№9.2021. Анна Зорина. До ночи недалеко. Стихи

Анна Владимировна Зорина родилась и выросла в Петропавловске (Казахстан). Окончила Северо-Казахстанский государственный университет им. Манаша Козыбаева. В 2016 году

переехала в Новосибирск, входит в состав творческого объединения «Dark Romantic Club» и «Городские сказки. Новосибирск». Принимала участие в различных литературных конкурсах, фестивалях и семинарах.

 

Анна Зорина

До ночи недалеко

 

 

*  *  *

 

Здравствуй, Карлсон. Как ты, точнее, где ты?

Я, наверно, и правда, ужасно взрослый:

Вместо шуток и смеха одни вопросы,

На которые мне не найти ответа.

 

Друг мой, Карлсон, веришь ли, я художник

И тружусь оформителем детских книжек.

Правда, чуда в работе уже не вижу,

И от этого мне на душе тревожно.

 

Как сто тысяч неоновых новых люстр

Светят вывески ночью, и мне не спится.

Я любые могу пересечь границы,

Только в детство, как жалко, уже не пустят.

 

А луна зацепилась за шпили башен.

Безнадега такая, что впору плакать!

В прошлом месяце, Карлсон, умер папа,

И от этого стало по-детски страшно.

 

Тут, я сам понимаю, гордиться нечем.

Ты, конечно, всегда был безумно смелым.

Вот, рисую тебя угольком и мелом,

И от этого сразу немного легче.

 

Я сижу в тишине на покатой крыше

И никак не пойму: что же делать дальше?

Этой осенью в школу пойдёт сынишка.

Прилетай, познакомлю. Твой Сванте-старший.

 

 

*  *  *

 

Льётся, льётся по крышам солнце,

Как из банки кленовый мёд.

А над ними блестит червонцем

Проплывающий самолёт.

 

Лето, друг, береги коленки!

Комариная кутерьма.

На рассвете молочной пенкой

Над рекою встаёт туман.

 

А в траве земляника спеет.

День пробегал – живот бурчит.

По дороге домой вкуснее

Магазинные калачи.

 

Как же это? Одни вопросы!

И до ночи недалеко.

Солнце скатится абрикосом

Вдоль сиреневых облаков.

 

День истает ломтем арбузным,

Ночь под крышей сгустит навес.

В детстве лето всегда со вкусом

Приключений, легенд, чудес!

 

 

*  *  *

 

Отдай голос ветру, а мысли кидай в костер.

Зачем тебе речи случайных ночных сестёр?

Кому нужен груз ритуального волшебства?

Об этом молчит листва.

 

Для всех причитаний причина всегда одна,

Чем глубже печали, тем легче достать до дна.

А то, что осталось за краешком темноты,

Узнаешь уже не ты.

 

Попрятались звёзды, змеится у ног туман,

Он тянется цепко к скрипящим во сне домам

И в зыбком, неясном являет обрывки грёз.

Не бойся, он не всерьёз.

 

Смотри, прорастают упавшие с губ слова,

Не знает покоя бессонная голова,

Но сила наполнит ростки, что пробили твердь.

Так было и будет впредь.

 

 

*  *  *

 

Это даже не зеркало,

Это куда честней.

До мельчайшей мимической

Всё, что случилось с ней.

Не желаешь прозрения?

Так ничего не сей

Для кровавой жатвы.

 

А жонглируя масками,

Не потеряй лица,

Сомневаться естественно

Суетным беглецам,

Если чувства запрятаны

Под толщину зерцал.

Их в себе сдержать бы.

 

Только всё же не верится,

Кто бы ни прорицал:

Будут зависть и ненависть

Возвращены лжецам,

Под блестящей поверхностью

Спрятаны до конца

В темноте ползущей.

 

Это даже не женщина,

Это – кубло из змей.

Змеи ревностно бесятся,

Так, что не держит клей,

И сползают обличия,

Ну же, взглянуть посмей,

Обнажая сущность.

 

 

Благие намерения

 

Шиты белыми нитками,

Восклицаньями прыткими,

В основании выткано:

Отправляются в ад,

 

Прикрываясь причинами,

Как следами грачиными,

Что не будет прочитано

И сюжет глуповат.

 

Прячу белое в чёрное,

Но опять всё зачёркнуто.

Онемело плечо моё,

И устали глаза.

 

Оберну неумело я

Неудачное в белое,

Виноватое в целое –

Рукотворный эрзац.

 

Окружённая стенами,

Да и те обесценила.

Вся на звуки разменяна

И на звон от монет.

 

Нет табличек со стрелками,

И позвать меня некому.

Только буквами мелкими

Сверху: «Выхода нет».

 

 

*  *  *

 

У него не взгляд, а гречишный мед да морской янтарь,

О забытых снах до сих пор загадки слагает сфинкс,

Перемене мест неизменно рад, как любой бунтарь.

Не свернёт с пути, но порой согласен на компромисс.

Он возьмёт своё и, дойдя до цели, споёт на бис.

Не теряй его, хулиган сирокко, храни, как встарь.

 

Серебра покой разменял на страны и города.

Он не знает слов «невозможно», «страшно» и «не могу».

После медных труб не страшит огонь, не берёт вода.

В миг, когда его бархатистый шепот слетает с губ,

Понимаю, что не лежать мне камнем на берегу.

 

И да будет мир голове пушистой его всегда[1].

 

 

*  *  *

 

Ночные беседы. Ветер стих.

Все так непривычно просто.

И как остановка в вечности –

Качели на Маяковской.

 

 

Шабаш

 

Ночь глядится в воду, совсем как в зеркало.

«Отпускай перила, смотри – здесь мелко.

Оттолкнись ногами, плыви подальше.

Ночь – не время для лжи и фальши».

 

У воды объятия ледяные!

Я себя доверила ей впервые.

«Вот когда отмоешь, откроешь сердце,

Выходи на мостки погреться».

 

А из бани жар просочился в двери.

Невозможно легкость мою измерить.

«Тьма тебя укроет, не напугает».

Не боюсь. Я теперь другая.

 

Ночь искрится смехом: «Смотри-ка, действует!

Ты с себя плохое смахни, как в детстве.

И давно забитая в горло песня

Из молчания вдруг воскреснет».

 

 

«Призрачный гонщик»

 

Столпились зеваки, почуяв

Чужую беду за версту:

Горит без надежды на чудо

Трамвай на Горбатом мосту.

 

Пылает натруженный остов,

Клубится удушливый смог.

Не то чтобы старый, а просто

Не сдюжил, не вывез, не смог.

 

Вот так дребезжал на маршруте,

Но катится дело к концу.

Не ждите, уставшие люди, –

Суровый трамвайный инсульт.

 

Какая привычная драма:

Отбегал, сгорел и остыл.

В оконных обугленных рамах

Натянуты неба холсты.

 

 

*  *  *

 

И шепчешь: не забуду, не забуду

цветущий вереск в рыжих волосах.

Так сокол, что пронзает небеса,

на жертву камнем падает оттуда.

 

Заслышав голоса бузинных дудок,

беги, пока ещё решаешь сам.

Подскажет предрассветная роса,

кому печалью обернётся удаль.

 

Душа напополам, и путь не весел,

назад не отпускает тяжесть гейса,

пускай давно оплачены долги.

 

В траве уснуло эхо за холмами,

которые исхожены не нами.

Как землянично-сладок морок: сгинь!

 

 

[1] «Да будет мир пушистой твоей голове»

Александр Грин. Алые паруса.