№12.2021. Евгений Дьяконов. Литературный перекрёсток. Всё по любви. Стихи

Евгений Александрович Дьяконов родился в Ленинграде в 1989 году. Живёт и работает в Санкт-Петербурге. Окончил СПбГУКИ, работает экскурсоводом. Выпускник ШПМ «Линии времени», член Российского Союза Профессиональных Литераторов, руководитель поэтической мастерской А. Ратнера. Дипломант литературного фестиваля им. Н. Гумилева «Осиянное слово» (2016, 2017), участник литературной конференции им. Михаила Анищенко (Самара), финалист «Кубка издательства СТиХИ» (2020), участник ЛИТО Машевского, участник поэтической студии издательства «СТиХИ» (семинар Алексея Алёхина) и поэтического семинара Юрия Казарина при журнале «Урал»; участник поэтических семинаров в рамках форума молодых писателей «Липки», победитель всероссийских литературных фестивалей и конкурсов: «Русские рифмы», «Филатов Фест», «Русский слэм». Публиковался в «Литературной газете», журналах «Нева», «Москва», «Нижний Новгород», «Урал», «Дружба народов».

 

 

Евгений Дьяконов

Всё по любви

 

*  *  *

 

Пока зима, дела не на мази,

ты небо отправляешь на УЗИ

и дышишь, задыхаясь снежным лесом,

молчишь – слова страдают лишним весом

и тягой к человеческой грязи.

 

Тем временем вокруг светлеют ночи,

затем темнеют – всё в таком ключе,

а ты, не выговаривая «ч»,

прошепелявишь «осень» вместо «очень»

и будешь прав –

в своём чутье, ничей.

 

 

*  *  *

 

За сорок лет,

но за полночь шагнёшь,

за городом как вкопанный стоишь

и точно помнишь – не было афиш,

Но сделал шаг –

и вот тебе аншлаг,

а дождь перетекает плавно в дрожь.

 

В партере очарованный камыш,

змея под камнем, сойка на берёзе,

а кто там в ложах, ты не разглядишь,

пока стоишь и утираешь слёзы.

 

Концерт для тишины,

затишье, тишь

и морось,

морось, морось о морозе.

 

 

*  *  *

 

По старой памяти, как говорится,

блуждаю и проваливаюсь в наст.

За лесом город празднично цветаст –

настолько, что нельзя не возгордиться!

 

А тут пока не вытоптаны тропы,

своих воспоминаний тайный опыт

хранит могучий ельник тут и там,

а главное – о нашем шепчет нам

 

над головой, как прежде, звёздный невод,

барахтаюсь его движенью вспять,

но, как всегда, за что угодно – пять,

а по предмету... по предмету – неуд.

 

 

*  *  *

                Константину Комарову

 

Бредёшь некормлен, нецелован,

С тоской ночною тет-а-тет.

Болеешь сам, однако слово

приобрело иммунитет.

 

И не нужны ему прививки,

и витамины ни к чему –

К такому люди не привыкли:

тюрьму-суму, суму-тюрьму,

 

Увековеченные речью

И крючковатые, как крик,

Болезни тащишь человечьи,

Высовывая в ночь язык.

 

 

*  *  *

 

Уходит вечер в заиканье,

рыбак плывёт в заокеанье –

туда, где волнами разлуки

ложатся друг на друга звуки.

Где ни отлива, ни прилива,

и ночь – как рыба молчалива.

Он уплывает в близорукость,

его не мучают уже

во рту неслыханная сухость

и даже духота в душе.

В бреду ворочаясь, сопя,

вот-вот – и выловит себя.

И сразу по башке веслом –

без слов.

 

 

*  *  *

 

глаза закрыл,

но распахнулись очи:

на площади заснеженная ночь,

и если бы я был к ней приурочен,

то приписал бы сокращенье «оч.»;

а так – лишь превращаясь в слух и зренье

и пробуя на вкус

и прах, и пух,

смотрел, писал, читал

стихотворенье,

 

не про себя –

нас было больше двух.

 

 

*  *  *

 

В каждом яблоке видеть одно

беспощадное сам знаешь что

 

и не думать о прочих вещах

на серьезных, как водится, щах –

 

о таких, как создатель, эдем,

потому что и глух я, и нем,

 

но очнусь, и огрызок в руке,

райский сад, райский сон вдалеке,

 

но шуршит, но колышется слева

золотое запретное древо,

 

а под ним, а на нём, а над ним

сколько змей, сколько лет, сколько зим!

 

Не вернуться назад по следам,

потому

я тебя никому,

никому я тебя не отдам.

 

 

*  *  *

 

Всё по любви и это тоже,

ведь по расчёту – только смерть.

Я озверел уже, мой Боже,

и дальше некуда звереть.

Вчера рычал, сегодня вою,

себя в тебе не узнаю,

бывает, вырвешься на волю,

а там лишь – баюшки-баю.

Стою во мраке с сигаретой,

а может быть, она со мной.

Всё по любви, но не по этой –

по той, нездешней, неземной.

 

 

*  *  *

 

Иней – чуждый, как слово «ихний»,

нашуршаться я не успел.

Отвези меня в тихий Тихвин,

что как белая скатерть бел.

Ни к чему предавать огласке

мой побег, потому что там

я уверенно, без опаски

выпью двести, ну триста грамм,

на свободе, а не в завязке,

наплевав на попутный хлам,

мы окажемся в нашей сказке

и войдём в монохромный Храм.

 

 

*  *  *

 

На первый взгляд всё было хорошо:

ЗП пришла и старый друг зашёл.

Собрали стол, бухаем не спеша.

Но дочка тихо в комнату вошла

и говорит мне голосом жены:

«Не ешь с ножа».

 

 

*  *  *

 

Смотрю вперёд,

смотрю назад,

куда ещё мне посмотреть бы?

Направо – замок,

слева – сад,

скульптура там с глазами ведьмы.

А церковь – где-то за мостом

(она уютна и опрятна),

живёт грядущим Рождеством.

...А чем ещё жить – непонятно...