№9.2021. Иван Волосюк. Листва не дрожит сама. Стихи

Иван Волосюк родился в 1983 году в городе Дзержинске Донецкой области в семье шахтёра. Окончил русское отделение филологического факультета Донецкого национального университета. Публиковался в журналах «Знамя», «Дружба народов», «Нева», «Волга», «Новая Юность», «Юность», «Москва», «Новый берег», «Интерпоэзия», «Новый журнал». Стихи переведены на итальянский, болгарский, сербский и румынский языки. Участник ряда Форумов молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья, Фестивалей Фонда СЭИП на Украине и в Беларуси. Дипломант XVII Международного литературного Волошинского конкурса. Живёт в Подмосковье, работает в газете «Московский Комсомолец».

Иван Волосюк

Листва не дрожит сама

*  *  *

Снег сам собой не образует мифа:

мы бабу снежную лепили – дети скифов,

сакральный смысл оставив на потом,

с кургана покатились кувырком.

А зимы были страшные: страшнее,

чем ночь в бомбоубежище. Дощечки

привязывали вместо лыж к ногам,

и даже если дом не уцелеет,

то в кухне летней как-нибудь у печки

перезимуем. И хвалу богам

весной, когда снега сойдут с курганов,

мы выразим посредством истуканов.

Exegi monumentum[1]

Все умирали – кто за кем

понять нельзя тому, кто выжил,

а я из старых микросхем

спаял себя и имя выжег.

Мой экземпляр второй шагнул

антропоморфными ногами,

он был крупнее – как манул

всегда заметней меж котами.

Он был бессмертный – вот она

для нашей вечности загвоздка,

ему одежда не нужна,

вода, и хлеб, и папироска.

Растает очередь в «Магнит»,

померкнут вывески любые,

а он задумчиво стоит

и смотрит на поля пустые,

где обрывается Россия...

*  *  *

По живому пространству, где фосфор

оставляет чахоточный след,

я прошёл невесомо и просто

без знамён, без потерь, без побед.

Там о смерти ни слова – не каркай:

ворон ворона не заклюёт!

На какие военные карты

нанесут этот пеший поход?

Я ходил по холмам и пригоркам

(хочешь смерти – так быть посему),

но ни корки теперь, ни полкорки

я с чужого стола не возьму.

*  *  *

Я дна достиг. Живущим в междуречье

Кривого и Казённого Торца

чужое солнце обжигает плечи.

И падает душистая пыльца

из каждого открытого цветка,

как старая побелка с потолка.

*  *  *

И было так: мы ехали домой

из полугорода-полупивной,

где дням есть счёт и календарь исправный,

но всё-таки Коперник не в чести,

и дворнику приходится мести,

как будто бы Земля стационарна.

Но разве я один среди людей

не видел зеленеющих полей,

где холм к холму приставлен для надзора?

Всё пропустив для нескольких минут,

когда понятно, что стихи придут –

внезапные, как вспышка метеора.

*  *  *

Возьми домой угля в ведре

и высыпь в зале на ковре,

сойди с ума на этой теме.

Пример соседям покажи:

из чёрных камешков сложи

прообраз Солнечной системы.

Живи в лачуге, ангел мой,

ходи раздетый и босой,

найди себе на свалке посох,

и все поймут, что ты философ.

Снаружи – мировой пузырь,

внутри – изъяны и пробелы.

Вот снег, что падал на пустырь,

сначала он живой и белый,

потом чернеет − и вот-вот

о смерти что-нибудь сболтнёт.

*  *  *

                            Через три она снова жива

                                                          В. Цой

Ничего не узнал от самих вещей,

всё сказали о них за них.

Кто живёт на Лесной в нищете моей,

кто в квартиру мою проник?

Кто научит ребёнка, что воздух свеж,

а листва не дрожит сама,

что молчать нужно, только когда ты ешь,

в остальном же – нам речь дана?

Кто идёт сигареты купить в горпо,

кто гуляет с получки, гад?

В реку падали звёзды, пробили дно,

но вода не пошла на спад.

Значит, что-то неладно с землёй родной,

я до правды такой дорос,

завтра стану травой, чепухой, золой,

но успею задать вопрос:

кто горланит в динамик: «How Much The Fish»,

кто орёт мне: «Expecting More»?

Почему в коридоре, где ты стоишь,

никого уже нет давно?

*  *  *

Остался вымпел на Луне,

где нет следов собак и кошек,

где Армстронг выпил в тишине,

где небо в беленький горошек.

Тем, кто не прыгал с гаражей,

поможет мягкая посадка.

За домом в девять этажей –

овраг, подстанция, посадка.

Попробуй небо обогреть,

оно не даст тебе свалиться,

бывает проще умереть,

чем из «Фейсбука» удалиться.

*  *  *

                     Трое смотрят, светится один…

                                             Андрей Фамицкий

Я был немым, но мой светился рот,

и, кулаком не пробивая лёд,

я видел: ты со мною говорила.

Здесь и звезде бывать невмоготу,

её солдат сбивает на лету,

орлы – над нами, а над ними – вилы.

Давай, мой мальчик, там, в степи, ложись,

ты Солнцу говорил: «Остановись!» –

повязанный мышленьем Птолемея.

Но в глубине души весь космос зрил,

и вот Господь тебе глаза открыл,

и ты застыл, пред Ним благоговея.

*  *  *

                             Песок остывает согретый

                                              Осип Мандельштам

Пора пространство сматывать в рулон,

носить с собой мирок, куда ни шёл бы,

но выход в космос был осуществлён:

прыжок в уме и медный лязг щеколды.

Пора привычку перенять у птиц

сидеть в ветвях и не чирикать всуе,

мне остаётся несколько страниц,

но я живу, а значит – протестую.

Тому виной «Наука» и «ДЕТГИЗ»

(нас всех ругали, что читаем лёжа).

Холодный воздух опустился вниз,

нагретый поднялся, но умер тоже.

*  *  *

                         Андрею Фамицкому

Это сон, глубокий, мирный сон,

укачало в поезде – бывает,

не было пространства – был вагон.

Я внутри, меня слегка качает.

Носят чай, но подстаканник пуст,

вечность знает жажду, но другую,

и белья почти неслышный хруст

заглушает музыку любую.

Вещь такую пишешь пять минут,

а потом три дня её вмещаешь.

Мы уходим к свету, там нас ждут,

но кормить в пути не обещают.

[1] Еxegi monumentum – (лат.) «я памятник воздвиг» (из Горация).