Юрий Анатольевич Андрианов (1953 – 2007). Первый главный редактор журнала «Бельские просторы». Салават Венерович Вахитов родился 6 июня 1961 года. Работал отвественным секретарем журнала «Бельские просторы». Николай Леонидович Грахов родился 26 ноября 1946 года в Уфе. Возглавлял отдел поэзии журнала «Бельские просторы». Роберт Васильевич Паль родился 15 апреля 1938 года. Работал заместителем главного редактора журнала «Бельские просторы». Айдар Гайдарович Хусаинов родился 28 февраля 1965 года. Работал редактором в отделе публицистики журнала «Бельские просторы». Светлана Рустэмовна Чураева родилась 13 июня 1970 года. Работает заместителем главного редактора журнала «Бельские просторы». Станислав Петрович Шалухин (1952–2002). Работал редактором отдела поэзии журнала «Бельские просторы». Рамиль Хамитович Шарипов (1969–2012). Работал ответственным секретарем журнала «Бельские просторы». Газим Газизович Шафиков (1939–2009). Работал заместителем главного редактора журнала «Бельские просторы».
Кто нас согреет в яростные стужи?
Серебряные мёртвые метели
Над голубым дрожанием снегов,
Качается у тёплых губ младенца,
В нём бьётся много сердца
На все свои весенние лады.
С лучами света тёплого в руках
СОНЕТ ДЛЯ ДЕВОЧКИ ИЛЬМИРЫ
Когда огонь, похищенный с небес,
Вошел теплом в сырые наши души,
Тогда и Бог нам стал почти не нужен,
И он ушёл. И радовался бес.
Мы ж по привычке жаждали чудес,
Не берегли костра, и он потушен.
Кто нас согреет в яростные стужи?
Простит ли нас Создатель наконец?
И вот теперь (не правда ли, Ильмира?)
Мы оттого все бродим одиноко,
Что не постигнем строгого урока,
А терпеливо ждем добра и мира
Со стороны. А нам и невдомек:
Божественный в нас тлеет уголек.
Над телом замёрзшей птицы
сквозь перья врастают в снег.
коль призрачны сердцу Ниццы?
Так стоит ли в стены биться
В скрип снега застыв подошвой,
скривившись от жизни пошлой,
оставшейся где-то, прошлой,
не справившись с этой ношей,
крикливой и суматошной, –
того, о чём кровь кричала,
того, о чём ночь молчала,
брёл смутно, куда влекло…
Замёрзнуть в снегах как птице,
молчать, и не шевелиться,
и ждать, что зима продлится,
вновь – праздник, торты, корица,
Терпи, душа моя, терпи, –
Уже светлеет даль и близь,
Трудись, душа моя, трудись,
Ликуй, душа моя, гордись:
И пусть не все мечты сбылись,
Идём, предчувствием дыша, –
Любую женщину я встречу как свою,
И дам ей кров под небом лучезарным.
Мы встретились, как будто день базарный
Окончился. Мы на его краю.
Готовь ночлег, хозяюшка, родная,
Раз делать нечего, остались мы с тобой.
И если мы живем не умирая,
То мы полны живучею судьбой.
Любую женщину я встречу как свою.
Уходит век короче дуновенья,
Горит костер, трещат его поленья.
Мы засыпаем. Встретимся в раю.
Мы встретимся, бесценная жена.
Когда душа к душе мы встанем оба,
Ты скажешь мне, что и до крышки гроба
Ты не была ничем обделена.
Бог по России ездит на маршрутке:
Войдёт с людьми в обычный стылый ПАЗ
И сядет так – не сыщешь промежутка,
Где царь небесный втиснулся меж нас.
Он по России ездит без мигалки –
Лишь образок на лобовым стекле
Автобуса, что нанят в катафалки
И катит по застуженной земле.
В нём Бог сидит, никем не обнаружен, –
Там, где прикрыт картонкою маршрут.
На иней дышит на стекле, и души,
Тепло почуяв, грешные, текут.
Ещё Он по ночам приходит часто:
Пройдёт, проверит Бог, как люди спят,
И в тайне от церковного начальства
Благословляет присмиревших чад.
И в скверах, и у подъездов,
деревья стоят в подвесках
Ты веришь ли в гибельность сроков,
двоящихся в них и во мне?
Ты веришь ли в жизненность токов,
Ты слышишь ли звон неизбежный,
что чудится в каждом из нас,
кто ставит будильник прилежный
на синий предутренний час?
Твердой рукой уверенного в себе человека
Изображены самолеты и танки,
Падающие картинно (как у Верещагина) солдаты,
Домик запечатлен? Как сейчас помню,
«Нарисуй домик с окошком».
Мораль: чужие слова накладывают отпечаток.
Я замер на развилке двух дорог,
Где ветер их, как косы, заплетает.
Мне показалось: дух мой обитает
Над головой, как ангел, одинок.
Я весь дрожал, как огненный листок,
Среди берез поникших и осинок;
Я свесил с крутояра мокасины
Своих босых, сведенных болью ног.
К языческим богам, бродившим где-то
Меж облаков, средь темени и света,
Где мать моя всходила на крыльцо
Счастливых дней, таивших торжество
Или, напротив, в даль своей кончины,
Поняв и тайный смысл Первопричины,
И скрытый знак рожденья своего.
А мой отец еще был далеко,
Хотя уже и простирал ей руки.
И их судьбы все радости и муки
Читались мной и просто, и легко.
Но я стоял, не зная ничего,
Как ствол багряно рдеющей рябины,
И мне казалось: пенные глубины
Вселенной бороздят мое чело.