№9.2022. Максим Замшев. Ахейцы не взяли Трою. Стихи

Максим Адольфович Замшев родился в 1972 году в Москве. Окончил Музыкальное училище им. Гнесиных и Литературный институт им. А. М. Горького. Автор нескольких книг стихов («Любовь дается людям свыше», «От Патриарших до Арбата») и прозы («Аллегро плюс», «Избранный», «Карт-бланш», «Весна для репортера»). Первый заместитель председателя МГО СП России, заслуженный работник культуры Чеченской Республики, лауреат премии в области литературы и искусства Центрального федерального округа Российской Федерации. Награжден медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени. С 2017 года — главный редактор «Литературной газеты».

Максим Замшев

Ахейцы не взяли Трою

*  *  *

Кто был из нас правее,

Откроется до весны.

Лавры Хемингуэя

Никому не нужны.

Кто останется с нами?

Только король и шут.

Голыми я руками

Душу свою душу.

Ветер, мечты развея,

Рукопись рвёт из рук.

Кто был из нас правее,

Знает хромой паук.

Вижу полёт утиный,

сбежать бы из этих мест.

Выпьем за паутину,

Где погибал Эрнест,

Выпьем за Че Гевару,

Чья борода черна,

Выпьем с тобой на пару

Водки или вина.

И, разобравшись с прошлым,

Мы новые дни земли

Мешать будем длинной ложкой,

Чтоб рты нам не обожгли.

*  *  *

Один человек убегает от жизни,

Другой догоняет её.

Я знаю приправы острее аджики,

Их любит клевать вороньё.

По-прежнему думаем мы, человеки,

Что время растянут для нас.

Но Вий поднимает уставшие веки,

Чтоб Гоголь остался без глаз.

Трясётся от страха осеннее древо,

Предчувствуя гибель свою,

Один человек убегает налево,

Другой его ждёт на краю.

Античные боги заткнули нам уши,

Толкнув под божественный душ.

Мы все превращаемся в мёртвые туши,

Бессильные в поисках душ.

*  *  *

Поезд стремиться во Псков.

В ставке бесчинствует Каин.

Белая кровь с облаков

По небосклону стекает.

Скоро семнадцатый год

Глухо, как лампочка, треснет.

Царь непременно умрёт

И никогда не воскреснет.

Белая кровь облаков

Тихо сползает на землю,

Царский терзает альков

Гимн приворотному зелью.

Век проскакал, как листва

Осенью скачет рывками,

Не устаёт голова

Путать себя облаками.

Кто-то снимает кино,

Ложь стародавнюю множа.

Выпьем на станции Дно

То, что на кофе похоже.

Если уж кончился свет,

Белым заваленный снегом,

Верю: вокзальный буфет

Ноевым станет ковчегом.

*  *  *

Никого уже нет из тех,

с кем я мир поменять хотел,

с кем гуляла моя душа,

в дни весенние не спеша.

Никого уже нет из тех,

кто в году отмечал лишь сны,

кто разбрасывал снег для всех,

чтоб растаял он до весны.

Никого уже нет из тех,

кто стихи до утра читал,

кто всю ночь в облаках витал

и мечту добывал из стен.

Никого уже нет. Война

опоясала, как лишай.

Если можешь, себя лишай

лучшей доли, что не дана.

Никого уже нет. Рассвет

не дотягивается до дня.

Не с кем чокнуться, чтоб до дна,

дна как не было, так и нет.

Но зато есть такая даль,

что не в силах вобрать мой взгляд.

Но зато есть такая сталь,

что клинки от неё блестят.

И ещё мне кто-то сказал,

что, наверно, мы все в кино.

Опоздали мы на вокзал,

где в буфете всегда темно.

И состав прогремел без нас,

в нём все те, кого Бог не спас,

в нём все те, от кого душа

ждёт бессмертия не спеша.

*  *  *

Провинция давно уж не тиха,

Скорей – меланхолична, одинока.

Захочешь быть подальше от греха,

езжай сюда, чтоб поумнеть до срока.

Здесь так легко попасть на прежний ритм,

что запоёшь не хуже Паваротти,

Здесь мастера живут без Маргарит,

И вид один на каждом повороте.

Из важного ещё: здесь холода

Длинней, чем путь от леса до могилы.

Здесь о тиранах узнают, когда

Из магазинов исчезает мыло.

Здесь стыдно заниматься ерундой,

Когда один во все мишени метишь,

Здесь до любви так близко, что с водой

Её сглотнёшь и даже не заметишь.

*  *  *

Тёмное небо и дым из трубы,

Самое светлое – дым.

На горизонте большие кубы,

Сон будет нынче цветным.

В окнах привычно горят огоньки,

но я не грежу о них,

Знаю, что люди от лютой тоски

Воют в квартирах пустых.

Тихо пищит неудавшийся снег,

Слякотью рано он стал.

Как я подробно обдумал побег!

Жаль, убежать опоздал.

Тёмное небо, чужая семья,

Старой вины колдовство.

Пальцы нащупали что-то, и я

Понял, что нет ничего.

*  *  *

Ранее утро. Густая тьма.

Даль невозможная.

Родина долгая, как зима,

Как бы спросить мне: «Можно я?»

Русское небо в сплошном дыму,

Нечего больше скрашивать,

И ничего здесь нельзя тому,

Кто научился спрашивать.

Счастье, что где-то течёт река,

Хоть до неё ты дойти не смог,

Думай о том, что звезда близка,

Или не думай – повсюду Бог.

*  *  *

Полюбить так, чтобы кусать губы,

Чтобы смотреть на звёзды, не разбирая,

Геликон с небес звучит или туба.

Я не плачу, но утром вся жизнь сырая,

Я не плачу, но соль разъедает щёки,

Не стреляйте в лоб, подходите сбоку,

Полюбить бы так, чтоб увидеть Бога.

Закрывая дверь, оставляйте щёлку,

А когда услышишь: «Зачем, брат мой,

Ты разрушил то, что веками строил?»,

Говори: «Ахейцы не взяли Трою,

И Елена сушей идёт обратно».

В мире теперь измерений пять,

А в четвёртом из наших сомнений свалка.

Полюбить бы так, чтобы вся жизнь – вспять,

Но она и так – вспять… Жалко…

*  *  *

Идёт, пригнувшись, пилигрим,

Так сильно небо давит.

Давай с тобой поговорим

О том, за что страдали, –

О Родине, о временах

Печальных и тревожных.

Идёт, ссутулившись, монах,

глаза поднять не может.

А в небесах над ним горят

Останки душ невинных.

Так далеко последний ряд,

Что ничего не видно.

Давай пойдём с тобой, как встарь,

Лихой тропой гусарства,

Идёт, расправив плечи, царь,

Оставшийся без царства.

И в голове его не гимн,

А прошлых мыслей улей,

А мы молчим, а мы сидим

И что-то караулим.

Не сыщешь в голосе металл,

Молчание дороже.

Когда последний первым стал,

Второй сошёл с дороги.

И хрустнул мира позвонок

Под строгим взглядом Бога.

Я жил, наверное, как мог,

Но смог не так уж много.

Пусть простота не воровство,

пусть скверно дул в трубу я.

Не ангел я и ничего

В жизнь не возьму другую.