитвы ваять в устах.
Следы за ногами тянутся
Танцем дурного пьяницы,
Я за тобой, изранившись,
Идти, mi amor, устал.
молчание
если бы я всё, что думал тогда, сказал,
то, возможно, сейчас смотрел бы в твои глаза,
не копался бы в стёртой памяти по весне,
а, обняв тебя, слушал твой милый смех
и твои рассказы про кошку, про дом, про сад,
я бы все сохранил, не пришлось бы потом кромсать
свою грудь, раздаваться ужасным воплем –
я бы смог сохранить навсегда в голове твой облик.
если бы я всё, что думал, сказал тебе
в тот момент, когда мы остались наедине,
то, возможно, сейчас сплетались бы наши пальцы,
я бы понял без слов тебя. я бы с тобой остался.
если бы я всё, что думал тогда, сказал,
вероятно, застал бы бурю в твоих глазах.
ответом было бы на робкое «докажи» –
«если бы я всё тогда сказал, я хотел бы жить».
Одиночество
Я возвращаюсь к тебе не ради
Слабых, робких, сырых объятий.
Я очень рад, что мы снова рядом.
Ты – единственный мой приятель.
Пока луна к небу солнце ча́лит,
Обо всём можем говорить мы
Под отчаянный лай овчарок,
Обернувшийся в а́льфа-ритмы.
Я ждал, когда этот день настанет,
Я едва не пропил рассудок.
Я для каждого – иностранец,
Свой – нигде, но чужой – повсюду.
Помню, как под палящим солнцем,
Закипая и омертвляясь,
Я покинул тот мрачный социум,
Ожидая скучнейшую старость.
Весну и лето с зимою тоже
Променял бы я без вопросов
На ветра, что иссушат рожу,
На желтеющих листьев проседь.
На безжизненно-бледно-серое,
Будто пылью дорог обвитое
Небо, грустное ближе к северу,
К мёрзлым стенам моей обители.
Спрятав слёзы, упасть в постель –
Это всё, чего мне сейчас хочется.
Обнимай же до хруста костей,
Родное моё одиночество.