+12 °С
Дождь
Все новости
Поэзия
7 Февраля 2018, 19:07
№1.2018. Иванова Светлана. Колыбельная зимы. Стихи
Светлана Викторовна Иванова родилась 20 октября 1994 года в Уфе. Студентка УГАТУ. Участник поэтических слэмов «Унылая пора?» и «Владей языком!». Альтернативный победитель Уфимского фестиваля университетской поэзии «Мяуфест – 2014» по версии журналов «Гипертекст», «Персонаж: тексты о текстах» и «Бельские просторы», обладатель Гран-при фестиваля университетской поэзии «Мяуфест – 2017». Лауреат журнала «Бельские просторы». Время придёт, кожа снова с меня облезет: Пересменку не спи, собирай на липкое дрязги. Если тысячу раз назовут железной – В тысяче первый лязгнешь.
Светлана Викторовна Иванова родилась 20 октября 1994 года в Уфе. Студентка УГАТУ. Участник поэтических слэмов «Унылая пора?» и «Владей языком!». Альтернативный победитель Уфимского фестиваля университетской поэзии «Мяуфест – 2014» по версии журналов «Гипертекст», «Персонаж: тексты о текстах» и «Бельские просторы», обладатель Гран-при фестиваля университетской поэзии «Мяуфест – 2017». Лауреат журнала «Бельские просторы».
Светлана Иванова
Колыбельная зимы
* * *
Время придёт, кожа снова с меня облезет:
Пересменку не спи, собирай на липкое дрязги.
Если тысячу раз назовут железной –
В тысяче первый лязгнешь.
Пересменку не спи, собирай на липкое дрязги.
Если тысячу раз назовут железной –
В тысяче первый лязгнешь.
Откажешь однажды участи быть ведомой,
Снизу вверх на тебя посмотрят – удержишь планку?
Поди объясни, как в своем же доме
Числиться самозванкой.
Прибьется к тебе усталый, вручает сердце,
Ходишь потом, не знаешь, как оправдаться:
Внутри ведь ни уголька согреться,
Ни точки в конце абзаца.
Ходишь потом, не знаешь, как оправдаться:
Внутри ведь ни уголька согреться,
Ни точки в конце абзаца.
Город весну встречает собачьим воем,
Смотришь, как солнце катится по наклонной.
В колыбели ладоней моих чужое
Сердце бормочет сонно.
Мне высоко и страшно, и ветры душны,
Но силы ищу гореть, не играть в прятки...
Ведь пока ты меня слушаешь,
Все в порядке.
Но силы ищу гореть, не играть в прятки...
Ведь пока ты меня слушаешь,
Все в порядке.
* * *
Смотри, мы бежали, а вслед нам неслось «Убей».
Жрали от голода кошек и голубей,
А сверху Гаврила дудел на своей трубе,
Бросая по следу все новых крылатых пешек.
Люц, это глупо – вечность бродить вот так,
Шарахаясь подворотен, детей, собак.
У тварей отцовских дырка в груди с кулак,
Чего так трястись над теми, кто сразу грешен?
Шарахаясь подворотен, детей, собак.
У тварей отцовских дырка в груди с кулак,
Чего так трястись над теми, кто сразу грешен?
После напишут: «Мерзавец и словоблуд,
Предал Отца, саботировал Высший суд...»
Покажешь пернатым палец – всего сожрут,
Заляпав кровавым одежды белее снега.
Давай соберем оппозицию в after-party –
Всем несогласным места под Раем хватит!
Забудь про папашу, Люц, и про бывших братьев,
Нам нужен план. И в этот раз – не побега.
* * *
Источник рыданий спрятан в любых домах:
сокращения диафрагмы провоцирует липкий страх,
как тиран-любовник, выкручивающий руки.
сокращения диафрагмы провоцирует липкий страх,
как тиран-любовник, выкручивающий руки.
Бытие начинается с невыразимой скуки,
глухой нутряной тоске обучают с детства,
отчаяние вручается по наследству
от матери – дочке.
Преемственность поколений
легковычислима: мелко дрожат колени,
лицами прошлого красят в квартире стены,
а вместо счастья баючат его подменыш.
Что им сделать с собою, Господи, сделать что
в этой клетке тупых условий, чертовом шапито,
если право на чудо куплено сценаристом?
Без перемен лишь одно им возможно выстрадать –
трагичный финал известный во все века.
трагичный финал известный во все века.
Поэтому, милый, пускай не дрогнет твоя рука.
Колыбельная зимы
Смотри, мой хороший: здесь ночь, шелестит камыш и всякая птица спит – только ты не спишь. Звери свернулись в норах, баючат сны, такие, в которых не нужно под ветром стыть, такие, в которых беда не скребет порог, в которых не нужно бежать, наедаться впрок... Баючат, лелеют, когтями вцепившись в мех: «Не приходи к нам, солнце, для нас ты страшнее всех, не приходи к нам, светом своим не жги, пусть рыбы замрут навечно во льду реки, птицы забудут песни, а звери – бег, пусть эту землю бесшумно укроет снег. Будет покой, безвременье, тишина – и не найдется кто-то счастливей нас».
Представь, мой хороший: ни ужаса, ни войны, застыли в лесу деревья, вьюгой окружены, звезды свернулись между небесных лап, всякая боль утихла, беда ушла.
Спи, мой хороший, во сне даже смерти нет...
Завтра никто не выйдет встречать рассвет.
* * *
За что нам любить тебя, Боже, скажи, за что?
Мы кричим в темноту, обливаемся пустотой,
Мы боимся, что нас оставили, как сирот,
Что любая молитва – оглушительное зеро...
Но как не любить, если Бог произрос из нас?
Мы друг другу Спасители – каждый кого-то спас,
Мы – священное триединство воли, любви, идеи,
Каждый сам себе мрамор, скульптор и Галатея.
Не туда мы орали, плакались и писали,
Не Господь нас покинул – бросили себя сами.
День ото дня толпа голосов редела…
Мы кричим в темноту, обливаемся пустотой,
Мы боимся, что нас оставили, как сирот,
Что любая молитва – оглушительное зеро...
Но как не любить, если Бог произрос из нас?
Мы друг другу Спасители – каждый кого-то спас,
Мы – священное триединство воли, любви, идеи,
Каждый сам себе мрамор, скульптор и Галатея.
Не туда мы орали, плакались и писали,
Не Господь нас покинул – бросили себя сами.
День ото дня толпа голосов редела…
Но вот моя вера.
У веры той нет предела.
У веры той нет предела.
Слышишь ли, Отче?
Нет у нее предела!
Нет у нее предела!
И пускай износилось тело, а голос – тих,
Говорят, помогает молитва. У меня за молитву – стих.
И я верую.
Слышишь?
Верую
в нас
самих.
И вот ты становишься черным как антрацит,
твердым как углерод,
острым как куркума.
У тебя подрастает дочь или, может, сын,
резко очерчен рот,
щурится глаз сурьма.
Ты становишься белым как молоко,
мягким как козий сыр,
терпким как розмарин.
Под сердцем мягко звучит аккорд,
с ним резонирует мир,
и будет так до седин.
мягким как козий сыр,
терпким как розмарин.
Под сердцем мягко звучит аккорд,
с ним резонирует мир,
и будет так до седин.
Ты становишься алым как августовский арбуз,
хрустким как он же,
сладким, в полосках жил.
Корка растрескается, сползет, обнажая вкус,
ветер почует кожа,
И тогда станет ясно, зачем ты жил.
хрустким как он же,
сладким, в полосках жил.
Корка растрескается, сползет, обнажая вкус,
ветер почует кожа,
И тогда станет ясно, зачем ты жил.
Чтобы тебя изжить, не хватит водки и табака.
Остается просить, одергивать за рукав,
Чтобы Создатель не делал больше таких лекал,
По которым сущность твою кроил, не назначив цель.
Остается просить, одергивать за рукав,
Чтобы Создатель не делал больше таких лекал,
По которым сущность твою кроил, не назначив цель.
Тебя не укажут в титрах, себе не льсти.
Злая циничность – слишком попсовый стиль.
Тебя не залечит, не спрячет в своей горсти
Ни одна из мявших ночами твою постель.
Злая циничность – слишком попсовый стиль.
Тебя не залечит, не спрячет в своей горсти
Ни одна из мявших ночами твою постель.
Залихватская хмельность, карикатурная наглеца,
Вечный ребенок, не-выросший без отца,
Избалованный мальчик, точеный овал лица,
Питер Пэн, привыкший к посвисту лезвия и стрельбе.
Вечный ребенок, не-выросший без отца,
Избалованный мальчик, точеный овал лица,
Питер Пэн, привыкший к посвисту лезвия и стрельбе.
Чем сердце твое мертвее, тем проще обжиг.
Когда кажется, что никакая боль снять броню не сможет,
Соскользнет словно масло с влажной соленой кожи...
Но вот слова мои будут вечным клеймом на твоем ребре.
Когда кажется, что никакая боль снять броню не сможет,
Соскользнет словно масло с влажной соленой кожи...
Но вот слова мои будут вечным клеймом на твоем ребре.
* * *
В последний раз предлагаю: сядем, поговорим. Я устала орать во тьму среди тысяч молчащих рыл, не блаженная, не святая, не юродивый-пилигрим…
Ты учил подставлять щеку – сам руками лицо закрыл.
Хочешь паствы смиренной – личный подай пример. Вот, получилась я, а растил-то кроткую мышь! С яблони – яблоко, здесь не выпросить полумер.
Ты завещал не лгать – не поэтому ли молчишь?
Другим разрешил ненавидеть – мне и того не дал, оставил давиться болью под сотней не снятых кож, любая попытка вскрыть себя – осуждение и скандал.
Ты сказал «не убий» – и загнал мне под ребра нож.
Отче, найди же смелость ответить хотя бы раз, сними с покореженной глотки догматов стальную нить! Бесполезный жестокий идол, что никого не спас, ты просил возлюбить врага...
Читайте нас:
© 1998-2024, «Бельские просторы» - литературно-художественный и общественно-политический журнал. Издается с декабря 1998 года. Относится к категории «литературных толстяков», таких, как «Новый мир», «Наш современник», «Знамя», «Дружба народов», «Урал».
Передавая рукописи в редакцию журнала, авторы соглашаются с условиями договора оферты, размещенного на сайте belprost.ru. Рукописи не рецензируются и не возвращаются. Редакция не вступает в переписку с авторами. Положительное решение сообщается. Мнение редакции не всегда совпадает с точкой зрения того или иного автора. При перепечатывании материалов ссылка на «Бельские просторы» обязательна.
____________________________________________________________________________
Свидетельство о регистрации средства массовой
информации ПИ № ТУ 02-01564 выданное
Управлением Федеральной службы по надзору
в сфере связи, информационных технологий
и массовых коммуникаций по Республике
Башкортостан от 31 октября 2016 года.
Главный редактор: Горюхин Юрий Александрович
_________________________________________________________
Единый телефон доверия для детей, подростков и их родителей: 8-800-2000-122 (звонок бесплатный и анонимный для всех жителей России).
Телефон доверия Республики Башкортостан: 8 (800) 700-01-83.
Телефон психологической поддержки детей и родителей: 8-800-347-5000.
Телефон
(347)292-77-62
Эл. почта
Адрес
450079, Республика Башкортостан, г. Уфа, ул. 50-летия Октября, 13, 9 этаж, каб. 912, 923
Рекламная служба
(347)292-77-62
Редакция
(347)292-77-62
Приемная
(347)292-77-62