№9.2022. Яна Зверева. Ты да осень. Стихи

Яна Олеговна Зверева родилась 17 июня 1994 года в Новоуральске. Выпускница новоуральского ЛИТО «Серебряные пёрышки» (руководитель – Лариса Алфёрова). Участница фестиваля «U-235» (2015–2019; лауреат в 2015, 2016 и 2018 г.), участница форума «Таврида-2018» и очных туров «Мцыри-2019». Участница Литфеста им. Анищенко (2021), Бельмасовского фестиваля (2022). Вошла в число победителей конкурса журналистов и публицистов «Молодой Дельвиг».

Яна Зверева

Ты да осень

Выжжено

Выжжено. Тополь у булочной – изувеченный,

ветви последние скрещены на груди.

Помнишь: вчерашний знакомец – высокий, клетчатый,

в кепке-жокейке, настаивал – приходи.

Стоит ли? Кто-то ключами звенит на лестнице,

рыжая девочка дразнит кота треской.

В тесной хрущёвке едва ли семья поместится.

Что за собрание, господи? Чёрт с тобой.

Эти, вокруг, говорят – как трещоткой щёлкают;

чёртики пляшут, брыкаясь и хохоча.

Вспыхнула, взвизгнула, взрезала пол осколками

перегоревшая лампочка Ильича.

Милые, тёплые, все на улыбку падкие,

головы клонят доверчиво и смешно.

Выпил чего-то горячего, пряно-сладкого.

Обнял фантомную, бросил её в окно.

Выехал вечером и перепутал полосу,

так бесполезно – молиться на тормоза.

Солнечный круг надвигается, плавит волосы,

красным прожектором слепит тебе глаза.

Страх темноты

Мне удавалось выправить темноту:

Сделать её беспомощной и пустой.

Ни языка, ни зубов у неё во рту,

Но, подходя к темноте, ощущаю:

Стой.

Что-то по кромке цыпкает и жужжит,

Что-то рывками рыскает по рядам,

Что-то роится за пыльной кулисой – вжих,

И со спины холодок обнимает:

– Ам.

Разница

Разница только в том, где тебе лучше дышится –

в комнате душной или в трескучем чаду костра,

в междугороднем автобусе с затёкшими – в камень – мышцами

или в вагоне поезда в семь двадцать пять утра.

Что на плече – одеяло ли, тельник, золой измазанный,

свет фонаря последнего, ближнего голова?

Чей-то или ничей? Злыми разбитый фразами,

сетью домашней связанный, дышишь едва-едва.

Переплётчики

Кратко, пронзительно, больно: бумажным краем –

три миллиметра вглубь; на ладони ранка.

Что же ты, милая, скорчилась? Зря рыдаешь.

Мы приступаем к началу твоей огранки.

Маленький штрих, или код, или часть штрих-кода

Сунешь потом вместо имени в морды встречным,

Перетерпи. Опусти в ледяную воду.

Строчкам проточным позволь сквозь себя протечь ты.

Изрешечённая, чистая. Выйдешь в город –

то ли тетрадкою в клеточку, то ли ситом.

Чтобы писать на тебе, не найдут приборов –

нашей руки переплёты не лыком шиты.

Бэмби

Не води за собой огонь, убегай по встречной.

До тебя не дорвётся безумный, кривой, увечный.

Если бросишься прочь, со спины поглотит пожаром,

если влипнешь в стекло – напоследок увидишь фары.

Ощетинится лес, заревёт под копытом щебень,

вспыхнет красным луна на суровом уральском небе,

и почувствует лоб врага,

как копытна твоя нога,

как ветвисты твои рога,

оленёнок Бэмби.

Медалька

Господи, для чего столько любви мне дал ты?

Лучше бы шоколадную дал медальку;

горькую – пусть, обветренную – и ладно.

Я поделиться с тобою могу, не жадная.

Не подарю цветов, не сыграю песен,

Не обогрею теплом никого телесным –

Мне ведь в объятьях чужих до контузий тесно!

Господи, дай мне медальку – за неуместность.

Я раздаю направо любовь, налево –

Не зачерпнёшь ковшом, не поймаешь неводом

Тёплое слово и взгляд волоокой девы;

Местным они ни к чему – им бы булку хлеба,

А не моё платоническое – «Не трогай,

стой и смотри; рядом дышишь – уже много,

если заденешь случайно ногой ногу,

дёрнусь три раза и душу отдам богу».

Так что, пока я с трепетной досадой

Не перестреляла глазами всё твоё стадо,

Смилуйся, господи, сделай всё, как надо:

Дай вместо чувств мне, господи, шоколада.

Палата

Смотришь во тьму за окном больницы.

Там никого – открывай, не бойся.

Хищные греются в гнёздах птицы,

Змеи в корнях завернулись в кольца.

Пахнет землёй и озоном – косит

Ноги от ветра, сквозняк в палате.

Два отражения – ты да осень,

Грязные стёкла тихонько гладят.

Любовь

Так себя обманывай каждый день, говори:

«Посмотри, ничего же нет».

Только мир, одетый в медовый свет,

Всё сильней сияет. Куда ни день,

А идёшь – и сыплется на ходу

Придорожный белый кудрявый цвет,

Увязают губы твои в меду,

И не разомкнуть, и не зареветь.

Так молчи, цвети да иди вперёд.

Что ты видом сможешь им рассказать?

Видят: щёки, раскрашенные зарёй.

Видят: сад, цветущий во все глаза.

Яблоки

Мы знакомы два дня, балаганные оборвыши;

Я не видела ничего нежнее того, как ты на неё смотришь.

Она хороша; я, наверно, смотрю похоже.

Песни яблочные по коже.

Тум! А в саду

Яблоки падают вниз и лежат, обнявшись;

Мир пахнет брагой.

Я хочу рисовать ваши тёплые танцы,

Целовать бумагу

Карандашом,

С вами так хорошо

Сидеть рядом, так хорошо

Любоваться.

Тум!

По канату её руки движется осторожный взгляд голубой,

Канат дрожит, высота звенит под стопой,

Яблоки падают вниз, канатоходец не слышит града,

Красота звенит рядом.

Девочка-звон и мальчик-канатоходец,

Яблоки падают вверх,

Пока вы ходите

Вместе по тёмному саду,

Ни яблока нет в траве –

Обнявшись, они летят

В другой, самый первый сад.

Карусель

Мир вращается вокруг мошки в кувшине сока.

Пока за ухо ты заправляешь колючий локон

И медовые зубы от смеха жужжат и кариеса, –

Мы пьём яблочный сок

И не думаем о нотариусе.

Мир вращается!

Он – окружность, кувшин – окружность.

Мы – в шатре, где поэты серьёзные водку глушат,

Где по струнам гитарным струится ночными песнями

Центробежный сквозняк, – мы смеёмся и ноги свесили

С карусельных лошадок,

С пегасиков мухокрылых.

Мир – вращается! Мы – его движущая сила.

Абонентское

Абонент не найден, абонента не существует,

абонента никогда не существовало.

Ускользают черты лица твоего овала,

превращаются в ромб – додекаэдр – трухлявость мумий.

Осыпаются берестой и сменяют кожу –

на змеиную,

на черепашью,

на крокодилью.

Мы чудовищ таких на уроках

не проходили,

и приходится разве что пятиться осторожно.

И не зная, с какой стороны обитает лихо,

без возможности прямо взглянуть и узнать наружность,

я хватаю игрушечный сотовый:

это выход.

Я звоню наобум и тебя продолжаю слушать.