№11.2021. Евгений Пасечник. Заноябрился снег. Стихи

Евгений Андреевич Пасечник родился в Уфе 24 июля 1988 года. Публиковался в коллективных сборниках, в журнале «Бельские просторы».

Евгений Пасечник

Заноябрился снег

Скребётся кот

Бывает, купишь пирожок

И встанешь с чаем у киоска,

В одежде ношеной, неброской,

И на душе нехорошо.

Бежит небесная вода

По лбу под ноги, прямо в лужу,

И разрывают скорбью душу

Глаза облезлого кота.

Глядит он из последних сил,

Ничто не просит, не мяучит,

И застилают небо тучи,

Купая мир людской в грязи.

«Для всех домов на свете нет», —

Кто нравы выдумал такие?

Припомнишь матом аллергию

И купишь в пачке «Китикет».

Взмурчит лохматый меж икот

людских, гонимых крепким чаем...

Но на душе не полегчает,

Поскольку там скребётся кот.

Перемены

Перемены – такое блюдо,

Что хитрее, чем старый лис.

Никому неизвестный Лютер

прибивает помятый лист.

За плечами подросток Бостон,

С судна за борт швыряли чай.

И кто будет великим прозван,

Спорит с алчностью англичан.

Что плохого Отчизне клясться,

Что вернет отделенный Рур?

Многим нравится новый канцлер.

Назначаете, Гинденбург?

Миллионам в окопах бриться,

Не один пошатнется трон.

Вот и некто – Гаврило Принцип

В револьвер зарядил патрон.

В нищете – как во тьме, в трясине

Век за веком рабы царя,

Но матросы штурмуют Зимний,

И над миром встаёт заря.

За добро пожинать расплату

От злодеев впервой ли? Бес

Называет своим Пилата,

На Голгофе вздымает крест.

Королева встаёт из кресла,

Безголово дразня толпу:

«Раз нет хлеба, то ешьте кексы,

Но не надо идти на бунт!»

Был грибок с чашкой Петри брошен

На неделю, и Флеминг взвыл!

Перемены порой похожи

На отсутствие таковых.

Игра в жизнь

Под шубкой форма первоклассницы,

И что-то взрослое во взгляде:

Ещё не курит и не красится,

Ещё порок в неё не гадит.

В сугробе снег черпнули валенки –

Она как будто бы босая,

Но тащит раненого Валенька –

Ведь наши наших не бросают!

А рядом брат в ледышках-варежках

За крепость снежную дерётся.

Рассказы деда помнит Ванечка:

«Без боя русский не сдаётся!»

Им через час с повинной к матери

За опоздание к обеду...

Так формируются характеры,

Что превозмочь сумеют беды.

Путешествие на лунном корабле

С кленовых листьев сжёг закат

Лучом кровавым зелень. Осень.

Шепнёшь из окон свысока:

«Как скучно здесь». Темнеет в восемь.

Читая Свифта и Рабле,

Юнец – мечтатель полусонный,

Плыви на лунном корабле

Из Монреаля до Гудзона.

Намного более какао

приятней запах старых книг:

В дремоте Землю обогни,

Встреть утро в ветреном Макао.

Швартуясь к ветру между звёзд,

Будь храбрым, как моряк и воин,

Но «бей в набат» сигналом SOS,

Когда тебя будить изволят.

У тех фантазия нема,

В чьём море книг спит мель под килем.

Страниц охапки обнимай,

Как юных девушек другие...

Тебя бы выдумал Дефо,

Стань ты ещё чуток смелее!

Покинешь звёздное депо,

Когда закат войдёт в аллею?

Самолётик

На скоротечность лет посетуй:

– Тоска из памяти растёт, –

и самолётик из газеты

влетает в осень и в костёр.

Ещё недавно мне калоши

не в пору в доме были все,

а нынче внучке с манкой ложку

тяну, кряхтя. Я глух и сед.

Жмусь поясницей к батарее

и прячу бедного кота,

а Поля:

– Я не посталею?

И я лукавлю:

– Никогда!

Если хочешь, оставайся

Одиночество многим страшнее других болезней,

но помочь не сумели ни лезвия, ни психолог,

и зачем только люди мне эти в башку полезли?!

Как ни жмусь к батарее, а чувствую зябкий холод.

Помню, как в день венчания с другом ушла невеста.

Мне и раньше везло в личной жизни чертовски мало.

От обиды с тех пор отзываюсь о ней нелестно.

Что любила – врала, но несчастного обнимала.

Толку ноль от пилюль, пью горстями – одна изжога.

И улыбка фальшива, во взгляде устал искру жечь!

А они говорят, что я выбраться смог из шока

и теперь меня ждёт лучший мир – облака из кружев.

Если вы не уйдёте, то стану чуток светлее.

Каюсь, что драматурги героев с меня слизали.

Между рёбер ещё непогашенный уголь тлеет,

Правда, я так боюсь, что его затушу слезами.

И не стоит упрёков. Где видели здесь мужчину?

Он всего лишь полвека стареющий лысый мальчик,

а мгновения счастья всё шепчут: «Во тьме ищи нас».

Как же голос их трепетный сладостен и заманчив.

Год за годом искал – шёл на зов, только, кроме гнева,

ничего не нашлось в сердце от бедноты убранства.

Помню я день и час, как вошли и сказали мне вы:

«Вы не буйный, случайно? Велели у вас убраться».

Вёл себя хорошо? То нельзя запрещать прогулку

вдоль забора и елей – такое, как мир, старо уж.

Важно! Осень бушует, зубрю «не забыть про куртку».

И в лицо узнает меня новый больничный сторож.

Вдаль с пяти до семи! Потемнеет сегодня рано.

Тихий час и на воздух, а после идти на ужин.

Вы под курткой моей разглядели на рёбрах раны?

Это когти судьбы. Неужели кому-то нужен?

Здесь размеренно всё – за неделей ползёт неделя,

пожирая надежды насмешливо и бездушно.

Вы для встречи со мной столь красивый наряд надели?

Вам идёт и халат медсестры... и глаза без туши.

Я готов долюбить, если вас обижали раньше,

только, если вы тоже сбежите с другими – вскроюсь.

В этой странной игре я летящий на пламя бражник,

опаляющий крылья светящей в меня искрою.

Где на скатерти неба белеет луна опалом,

у озябшей рябины плоды отдают пунцовым

и на первую изморозь с горкой листва опала.

Под мохеровым шарфом скрывали своё лицо вы.

И приятно не пахну, полгода уже не брился,

но вы, за руку взяв, наши тени внесли в аллею.

Первовыпавший снег в свете лунном заноябрился.

Я не то чтобы робок – на первом снегу алею.

В этом аду явились перчаткой ладони гладить

и шептали о счастье, в небритость меня целуя,

и как жаль, что нельзя вас оставить в моей палате.

Правда, что вас другие не видят? О, аллилуйя!

Не возвращается никто

Я бы хотел, как в раннем детстве,

Скакать в доспехах на коне

По тридевятым королевствам,

Но не вернуться в детство мне.

Я бы мечтал стать вновь угрюмым

Из-за того, что нелюбим,

Но не вернуться мне и в юность –

Она растаяла как дым.

Я бы таскал с улыбкой тело

в рань на работу – не беда!

Но так случилось, что и в зрелость

Мне не вернуться никогда.

Я бы не клянчил чью-то жалость,

Хвалился б: «Лет мне ровно сто!»

Но, к сожалению, и в старость

Не возвращается никто.