№2.2022. Наталия Санникова. Если в тебе Евразия говорит. Из новых стихотворений

Наталия Николаевна Санникова родилась 7 ноября 1975 года в д. Васильевке Ермекеевского района РБ. В 1998 году окончила отделение журналистики БашГУ. Автор и ведущая программ «Переплёт», «Активный словарь», «Земля Санниковой» и других на «Радио России – Башкортостан». Дважды финалист международного фестиваля «Живое слово» (Большое Болдино), дипломант всероссийского конкурса «Родная речь» (Ясная Поляна), лауреат международного конкурса «Кубок мира по русской поэзии – 2014» (г. Рига), обладатель Приза симпатий «Рижского альманаха» и Литературного интернет-журнала «Русский переплёт». Член Союза писателей России. Автор книги стихотворений «Кризис среднего» («Китап», 2019).

 

 

Наталия Санникова

Если в тебе Евразия говорит

Из новых стихотворений

 

*  *  *

 

Мне прививали навыки шитья:

из лоскутов придумать покрывало,

стачать разрывы, обметать края…

Так бабка Поля бережно сшивала

тепло и память в обережный круг.

Стелилось разноцветье по кровати,

в нем не было бездонных чёрных пятен –

был бежин луг.

 

Печальна упрощённость ноября.

Как будто здесь прошёлся с бритвой Оккам.

Свет приглушен в глазах, и даже в окнах,

темно и пусто, проще говоря.

 

Кусок рассвета, воздуха отрез,

простеганного ветками берёзы,

несносный полиэстер поверх вискозы,

обрывки одиночества окрест

тоски,

машин проезжий шум, –

держи меня, лоскутный парашют.

 

Туман спадёт, вернётся свет резной

в просторные пустующие кроны.

Нет чёрных пятен – это все вороны,

потусторонний трепет и озноб.

 

Идём в ночное, где-то здесь костёр,

его не быть не может – по приметам.

Послушай сердце:

рвётся, рвётся к свету.

Мы под покровом, мы ещё растём.

 

 

*  *  *

 

и вылепляется некто из пластилина

(немного науки, в основе – все та же глина),

в пару ему – другой безымянный двуногий,

оба замерли на пороге.

 

откуда-то сверху нахлынули две жар-птицы,

двое дивятся, ждут, им не хочется суетиться,

льнут как ручные, видно, хотят согреться,

но тот, кто лепил, второпях не придумал сердце.

 

он за щекой держит свежесть конфеты мятной.

это – урок труда, не шумим, ребята.

 

звонок прозвенел, двоих унесли на небо,

стали они планетой с материками.

придут холода, до неба навалит снега –

мама замажет щели в оконной раме.

 

 

*  *  *

 

И – хочешь не хочешь – беги во дремучий лес.

Пудовые башмаки, клубок, барабан на шее.

Здравствуй, бабушка, не на предмет чудес

я к тебе – налаживать отношения.

 

В детстве пугали, мол, страшная – рот зашей,

чтобы не вскрикнуть. Задолго до «ножек Буша»

снились в кошмарах модельные – от ушей –

средства передвиженья твоей избушки.

Возле нее – с черепушками частокол.

В чреве её – печь да лопата-противень.

И вот еще жуть: ты и Ко в 80-м – против.

 

И я петляю, вязну, юлю, рычу.

Лес густеет как сумерки – тихой сапой.

Дар твой – самый зоркий из чувств –

видит: тень за спиной встает на четыре лапы.

 

Как же мне без человечьих рук

перебрать ассорти из небесных круп,

отбелить полотно в ледяной проточной.

Заливает чащу густая синь,

а за пазухой надрывается что есть сил

яблочко с червоточиной.

 

 

*  *  *

 

степь в человека заходит издалека

сквозь вечные воды немыслимые века

шелково шепчет щекочет как шурале

на южном урале степь обнимает лес

 

и вот ты уже стоишь посреди степи

слушаешь как иссохшие травы желают пить

щуришь на злое солнце раскосый глаз

куда ни посмотришь везде она разлеглась

 

и ты говорит устал отдохни ложись

ляг и послушай как дышит повсюду жизнь

а хочешь взлетай на спину горяч тулпар

ему не нужна протоптанная тропа

 

а по ночам здесь дыбом встает ковыль

из-под копыт летит золотая пыль

тьмы наступают молча сквозь темноту

войско ведут джучи субэдэй бату

 

был мой рязанский корень к степи привит

русская речь во мне и восточный вид

в китае пошиты джинсы и весь наряд

если в тебе евразия говорит

обе щеки горят

 

 

*  *  *

 

Гидромет почесал в затылке, сказал: «Пустыня

дышит Евразии в сердце – такое пекло».

В тени уходящего мая катятся мысли колючие и простые, находят себе человека и обнимают.

Больше пейте! Звонче пойте, если вас занесло!

Все равно никто не услышит – случай не эпохальный – но на всякий пожарный обмахивайтесь веслом – чем вам не опахало.

 

Впрок запасайтесь живой водой – у пустыни, похоже, большие виды.

Модный тренд – изнутри обложиться льдом. А гореть изнутри – это типа придурь.

Взвились кострами новые миражи, загорелась другая эра, или – как там ее – климатическая эпоха.

Человек опустел, но по полной желает жить. Пустота его стала мерой. И теперь всем – такая рифма.

И конца этой рифме гений не подберёт.

Гидромет чешет репу – прогнозы смешное дело.

Ляжет пустыня вдоль или поперёк.

Выпадет снег и душу очертит мелом.

 

 

*  *  *

 

о чем, не умолкая, говорим,

мир никогда не расположен слушать,

но все живое считывает ритм –

так море перелистывает сушу

 

заговорить – попытка уберечь,

пусть ни одна в земном не преуспела,

надеясь на спасительную речь, –

язвительна ползучая омела

 

кошмар Ахилла – погруженье в Стикс,

в безмолвие (о, любящая мама),

теперь сказали бы: не смог перерасти,

отсюда – гнев, утроенная травма

 

богини, нимфы – смертным не чета,

провидицы – что выглядит насмешкой, –

и тем пришлось по-бабьи причитать,

смиряться с уязвимостью кромешной

 

вода – живая, мёртвая – вода,

когда ее источник не намолен –

лишь аш-два-о в пробирке;

благодать –

иной природы, не живет в неволе

 

живая – бьется, слышишь этот ритм –

живая неумолчно говорит

 

 

Из цикла «Рифейские песни»

 

Так и живем под Медведицей гиперборейской.

Рядом с высоким гнездовьем рифейского эвра.

Шкуры везут к нам из Турции в виде дублёнок.

Но отчего-то меха дорогие не греют.

Не насыщает жующих мясная нарезка.

Надо лечить, говорят, сумасшедшие нервы.

Надо спасать молодых, глубоко утомленных.

Старость теперь наступает гораздо быстрее.

 

Небо открыто, но жутко от звёздного рыка.

В крепости дома не скрыться от хищного века.

Едут бульдозеры по несгибаемым шейным.

По краснокнижным.

Здесь глубоко чужеземное море зарыто,

белые виллы и яхты лазурного цвета.

Светлый ботаник лелеет тюльпан Биберштейна.

Кто-то блаженным сочтёт, кто-то скажет – подвижник.

 

Каждый по меркам истории – эфемероид.

Всякий живущий – на фоне горы эфемерен.

Редкое месторожденье открылось на склонах.

Думали, что известняк, обнаружилась – смелость.

Всякое время себе выбирает героев.

Каждому будет по мере, точнее – по вере.

Правит Комфорт и его соблазнительны зоны.

Лишь заповедные горы очерчены мелом.

 

Видел бы ты, о Вергилий, какие здесь пчёлы.

Воздух звенит растревоженным роем бездомным.

Горы гудят в непогоду как старые травмы.

Гром – в человеке, в том месте, где солнце, где пусто.

Мир искушает: оставь свои цепи, учёный.

Где пустота, там и жажда страшна и бездонна.

Первыми гибнут редчайшие. Вянут и травы

от недостатка любви и отчасти – искусства.

 

 

у-фа

 

время пошло когда-то от первых гроз

внутри человека вспыхнуло и зажглось

и загорелось

и загорелось скорее скорее жить

и замелькали досужие миражи

о моя прелесть

 

вода становится льдом

водой становится лёд

там подо льдом живет золотой карась

он ещё помнит как родилась седьмая гора

карась шевелит серебряным плавником

неспешно беседует с призрачным рыбаком

и тянет расслышать о чем у них льётся речь

и не сходя с вершины холма прилечь

 

с высоты седьмого холма открывается лучший вид

взгляд падает вниз и по воде скользит

до края до горизонта немного за

здесь сотню лет назад пронеслась чудовищная гроза

белая стала красной от крови белых и красных

всех приняла река

омыла оплакала разом упокоила на века

много гроз миновало всадник взлетел на холм

и застыл над обрывом бронзовым стал стихом

так и держит тяжёлое небо одной рукой

пограничный рубеж над памятливой рекой

 

турист постит фото в ленту инсты

белая ослепительно серебрится

у-фа выдыхают натруженные мосты

у-фа выдыхают гости столицы

 

отчего не летают люди

смешной вопрос

летают но чаще падают в полный рост

а кто-то взлетит куда атласных телят не гонял икар

и там только космос а к людям уже никак

 

если рухнуть с холма поближе к живой воде

кажется что она такая же как везде

где когда-то тучи-изгнанники побывали

на берегу отдыхающие лежат

человек с гитарой поет чижа

про солдатика на привале

 

так у воды безвременно и легко

машет карась серебряным плавником

падает птица раскинулась в полный рост

и кажется есть ответ на любой вопрос

 

я мимо нот подпеваю почти шепчу

река выдыхает а помнишь тут был шевчук

небо держал на руках а теперь гляди

тучи как партизаны ползут по заводи

из палеозоя в неявный ещё эон

сквозь грозное время тянется гром и звон

натянутых жил

ну кто тут у нас атлант

пока ещё не сгорел человек дотла

не выгорел со временем изнутри

ну кто здесь богатыри

 

из палеозоя грозами опалён

с юга на север в гиперборейский лёд

лёг упираясь упрямым широким лбом

тот кто со смертью выиграл вечный бой

здесь его называют урал-батыр

держат поэты небо

трещат хребты

 

о моя прелесть какие здесь миражи

так бы и жить бесконечно

не хватит жил

точнее в жилах красной живой воды

 

говорят будто нефть может тоже по венам течь

надо просто сказать у-фа на холме прилечь

и тогда миражи потекут рекой

и наступит воля а с ней покой

и гроза останется далеко