Все новости
Поэзия
19 Мая 2021, 12:40

№5.2021. Игорь Касько. Край небесной суши. Стихи

Игорь Степанович Касько родился 3 октября 1972 года. Поэт, переводчик. Один из основателей литературной группы "Кавказская ссылка" (г. Ставрополь). Публиковался в журналах "Дружба народов", "Юность", "Крещатик", "Плавучий мост", "Poesia" (Италия) и др. Автор книг «Многоточия надежды» (2014), «Сорок четыре одиночества» (2016), «Переводчик тишины» (2018). Член Союза российских писателей Мы живём, как будто бессмертны и «жизнь взаймы» –это опция, что доступна всегда и всюду.Говорила мама: «Синицу в руке зажми...Слышишь, сердце как бьётся? Не отпускай!»«Не буду...»

Игорь Степанович Касько родился 3 октября 1972 года. Поэт, переводчик. Один из основателей литературной группы "Кавказская ссылка" (г. Ставрополь). Публиковался в журналах "Дружба народов", "Юность", "Крещатик", "Плавучий мост", "Poesia" (Италия) и др. Автор книг «Многоточия надежды» (2014), «Сорок четыре одиночества» (2016), «Переводчик тишины» (2018). Член Союза российских писателей
Край небесной суши
* * *
Мы живём, как будто бессмертны и «жизнь взаймы» –
это опция, что доступна всегда и всюду.
Говорила мама: «Синицу в руке зажми...
Слышишь, сердце как бьётся? Не отпускай!»
«Не буду...»
«Журавли растают, как снег, улетая ввысь...
А синичье племя на семя льняное падко, –
говорил отец, – ты к земле поближе держись...
Остальное – блажь и нелепая опечатка
в книжке с надписью на обложке “ДРУГАЯ ЖИЗНЬ”».
Я летаю во сне. За секунду до темноты
разглядеть, что вечное, что земное,
невозможно. Возможно, я угадаю черты
своих близких в тех, кто придёт за мною.
* * *
Мою бабулю Сянькой кликали
старухи из дворов соседских.
Я помню лица их, что ликами
светились в серости советской.
Они не обучались грамоте
и слов красивых избегали.
Вот фото в полинялой рамочке:
Савета, Сянька и две Гали.
Они бывали за границею.
Туда их вывезли фашисты.
А возвратились – тут чекисты
«паяют связь с ОУН и с фрицами».
Но живы все, а значит длиться
и счастью, и любви, и доле.
На чёрно-белом фото лица
светлы, как лики на иконе.
...Кресты январская метелица
укрыла белыми снегами.
И огоньком пугливым теплится
звезда над старым сельским храмом.
* * *
Нас тысячи, идущих за строкой,
как за сохой, за линию заката,
утративших и счастье, и покой
за точкой невозврата.
Нас сотни – тех, кто выпал из гнезда
и полетел в распаханное небо.
Над горизонтом мается звезда –
распята и нелепа.
Нас единицы, выживших в аду
войны за слово, властное над твердью.
Забыв бесчеловечную вражду,
бредём к бессмертью.
И лишь один подарит тёплый свет
всем тем, кто видит небо под ногами,
покажет путь к далёким берегам и
даст ответ
тем тысячам, идущим за строкой,
и сотням тех, кто в небо улетел,
и тем, кто выжил в адовой войне...
* * *
Во имя отца, ушедшего в мир небесный
рыбачить и пить божественный самогон,
живут сыновья и дочь, и весёлой песней
на речке звенит вода по нему, вдогон...
Во имя земного сына, что род продляет,
идёт путями, неведомыми тебе,
живёшь ты сам, и надежду в тебя вселяет
благая вера в силу его побед.
Во имя святого духа, что правит словом
твоим, как ручкой детской учительская рука,
рождается невесомой, летящей, новой
рифмованная тобой и богом твоим строка.
* * *
Господин сочинитель, творящий бессмертный мир,
и читатель, что внемлет каждому вдоху смерти, –
оба веруют слепо, что в штольнях небесных дыр
ожидают их всё же ангелы, а не черти.
А пока их удел – быть в плену у немых словес,
проживая чужие жизни и веря в чудо.
В тот момент, когда книги уйдут в Гефсиманский лес,
сочинитель умрёт, а читатель его забудет.
На Кедрон с Елеона опустится стылый воздух.
Над седыми оливами вспыхнут слепые звёзды.
* * *
Только пыльные рамки на стенах чужих домов,
только несколько строк, не выброшенных Всевышним.
Остальное – червям: мучным, земляным и книжным,
остальное – в разводах стелящихся дымов.
Только эхо, как рифма, где-то в конце пути:
то ли слышно, то ли кажется, что живое.
Разольётся внутри небесное, дождевое,
и начнёт подсолнухом в небе твоём цвести.
И созреют плоды, не сорванные с дерев.
И душа, как Ева с Адамом, чиста и гола.
И качнёт Вселенную тихий печальный голос.
Он прибьётся волной, следы на песке стерев.
...Вдруг земной ребёнок задумался и затих:
«Мама, слушай, я сочинил стих...»
* * *
А. А. Вознесенскому
Ростком каштана продираются
и рвут асфальт плечами строк,
приветствуя весну, случаются
в свой срок.
Стучат в окно слепыми ветками,
качаясь на ветру, в ночи
трещат сверчками и медведками.
А ты молчи.
Молчи. Прислушивайся к памяти.
Лови в космической глуши
обломки ижиц, еров, ятей и
потом – пиши.
Как в звёзды вещества сгущаются,
как полнит счастье нашу грудь,
так и стихи: они случаются
когда-нибудь.
* * *
когда прольётся время тишины
на наши перепачканные души
их выбросит на край небесной суши
они поймут что будут спасены
а мы глухой стеной сырой земли
отделимся от праздника живого
и призраки немые корабли
нас унесут от берега земного
туда где вечность будет не страшна
и тишина кругом
лишь тишина...
* * *
Любовь и счастье любят тишину.
Народная мудрость
Мается маятник – вечный молчальник.
Время – взыскательный военачальник,
твёрдый мужик.
Что я о жизни узнал скоротечной?
То, что она – суетливая речка –
между несчастьем и счастьем бежит.
Что я о смерти неузнанной знаю?
То, что страшнее, её ожидая,
всех провожать аж до самого края
и возвращаться опять.
К прошлому, что по ночам беспокоит,
К будням, что давят своей пустотою.
К строчкам, что тянут тебя за собою
вспять.
Что я скажу на небесном суде?
Я промолчу.
О тебе.
* * *
Я – рыба. Я молча люблю и живу.
Я в светлое завтра упрямо плыву.
Порогами брюхо побито.
Я – рыба, что ищет истоки реки.
Там чистые бьют из земли родники
и травы под цвет малахита.
Мои плавники истончает вода.
Волна за волною проходят года.
И звёзды плывут надо мною.
Опасен и труден извилистый путь.
Нельзя ни залечь, ни назад повернуть –
добраться любою ценою.
Я – рыба, плывущая вверх по реке.
Гуляет блесной расписной вдалеке
пузатое важное солнце.
Срывается снег. Замерзает река.
Сияет улыбкой лицо рыбака
над лункой-оконцем.
Я жабрами воздух холодный ловлю.
Я жизнь до последнего вздоха люблю,
прощая ей сущность земную.
Мне снится, что я одинокий рыбак.
И вижу, снежинки спускаются, как
ангелы, с неба за мною
* * *
Я – просто текст.
Читай меня, читай...
Пусть время перельётся через край
сосуда, на котором надпись «смерть»
стирает прилетевший с неба свет.
Я – просто текст.
Из букв, в которых есть
какая-то загадочная смесь,
какой-то тайны отблеск золотой,
живущий за невидимой чертой.
Я – просто текст.
Не дай меня забыть.
Не рви мою чувствительную нить,
что тянется строками по экрану
к тебе, мой бог.
А я промою раны,
сотру с креста кровавые следы,
волью глоток живительной воды.
Живи во мне, мой бог.
Не улетай.
Я – просто текст.
Читай меня.
Читай.
* * *
О. К.
Любить, хотеть касаться, видеть свет
в твоих глазах, как небо, голубых
и не искать мучительно ответ,
за что смогла меня ты полюбить.
Ходить по тем же солнечным полям,
дышать друг другом, глядя прямо в небо,
когда уходит из-под ног земля,
библейским зацелованная снегом.
И ждать, и верить в чудо, каждый миг
поить виной невинных мыслей реки.
Мы – две страницы очень разных книг
большой, как божий мир, библиотеки.
Мы – дети, что пытаются понять,
что есть любовь и сколько в ней от Бога.
Летим за солнцем и хотим обнять
его, не чувствуя ожогов.
* * *
Посвящается всем влюблённым
Пока не кончился мой сон
об этой жизни чёрно-белой,
любить меня – святое дело.
Ты – сумасшедшая Ассоль,
что платье красное надела,
пошив его из парусов.
Я – Грей, сбежавший в море страха
от несвободы-нелюбви.
У нас чудачество – в крови.
Земля, как чудо-черепаха,
что уплывает из-под ног,
и небо – синий осьминог –
укрыло шапкой Мономаха
подлунный мир, как добрый бог.
И мы с тобой – два странных тела,
с орбит своих давно слетели,
неопалимой купиной
горим на весь простор земной.
Читайте нас: