№10.2022. Герш Цельман. Напев немой молитвы. Стихи. Перевод с идиша Й. Матвеева

Герш Цельман

Напев немой молитвы

 

ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

 

В начале Великой Отечественной войны поэт Герш Цельман, уроженец молдавского села Капрешты, был призван в дорожно-строительный батальон, который позже прибыл на восстановительные работы в Уфу. Похоронен Цельман на Демском кладбище Уфы.

К Международному дню родного языка (21 февраля) в биробиджанской газете «Биробиджанер штерн» была впервые опубликована пара найденных в Уфе стихотворений Цельмана – в оригинале и моем русском переводе[1].

 

Йоэль Матвеев

 

Бессарабская ярмарка

 

I

 

Вспоминается тот вечер...

В окнах пламя все чудесней –

Вот закат.

Благодать, вино и песня,

И в корзинах виноград.

 

И волы – как рай под Богом,

И коровы – сельский вид,

И бугай воротит рогом:

Самку рыжую шерстит.

 

Яйца, птицы,

Ситец в точку

На ветру кружится,

Косы, родинки, платочек

У крестьянских тихих дочек.

 

Вот буряк, морковь созрела.

Обернулась, посмотрела

Вслед с улыбкой у телеги:

Чисто вымыта – до неги!

И с проборчиком начёс,

Поселянка. Лает пёс.

 

Стережёт мужик арбузы,

Корнишоны, тыквы, дыньки,

Кочаны и хлеба воз,

На прилавке мандаринки.

 

Ходишь-бродишь в этом гаме:

Ну и ярмарка – галдёж!

Люди тащат табуретки,

Вот цыган идет с трёхлеткой,

Звон гитары, скрип дороги:

Эй, гуляка, делай ноги!

Дети, кони, гром гремит,

Пыль столбом из-под копыт.

 

Пахнет гусем, пахнет салом,

Дым над крышей коромыслом,

В кабаке звенят бокалы.

И поет не зря, со смыслом,

Там еврей-скрипач с бородкой –

И в припляс с печальной ноткой,

С Соломона мудрой басней

Всё становится прекрасней.

Хряпнул кто-то из горла —

Деньги пропиты дотла.

Он решил без шума смыться,

Но без драки не отбиться.

Звон гитары, скрип дороги:

Братцы, шухер, делай ноги!

 

II

 

«Дырокол» сапожник Нотка:

Ишь, румянится красотка,

Эй, шалманка, ножки строги!

Звон гитары, скрип дороги:

Это ж «мамка», делай ноги!

 

Спели груши: вот как было!

И арбузы – это сила,

Жеребца влечет кобыла,

И народу накатило,

Привозили на гляделки...

Что коровы с мертвым взглядом,

Словно рыбы из тарелки,

Вес немалый, в грязном ситце –

Деревенские девицы.

Танцевали у качели –

Ну и пели, как умели.

 

Перепуган Шая-Эли,

Он к своей несется цели:

Вот ведь мусор, первый сорт,

Этот рынок... тьфу ты, чёрт!

 

(из цикла «Воспоминания»)

 

 

СПАСАЙ ЖЕ ЗЕМЛЮ ОТ ПОЖАРА

 

Отчего под облаками

Дождь сегодня не смолкает,

Каждый горькими кивками

На заре тебя встречает?

 

Стеариновой свечою

Умер день, и льет потоп,

Тенью тихой и немою

Ты бредешь по топям троп.

 

Ночь ликует, день не жив,

И везде цветут портреты.

По палатам бродит тиф,

Угасают жизни где-то.

 

А родные, плоть от плоти,

Сестры, мамы ждут с тоскою,

На последней чтобы ноте,

Вспомнив песню, быть с тобою.

 

А ты – а ты кали огнем

И меч точи свой для удара,

И пусть твой гнев летит конем,

Спасай же землю от пожара!

 

Кишинев, 1941

 

 

*  *  *

 

Умолк напев немой молитвы

И радость замерла.

Ура! Война, победа, битвы –

А в сердце как игла.

 

Покойных тащим к праотцам,

Несем ярмо, пока мы в силах,

День ото дня мы ближе к мертвецам –

И трупы тихо шепчутся в могилах.

 

Не только там, где свищут пули,

Может твой конец настать,

Где волны море грез сомкнули,

Цветы ночей и дней печать.

 

Молчат леса и гор седины,

Ветвится тишина, и в ней –

Спят уральские долины,

Ур-Урал минувших дней.

 

Трава, куда не повернешь,

Прорастет росой, дождями,

И смотрит жизнь, как зайца дрожь,

Людскими грустными глазами.

 

И песни этой тихий шаг

По тропам новым поведет.

Не томясь, оставь свой знак:

Пусть роза свежая – жизнь растет!

 

Пушек гром тебя помянет:

На закате раннем пой.

Жизни новые пусть сами

Расцветают в песни той.

 

За лесами, небесами –

Ночи в северном краю.

Свет ночной колоколами

Призывает к бытию!

 

Май, 1943, Урал

 

 

В ТАЙГЕ

 

Лес, леса, деревьев море,

Ветра свист да веток хруст,

Никого здесь, только горе –

Одинок твой путь и пуст.

 

И ни слова, и ни песни

Не звучит в зеленых кронах.

Из дубов разбитых – смоль,

Клейким соком льется боль!

 

Урал, 1944

 

 

ПИСЬМО МАТЕРИ

 

Я маме написать письмо собрался

Средь ночи белой снежного Урала.

Перо я окунул глубоко

В ночную тишь, где хвойный лес,

В луны серебряной сиянье,

В глубокий тихий чистый смех,

В слезы последней дрожь,

В еловое шуршанье,

И, мама, я пишу тебе,

Письмо, письмо чистейшего молчанья,

Чтоб больше никогда не знать

Тебе, как плачут сын и мать,

И о рожденьи, о потере,

О смерти юных, о беде,

Что принесла тебе неде… ля эта.

 

У мамы слезы на глазах

В ветвях шумит ответ:

 

Кому, мой сын, как мне, не знать

Моря и реки горя? Мать,

Что хлеб допечь свой не смогла.

Неделя смерти, слезы, мгла,

Помазан кровью черный сон,

Темнее тьмы, черней ворон!

 

И песнь, и боль. Меня трясёт,

Уносит прочь, и в снег, и в лёд,

И гонит вдаль, в таёжный лес,

Я плачу: гаснет мыслей ход.

 

Теряюсь в шорохе хвои,

Усталый, в полузабытьи,

Там пью беду твою один —

Я, твой пропащий глупый сын!

 

Ты знаешь, мама, вот о чём

Скажу ещё немым пером,

Пока сияет в эту ночь

Волшебный северный кристалл,

Великий свет – живой Урал?

 

Тебе я сказку расскажу: в траве густой,

Где зайчик жил и прятал под землей

Своих зайчаток – трепетные глазки,

Где в гнездах птенчики рождались, в этой сказке,

Немцы там вороньем налетели

И кнуты их как пули свистели –

Баю-баиньки, дитя.

 

Папа поехал в далекую даль

Сыну купить и изюм, и миндаль…

Баю-баю, труляля,

Спи же, мамочка моя!

 

Ты знаешь, мама, вот о чём

Скажу ещё немым пером?

Сегодня ночь молчанья об утрате,

О бессарабском шляхе и о милой хате,

О голубях, о флейте, дальней дали

И об овечках. Сердце режет боль –

Звенит струна печали.

И лет сгоревшие посевы,

И слез ручьи, и реки гнева,

Что выжгли памяти поля

Направо и налево.

 

Ты знаешь, мама, вот о чём

Скажу ещё немым пером,

Пока сияет в эту ночь

Волшебный северный кристалл,

Великий свет – живой Урал?

 

4 февраля 1944

 

 [1] Статья о Г. Цельмане на с. ???