Алексей Яковлевич Смирнов родился 4 ноября 1941 года (по паспорту – 10 февраля 1942 года). Умер 9 апреля 2010 года. Работал на производственном объединении «Салаватстекло», откуда в 2000 году ушел на заслуженный отдых. Публиковался в СМИ Республики Башкортостан. Лауреат премии журнала «Бельские просторы» за 2003 год.
А на улице нынче морозище.
У соседа авто не заводится.
Ртуть в термометре села под нуль.
Кот прилег на меха батарейные,
Как упившийся вдрызг гармонист.
И сосульки узором затейливым
Потянулись вершинами вниз.
А вчера еще дождик наяривал,
Чуть не плача, мужик уговаривал,
«Не морозить его и коня».
О ГОСПОДИ, БУДЬ МИЛОСТЛИВ
О Господи, будь милостив,
Наши толк в чаях не знали:
Пили чай отец с Ульмясом,
Ведь из них никто не падал,
«Ты чего смастерил? – мужики зубоскалят. –
И изба не изба, и шалаш не шалаш.
Кот погреться залезет – и крышу завалит.
Ну, а дождь или вьюга, тогда ты куда ж?».
Но зимою голландка моя задымится.
Станет весел и ласков любой уголок.
Серый ворон на теплой трубе приютится,
На чугунной плите закипит котелок.
И Есенин ударит казацкою трубкой.
Выбьет пепел и бросит в поющий огонь,
И расправит ладони над теплою грубкой,
Спросит: «Где тут у вас продают самогон?»
Почитаем друг другу стихи до рассвета.
За окошком метель заведет канитель.
Мы простимся и, снова он станет портретом.
Ну, а я в одинокую лягу постель.
Печальная кукла сидит на шкафу,
Глядит в телевизор, устала.
Хозяйка уехала в город Уфу:
А кукле труднее: она не растет,
И в садик, и в школу не ходит.
Солдат оловянный ей письма не шлет,
Наверное, снова в походе.
Хозяйке полегче: родители все ж
Деньжонок немного скопили,
На службу хозяйкин жених не пойдет,
Мальчики снежную бабу слепили
И, с наклонившейся ветки схватив
Мерзлую ягоду красной рябины,
Спрятали в бабьей холодной груди.
Что натворили, мальчишки-негодники?
Снежная баба, да с сердцем в груди,
Сразу влюбилася в нашего дворника,
Что по утрам здесь с метлой проходил.
Он для нее даже слова не молвил,
Слова не молвил и песни не спел,
И от волнения носик морковный
У растерявшейся бабы краснел.
Как ей хотелось услышать: «Любимая!».
И, безответно всю зиму прождав,
В лужу растоплена сердцем рябиновым,
Люди же думали, что от дождя.
Кошки по-кошачьи и воспитаны
И котят такими же растят:
Колбасу с названьем «Аппетитная»
Вот они, привычки древней дикости:
Все съестное пробовать на нюх.
Не желают кошки: «Накось – выкуси»,
Есть бумажно-соевый продукт.
Эй, вы люди, умные создания,
Чтоб смелей идти на Божий суд.
Хватит вам придумывать названия,
Я морковь продавала во вторник,
И рублей насшибала таких,
Что тебе не заплатят за сборник.
Вяжет баба морковку в пучки,
В небольшие пакетики вяжет,
Съехал на ухо белый платок,
И ручонки трясутся по-скряжьи.
А тебе платят, как соизволят.
У тебя, может, больше ума.
У меня же деньжонок поболе.
Я не знаю, чего ей сказать,
Ослепленной рублевой любовью,
Если ей восклицательный знак
Тоже кажется мелкой морковью.
Тротуары здесь ровные-ровные,
Не споткнуться тебе, не упасть.
Будто все мы родные по крови,
Так о нас здесь заботится власть.
Рестораны для нас и столовые,
Водостоки красивые с крыш,
И Китай нас снабжает обновами,
Телевизоры с песнями-плясками,
А напротив любимый диван.
И реклама с такими лекарствами,
Что бессмертным ты станешь, Иван.
Мы в ответ на такое-то благо –
Как же нас, подлецов, не бранить? –
На клочках пожелтевшей бумаги,
Просим нас в деревнях хоронить.